Духовное и плотское в науке

Плотские потребности души удовлетворяются путем практического применения знания о материальных явлениях природы. Духовные потребности души сопряжены с познанием глубинных сущностей универсума и Абсолюта. Гармонизация плотской и духовной сторон души достигается согласованным прочтением Книги природы и Писания и одинаковым доверием к ним. Религия сосредоточивается на Писании, наука — на изучении Книги природы. В реальном же индивиде религиозное и научное либо легко уживаются друг с другом, либо конфликтуют между собой.

Пропорция духовного и плотского в научном мироотношении индивида обусловливается, с одной стороны, историческими особенностями культуры, в рамках которой ученый творит, а с другой стороны, характером души ученого. Если науку брать не как «науку вообще», а как конкретно-исторический продукт деятельности ученого, принадлежащего определенной культуре, то легко заметить эти два обстоятельства.

Во-первых, в науке как феномене культуры обнаруживаются либо гармония духовной и плотской тенденций, либо превалирование одной из тенденций над другой.

Во-вторых, наука вбирает в себя многообразие мироотношений ученых как индивидов, причем в душе одного ученого, случается, доминирует духовное начало, а в душе другого — плотское. Таким образом, есть ученые духовно-целостные и есть ученые плотяноцелостные, равно как научные школы могут иметь преимущественно либо духовный, либо плотский характер.

Логика соотношения духовного и плотского не всегда совпадает с логикой противостояния идеализма и материализма, ибо и Книгу природы можно читать духовно. Соотношение духовного и плотского в науке есть предмет конкретно-исторического изучения той культуры, которая порождает ту или иную качественно-специфическую науку. Если культура заставляет науку целиком переключаться на изучение материальных свойств природы, то велика вероятность, что в такой науке возобладает материализм. Напротив, исключительный интерес сообщества ученых к духу, просвечивающему сквозь вещественные оболочки качеств, способствует складыванию в науке религиозно-идеалистического мироотношения. Гармонический взгляд на природу как на нерасторжимое единство духа и материи прививает науке иммунитет против крайностей материализма и спиритуализма.

В методологии естествознания европейского типа все еще господствует монистический материализм как belief-вера в то, что в мире нет никакого иного бытия, кроме объективной реальности, данной нам (потенциально или актуально) в наших внешних ощущениях. Различные формы позитивизма и «научного реализма» — суть ослабленные варианты материализма, к которым в XX в. тяготели естествоиспытатели. Классический рационализм отождествлял себя с наукой как высшей формой истинного знания. Вера в могущество естествознания заняла в XIX—XX вв. место монотеизма. Университеты стали именоваться храмами науки. Многие ученые подобно молящимся в церквах испытывали святые чувства в отношении научного действа.

Если в старые времена под универсальным (университетским) образованием понимали обучение всем музам — искусству, поэзии, науке, истории, риторике, то ныне университет ассоциируется исключительно с научным преподаванием. Под «науку» подгоняют такие дисциплины, как философия, история, обучение иностранным языкам, физическая культура. Неважно, какой предмет читает преподаватель университета, все равно его, явно или неявно, причисляют к категории ученых. Но всякий ли преподающий в университете (скажем, журналистику или художественную литературу) транслирует студентам именно научное знание? Престижно ли философу или искусствоведу именоваться ученым? И вообще, правильно ли называть систематическое погружение учащихся в основные идеалы национальной и мировой культуры — через преподавание этих идеалов — «научным образованием»?

Это непростые вопросы. Даже очень высокообразованные люди, исповедующие культ естествознания, убеждены, будто наука олицетворяет истину, а религия — предрассудки, заблуждения, мракобесие. Во второй половине XX в. заметно активизировался поиск формул единства науки и религии.