Когнитивные технологии массовых беспорядков. 
Умная толпа. 
Технологии ненасильственных действий толпы

Сегодня толпа как субъект массовых беспорядков слабо соотносится с той спонтанной, неорганизованной стихией бунта, которую многие отечественные и зарубежные исследователи отождествляли с толпой. Часть толпы обрела вполне определенный состав, устанавливается и поддерживается иерархия в отношениях между участниками толпы, сами эти отношения носят устойчивый и долговременный характер, стихийность дополняется организационным ресурсом (табл. 1.2).

Таблица 1.2

Сравнительный анализ характеристик стихийной и организованной толпы.

Имитируя стихийность, современная толпа становятся все более технологичной. «Цветная революция» — это обобщенное название таких технологий.

«Цветные революции» представляют собой систему акций протестной толпы, нарастающих по количеству участников и интенсивности воздействия на государственные структуры и направленных на смену политического режима.

Еще в 1967 г. директор Тавистокского института человеческих отношений Фред Эмери прогнозировал, что «синергетику подросткового роя» на рок-концертах можно будет эффективно использовать для разрушения национального государства¹. Сегодня потенциал энергии бунта, фрейдовского мортидо, страсти к разрушению «сердитой молодежи», недовольных мигрантов, футбольных ультрас, радикальных и националистических группировок стал действенным оружием психического поражения противника.

Традиционная логика по борьбе с массовыми беспорядками представлена в работе известного криминолога профессора Вестфальского университета Г. Шнайдера: от демонстраций массовые беспорядки отличает то, что «демонстрация — это мирное собрание, на которое граждане правового демократического государства имеют конституционное право, и где они могут выражать коллективный протест против социальных недостатков»². Собственно, «устранение социальных недостатков предотвращает массовые беспорядки»³.

Что уязвимо в стройной логике Г. Шнайдера? Где найти такое общество, члены которого имеют тождественную позицию по поводу того, что считать социальным достоинством, а что — недостатком? Поэтому в реальности мы имеем как минимум трехуровневый фронт работы, но предотвращению массовых беспорядков (табл. 1.3).

Таблица 1.3

Цели для организации и предотвращения массовых беспорядков.

• 1 ^{См. Большаков В. В. Бунт в тупике. М.: Молодая гвардия, 1973.}
• ^{2 Шнайдер Г. Массовые беспорядки глазами криминолога. URL: http://sartraccc.ru/Pub/ shneider. htm (дата обращения: 37.03.2017).}
• ^{3 Шнайдер Г. Массовые беспорядки глазами криминолога.}

^{Традиционный пример работы с массовыми беспорядками выстраивался исходя из управления конфликтами для их разрешения. Сегодня в международной практике мы наблюдаем стратегию и тактику управления конфликтами для их провоцирования и поддержания. Традиционная цель — пресечь деструктивность, скорректировать, удержать в рамках социальных и юридических норм — сменилась целью подогревать, провоцировать, культивировать деструктивность и направлять ее на разрушение противника.}

^{Изменение природы толпы повлекло за собой и появление качественно иного измерения массовых беспорядков. Наиболее знакомый нам образ массовых беспорядков — это образ агрессивно настроенной толпы, противодействующей властям и органам правопорядка, совершающей погромы, поджоги, насилие[1]. Первоначально природу массовых беспорядков объясняли действиями участников толпы, совершенными в аффективном состоянии, возникшем на почве национальной, религиозной, иной вражды или под воздействием невыносимых социальных условий. В современной трактовке (модель «точки воспламенения» Д. Ваддитнгтона) — это «восприятие группой граждан нарушения своих прав или отказа в их реализации»[2]. Но такая благопристойная концепция массового аффекта, как основания массовых беспорядков (Л. Берковитц[3], Т. Гарр[4]), слабо объясняла поведение толпы, организуемой и управляемой специально обученными людьми — людьми, которые инициировали и подогревали возмущение участников толпы, могли электризовать толпу словом и действием и направить ее на совершение насильственных действий. И уж совсем выпадали из этой логики стихийности и эффективности случаи использования участниками толпы на протяжении длительного времени (недели, месяцы) тактики террора, герильи, городской партизанской войны.}

Противоположный полюс в объяснении природы массовых беспорядков заняла теория игр Р. Берка, которая объясняла поведение участника протестных толп в терминах сугубо рационального расчета баланса выгод и потерь от участия в них^[5]. Другим вариантом объяснения логики развития массовых беспорядков стала теория возникающих норм Р. Г. Тернера и Л. М. Киллиана, полагающая, что в ситуациях неопределенности поведение протестной толпы определяется особыми социальными нормами, складывающимися непосредственно в процессе межличностного взаимодействия ее участников. Поэтому такое поведение не может быть названо иррациональным, инстинктивным и является вполне контролируемым^[6]. Особо среди западных концепций хочется отметить более близкую к нашему пониманию модель детальной социальной идентичности толпы С. Рейчера, которая утверждает, что истоки протестного поведения толпы как субъекта массовых беспорядков следует искать «в разделяемой ее участниками социальной идентичности толпы», которая и лежит в основе норм их поведения. Социальная идентичность толпы является результатом социально-психологического, политического, экономического и культурно-исторического контекста, в котором эта толпа сформировалась^[7]. Представляется, что сделанная в данной модели заявка на системный анализ факторов протестного поведения толпы наиболее точно отвечает логике научного исследования массовых беспорядков.

В российском праве массовые беспорядки определяются как посягающие на общественную безопасность действия толпы (ее части, некоторых ее участников), которые «сопровождаются насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением огнестрельного оружия или взрывных устройств, а также оказанием вооруженного сопротивления представителям власти»^[8].

Западные исследователи (Д. Ваддинггон, Д. Коннор) относят к массовым беспорядкам целый спектр отличающихся по степени общественной опасности событий:

• • массовые мирные акции протеста на национальной, религиозной и другой почве;
• • протест и контрнротест на оспариваемой территории;
• • периодическая подрывная деятельность с низким уровнем преступного причинения ущерба;
• • управляемые беспорядки, сопровождающиеся грабежами и причинением ущерба имуществу;
• • целенаправленные нападения небольших групп на культовые объекты (статуи, храмы, могилы и т. п.);
• • покушение на массовое нарушение границ частных земельных критической национальной инфраструктуры, таких как электростанции;
• • попытка массового посягательства на особо важные объекты национальной инфраструктуры (атомные станции, электростанции, транспорт, связь и др.);

• протесты, заканчивающиеся беспорядками с совершением тяжких и особо тяжких насильственных преступлений^[9].

Во-первых, массовые беспорядки связаны с угрозами (актуальными и потенциальными) общественной безопасности: защищенности личности, социальной группы, общества в целом от нарушения их жизненно важных интересов, прав, свобод. Гражданин как социальная роль, обусловленная реализацией соответствующих гражданских прав, свобод и ответственности, нуждается в обеспечении физической, психологической, экономической, информационной, правовой безопасности. Физическая безопасность должна гарантировать гражданину отсутствие преступных посягательств на его жизнь и здоровье. Психологическая безопасность означает обеспечение гражданину комфортной социально-психологической среды. Экономическая безопасность связана с возможностью материального обеспечения гражданином своих потребностей. Информационная безопасность подразумевает защищенность гражданина от воздействия вредоносной информации. И, наконец, правовая безопасность сопряжена с возможностью гражданина реализовывать закрепленные за ним права при исполнении соответствующих обязанностей. Для этносов и субэтносов (социальных групп, общностей, субкультур в терминологии Л. Н. Гумилева) должна быть обеспечена этническая безопасность, связанная с защищенностью от дискриминации по национальному, религиозному и иному признаку.

Если традиционная стихия массовых беспорядков была локальной и несла угрозу прежде всего религиозным и этническим меньшинствам, то сегодня масштаб угроз расширился до размеров общества и государства в целом. Массовые беспорядки в форме цветных революций становятся источником угрозы для жизни и здоровья людей, разрушают экономическую систему страны, порождают в обществе атмосферу недоверия, страха и ненависти, создают правовой беспредел.

Во-вторых, как следует из самого названия, массовые беспорядки связаны с угрозами самому общественному порядку. Под общественным порядком понимают сложившуюся в обществе систему отношений между людьми, правил взаимного поведения и общежития, регулируемых действующим законодательством, обычаями и традициями, а также нравственными нормами^[10]. Любое нарушение юридических и социальных норм — это нарушение общественного порядка. И массовые беспорядки квалифицируются в этом плане как особо опасное преступление с точки зрения воздействия на общественный порядок.

Сегодня мы наблюдаем следующий виток в развитии массовых беспорядков — обретение ими внешне законопослушной формы в виде технологий ненасильственных действий толпы, направленных, согласно декларации их идеологов, на «организацию демократического перехода власти народу».

Простейшими формами таких ненасильственных действий толпы были сидячие забастовки «в знак протеста против хамства системы», акции любви, во время которых влюбленные пары целовались, танцевали и пели песни на политические темы. В своей работе В. В. Большаков описывает использование этих технологий еще новыми левыми, протестовавшими в США против войны во Вьетнаме: «По следам выступления вьетнамских ветеранов активисты нового левого движения пришли в американскую столицу. Сотни юношей и девушек садились на перекрестках прямо на асфальт, не давая двигаться транспорту. Другие приковывали себя цепями к дверям правительственных учреждений. Третьи пришли в конгресс США и устроили сидячую забастовку у кабинетов сенаторов и членов палаты представителей. Часть демонстрантов двинулась к Белому дому и заблокировала все подъезды к нему. Еще один отряд лег на шоссе, ведущее к Пентагону. В столице образовались пробки. Нормальная деятельность учреждений действительно была на время нарушена.

В то же самое время повсюду шли митинги и повторялись сцены из гигантского антивоенного спектакля. Переодетые в форму американских солдат и вьетнамских крестьян, парии и девушки инсценировали пытки мирных жителей на аккуратно постриженной лужайке перед домом министра обороны США М. Лэйрда. Одновременно на галерке зала заседаний конгресса взвился флаг патриотов Южного Вьетнама. Пробравшиеся туда демонстранты кричали в зал: «Пока вы здесь заседаете, во Вьетнаме убивают детей»"^[11].

У истоков этих технологий можно обнаружить идеи гражданского неповиновения М. Ганди и М. Л. Кинга, в России — это идеи Троцкого, Кропоткина, Бакунина, Ленина. В Палестине разрабатывалась и апробировалась теория и практика ненасильственной интифады (восстания). Западную форму этих технологий разрабатывали Д. Шарп («Ненасильственные действия: изучение контроля над политической властью»^[12]), Э. Люттвак («Государственный переворот: практическое пособие»^[13]), В. Гоним («Революция 2.0»^[14]) и другие.

На примере «цветных революций» мы столкнулись с управляемой стихией массовых беспорядков, действиями умной толпы (смарт-толпы), посредством которой происходит захват власти^[15]. Традиционные массовые беспорядки выражались в насильственных действиях толпы. Когнитивные технологии трансформировали их в модель ненасильственных действий.

Необходимо инсценировать для органов государственной власти такую социально-политическую акцию, что «любая реакция властей, — по словам известного авторитета в области информационных войн А. В. Борхсениуса, — будет заранее проигрышной. Административные санкции и силовые меры будут интерпретироваться как жесткость и антигуманность государственной машины, а отсутствие реакции или ее мягкость будут восприняты как слабость власти и сигнал к вседозволенности»^[16].

Необходимо создать для членов общества такой информационный и социально-психологический контекст, такие смыслы, которые позволили бы им лояльно, а в идеале даже позитивно, отнестись к требуемым радикальным социально-политическим и экономическим изменениям. Для этого, например, коллизию о том, определяется ли общественный порядок нормами права или общественным мнением, стали разрешать в пользу общественного мнения: государство погрязло в коррупции — это проявление общественного беспорядка, а свержение власти коррупционеров — это наведение общественного порядка.

Наглядное сравнение дворцов номенклатуры и олигархов с лачугами крестьян и хрущевками рабочих, столовых госаппарата и общественных столовых, протест против повсеместного нарушения и ущемления прав и свобод граждан тоталитарным государством и др. — все это козырные карты организаторов, раздувающие в обществе пожар социального чувства несправедливости и беззакония происходящего. И эти основания, как динамит, могут быть заложены сегодня под здание практически любой государственности. «Классовая ненависть, — пишет известный российский политический исследователь А. Л. Вассоевич, — уникальное по своей силе и устойчивости психолого-политическое состояние, в котором органически соединяются зависть к богатым и счастливым с естественным стремлением к справедливости (выделено мной. — А. 3.). При этом такое психолого-политическое состояние может служить мощнейшим этнообразующим элементом»^[17]. Какой гражданин, переполнившись подобным состоянием, будет поддерживать и пойдет защищать такое государство?

Войны крайне редко ведутся за прямое физическое уничтожение противника. В основе войн лежит разное представление о соотношении позиций субъектов конфликта в будущем. Условно говоря, если мирное население будет с нетерпением ждать, когда же армия противника «освободит его от ненавистного тирана» и обеспечит ему изобилие и процветание, война теряет всякий смысл. Когнитивные технологии в этой ситуации призваны сформировать в сознании населения противника установки на приемлемость, оправданность и желательность подобной предательской позиции.

Есть и более мягкий способ — индоктринация населения противника правильными ценностями и идеалами. Государство, способное нанести ущерб США, гарантированно не станет этого делать лишь в том случае, если его политическая систем основана на тех же демократических и либеральных ценностях, что и американская. Поэтому весь мир должен стремиться к демократии.

Другой мишенью когнитивных технологий массовых беспорядков является деформация представлений о самом общественном порядке. Динамика развития массового беспорядка проходит две стадии.

• 1- я стадия — нарушение порядка. Здесь у граждан присутствует понимание того, какие именно правила были нарушены, и часто наблюдается адекватное реагирование на призывы, обращения, приказы восстановить порядок.
• 2- я стадия — собственно беспорядок, хаос, отсутствие порядка. Эта стадия возникает тогда, когда нарушение правила становится правилом, а его соблюдение — нарушением новых правил, которые одна часть людей уже приняла, другая часть находится в недоумении, выжидает, а третья — выступает категорически против их принятия. В этих условиях призыв восстановить порядок уже не может работать эффективно, поскольку произошла деформация самого понимания порядка.

Проиллюстрируем данную динамику результатами авторских наблюдений за очередью на бесплатный маршрутный автобус в Санкт-Петербурге в 2016 г. При небольшом количестве пассажиров на остановках наблюдалась самоорганизация очереди (порядок). При большом количестве пассажиров (дающем повод для неуверенности, что попадешь в ближайший автобус), долгом периоде ожидания (часы пик, плохая погода) наряду с нормативными пассажирами, занимающими очередь, начали появляться ненормативные пассажиры, стремящиеся попасть в автобус без очереди. В отдельных случаях призыв со стороны отдельных участников очереди соблюдать правила давал необходимые результаты, в других — нет. Это ситуация нарушения порядка. Пассажир, игнорирующий очередь, понимает, что нарушает порядок, но отсутствие санкций и «совесть джунглей» не останавливают его.

Наличие людей с ненормативным пассажирским поведением (которые подошли на остановку последними, а уезжают первыми, игнорируя очередь) становится в отсутствие каких-либо значимых санкций предметом подражания для тех, кто не решался сам на такое поведение. Опыт нормативного поведения (стояния в очереди), завершавшийся непопаданием в маршрутку по причине загрузки ненормативных пассажиров вне очереди, приводил к появлению «вынужденно ненормативных пассажиров». Таким образом, наряду со стоящими в очереди на остановке в ожидании бесплатной маршрутки нормативными пассажирами (важно отметить и подчеркнуть, что такие остались) выстраивалась типичная стяжательная толпа ненормативных пассажиров, не уступающая по размеру самой очереди. С формированием у категорий «готовых подражать ненормативному поведению пассажиров» и «вынужденно ненормативных пассажиров» устойчивого стереотипа нового ролевого поведения в общественной системе «пассажиры маршрутки» возникает состояние беспорядка. Теперь уже новый стереотип поведения воспринимается ими как вполне нор;

мативный. Более того, этот стереотип может получать соответствующее рыночное обоснование: «Первым должен быть тот, кто быстрее, шустрее, сильнее, ловчее…». Люди с нормативным поведением в такой ситуации оказывались в явном проигрыше. Без появления лидера или вмешательства извне, скорректировавшего поведение ненормативных пассажиров, вряд ли данная общественная система стихийно вернулась бы к состоянию порядка.

Представляется, что результаты наблюдений за общественной системой «пассажиры маршрутки» (как простой наглядной моделью) можно использовать и для объяснения динамики в системе массовых беспорядков. Революционные изменения в обществе связаны со 2-й стадией массовых беспорядков.

Если рассматривать общественный порядок с точки зрения методологии А. М. Зимичева (категории Истины, Красоты, Добра, Справедливости, Изобилия как социальные цели жизнедеятельности человека)^[18], можно выделить в нем четыре системообразующих элемента: идеологическую, символическую, нормативную и экономическую системы. Идеологическая и символическая системы связаны с регламентацией сознания граждан, нормативная и экономическая — в большей мере с регламентацией поведения.

Рассмотрим более подробно каждый из этих элементов.

Первым базовым системообразующим элементом общественного порядка выступает идеологическая система, связанная с социальным целенолаганием. Одним из основополагающих рефлексов, управляющих жизнедеятельностью как отдельного человека, так и любой социальной общности, как отмечал еще И. II. Павлов, является рефлекс цели^[19]. Утрата целей порождает экзистенциальный вакуум, потерю осмысленности существования, характерную для суицидального поведения. На смерть звал Гарибальди, и за ним пошли. За веру шли на костер и принимали мучения. Почему? Появлялся убедительный образ цели, идеализированное представление будущего, движение к которому наделяло смыслом человеческую жизнь. Если эти смыслы носят биологический характер, то с угрозой самосохранению под сомнением оказывается и возможность дальнейшего движения к цели. Много ли героических подвигов было совершено наемниками? Более того, можно вспомнить как солдаты Филиппа II вообще вышли из повиновения в Нидерландах, не получив своевременно жалования. Победа не была для них смыслом жизни. Однако вспомним слова адмирала Нахимова, который осознав несомненность победы врага после нескольких отбитых штурмов в ответ на предположения о возможном успехе сказал: «Пустые мечты-с! Мы сражаемся теперь не за Севастополь, а за честь России и за нашу честь! Будет ли взят город, или нет, не наше дело-с. Мы, умирая, будем еще держать оружие в руках-с»^[20].

Во что превратили военную битву в глазах воина те же древние скандинавы? В способ попасть во дворец Одина, где он будет проводить время в пиршествах, охотах, боях. В этот дворец валькирии отводят всякого воина, честно павшего в бою. Только трусы будут погружены в царство богини смерти Геллы. Следствием данной системы верований стало то, что скандинавы считали за позор и несчастье умереть не от руки врага^[21]. Образ загробной жизни в раю, которая заслуживается определенными поступками, активно использовался и организаторами крестовых походов. Не для себя и не для добычи преступается воином Христовым заповедь «Не убий», а во имя ближнего единоверца, слабых и притесненных и имени Господня. Можно вспомнить в связи с этим и А. В. Суворова, который любил говорить: «Бог наш генерал. Он нас и водит». Все это примеры эффективного целеполагания со стороны идеологической системы.

Политическая деятельность формирует целеполагаиие на уровне общества через такой инструмент, как идеология.

Государственная идеология воплощает в себе систему идеалов^[22] (светских, религиозных) в системе отношений субъектов гражданского общества между собой, с государством, отношений государства с другими международными субъектами.

Государственная идеология формирует систему объединяющих сообщество смыслов^ определяющих смысложизненные ориентации, стремления, личностную направленность граждан, специфику восприятия и оценки ими поступков и ситуаций, эмоционального реагирования, поведенческих стереотипов. Усваиваемые гражданами в процессе политической социализации идеологические смыслы выступают основой и залогом их лояльности и приверженности существующему общественному порядку.

Естественно, что идеологическое поле подавляющего большинства современных государств не является ни статичным, ни однополярным. Идеологическая конкуренция, институционально определяемая фактором многопартийности, задает вектор развития государственной идеологии в целом. Но при этом государство обязано защищать от эрозии базовые смыслы национальной политической системы (национальные ценности), рассматривая любую попытку их дискредитации как акт враждебного информационно-психологического воздействия. Вытеснение вступающих в конфронтацию с национальными идеалами и подрывающих доверие населения к ним альтернативных социально-политических идеалов на периферию политического спектра служит условием самосохранения самой политической системы и устанавливаемого ею общественного порядка.

Второй системообразующий элемент общественного порядка — это символическая система, связанная с политическими символами. Любая идея, для того чтобы быть воспринятой и усвоенной, нуждается в определенной форме выражения. Такая форма выражения существует и применительно к национальной идеологии. Постижение тонкостей сложных идей в любом обществе — удел его интеллектуальной элиты. Подавляющее большинство рядовых граждан в этом плане довольствуются формой (креститься двумя перстами или тремя). Формой национальной идеологии являются символы государства и политической системы (флаг, герб, гимн), национальные праздники, ритуалы, церемонии, логотипы фирм и бренды, ассоциирующиеся с ценностями определенного образа жизни и т. п. Еще Конфуций писал, что с соблюдения ритуалов начинается порядок в государственном управлении^[23]. Выбор национальных праздников — это утверждение в массовом сознании значимости тех или иных исторических событий, выступающих точкой отсчета в формировании национально-культурной идентичности гражданина. Это формирование кумиров для подражания, галереи референтов для подрастающего поколения. Участие в ритуалах — важнейшая социальная практика по освоению гражданами ценностей политической системы. Красота ритуала связывает положительные эмоции граждан с символизированными ценностями политической системы.

Подобно тому как знамя полка на поле боя служит для солдата символом несгибаемого боевого духа, символы национальной идеологии служат средством мотивационного воздействия на дух гражданский. Выражаемые и разделяемые совместно с другими гражданами положительные эмоции по поводу символов национальной идеологии не только сплачивают сообщество, но и выступают важнейшей мотивационной составляющей желания граждан быть полезными своему отечеству. Напротив, эстетическое чувство уродливости в оценке существующих социально-политических практик и отношений вызывает демотивирующее воздействие на граждан.

Форма, в которой закрепляется в обществе национальная идеология, как фактор эмоционального и мотивационного воздействия на гражданина также является объектом информационно-психологического воздействия на политическую систему со стороны организаторов «цветных революций». Это воздействие проявляется в такой форме массовых беспорядков, как вандализм. Происходит глумление над памятниками, культурными ценностями и святынями общества, героизм начинает относиться к области психиатрии. В информационном пространстве появляется армия клоунов, задача которых создать впечатление комичности в отношении традиционных для данного общества ритуалов^[24]. Символы национальной идеологии помещаются в такой смысловой контекст, который изменяет их эмоциональные коннотации с положительных на отрицательные. Оценка значимости этой составляющей находит отражение и в Уголовном кодексе Российской Федерации, где статьи, связанные с оскорблением государственной символики, относятся к преступлениям против порядка государственного управления.

Третий системообразующий элемент общественного порядка — это нормативная система, которая включает в себя два подуровня: социальных и юридических норм. Любой идеал остается положительно окрашенной умозрительной конструкцией до тех пор, пока не начнет воплощаться в конкретных поведенческих практиках. Когда эти практики принимаются и осваиваются большинством членов того или иного сообщества, они становятся социальными обычаями. Обычай как исторически сложившаяся стереотипная форма массового поведения представляет собой воспроизводимые в неизменном виде стандартизированные действия, воплощающие определенные этнические ценности. Обычай выступает в качестве нормы, которая обеспечивает стабильность форм массового поведения^[25].

Возможность предсказывать поведение друг друга, упорядочивать совместную жизнедеятельность и более эффективно удовлетворять основные потребности делают социальные нормы незаменимыми регуляторами социального поведения, без которых ни одно сообщество не может существовать.

Если социальные нормы в значительной мере отражают условия развития и культуры самого социума, то нормы юридические часто оказываются средством управляющего воздействия на общество со стороны государства, устанавливающего законы.

В юридических нормах через предписание правил дозволенного и недозволенного поведения закрепляются ценности государственной идеологии.

Четвертым системообразующим элементом общественного порядка является экономическая система, система распределения ресурсов, благ, доходов членов сообщества. Система распределения ресурсов является в значительной степени производной от сложившейся системы социальных норм, устанавливающих критерии справедливого распределения благ в обществе.

Таким образом, идеология, система верований общества закрепляется в положительно окрашенных символах и выражается в системе неписанных и писаных правил поведения (социальных и юридических норм), в соответствии с которыми осуществляется справедливое распределение благ в обществе. Все четыре системы (идеологическая, символическая, нормативная и экономическая) закрепляют и воспроизводят общественный порядок. Они неразрывно связаны между собой, оказывают влияние друг на друга.

Общественный порядок основан на системе взаимоотношений граждан и различных формальных и неформальных социальных групп, складывающихся в рамках каждой из четырех систем. Эти отношения могут варьироваться по шкале принятие — непринятия общественного порядка по различной степени выраженности положительного, индифферентного или отрицательного отношения: приверженность — лояльность — безразличие — нелояльность — предательство (как пассивная форма отношений) и открытая конфронтация (как активная форма отношений).

Очевидно, что в любом обществе характер отношений граждан к общественному порядку не будет замыкаться на какой-то один полюс. Устойчивость системы общественного порядка связана с приверженностью и лояльностью граждан и их объединений национальной идеологии, ее символам, этическим и юридическим нормам и принципам распределения благ в обществе. Угроза существованию общественного порядка возникает при увеличении выше критического уровня процента граждан, демонстрирующих неприятие установленного общественного порядка.

Деформация представлений общества об общественном порядке как мишень когнитивных технологий «цветных революций» подразумевает изменение этих систем (табл. 1.4). То, что субъективно воспринималось членами сообщества как Истина, объявляется Ложыо. То, что представляло в сознании членов сообщества категорию Красоты, — Уродством. Категория Добра (юридических и социальных норм в отношениях) трансформируется в категорию Зла, а Изобилие как принцип достаточности благ члена сообщества объявляется Нищетой.

Другим вариантом технологий деформации категорий общественного порядка является провозглашение мировоззренческого, эстетического, этического релятивизма, т. е. что все идеалы, ценности, принципы относительны: «Пусть расцветают все цветы жизни!».

Таблица 1.4

Разрушение категорий общественного порядка.

Определяющим и первоочередным является воздействие на идеологический компонент общественного порядка (категорию Истины), которое должно сформировать у граждан приверженность новым социально-политическим идеалам (табл. 1.5). Так, идеологи перестройки трансформировали социалистический идеал служения народу и Отечеству в культ личного богатства (обогащайся, кто может) и накопления. Понятно, что эти идеалы закрепляются качественно различными социальными, и юридическими нормами. Им соответствуют качественно разные символы и принципы распределения благ в обществе. Поскольку идеологическая система — это источник жизненных смыслов членов общества, ее разрушение влечет за собой экзистенциальный вакуум, переход членов общества от социальных к биологическим смыслам.

Воздействие организаторов «цветных революций» на символическую систему (категорию Красоты) общественного порядка направлено на формирование у членов общества негативного отношения к символам национальной идеологии. То, что считалось красивым, объявляется смешным, уродливым. Как следствие, происходит демотивация, потеря вкуса, желания действовать в соответствии с осмеянными социальными идеалами.

Воздействие на нормативную систему (категорию Добра) нацелено на формирование у граждан переживания несправедливости существующих этических и юридических норм. То что, считалось добром, объявляется злом. Как следствие, у граждан возникает утрата ценностных ориентиров, наблюдаются внутриличностные кризисы, кризисы во внутригрупповых и межгрупповых отношениях. Исчезает доверие правосудию, законам перестают подчиняться. Возникает ситуация беспредела, закона тундры, или аномии (Э. Дюркгейм). Юридическая норма не может держаться исключительно на страхе наказания. Если она не принимается обществом, образцом поведения она не станет. Если же юридическая норма прямо противоречит нормам социальным, возникает политическая агрессия. Общество становится неуправляемым, когда более 30—40% его членов перестают сознательно следовать установленным в нем нормам.

Таблица 1.5

Когнитивные технологии массовых беспорядков (МБ).

Наконец, воздействие на экономическую систему направлено на формирование у граждан переживания несправедливости распределения ресурсов и недостаточности благ для удовлетворения потребностей. Мера интенсивности этого переживания определяет готовность граждан начать борьбу или идти за теми, кто обещает распределить ресурсы справедливо и дать благ больше.

Беспорядки существуют там, где есть четкое представление, что такое порядок. Там, где народная вера и идеалы объявляются ложью, там, где-то, что воспринималось гражданами как красивое, объявляется уродством, там, где усвоенные гражданином с детства нравственно-этические нормы объявляются злом, там, где справедливое начинает расцениваться как несправедливое, исчезает и всякое понимание общественного порядка гражданином. Там, где нет уважения к законам, где закон не понятен гражданину и дискредитирован практикой правоприменения, где социальные нормы размыты, где нарушение норм — не исключение, а правило, где нельзя определить правого и виновного, там исчезают отличия и порядка от беспорядка.

Другим приемом деформации представлений граждан об общественном порядке является введение множества взаимоисключающих критериев нормы. Когда магистральной линией социализации становится культура подчинения закону, или гражданская культура, то большинство людей демонстрирует и законопослушное поведение. Например, справедливо на языке гражданской культуры — это когда каждый честно зарабатывает сколько может. Брать чужое несправедливо. Это преступление. Тот, кто берет чужое без разрешения, — вор. Гражданская культура предлагает молодому человеку галерею положительных и отрицательных героев и поступков. Положительных — когда не могут взять, не спросив разрешение, возвращают найденное, предупреждают кражу. Так у ребенка на уровне вторичного мироощущения воспитывается ненависть к ворам и уважение к честным.

Не надо питать иллюзий, что воспитание действует на всех. Ребенок с альтруистической ориентацией и развитой эмпатией поймет, что если берут без спроса твою игрушку, тебе плохо и другому будет так же плохо, если заберут его игрушку. А ребенок с садистической ориентацией от того, что другому стало плохо, наоборот, удовольствие получит. Но даже он в случае социального отвержения будет прятаться до тех пор, пока не будет уверен, что сможет сделать это безнаказанно.

Сталкиваясь с социальным отвержением в гражданской культуре, такой человек ищет и находит социальное принятие в иных субкультурах (рис. 1.2). В воровской субкультуре ему предлагается иное представление о социальной справедливости. «Если от многого взять немножко — это не кража, а дележка». «У него много, у тебя мало. Это несправедливо. И хорошо поступает тот, кто умеет найти и взять то, что плохо лежит». Галерея референтов для подражания здесь своя: забрали ловко у жадного богача, и никто не заметил. В результате и на уровне вторичного мироощущения формируется уважение к ловким, умным и хитрым и насмешка над глупыми.

В рейдерской субкультуре каноны справедливости основываются на законах рынка, или джунглей: кто сильнее, тот выживает и захватывает бизнес более слабых. Это честная конкурентная борьба по закону. Плохой здесь слабый, который не может постоять за себя, который сдается и проигрывает в конкурентной борьбе. Такова героика данной субкультуры, которая на уровне вторичного мироощущения формирует уважение к сильным и презрение к слабым.

Субкультура «несунов», которая стараниями ряда публицистов стала ассоциироваться у многих с советским прошлым, устанавливала справедливость исходя из того, что раз «все вокруг колхозное, все вокруг мое», то, якобы, каждый где и как мог это общее себе и присваивал. Будучи объявленной в качестве повсеместной нормы поведения в условиях плановой экономики со страниц и экранов СМИ, эта норма оказалась некоторыми автоматически перенесенной и на условия экономики рыночной. Раз как следует не платят, возьмем недоплачиваемое натурой. И кумиром провозглашался тот, кто таким способ сумел добиться справедливого вознаграждения от своего предприятия. Правильные энтузиасты подвергались насмешке, уважение распространялось на умелых, тех, кто может отстоять свои интересы.

Субкультура «профессиональных нищих» провозгласила справедливым зарабатывание на жалости. Каждый просящий должен быть обеспечен социальной помощью. Эту субкультуру многие традиционно отождествляют с такой христианской добродетелью, как милосердие. Но еще дореволюционные исследователи описывали специфические правила приема и исключения из сообщества для так называемых обладателей нищенской сумы и нормы, по которым оно существовало. Выпрашивание денег расценивалось здесь как банальный доходный бизнес, спекулирующий на размерах несчастья. И в наше время бизнес, построенный на благотворительности, занимает в мировых рейтингах доходности почетное третье место, уступая лишь торговле оружием и наркотиками. На уровне вторичного мироощущения в этой субкультуре формируется уважение к профессиональным потребителям социальной помощи и насмешка над работающими.

Субкультура мздоимства записала в скрижали справедливости требование установления таксы за правильный подход к исполнению должностных обязанностей. На Руси эту традицию возвела в ранг закона еще Елизавета, дававшая в кормление статьи законов. А в наше время появилась целая западная школа, утверждающая, что нет лучше блага для развивающихся демократий, чем коррупция. Открыто не афишируемыми героями этой субкультуры стали те, кто поднялся выше и соблюдает единую таксу. Такие пользуются здесь почетом и вызывают уважение, а искатели правды вызывают насмешку, ибо известно, что «правда у каждого своя».

Расцвет в обществе подобных субкультур, наблюдавшийся в России в 1990—2000;е гг., отражал сформированный в отдельных социальных группах плюрализм в вопросах понимания социальных норм и приводил к разрушению границ между общественным порядком и беспорядком.

Рис. 1.2. Формирование отношения к воровству в различных субкультурах.

Наряду с когнитивными технологиями, направленными на деформацию представлений об общественном порядке у граждан, появились и соответствующие технологии воздействия на правоохранительные структуры, подробно описанные в работе Д. Шарпа^[26].

Различение между физической и психологической возможностью выполнения человеком действий стало использоваться умной толпой для оказания психологического воздействия на силовые структуры, отвечающие за охрану общественного порядка. Так технология детской интифады в Израиле включала в себя действия палестинских подростков и детей, которые выражали презрение и ненависть израильским военным, бросая в них камни. Эти действия наносили серьезный удар по моральнопсихологическому состоянию израильских солдат. Эта технология была принята на вооружение протестной толпой в ходе организации молдавских (2009), московских (2010, 2017), лондонских (2011) массовых беспорядков, когда подросткам 12—14 лет объяснялось, что «можно все, так как вас нельзя привлечь к уголовной ответственности»^[27].

Технология «залюбить до смерти» подразумевает демонстрацию радушия, восхищения, гордости участниками толпы в отношении сил правопорядка, скандирование лозунгов «Мы любим и гордимся нашей армией», «Армия (полиция) с пародом», дарение цветов девушками, подношение караваев и т. п. Цель данной технологии — создать у сотрудников сил правопорядка чувство симпатии, общности, единства с представителями протеста, что приведет к психологической неспособности применения насилия в их отношении.

Другая технология — «засмеять до смерти» — означает дискредитацию, осмеяние роли защитника правопорядка, солдата в общественном сознании: сформировать образ недалекого человека, который кроме как на службе ни в чем не может себя реализовать; говорить, что женщины любят умных и предприимчивых; заявлять, что армия сегодня нам не нужна, потому что никто нападать на нас не собирается. Как следствие, желающих добросовестно выполнять служебные обязанности будет немного.

Бурное развитие и распространение арсенала когнитивных технологий массовых беспорядков представляет на сегодняшний день угрозу как общественной, так и национальной безопасности России и требует разработки психологически адекватных мер противодействия. Автором совместно с кандидатом военных наук полковником А. В. Молдовановым и кандидатом педагогических наук полковником А. О. Кособуцким в 2015 г. проводилось исследование готовности офицеров внутренних войск Министерства внутренних дел Российской Федерации к пресечению массовых беспорядков в условиях угрозы цветной революции^[28]. Для изучения влияния фактора нестандартных действий со стороны организаторов массовых беспорядков на принятие решения офицерам предлагалась следующая модель.

«Осуществляя руководство частью (подразделением), при выполнении служебнобоевых задач, связанных с мероприятиями пресечения массовых беспорядков, Вы столкнулись со следующими ситуациями (Прочитайте все предложенные варианты ситуаций и опишите Ваши действия, но каждой из них):

Ситуация 1: Отдельное подразделение части молчаливо не выполнило поставленную задачу (приказ).

Ситуация 2: Все подразделения части отказались выполнить поставленную задачу (приказ).

Ситуация 3: Определенная часть военнослужащих подразделения не выполнила поставленную задачу (приказ).

Ситуация 4: Определенная часть военнослужащих части (подразделения) публично отказалась выполнить поставленную задачу (приказ).

Ситуация 5: Подразделение умышленно (как Вы предполагаете) неэффективно выполнило поставленную задачу (приказ).

Ситуация 6: Группа девушек раздает цветы военнослужащим Вашего подразделения под выкрики толпы: «Полиция (армия) с пародом».

Ситуация 7: Группа девушек и юношей в свадебных нарядах угощают военнослужащих Вашего подразделения шампанским и фотографируются на память под выкрики толпы: «Полиция (армия) с народом».

Ситуация 8: Перед военнослужащими Вашего подразделения появляются раздетые девушки, кричащие о любви к полиции (армии);

Ситуация 9: Под слова песни «Идет солдат по городу…» толпа митингующих пытается устроить братание с военнослужащими Вашего подразделения.

Ситуация 10: Группа девушек в купальниках раздает военнослужащим Вашего подразделения траурные портреты здравствующих первых лиц государства".

Контент-анализ ответов офицеров показал, что 54,5% офицеров не смогли описать свои действия в предложенных ситуациях наряду с тщательными ответами на другие вопросы анкеты. Характер ответов на первые пять из предложенных ситуаций носит однообразный характер (повторяющийся ответ) и не позволяет выделить специфику анализа и подхода к какой-либо из ситуаций. Наиболее типичные сценарии поведения офицеров в ситуациях отказа от выполнения задач или умышленно неэффективного их выполнения следующие: «доведу до старшего начальника, доложу по команде», «потребую объяснений», «повторю поставленную задачу», «сделаю замечание», «накажу», «объявлю взыскание», «проведу расследование», «объясню, что это не положено», «постараюсь прекратить», «оставлю как есть, командиры разберутся», «предприму соответствующие меры». В следующих пяти ситуациях с действиями организаторов толпы предлагалось: «прикажу не обращать внимания», «объясню, что гак не положено», «дам команду не входить в контакт», «постараюсь прекратить».

Очевидно, что «уставное» мышление офицера в данном случае ищет готовых проверенных рецептов действий и, не находя их, выдает варианты приказов сомнительной эффективности: «Прикажу не обращать внимания на раздетых девушек». Офицеры не предлагают выходящих за рамки устава инициативных действий, а пытаются использовать проверенные предписанные методы безотносительно к их адекватности сложившейся ситуации. Как следствие, возникает период промедления, когда руководители осознают наличие возникшего обострения обстановки, но не имеют возможности управлять ситуацией, что собственно и составляет цель организаторов таких акций.

• [1] См. Джадж Э. Пасха в Кишиневе. Анатомия погрома. Кишинев: Лига, 1998; Делоо погроме 18 и 19 апреля 1906 года в г. Мелитополь. Мелитополь: Типография Лемперта, 1906; Дело об октябрьском погроме в Симферополе. Симферополь: Типография Эйдлииа, 1907.
• [2] Waddington D. Contemporary issues in public disorder: a comparative and historicalapproach. London; New York: Rout ledge, 1992. P. 9.
• [3] Берковиц Л. Агрессия: причины, последствия и контроль. СПб.: Прайм-ЕВРОЗПАК, 2001.
• [4] Гарр Т. Почему люди бунтуют. СПб.: Питер, 2005.
• [5] Berk, R. A gaming approach to crowd behaviour // American Sociological Review. 1974.№ 39. P. 355−373.
• [6] Lemonik Л., Matiel М. Emergent norm theory // The Wiley-Blackwell encyclopedia of socialand political movements. 2013. URL: http://onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1002/9 780 470 674 871.wbespm432/full (дата обращения: 05.05.2017).
• [7] Reicher, S. D. The St. Pauls' riot: An explanation of the limits of crowd action in terms of asocial identity model // European Journal of Social Psychology. 1984. № 14. P. 1—21.
• [8] Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. В. М. Лебедева. М., 2008. С. 203. См. также: Енгибарян В. Г. Расследование массовых беспорядков: теоретические, организационные и методико-криминалистические основы: дис… д-ра юрид.наук. М., 2015; Забарин С. II. Квалификация преступлений участников массовых беспорядков, совершенных на почве межнациональных конфликтов. М.: Эксмо. 2008.
• [9] Waddington, D. Р. Contemporary issues in public disorder: a comparative and historicalapproach. New York: Taylor & Francis e-Library, 2003. P. 243; O’Connor, D. Adapting to protest: Nurturing the British model of policing. London: Her Majesty’s Inspectorate of Constabulary, 2009. URL: legislationlinc.org>download…download…nurturing… (дата обращения: 20.04.2017).
• [10] Ситковская О. Д. Психологический комментарий к УКРФ. М.: Академия ген. прокуратуры РФ, 2009. С. 71.
• [11] Большаков В. В. Бунт в тупике. М.: Молодая гвардия, 1973. С. 289—290.
• [12] Шарп Д. От диктатуры к демократии. М.: Новое издательство, 2012.
• [13] Люттвак Э. Государственный переворот: практ. пособие. М.: Университет ДмитрияПожарского; Русский фонд содействия образованию и науки, 2012.
• [14] Гоним В. Революция 2.0.
• [15] См. Багдасарян В. Мир под прицелом революции. СПб.: Питер, 2017; Васильев Л., Петров Н. Рецепты арабской весны. Русская версия. М.: Алгоритм, 2012; Гриняев С. Н. Иррегулярные конфликты: «цветные революции». М.: АНО ЦСОиИ, 2015; Коровин В. Третья мировая сетевая война. СПб.: Издательство «Питер», 2014; Максимов И. В. «Цветнаяреволюция» — социальный процесс или сетевая технология? М.: Книга по требованию.2010; Пономарева Е. Железная хватка «мягкой силы» // Одиако. 2013. № 6. С. 18—26; № 7.С. 18—21; Сундиев И. /О., Смирнов А. А. Теория и технологии социальной деструкции…
• [16] Борхсепиус А. В. Операции информационной войны. Новая классификация // Информационные войны. 2016. № 3 (39). С. 5.
• [17] Вассоевич A. JI. Информационно-психологическая безопасность: исторические предпосылки и социально-политические реалии // Информационно-психологическая и когнитивная безопасность: колл, монография. СПб.: Аврора, 2017. С. 34.
• [18] Зимичев А. М. Избранные произведения. СПб.: Изд-во ЦППИ, 2008.
• [19] Павлов И. Я. Рефлекс свободы. СПб.: Питер, 2001.
• [20] Зыков А. Как и чем управляются люди. Опыт военной психологии. СПб.: ТипографияВысочайше утвержденного Товарищества «Общественная польза», 1898. С. 112.
• [21] Нравы, обычаи и памятники всех народов земного шара. М.: Издание Л. Семенаи А. Стойковича, 1846.
• [22] Ватулин А. И. Идеология и ее механизмы // Вестник политической психологии. 2003.№ 2. С. 20−24.
• [23] Конфуций. Суждения и беседы. М.: Азбука-классика, 2006.
• [24] См.: Вассоевич А. Л. Информационные войны: К истории становления приемов психологического воздействия // Россия. Планетарные процессы. СПб.: Изд-во СПбГУ. 2002.С. 717−751.
• [25] См.: Психологические проблемы социальной регуляции поведения. М.: Паука, 1976.
• [26] Шарп Д. От диктатуры к демократии.
• [27] См.: Супдиев И. Ю., Смирнов А. А. Теория и технологии социальной деструкции…
• [28] Забарин А. В. Готовность офицеров к действиям в условиях моделируемого сценария"оранжевой революции" в России // Современные проблемы науки и образования во внутренних войсках МВД России: сборник науч. трудов иаучио-педагогического состава Санкт-Петербургского военного института внутренних войск МВД России. СПб., 2015. С. 102—107.