Воспоминания М. М. Ипполитова-Иванова

«Род наш происходит от крестьян Костромской губернии», — так начинает свои воспоминания М. М. Ипполитов-Иванов^[1]. Эта ссылка на пролетарское происхождение, по-видимому, утверждение, необходимое для биографии «народного артиста советской республики». Однако, по счастью, Ипполитов-Иванов — крупный русский композитор, и такие вступительные реверансы не могут уменьшить ценности его книги. Да и пришел он к музыке не от сохи. Его дед и отец были заведующими мастерскими при Гатчинском дворце, а братья служили в дворцовом правлении. Все они были людьми интеллигентными и вращались в культурной среде Гатчины. Мать будущего композитора была очень музыкальной женщиной, и среди постоянных посетителей семьи Ивановых было несколько профессиональных музыкантов.

Михаил Михайлович был в семье самым младшим. Родился он в Гатчине 7 ноября 1859 года. С Гатчиной связаны и первое его воспоминание — воспоминание страшное. Когда ему не было еще двух лет, он упал в глубокий колодезь, расположенный в саду Ивановых. Чудесный случай: мальчик остался цел и невредим. Зато мать его заболела нервным расстройством, которым страдала впоследствии всю жизнь. Тем не менее, именно она оказала первое влияние на развитие сына, научила его читать, а также любить музыку. В Гатчине жил тогда Ломакин, основатель Бесплатной музыкальной школы, который и обратил внимание на выдающиеся способности мальчика. В восемь лет последний стал посещать эстонскую школу при лютеранской церкви, где детей учили и музыке. Заведующий школой священник применял при изучении нот «цветной метод», т. е. раскрашивал ноты в разные цвета; делал он это, однако, безалаберно: сегодня у него «до» было красным, а завтра синим. Все же мальчик скоро стал петь в любительском хоре. Тогда же он услышал в исполнении заводного органа марш из «Афинских руин» Бетховена, который и был первым большим музыкальным впечатлением его жизни. Вскоре он сам стал сочинять, не имея понятия о теории или гармонии. Мечтой его было стать дирижером. У его родителей гостил молодой норвежский писатель Иерсен, который прочел как-то свою повесть «Оле из Нордланда». Повесть эта до того понравилась Мише, что он решил писать оперу на ее сюжет. Осуществил он этот проект почти через пятьдесят лет.

Когда ему исполнилось десять лет, вышла замуж его сестра за С. И. Ипполитова, и молодожены переехали в Петербург. Они взяли с собой и Мишу, который в том же году поступил в музыкальные классы при Исаакиевской капелле. Учителями его там были: И. А. Чижов (хоровое пение), И. С. Любомудров (сольфеджио) и прекрасный скрипач —.

В. Г. Мансветов. Любомудров познакомил своего ученика с произведениями Чайковского, который стал его кумиром. Позже, когда Иванову разрешили дирижировать небольшим ученическим ансамблем, у него появился и другой кумир — Направник.

Самого малолетнего дирижера прозвали «Направник с маленькой буквы». Настоящего же Направника он часто видел, так как постоянно ходил в оперу, и образ талантливого дирижера навсегда врезался в его память. Направник обычно дирижировал без партитуры и дело свое знал прекрасно. От оркестра же требовал абсолютного повиновения. Однажды при представлении «Руслана и Людмилы» он допустил какую-то ошибку. Оркестр, отлично знавший оперу, сыграл правильно: казалось бы, Направник должен был только благодарить музыкантов. Вместо этого он сделал им замечание — если он ошибается, вина его, а оркестр исправлять его ошибки не должен.

В 1875 году Миша был принят в консерваторию по классу гармонии. Учился он так же сольфеджио в дополнительной группе проф. Рубца, не умевшего заставлять своих учеников работать. Обычным ответом ему было, что «такой-то без голоса и петь не может, так как он до пяти часов утра играл в карты». Поэтому в течение всего урока часто пел один Иванов, достигший в сольфеджио совершенства. Кроме того, директор консерватории Азанчевский, зачислил его еще в класс контрабаса, так как ему нужен был контрабасист для оркестрового ансамбля.

Через четыре года Иванов окончил обязательный курс и перешел в класс практического сочинения, который вел Римский-Корсаков. Последний познакомил начинающего композитора со своими друзьями из Балакиревского кружка, в частности, с самим Балакиревым, Бородиным и Лядовым. Мусоргский к тому времени в кружке уже не состоял. Балакирев любил ходить по церквам и прихватывал кого-нибудь с собою для беседы о бессмертии души: Иванову часто приходилось сопровождать его. Балакирев держался со всеми высокомерно, чем особенно обижал Римского-Корсакова. Лядову же он даже сделал замечание относительно цвета его галстука и был удовлетворен только тогда, когда тот купил себе другой галстук. Балакирев просматривал работы Иванова и весьма беспощадно критиковал их: «Это вы у шарманщика подслушали», — было его любимым выражением. Иванов многое менял, согласно указаниям Балакирева, что не всегда одобрял его учитель. «Это от лукавого», — говорил он, смеясь, заметив влияние Балакирева.

В последний свой консерваторский год Иванов сблизился и со многими литераторами. Еще раньше он бывал в Красном Роге, брянском имении А. К. Толстого. Автора «Князя Серебряного» он узнал, когда тот уже был в последнем градусе чахотки. Удушие часто мешало ему говорить, и он должен был становиться на колени и опускать голову на руки. В этой позе А. К. Толстой и умер. Летом 1881 года в Красном Роге, у вдовы поэта, гостили Фет и Соловьев. Последний был влюблен в племянницу Толстой, С. П. Хитрово, и переходил от припадков бурного веселья к мрачной меланхолии. Он собирался то идти в монахи, то поступать в гусары, над чем немало все потешались. В то лето около усадьбы Толстых появилась медведица, наводившая страх на окрестности. Однажды Иванов наткнулся в кустах на какого-то зверя и с криком «медведица» выбежал на дорогу. Там его встретил громким смехом Владимир Соловьев: вслед за Ивановым из кустов выбежала большая свинья.

Иванов не только веселился: в Красном Роге он закончил свое первое большое произведение, увертюру «Яр-Хмель». Зимою того же года фирма Д. К. Ратера впервые издала некоторые его пьесы, и по совету того же Ратера он присоединил к своей фамилии «Иванов» фамилию своей сестры и зятя «Ипполитов». Вскоре ждало его и новое музыкальное знакомство: у директора консерватории Давыдова он встретил Антона Рубинштейна. Рубинштейн был в то время высшим авторитетом петербургского музыкального мира. Хотя друзья Иванова по Балакиревскому кружку относились к нему несколько пренебрежительно, молодой композитор был Рубинштейном обворожен. «В нем чувствовался какой-то всесокрушающий тайфун, ураган, способный все разметать при малейшем сопротивлении». Слушая в его исполнении Бетховена, Иванов думал, что воскрес сам гениальный композитор.

Другим событием его жизни было знакомство с Достоевским. Последний должен был участвовать в спектакле в память А. К. Толстого. Решено было ставить «Смерть Иоанна Грозного», причем самого Грозного должен был играть Владимир Соловьев, а Достоевскому дали роль схимника. Репетиция с участием этих необычных актеров производили на присутствующих впечатление ошеломляющее. Достоевский начинал свой диалог с Грозным «тихим упавшим голосом, но когда он подошел к допросу, со слов „Царь, в твоих речах я истины не слышу“, голос его постепенно начал крепнуть, зазвенел, и я почувствовал, как мороз пробежал у меня по спине». Одну из репетиций пришлось отменить, так как Достоевский простудился. Думали, что эта простая отсрочка, но вышло иначе: через две недели Достоевского хоронили.

С Мусоргским Иванов познакомился тоже незадолго до его смерти. Автор «Бориса Годунова» к тому времени сильно опустился, одевался неряшливо, говорил только о себе. Однажды Иванов и Глазунов застали его в ресторане «Малый Ярославец». Мусоргский был совсем невменяем. Он обрушился на Рубинштейна, Балакирева, Римского-Корсакова, бранил их за излишнюю ученость, потом несколько раз воскликнул: «Надо творить, творить». После этого он посмотрел на Иванова сонным взглядом и вдруг спросил его: «А чем вы выводите пятна на визитке. Я, знаете, зеленым мылом — прелестно выводит». И замолчал. Это был первый приступ белой горячки, вскоре сведшей его в могилу.

Когда Иванов оканчивал консерваторию (вместе с Аренским и В. М. Зарудной, которая впоследствии стала его женой), РимскийКорсаков показал ему «Элегию на смерть героя» одного начинающего композитора, имени которого не назвал. «Элегия» производила впечатление мастерской работы, так что не верилось в то, что ее автор новичок. Иванов очень удивился, узнав, что этот автор его приятель — Глазунов, «маленький Саша». «Вот увидите, — ответил ему РимскийКорсаков, — что из этого маленького Саши со временем выйдет Александр Великий». Предсказания Римского-Корсакова оправдались скорее, чем он сам думал: 13 марта 1882 года под управлением Балакирева была исполнена первая симфония Глазунова, которую музыкальная публика встретила восторженно.

Последующие годы Ипполитов-Иванов провел вдали от столицы, лишь изредка наезжая туда на гастроли или на концерты своих друзей.

Но это не значит, что он был вдали от событий музыкальной жизни. В Тифлисе, где он стал преподавателем консерватории, он всячески способствовал музыкальному оживлению, и, главным образом, распространению современной ему русской музыки. При его ближайшем сотрудничестве была организована постоянная Тифлисская опера, устраивались симфонические концерты, к участию в которых Иванов привлекал все выдающиеся русские музыкальные силы. Так, он несколько раз содействовал приезду в Тифлис Чайковского, с которым во время его посещений очень сблизился. Другим гостем его в Тифлисе был Островский, обещавший написать ему либретто для оперы «Руфь». Островский не очень любил работу либреттиста, особенно после недоразумений с Серовской оперой «Не так живи, как хочется»^[2]. Но устоять просьбам композиторов не мог. Так, например, на его либретто были написаны Чайковским «Воевода» и «Снегурочка». Консерваторской и композиторской работой деятельность Иванова в Тифлисе не ограничивалась; он собирал так же кавказские народные песни, пытаясь, таким образом, ввести в музыку фольклор.

Поездки в Петербург и в Москву создавали понемногу Иванову всероссийскую известность; когда Сафонов и Танеев добились его перевода в Московскую консерваторию, для него начался период интенсивной и триумфальной роботы. Помимо собственного творчества, в течение долгих лет он руководил Московской консерваторией и Московским музыкальным обществом, которому пришлось выдержать борьбу с недавно основанной Филармонией. Но, может быть, наибольшее значение его присутствие в Москве имело для развития русской оперы. При его участии С. И. Мамонтов создал свой известный оперный театр, впоследствии перешедшей в руки Зимина. Заботы об опере не покидали Ипполитова-Иванова никогда, и недаром апогеем его музыкальной карьеры было представление на сцене Московского Большого театра оперы «Оле из Нордланда». Так воплотилась в жизнь мечта маленького Миши, слушавшего в Гатчине чтение Иерсена.

• [1] Ипполитов-Иванов М. М. Пятьдесят лет русской музыки. М.: Госуд. муз. изд-во, 1934.
• [2] Название оперы «Вражья сила». Она была создана по мотивам пьесы А. Н. Островского «Не так живи, как хочется». Серов умер, не закончив написания оперы. Завершили ее его жена, В. С. Серова (тоже композитор) и его друг, композитор Н. Ф. Соловьев (прим. Е. Д.).