Различение единичных объектов и саморазличение субъекта

Играя роль при разложении восприятия на материю чистого ощущения и на временно-пространственную форму, воззрение движения настолько же способствует и разделению первоначально цельного содержания восприятий на различные пространственно-временные объекты — разделению, которое логически стоит на одной и той же ступени с указанным выше разложением, но несомненно предшествует ему по развитию во времени.

Если смотреть на дело психологически, то изменение положения объектов оказывается не единственным основанием для разложения восприятия на множество единичных предметов. То обстоятельство, что субъект, с одной стороны, благодаря своим движениям представляет себя в качестве одного из объектов, а с другой стороны, благодаря своему самопроизвольному движению сознает свою самостоятельность, оказывает, конечно, при этом решительное влияние на обработку восприятий. Все объекты рассматриваются тоже как субъекты, в которые первоначальное мышление склонно вкладывать внутреннее бытие, подобное тому, какое оно находит в себе самом. Но, как ни значительна роль этого мотива в психологическом развитии, основанием, логически вполне достаточным для упомянутого разобщения мира представлений, служит независимое движение объектов. Ведь им одним руководится фактически производимое различение. Что не разделяется при движении, или что не признается на основании определенных признаков способным обособляться благодаря движению, то для ступени воспринимающего познания остается одним объектом, и в возникающую таким образом множественность мира включено на первых порах в качестве эквивалентной составной части и собственное тело. Как бы ни были важны психологически те свойства, которые отличают его от других объектов, они все-таки не составляют логических признаков. Ведь те самые возбуждения чувства и воли, которые субъект находит в самом себе, он первоначально переносит без дальних околичностей и на объекты: и здесь они также служат у него непосредственным дополнением к признаку самостоятельности, открываемому в движении.

Эта первоначальная сущность дела оказывается в то же время совершенно несовместимой с гипотезой, согласно которой объективирование предметов есть акт субъекта, предшествующий непосредственной достоверности последнего для самого себя (Selbstgewissheit); не менее того исключается ею и мнимая поправка к этой гипотезе, приписывающая одинаковую самобытность объектам и субъекту с различающими их признаками. Ни человек на наивной ступени мышления, ни человек вообще, коль скоро он не теоретически размышляет, а практически действует, не присоединяет постоянно мысленно к своим представлениямобъектам себя самого. Эта мысль, что к каждой вещи принадлежит представляющий субъект, не приходит нам обыкновенно уже потому, что состояниям вполне объективного рассмотрения вообще чуждо воспоминание о собственном я. Но и тогда, когда оно, может быть, и существует налицо, отношение предметов к субъекту соответствует вообще только сосуществованию рядом различных объектов, а не взаимной обусловленности. Следовательно, и требование такого неотменного соотношения между объектом и субъектом противоречит предпосылкам научного исследования, всюду исходящим из естественного воззрения. В особенности все естествознание основано на предположении, что объекты имеют бытие, независимое от субъекта, и что для того, чтобы мыслить себе первые, ничуть не необходимо мысленное присоединение последнего. Ведь целью, всюду преследуемой естествознанием, служит исследование объектов в их независимом от субъекта бытии и бывании (Geschehen). Такое отвлечение от субъекта возможно, однако, лишь потому, что уже в естественном восприятии постоянно встречаются моменты, в которых исчезает мысль о субъекте. Вследствие этого теория познания, принимающая указанное соотношение за условие всякого познания, в большинстве случаев и в частностях оказываются противоречащими требованиям эмпирической науки^[1]. А то состояние наивного познавания, при котором, как это утверждается, координация субъекта и объекта существовала еще в своей самобытности, теории эти склонны принимать за идеальную ступень познания, к которой после многих заблуждений, вызванных ошибочным перенесением субъективных свойств на объекты, должно опять вернуться разрешение проблем познания. Но и в этом виде идея золотого века оказывается лишь перенесением собственных воззрений назад, в прошлое, которое на самом деле диаметрально противоположно отстаиваемому идеалу. «Первоначальное мировоззрение» состоит именно в том, что человек знает самого себя лишь как объект наряду с другими. Итак, указанное будто бы неизбежное соотношение есть продукт размышления, которое мы и опять устраняем в те моменты, когда относимся к миру чисто созерцательно.

Логическое противопоставление субъекта и объектов может вытекать из разложения всего содержания восприятия на единичные объекты лишь благодаря тем возбуждениям чувства и воли, которые первоначально переносятся на все представления-объекты и благодаря которым последние в той же мере превращаются в субъекты, в какой сам субъект рассматривает себя как объект наряду с другими. Лишь в конечном исходе размышления, стоящего уже на пороге науки, возникает, конечно, вопрос: может ли указанная субъективная сторона вполне отсутствовать в объектах или, по крайней мере, в некоторых из них? Но уже в первоначальных условиях восприятия даны, однако, различные виды и оттенки определения ценности, связывающиеся с различными представлениями-объектами. Но всякое определение ценности основывается на чувствованиях. Поэтому различия по ценности между первоначальными представлениями-объектами могут возникать лишь тогда, когда с обособляющимися в воззрении предметами связываются чувствования различного характера. Но при этом с самого начала преимущество как по качеству, так и по силе связываемых с ним чувствований отдается одному предмету, а именно самому воспринимающему субъекту. Движения этого субъекта-объекта связаны с чувствованиями и ощущениями, которые частью им предшествуют, частью их сопровождают, частью остаются в качестве их последствий. Из всех этих элементов факторами чувствований, связанных с оценкой (Werthgefuhle), служат в особенности предшествующие, сильно окрашенные чувством представления, приводимые в отношение к поступкам в качестве мотивов (побудительных оснований), и последующие чувствования, соответствующие представлению достигнутой или не достигнутой цели. Итак, чувствования, связанные с оценкой, могут быть также определены как чувствования, возникающие благодаря сочетанию ценности мотивов для чувства с действием совершенного поступка на чувство.

Таким образом волевой акт представляется непосредственным виновником собственных движений субъекта и в то же время, в силу действия движений на внешние объекты, он оказывает влияние на свойства и взаимные отношения последних; но и действующий субъект оказывается равным образом то поддерживаемым, то задерживаемым в своей деятельности обратными действиями объектов. Таким образом, развивается представление о взаимодействии между субъектом и объектами, при котором активность и пассивность, хотя и ощущаются непосредственно только субъектом, но затем переносятся и на объекты, причем действие собственной деятельности на внешний объект рассматривается как пассивность последнего, а действие объекта на субъект — как деятельность первого. Эти представления, целиком заимствованные прежде всего из сферы деятельности и наружно видимых движений, переносятся затем и на теоретическое соотношение. Объект должен действовать на субъект, чтобы быть представляемым последним. Внешнему восприятию противопоставляется в качестве области непосредственнейшей внутренней деятельности или же, при перенесении вышеуказанного отношения объектов к субъекту и на отношение субъективных переживаний к абстрактно мыслимому субъекту, в качестве внутреннего восприятия лишь то, что стоит в связи с собственной деятельностью субъекта, как она проявляется в движении. Если эти выводы, отчасти основанные на ложных аналогиях, принадлежат лишь более поздней ступени теоретического размышления, то служащее для них исходным пунктом различение субъективных переживаний и внешних независимых от субъекта объектов и присоединяющееся к этому различению разложение первоначально целостного представления объекта на объект и на представление достаточно подготовлены уже в восприятии. Затем это различение завершается благодаря многочисленным опытам, напрашивающимся при сравнении объектов. А именно образы фантазии отличаются от реальных предметов благодаря признакам, на основании которых мы научаемся рассматривать первые как собственные продукты представляющего субъекта, а последние — как действия на него объектов. Таким образом, уже различения, устанавливаемые по отношению к первоначальному содержанию восприятий, приводят, между прочим, к вопросу: что ш в наших представлениях вообще принадлежит объекту и что принадлежит нам, самому представляющему субъекту?

К первобытному же воспринимающему познанию восходит, по крайней мере в начальных своих стадиях, и разрешение этого вопроса. Между тем как субъект и объект отграничиваются друг от друга при посредстве признаков, связанных с волевым актом, развивается в то же время представление, что все те составные части содержания восприятий, которые стоят в непосредственной связи с волей, принадлежат только субъекту. Но, так как объект, сведенный таким образом к доле восприятия, образуемой представлениями, всюду влияет на характер чувствования и хотения, к этому присоединяется еще дальнейшее предположение, состоящее в том, что указанные состояния, принадлежащие субъекту, основываются на действиях, которые объект оказывает на субъект. Таким образом, в практическом житейском опыте образуется воззрение, согласно которому вне нас существуют предметы, в существенном одинаковые с нашими представлениями, и эти предметы, действуя на нас, вызывают не только одинаковые с ними представления, но и чувствования и волевые возбуждения, причем, однако, последних нет налицо в вещах вне нас. Таким образом, чувствования, сопровождающие всякий акт восприятия, постулируются лишь однажды, а именно в нас, а представления — дважды, как в нас, так и вне нас. — Когда к этому присоединяется еще понимание того, что и представления могут временами оказываться существующими лишь в нас, без соответствующих им внешних объектов, и что требуются, стало быть, особые признаки, по которым мы только заключаем, что представления, которые мы находим в себе, соответствуют в то же время объектам, то отсюда вытекает, далее, разделение всех фактов восприятия на непосредственно данные и на опосредствованно данные. Непосредственно данным следует тогда, естественно, признавать все то, что мы вообще воспринимаем, все равно, относится ли оно нами к объекту или нет. Непосредственно воспринимаемыми признаются, стало быть, наши чувствования, аффекты, равно как и представления всякого рода, образы фантазии, равно как и реальные воззрения. Опосредствованно данными признаются, напротив того, лишь представления, относимые нами к независимым от нас реальным предметам. Соответственно этому, непосредственные восприятия называются также субъективными, опосредствованные же — объективными. Непосредственно и субъективно, стало быть, все наше внутреннее или внешнее восприятие, объективна же, напротив того, лишь незначительная доля внешнего восприятия, и притом эта доля всегда входит в то же время в субъективное содержание наших восприятий.

Однако эти понятия, хотя на них и наводит естественное развитие сознания, все-таки могут иметь разве что эвристическое значение для теории познания, а именно, поскольку они становятся поводом к исследованию более глубоких оснований вышеуказанных противопоставлений. Но их никогда нельзя принимать за результаты уже произведенного логического анализа содержания восприятия. Ведь все вышеупомянутые мотивы различения сами по себе имеют лишь психологический, а не логический характер. Понятно таким образом, что конечный результат, к которому приходит указанное разложение, заключает в себе явное логическое противоречие. Утверждается, что представление само по себе настолько же субъективно, как и все остальное содержание восприятий, но что в силу каких-либо признаков удается придать ему, кроме того, еще и объективное значение. Но все-такие признаки могут принадлежать опять-таки лишь субъективному восприятию. Остается, следовательно, вовсе непонятным, как может воспринимающий субъект когда-либо выйти из самого себя этим путем. А если бы даже это и оказалось возможным при посредстве какого-либо непостижимого трансцендентального акта, то в результате только был бы создан вне субъекта объект, одинаковый с субъективным представлением. Ведь неосновательно то возражение, что лишь внешний объект мыслится как нечто реальное, субъективное же представление — только как образ этого реального, неосновательно потому, что это возражение само есть только неточное изображение сущности дела. Когда мы видим в зеркале изображение предмета, то различать изображение и объект нас уполномочивает тот факт, что оба они действительно даны нашему чувству зрения как два предмета. Но представление и предмет его никогда не даны нам как два предмета. Все признаки чувственного объекта должны удовлетворять требованию, состоящему в том, чтобы их можно было себе чувственно представлять. Это означает лишь то, что объекту приписываются только те признаки, которые были предположены уже в субъективном представлении. Указанного противоречия не может уничтожить то обстоятельство, что при объективной проверке наших представлений мы устраняем известные свойства, как принадлежащие не объекту, а только субъекту. Ведь это удвоение объекта продолжало бы все-таки оставаться по отношению ко всем тем признакам, которые должны совпадать у объекта с представлением, так как ни при какой проверке признаков от представления все же нельзя отнять одного имеющего решающее значение свойства: свойства мыслиться как объект. Ведь этот признак вытекает из тех психологических, предшествующих логической обработке содержаний восприятия, условий чувственного восприятия, в силу которых все предметы непосредственно даны нам как существующие порознь в пространстве. А то обстоятельство, что психологический анализ сводит процесс восприятия на известные субъективные условия, нимало не служит руководством для логического анализа опыта. Ведь содержание опыта дано нам лишь как продукт указанных психологических условий, и психология со своей стороны предполагает в качестве предварительного условия при всех своих анализах восприятия соответствующую представлениям действительность. С психологической точки зрения, стало быть, представление есть воспроизведение (Nacherzeugung), а не образование (Erzeugung) данного предмета. А так как психологическая точка зрения сама соответствует пз размышлению, которое становится возможным лишь на основании саморазличения субъекта от объектов, то и с этой точки зрения реальность объекта есть нечто первоначально данное, удерживаемое затем в качестве неизменного признака при всех дальнейших различениях и поправках.

Стало быть, это понимание, которое обращает различения, возникшие путем логического анализа, в первоначально раздельные моменты познания, должно быть заменено диаметрально противоположным ему. Не объект выделяется благодаря постепенно обнаруживающимся признакам из субъективного содержания восприятия, а представлению с самого начала принадлежит свойство быть объектом, и только это свойство делает возможным разграничение между представлениями и чувствованиями в содержании сознания, а вместе с тем и между субъектом и объектом вообще. Позднейшей поправкой оказывается равным образом всегда и выделение известных свойств и представлений как субъективных, при котором в силу определенных логических оснований мыслится устраненным признак, который никогда не может быть устранен в самом воззрении. Поэтому, если подобные поправки и начинаются уже на ступени воспринимающего познания, все же они остаются единичными и недостоверными, пока не найдены принципиальные точки зрения, из которых вытекают определенные правила для обработки восприятия мышлением.

Так как все содержание восприятий первоначально одинаково объективно, то и все воспринимающее познание с самого начала одинаково непосредственно. Представляющий субъект принимает объект за настолько же непосредственно данный, насколько он сам для себя является непосредственно данным объектом. И здесь понятие лишь опосредствованно данного образуется только благодаря той логической поправке, которая переносит опять в мышление известные признаки предмета или даже весь предмет. Но этот объект всегда может быть только непосредственно данным объектом, как он представляется по совершении всех тех логических поправок, которые должны гарантировать его реальность. Таким образом, субъективное и опосредствованное познание суть понятия взаимоопределяющие друг друга (Wechselbegriffe), потому что именно в той же мере, как известные элементы восприятия вновь относятся к субъекту, остальные рассматриваются как составные части познания опосредствованного, то есть возникшего при посредстве предшествовавшей логической рефлексии. Поэтому никогда не может стать предметом опосредствованного познания то, что в непосредственном содержании восприятий принадлежит лишь субъекту, наше собственное чувствование и хотение. Разлагая их на элементы их и указывая отношение этих элементов друг к другу и к той стороне сознания, которую образуют представления, их можно подвергать анализу, причем этот анализ может быть более или менее полным, или же в нем могут встречаться ошибки; но никогда субъективное содержание сознания не может быть подвергаемо тем логическим преобразованиям, которым подвержены все объективные представления, и при посредстве которых они из состояния первоначальной непосредственности возводятся на ступень опосредствованного познания. Последнее отказывается поэтому навсегда от непосредственной достоверности единичного, свойственной наивному сознанию, чтобы заменить ее принципами, доставляющими связи единичного достоверность, до которой далеко было первоначальной ступени воспринимающего познания. Но с приисканием таких принципов совершается переход от познания воспринимающего к познанию рассудочному. Последнее начинается в тот момент, когда приходится прийти к убеждению в том, что те поправки в первоначальном содержании представлений, которых требует разногласие между собой восприятий, должны производиться не при посредстве функций представления, а при посредстве понятий, для которых представления имеют лишь значение заместительных символов.

Соответственно этому анализ воспринимающего познания может дать для дальнейшей логической обработки следующий результат. Субъект сохраняет непосредственную реальность, принадлежащую ему с самого начала, в неизменном виде при всех поправках, которые может вызывать в содержании восприятий разногласие представлений. Все улучшения, наступающие в самопонимании субъекта, относятся всегда лишь к точности понимания, в особенности к вопросу, правильно ли или неправильно понимались отношения и связи, существующие между отдельными частями субъективного содержания восприятий, но никогда они не относятся к содержанию относимой к субъекту доли восприятия. Итак, здесь единственным способом разрешения проблем остается анализ наличного положения дела, которое само по себе не подлежит изменению. Напротив того, объект, правда, также непосредственно дан как реальный, и эта реальность остается не подвергающимся никаким исправлениям элементом познания, так как перенесение признака объективности в субъект требуется всегда только для того единичного случая, в котором оно на самом деле встречается, переноситься же на любое содержание представлений оно могло бы лишь в силу совершенно немотивированного логического произвола. Следовательно, если наличное существование объекта вообще дано настолько же непосредственно и бесспорно, как и существование субъекта, тогда на наше понимание его влияет, напротив того, как об этом свидетельствуют вышеупомянутые, всюду оказывающиеся необходимыми, поправки, еще и признание того, что всякий данный объект дан в субъекте с примесью всех не имеющих объективного характера составных частей содержания восприятия. Воспринимающее познание останавливается поэтому на том результате, что объект дан; но оно должно отказаться от определения того, каким следует его предполагать. Относительно последнего оно довольствуется отдельными наглядными решениями задачи, никогда не идущими далее того отдельного случая, к которому они применяются. Если же оно пытается пойти далее такого практического решения, тогда ему приходится тотчас убедиться в тщетности подобного начинания, так как предметы, остающиеся после требуемых логических поправок и отнесения некоторых элементов к субъекту, утратили способность быть представляемыми, так что, стало быть, могут быть мыслимы только при посредстве понятий. Результат этот, следовательно, может быть формулирован еще и так, что познающий субъект способен воспринимать лишь самого себя, а объективный мир он способен только понимать, то есть фиксировать в понятиях.

• [1] Это противоречие выражается, например, в следующих утверж дениях: атомыестествознания допустимы гипотетически, но им приходится приписать протяжение, фигуру, а в частности и цвет, ввиду того, что познающий субъект не может представлять себе тела без цвета. Далее, что естествознание отнюдь не должно предприниматьисследований относительно положения вещей, предшествовавшего человеку, или человекоподобным существам, которые могут до некоторой степени быть рассматриваемыкак замещающие его предки, так как при таком положении вещей отсутствует та основная координация субъекта и объекта, кото рая должна быть предполагаема в качествеусловия всякого познания, и т. д.