Степень сознания как психологическое и как метафизическое вспомогательное понятие

Эмпирическая психология имеет право предполагать сознание лишь там, где вследствие вышеуказанной непрерывности внутренних процессов, делающей отдельный духовный процесс доступным внутреннему замечанию, сознание становится допускающим констатирование субъективно, или при посредстве определенных объективных признаков. Поэтому психологическое понятие сознания имеет лишь относительное значение. Так как прямое констатирование сознания требует в качестве своего предварительного условия относительно обширных временных связей духовных состояний, то нельзя допустить, чтобы это допускающее прямое констатирование на основании непосредственных субъективных восприятий или недвусмысленных телесных проявлений жизни сознание вообще обнимало собой все те духовные процессы, из которых слагается индивидуальная душевная жизнь. А потому и это относительное понятие сознания наводит на мысль о применении понятия степени сознания, о которой, согласно вышеизложенному, можно судить частью по различной ясности психических процессов, частью по различной продолжительности последующего действия этих процессов, в качестве вспомогательного понятия для дополнения эмпирической связи психологических фактов. В особенности же мы будем иметь право всюду допускать, что какие-либо психические элементы, ускользающие от нашего наблюдения, только с уменьшенной степенью ясности имелись налицо в таких случаях, где на их наличность указывают косвенные свидетельства или где специальные условия явлений делают вероятным затемнение таких элементов. В действительности мы очень часто встречаем сочетание обоих этих моментов в тех случаях, где связь фактов указывает нам на определенные психические процессы или на факторы таких процессов, которые не допускают прямого констатирования уже вследствие тех комбинаций, которые они образуют. Сюда принадлежат, например, элементарные ассоциации, которые мы должны положить в основу образования всех наших чувственных восприятий. Существование их мы должны допускать на основании тех свойств, которые представляют сложные восприятия. Но сами они даны нам не непосредственно, а лишь в тех сложных продуктах, в состав которых они входят. Поэтому эти процессы всегда остаются до известной степени гипотетическими. Они подобно всем гипотезам применяются для того, чтобы дать чуждое противоречий объяснение связи опыта; но сами они не даны в опыте непосредственно. Сюда во многих случаях относятся уже верхние тоны какогонибудь звука, которые оказывают некоторое влияние на тембр, даже если сами они и не распознаваемы как тоны. Аналогичное же применимо в еще большей степени к допускаемым для объяснения пространственного распорядка местным знакам, которые, хотя эмпирически они и намечены в определенных, зависящих от места впечатления различиях качества ощущения, но далеко не могут быть констатированы в той тонкой градации, в которой они предполагаются теорией. Наступающее слияние элементов с возникающим продуктом — в первом случае со звуковым представлением, во втором с остальными элементами экстенсивного распорядка впечатлений — объясняет такое понижение степени сознания. Но в то же время актуальное действие, оказываемое упомянутыми не столь ясно сознаваемыми элементами на продукты психического синтеза, убедительно доказывает, что они действительно сознаются. Ведь абсолютно нельзя было бы понять, каким образом, например, остающийся несознаваемым верхний тон оказывал бы влияние на тембр или каким образом он мог бы под влиянием внимания переходить в ясно сознаваемый, если бы с самого начала он не был дан нам в какой-либо степени сознательности. Аналогичным же образом обстоит дело и по отношению ко многим явлениям, при наблюдении которых мы должны умозаключить о деятельности некоторых ассоциаций, хотя мы и не в состоянии непосредственно констатировать последних: так, например, при узнавании какого-либо предмета по такому признаку, в наличности которого мы лишь потом отдаем себе отчет, или при так называемых «косвенных ассоциациях», когда какое-либо представление вступает в наше сознание по поводу какогонибудь другого представления, к которому оно, по-видимому, не имеет никакого отношения, и когда затем какое-нибудь третье представление или какой-нибудь процесс чувства, имеющий какое-либо сродство с обоими, оказывается во всяком случае бывшим налицо, но не ясно представляемым промежуточным членом.

Если при этом психологическом применении вспомогательного понятия пониженной степени сознания, пока оно должно признаваться законным, дело всюду идет лишь об эмпирическом предположении, с достаточной вероятностью вытекающем из связи данных в наблюдении фактов, то речь принимает существенно иной характер, коль скоро то же самое понятие выступает в качестве метафизического вспомогательного понятия.

Метафизика задается целью определить сущность бытия и бывания (Geschehens), правда, всюду лишь на основании начинающихся в опыте рядов, но в то же время она стремится и продолжить эти ряды согласно присущей им закономерности за пределы опыта и связать их в единое целое, причем в качестве членов развиваемого таким образом ряда в духовной области ей прежде всего представляются степени сознания. Притом в этом случае ближайший мотив для идущего за пределы опыта регресса вытекает из косвенного признака связи состояний сознания. Так как внутреннее замечание, а также и развитие объективных признаков духовной жизни всегда связаны уже с относительно значительно развитой непрерывностью состояний, то, коль скоро мы вообще продолжаем начинающиеся в опыте ряды в соответствующем эмпирическому развитию направлении за пределы опыта, мы будет иметь право и предположить, что за теми пределами, в которых мы можем констатировать сознание, последнее уже встречается в более простых формах развития. Таким образом в качестве последнего предельного понятия, на котором останавливается это непрерывное ретроспективное прослеживание ступеней сознания, получится понятие сознания лишь мгновенного, то есть духовного процесса, при котором совершенно прекратилась внутренняя связь с другими процессами. Поскольку самое понятие сознания состоит в непрерывности духовных процессов, этот случай был бы единственным, в котором определенный процесс в абсолютном смысле пришлось бы характеризовать как «бессознательный». Но, так как и здесь опять-таки мы имеем не столько понятие противоположности ряду состояний сознания, сколько скорее понятие, служащее для последних предельным, потому и в этом метафизическом смысле употреблявшееся Лейбницем выражение исчезающей или бесконечно малой степени сознания, очевидно, представляется более подходящим.