Смысл жизни и благоговение перед ней

К осознанию смысла жизни человека приводят философские размышления о цели и предназначенности такого дара человека, как жизнь. Вместе с тем это регулятивное понятие, помогающее человеку достойно и осмысленно прожить свои годы. В любой развитой мировоззренческой системе — религиозной, философской или этической — существуют свои представления о том, что такое жизнь и каков ее смысл. Есть и самые разные ответы на трудные вопросы: в чем основная истина жизни? В чем ценность жизни, в чем ее цель, ее смысл? Тысячи ответов дает на эти вопросы человек. Но в истории философии можно выделить два концептуально различных подхода к проблеме предназначенности человеческой жизни. В одном случае смысл человеческого существования усматривается в моральных нормах земного бытия человека. В другом случае философы пытаются определить ценность человеческой жизни через разные представления об ином, загробном мире. В некоторых концепциях жизнь рассматривается как предопределенный сценарий. В ряде концепций признается решающая роль свободной воли, которая и определяет возможность человеческой жизни. Наконец, поискам смысла жизни противостоит идея бессмысленности человеческих надежд и действий, бесполезности жизни, которая тоже осмысливается философами.

В древнекитайской этике значимость человеческой жизни во многом определялась идеалом внутренней свободы, который получил развитие в учениях ранних конфуцианских и даосских мыслителей.

Древнегреческий философ Аристотель создал этическую науку, которая, как он считал, не зависит от политических обстоятельств. Именно она дает практические рекомендации, как достичь счастья и осмысленности жизни. Аристотель отмечал, что одни считают счастьем добродетель, другие — рассудочность, третьи — известную мудрость. Счастье в концепции античного мудреца рассматривалось как высшее и прекрасное благо, которое доставляет удовольствие.

Представители эвдемонизма¹ утверждали, что счастье является высшей целью человеческой жизни. Таков был один из основных принципов древнегреческой этики, тесно связанной с сократическим идеалом внутренней свободы личности, ее зависимости от собственного внутреннего мира. Таков же был и эпикурейский^[1][2] вариант интерпретации смысла человеческой жизни.

В противовес этой версии стоики учили, что жизнь человека драматична, подчас окрашена в трагические тона. Удел человека — мужественно вести себя перед реальной угрозой беды, катастрофы, лишения, смерти. Чем это обусловлено? Тем, что смысл жизни, по мнению стоиков, определен природой мироздания, велением Творца, законами социальной истории.

Русские религиозные философы считали, что нравственное достоинство человека и его нравственная свобода определяются не тем, как он сам понимает нравственность и свободу, а тем, как это предустановлено свыше. Получалось, что человек должен подчинять свою жизнь поставленной ему запредельной цели. Свобода дает ему возможность подчинить свою жизнь верховному благу.

В Европе место и перспективы человека в мире, стратегию его поведения и высшие цели определяла христианская мораль. Согласно христианству, человек должен стать внутренне свободным, достойным свободы и вечной жизни. Религиозный смысл земной истории человечества заключается в искуплении грехов и в спасении мира. Философы эпохи Возрождения во многом отступили от этих принципов. Они полагали, что смысл человеческой жизни надо искать в самом человеческом существовании, а не в Божиих «распоряжениях». Кант при истолковании смысла жизни обращался к обязательным нравственным законам, нравственно-разумной природе человека, одинаковой у всех. В философии Гегеля человеческая жизнь лишь в том случае обретает смысл, если она служит орудием саморазвития и самопознания человеческого духа.

В современных социальных теориях смысл жизни по-прежнему нередко усматривается в реализации внеисторических, т. е. Божественных, задач либо, напротив, в достижении потребительских стандартов и индивидуального благополучия. Некоторые философы провозглашают бессмысленность и абсурдность любой деятельности ввиду отсутствия в ней какой-либо очевидной направленности. Отдельные философы вообще отрицают возможность достоверного точного ответа на вопрос о том, в чем же заключается смысл жизни.

Оказывается, эта проблема во многом зависит от сущности человеческой природы. Философов тревожит тот факт, что XX в. продемонстрировал разрастание агрессии и насилия, обнажив феномен разрушительности в человеке. Э. Фромм не случайно назвал свою работу «Анатомия человеческой деструктивности», он показал, что ценность жизни может ускользать от человека…

Что касается другой тенденции, сторонники которой отрицают, что человек обнаруживает огромное, неистребимое жизнелюбие, то эту тенденцию мы наблюдаем у любой живой материи вокруг нас: у травы, которая сквозь камни ищет свой путь к свету и жизни; у животного, которое борется до последнего, чтобы избежать смерти; у человека, жизнелюбие которого подчас побеждает тяжкие недуги, причем как индивидуальные, так и социальные.

По мнению Фромма, любовь к жизни лежит в основе различных версий гуманистической философии. Эти версии, считает он, хотя и имеют непохожие системы понятий, проникнуты тем же духом, что и философия нидерландского мыслителя Бенедикта Спинозы. Они утверждают: здоровый человек любит жизнь, печаль является грехом, а радость — добродетелью; цель человеческой жизни — ощущать влечение ко всему живому и отказываться от всего мертвого и механического.

Многие философы ставили вопрос о развитии любви к жизни, о свободе созидания, о создании необходимых предпосылок для полного обретения смысла жизни. В этой системе рассуждений подчеркивалось величие человека, благородство его натуры, способность откликаться на чужую боль, трепетно относиться к жизни в целом.

Но мыслители не могли не обратить внимания и на способность человека губить жизнь. Современные открытия в области философии заставляют человеческое сообщество с большим тщанием продумать эту проблему. Природа задала нам мучительную трудноразрешимую загадку: как объяснить тот факт, что среди нас есть нелюди, о чем мы действительно начинаем догадываться. Мы еще не знаем, как быть с этим открытием. Конечно, можно рассуждать следующим образом: раз они не такие, как мы, их надо уничтожить. Но не исключено, что это может быть голосом той же самой «криминальной» крови.

Иной может сказать: что туг особенного, так было всегда. Разве толпы в Древнем Риме не рукоплескали, когда гладиаторы убивали друг друга? Или разве язычникам не доставляло неизъяснимую радость, когда первых христиан, завернутых в промасленные ткани, превращали в пылающие факелы? Подобные примеры говорят о том, что человеческая жизнь в истории редко представляла собой особую ценность.

Но можно выстроить и другой ряд примеров. Н. Кузанский проповедовал религиозную терпимость по отношению ко всем людям. Многие философы учили, что любовь — это краеугольный камень всего творения. Этики отдавали предпочтение альтруизму — способности любить другого человека и бескорыстно помогать людям. Человечество с презрением осуждает палаческие идеи и практику истребления людей.

Сегодня среди философов обсуждается еще одна версия происхождения человека. Оказывается, неандерталец вовсе не является прямым предком человека. Эволюционная нить живого и разумного много раз прерывалась. Известный отечественный психолог Б. Ф. Поршнев считал, что человека как единого вида просто нет. Внутри человеческого сообщества, полагал он, существует по крайней мере два совершенно разных подвида с противоположными психогенетическими комплексами: подавляющее большинство составляет стадо, а остальные — это хищники…

Согласно данной теории, прачеловек был плохо укоренен в природе, он не был хищником. Однако внутри предчеловеческого рода произошла какая-то катастрофа. Мы не знаем ее природы, но в результате получилось так, что человекообразные животные стали поедать себе подобных. Сформировался хищный вид — сверхживотное. Этот вид составляли предки первоубийц и людоедов. К ним примкнули агрессивные приспособленцы. Они стали подражать сильным животным, которые не знают ни угрызений совести, ни жалости, ни нравственных терзаний. Жестокость и хитрость — вот характерные черты их поведения.

Ф. Ницше еще в прошлом веке обнаружил такие признаки поведения у людей. Он отметил стадное чувство большинства людей и бросающиеся в глаза проявления хищности у власть имущих. Можно предположить, что и в современном человечестве существуют люди с противоположными психофизическими генотипами¹. Не зря иные философы утверждают, что власть — это обнаружение хищного поведения.

Наличие столь удручающей картины сразу вызывает естественное желание улучшить человеческую природу. Может быть, проще выявить этих нелюдей еще до того, как они совершили преступление, и уничтожить их? Один из исследователей предлагает именно такой путь. Он даже показывает, что отдельные народы, которые бессознательно прошли этот путь «очищения», уже близки к благоденствию…^[3][4]

Выходит, к чему бы ни стремился человек, он все равно остается убийцей во всех своих проявлениях. Но, может быть, нам поискать иные пути? Например, обратиться к морали — редчайшему феномену, показывающему то, как должны поступать люди. Может быть осознать, наконец, какую огромную роль в судьбе человечества играет нравственность? Если она будет попрана, люди превратятся в стадо. Все святыни будут утрачены…

Между тем в современном обществе мораль все чаще оказывается ненужной. Обсуждая преступные деяния политических деятелей, мы толкуем о целесообразности этих деяний. Обосновывая рыночные отношения, одновременно насаждаем хищничество. Анализируя общественные события, охотно отвлекаемся от нравственных оценок участвующих в них субъектов. Сугубо взыскательного человека, слушающего голос совести, почитаем за чудака. Может быть, мы становимся заложниками неких сверхживотных нелюдей? Те, у кого есть совесть, т. е. вообще нравственное чувство, должны осознать наконец, свое кровное родство. Без такого сплочения человечество может погибнуть.

Возможно, все эти рассуждения в значительной мере мрачны. Но что делать? Философия и существует для того, чтобы отрезвлять мысль. Можно бесконечно повторять слова М. Горького, что человек звучит гордо, и это будет правильно. Но нужно видеть и действительную парадоксальность человеческого поведения. Да, как говорила героиня французского народа Жанна д’Арк, человек злобен и мерзок. Но вот наступает миг. И тот же самый человек бросается под скачущую лошадь, чтобы спасти чужого ребенка.

Многие философы, в том числе Ж.-Ж. Руссо, К. Ясперс, Э. Фромм, А. Швейцер, правомерно в своем творчестве опирались на лучшие черты, качества человека. Они писали о высотах человеческого духа, о необыкновенном стремлении человека к совершенству. Разве не способен человек на милосердие? Во все времена люди демонстрировали способность к состраданию. Для Л. Н. Толстого в недрах жизни нет никакого мрака, никаких чудовищ. Есть только светлая тайна, которую человек радостно и восторженно стремится разгадать.

Во все времена люди демонстрировали способность к жертвенности. Они добровольно принимали на себя страдания близких и дальних. Христианство вообще исповедует готовность человека принести себя в жертву ради спасения жизни, ради торжества добра, во имя самого человека.

Вернемся еще раз к идее Швейцера. Человек и мир соотносятся друг с другом. Это и рождает благоговение перед жизнью. О мире человек знает только то, что все живущее, как и он сам, демонстрирует волю к жизни. К этому миру человек может проявить пассивное или активное отношение. С одной стороны, он подчинен тому ходу событий, в соответствии с которым протекает всеобщая жизнь. Но, с другой стороны, он способен влиять на жизнь, разрушая ее или, наоборот, активно поддерживая.

Жизнь бесценна. «Живая жизнь не может быть определена никаким конкретным содержанием. В чем жизнь? В чем ее смысл? В чем ее цель? — спрашивал В. В. Вересаев. — Ответ только один: в самой жизни. Жизнь сама по себе представляет высочайшую ценность, полную таинственной глубины. Всякое проявление живого существа может быть полно жизни, — и тогда оно будет прекрасно, светло и самоценно; а нет жизни — и то же явление становится темным, мертвым, и, как могильные черви, в нем начинают копошиться вопросы: зачем? Для чего? Какой смысл? Мы живем не для того, чтобы творить добро, как живем не для того, чтобы бороться, любить, есть или спать. Мы творим добро, боремся, едим, любим, потому что живем»^[5].

* * *.

Когда человек задумывается о тайне своей жизни и о тех связях, которые соединяют его с жизнью, у него неизбежно рождается иное отношение к жизни. Это не может не привести к этическому самоутверждению. Да, жить человеку станет труднее, чем раньше, когда он жил лишь для себя. Но в то же время его жизнь станет богаче, прекраснее и счастливее. Ведь человек будет не просто жить. Он будет по-настоящему чувствовать жизнь.

Для человека действительно нравственного любая жизнь священна. Универсальная этика благоговения перед жизнью рождает сострадание не только к другому человеку, но и к животным, ко всему живому. Жизнеутверждающая позиция в целом неизменно порождает оптимистическую волю и надежду.

• [1] Эвдемонизм (от греч. слова «блаженство») — этическое направление, представители которого рассматривают блаженство, счастье как мотив ицель всех человеческих стремлений.
• [2] Эпикурейство (эпикуреизм) — учение древнегреческого философаЭпикура, основанное на разумном стремлении человека к счастью.
• [3] Генотип — совокупность всех наследственных факторов организма.
• [4] См.: Диденко Б. Хищная власть. Зоопсихология сильных мира сего.М. 1997.
• [5] Вересаев В. В Живая жизнь. С. 125.