Криминализация миграционных процессов как проблема криминологической безопасности

В современной России миграционные процессы в условиях глобализации, изменения демографической, социально-экономической и политической ситуации, при дефиците их правового регулирования, оказывают на общество все большее негативное влияние^[1]. В этой связи, вполне закономерным стало появление новых видов преступности и коррупции, связанных с миграцией. К их числу, например, можно отнести рабство, торговлю людьми, расширение различных эксплуататорских практик и видов криминального бизнеса, объектом которых является человек и т. д. Криминогенность в условиях глобализации проявляется в порождении социально-экономических планетарных проблем, противоречий и деформаций, которые в полной мере находят свое выражение в миграционной преступности. Вовлекая всех в стихийный процесс конкуренции на международном и региональном уровне, глобализация ведет к дальнейшей социальной рестратификации общества, углублению неравенства между социальными группами, росту конфликтогенности и значительному усилению миграционной мобильности населения, а также массированной криминализации миграционных процессов. По справедливому замечанию В. А. Номоконова «глобализация преступности не просто сопровождает „мировую экономическую интеграцию“, но и является прямым неизбежным следствием в силу того, что она сама по себе есть глобальная криминогенная деформация мира»^[2]. Понимание изложенного невозможно без криминолого-психологического анализа сущности миграции и выделения тенденций ее проявления.

Масштабность миграционных процессов в современном обществе и значимость тех перемен, которые ими привносятся, требуют глубокого изучения и проведения их системного анализа в контексте криминологической безопасности. В целом миграционный процесс представляет собой определенное полимотивное общественное, социально-экономическое явление, в основе которого находится система потребностей личности, реализующейся в результате формирования мобилизационной готовности и перемещения в физическом, психологической и виртуальном (возможном) пространстве. Следовательно, миграционный процесс имеет в своей основе социально-психологическую природу, которая обусловливает последовательную смену состояний, стадий и т. д., направленных на достижение целей. В научной литературе^[3] утвердилось понимание социального (в том числе и миграционного —.

В. С.) процесса как совокупности статистически устойчивых актов взаимодействия людей, выражающих тенденцию изменения общественного положения или образа жизни больших социальных групп людей, условий воспроизводства и развития каждого человека как личности и оказывающих влияние на отношения между людьми. Применительно миграции множество событий, влекущих за собой смену места жительства, могут стать элементами такого процесса только в случае составления статистически значимой совокупности. Характеристика структуры (процесса в статике) миграционного процесса (структуры в динамике) предоставляет возможность определить масштабы и степень его воздействия как фактора (от лат. factor — делающий, производящий) — основной причины, производящей изменения в тех или иных сферах жизнедеятельности общества.

Различного рода миграционные перемещения резко усложнили их изучение. Попытки типологизировать миграционные процессы неоднократно предпринимались в России и за рубежом. Вместе с тем, анализ сложившихся подходов не дает нам достаточно четких разграничений.

миграционного движения населения. Поэтому, не вдаваясь в глубокий анализ, можно за основу взять несколько модифицированную нами классификацию, которая сложилась на практике (табл. 1). Классифицируемые миграционные процессы обладают своей спецификой, а участвующие в них люди имеют различные мотивы и преследуют совершенно разные цели.

Таблица 1

Классификация миграционных процессов.

Краткое рассмотрение наиболее важных видов миграционных потоков убеждает в том, что миграционный процесс может быть по-разному представлен. В основе этого процесса находятся разные причины, в том числе внешние: резкое ухудшение жизненных условий, политические преследования, боевые действия ит.д.;и внутриличностные: неадаптированность к данным условиям, завышенный уровень притязаний, перспективы карьерного роста и т. д. Совершенно ясно, что в любом случае миграция остается вынужденной. Вместе с тем, большинством исследователей в качестве основной выделяются экономические причины: резкое ухудшение условий жизни, потребность в обретении материального благополучия и т. д. Однако, международная практика идет по пути легитимизации обеспечения защиты демократическими государствами политических беженцев, жертв различных форм дискриминации, войн, экологических катастроф и т. д.^[4] При этом, «экономические беженцы» остаются незащищенными, практически выведенными за рамки этого процесса. Следовательно, в этом случае государство не берет на себя обязательств по отношению к «экономическим мигрантам», а возлагает решение всех проблем под их личную ответственность и активность. В контексте изложенного просматривается очевидный дефицит поддержки трудовых мигрантов в виде помощи государства. Это создает предпосылки криминализации мигрантской среды и распространения миграционной преступности.

В социально-психологическом контексте у перемещающихся проявляются различные свойства психики, характерные для мигрантов на «уровне притязаний». Здесь, в систему потребностных мотивов миграции включаются механизмы низкой адаптивности личности к новым условиям, чувство зависти, наличие комплекса неполноценности, желание реализации своего (интеллектуального, карьерного и т. д.) потенциала, сопровождаемое психическим напряжением, которое может перерасти в новые состояния политических и целый ряд других побудителей^[5]. В любом случае рождает чувство острой неудовлетворенности и невозможности индивида проживать на старом месте. Таким образом, в психологическом плане миграция представляет собой проблему неудовлетворенных потребностей, энергия которых аккумулируется в деятельность, связанную с перемещением. Основным мотивом при этом является поиск более благополучной жизни, стремление как к материальному благополучию, так и личной безопасности.

Миграционный процесс может быть представлен в виде трех стадий, которые фиксируют в пространстве и времени серию миграционных событий, т. е. ряд совокупностей выбытия за пределы территории и совокупностей прибытия из-за ее пределов, разность которых за какой-либо период дает валовую миграцию^[6]. Сущность и содержание миграционных процессов в достаточной степени раскрывает структуру любой миграции. Ряд исследователей (С. К. Бондырева, Д. В. Колесов и др.)^[7] выделяют три физические (компактное население, диффузное население и диаспора) и две виртуальные (национально-культурная автономия и псевдоэмиграция (антисистема)) структуры миграции. Совместное проживание на одной сравнительно небольшой территории представителей одного миграционного этноса, т. е. компактное население, снимает многие проблемы. Вместе с тем, их «геттоизация» спонтанного и принудительного вида (например, негритянские, китайские и другие кварталы) может привести в худшем случае к формированию агрессивного отношения к «посторонним». Другим видом физической структуры миграции является диффузное расселение. В этом случае отношения между аборигенами и мигрантами складываются на основе толерантности, культурного обмена, взаимодействия, последующей ассимиляции (полной структурой является диаспора, в которой происходит накапливание уникального опыта или частичной) и совместного проживания. Это наиболее жизнеспособная форма продолжения жизни этносов, в рамках которой формируются наиболее важные специфические психические качества: жизнеспособность, адаптивность и практичность. Наряду с физическими выделяют виртуальные (лат. virtualis — возможный) структуры в ненаблюдаемых состояниях, существование которых объясняется взаимодействием их (псевдоэмиграция). Для национально-культурной автономии характерны наличие взаимопомощи, ощущение приводит к отрицанию как вспомогательному механизму разрядки неудовлетворенности. Критически-протестная форма деятельности совпадает с весомостью оснований и обеспечивает индивиду «получение удовольствия». Формально принадлежа к стране проживания и ее культуре, он на сознательном и безсознательном уровне остается по отношению к ней глубоко враждебен. Совокупность таких индивидов представляет собой определенную миграционную систему, т. е. достаточно конкретное общественное явление с наличием индивидуальной этнопсихологии и альтернативой существующему в стране положению.

Рассматривая феномен диаспоры, невозможно обойти вниманием другую, не менее значимую проблему — «глобальные мигрантские структурные сети», представляющие собой гибкие, подвижные, неформальные, организованные и находящиеся вне социального контроля структуры. Во многих случаях последние подменяют работу диаспор своей, не всегда законопослушной деятельностью. Одновременно, диаспоры, будучи формой общественно-административного института, могут дистанцироваться от миграционной преступности. Мигрантские сети, как правило, используются преступностью, их формирование и развитие идет по криминальному варианту и сращивания с миграционной преступностью.

В контексте изложенного анализ мигрантских глобальных структур и их соподчинение с рабочим вариантом классификации представляется ценным для понимания сущности криминогенной составляющей миграционных процессов в России. В этом плане уместным будет вновь обратиться к потребностной активности мигрантов, которая в норме проявляется как экспансия (этническая, территориальная, военная, культурная, финансово-экономическая, идеологическая и т. д.). Главным здесь является захват физического, социального, психологического и виртуального пространства любым доступным путем, в том числе и путем навязывания чужих идей и формирования выгодных для инициатора доминант, в целях извлечения из этого разного рода выгод и преимуществ. При этом, отмечая повышение деловой активности этнического предпринимательства на территории Сибири и Дальнего Востока как и в России в целом, следует подчеркнуть факт появления «этнического лобби» (армянское, грузинское, еврейское, китайское и др.), которое представлено в органах государственной власти и правоохранительной системе и широко использует в своих целях механизм коррупции.

Одновременно следует учитывать возможность использования отдельными субъектами международного права миграционных процессов в качестве скрытой технологии (по «косовскому» варианту) для передела сфер влияния и территорий. В настоящее время существуют проблемы приграничных и других территорий, где мигранты (например, на территории Дальнего Востока) составляют в отдельных населенных пунктах, брошенных местным населением, большинство и возникает, как справедливо отмечает Л. Моисеева-Элье, угроза безопасности^[8]. В условиях глобализации экономики и трансформации пограничного, таможенного и визового режима происходит стирание границ в экономическом, культурном и информационном пространстве. Виртуальность «равных социально-экономических возможностей» в современном мире в большей степени инициирует мощные миграционные потоки, и миграция приобрела глобальный характер. Подтверждением тому является факт одновременного вовлечения в ее сферу 218 стран мира и около 175 млн мигрантов, которые в настоящее время проживают в странах, не являющихся их родиной. По прогнозной оценке Международной организации по миграции (МОМ) число мигрантов к 2030 г. составит 300 млн человек.

Миграционный процесс в полной мере проявил себя и в России: в период с 1991 по 2001 годы в страну официально въехало 7,1 млн человек, в то время как эксперты указывают — 11 млн мигрантов. При этом, следует отметить повышение числа въехавших в Россию мигрантов над числом выехавших. По данным Пограничной федеральной службы ФСБ России только за последние три года на территории страны осело более 5 млн человек. Только за 2008 год количество зарегистрированных фактов пересечения государственной границы составило 23,5 млн мигрантов. В последние годы число мигрантов с учетом незаконной миграции в России по данным различных источников колеблется от 8,6 до 15 и более млн человек. Интенсивность миграционных процессов серьезно осложнило ситуацию в стране, а незаконная миграция^[9], по заключению В. С. Овчинского, является криминогенным фактором^[10]. При этом, следует уточнить, что ранее основная масса мигрантов прибывала из закавказского региона. Однако в последнее десятилетие их стали опережать мигранты из центрально-азиатских республик. Так например, за 2009 год основу потока составили узбеки (17,5%) и таджики (14,6%). Одновременно достаточно четко обозначился дополнительный потенциально мощный источник миграции — Китай, на долю выходцев из которого в том же году пришлось 15,5% из общего их числа. В основе этого находится, как минимум, проблема перенаселения Китая, общая численность которого достигла 1262 млн человек, в том числе более 200 млн (7—8 млн из их числа являются безработными) на северо-востоке Китая, в его приграничных районах. По этой и ряду других причин, является объективным стремление китайцев к миграции и заселению свободных земель на территории Сибири и Дальнего Востока, которые ими воспринимаются как исконно китайскими. Массовое неконтролируемое переселение китайцев, спектр их противозаконной деятельности (контрабанда биоресурсов, древесины ценных пород, финансов, цветных металлов и т. д.), по мнению многих исследователей (В. С. Овчинский, В. А. Номоконов, Л. Д. Ерохина, М. Ю. Буряк и др.), существенно криминализируют ситуацию и создают угрозу безопасности^[11].

Очевидно, китайская община стала одной из крупных и наболее жестких объединений, имеющей в азиатской части России мощный криминогенный потенциал. Только на территории Сибири и Дальнего Востока официально зарегистрировано 300 тыс. китайцев. В ряде исследований общая оценка числа трудовых мигрантов — выходцев из КНР, проживающих в Российской Федерации, на 2005 год определяется в 800 тыс. человек. В то же время, по мнению экспертов, всего в России проживает более 3 млн, а в ее азиатской части незаконно пребывает около 1 млн граждан КНР. С открытием российских границ активизировалась торговля и внешнеэкономические отношения с восточным соседом. Китайские предприниматели все активнее включаются в экономическую сферу деятельности азиатской части России, используя при этом как легальные, так в большей степени нелегальные способы^[12]. Сформировались и активно действуют этнические организованные группы. Наблюдается криминальная кооперация с российскими криминальными группами и правоохранительными органами. Товарноденежные потоки, вместо прежнего вывоза валюты в Китай, реализуются по новой схеме: выручка концентрируется в руках крупных китайских бизнесменов и направляется на скупку и вывоз из России леса, цветных металлов, биоресурсов и т. д. Одновременно продолжают также функционировать подпольные китайские банки. Оперативными подразделениями фиксируется также деятельность отдельных китайских «триад», японской «якудзы» и ряда других транснациональных преступных группировок.

В контексте изложенного, неконтролируемая китайская миграция оказывает серьезное криминогенное влияние на ситуацию в азиатских регионах России. Последнее находит свое подтверждение в ряде следующих проявлений. Во-первых, из Китая хлынул поток преступных элементов, привлеченных возможностью быстрого обогащения. Во-вторых, формирование китайской диаспоры сопровождается значительным обострением криминальной обстановки (контрабанда наркотиков, оружия, боеприпасов, алкогольной продукции, вывоза ценного лекарственного сырья растительного и животного происхождения, морепродуктов и т. д.). Китайская миграция — это крупная проблема, имеющая долгосрочное для России значение. По информации Московского центра Карнеги, если в 1977 году в России находилось всего 250 тысяч китайцев, то на октябрь 2016 года их количество выросло до двух миллионов человек, что сравнимо с населением большого города. Правительственная организация, ответственная за миграционный контроль, утверждает, что через 20—30 лет китайцы будут доминировать на Дальнем Востоке и Сибири, став самой многочисленной нацией.

В условиях, когда российская территории Сибири и Дальнего Востока остаются для внутренней миграции малопривлекательной, складываются объективные и субъективные предпосылки ее заселения китайцами. При этом, использование большинством мигрантов каналов незаконного проникновения в Россию не способствует их легализации в дальнейшем Так, по результатам проведенного нами в период с 2008 по 2010 год опроса 350 мигрантов на территории Сибири и Дальнего Востока, не более 45% из них получают регистрацию, и около 10% — разрешение на работу — проживают нелегально на российской территории и находятся вне поля правового пространства. В числе причин, способствующих этому, следует выделить ряд наиболее значимых:

• — пробелы миграционного и трудового законодательства;
• — потребности теневой экономики и бизнеса в дешевой неформальной рабочей силе;
• — низкий уровень правосознания мигрантов и недоверие их власти по причине ее коррумпирования и сращивания с криминалом.

Каждая из этих причин является серьезной проблемой, неразрешимость которой инициирует включенность мигрантов в «теневую этническую экономику»^[13], в которой осуществляется во многом противоправная деятельность мигрантов под контролем мафии, коррумпирования и сращивания с криминалом. В сущности, все выделенные причины становятся следствием, имеющим криминальный характер и обеспечивающим формирование среды распространения преступности. В конечном счете, это приводит к виктимизации мигрантов, выведению их «за рамки правового поля». «Исключенные» составляют социальную базу миграционной преступности и иных форм девиации (наркотизм, алкоголизм, проституция и т. д.).

Глобализация рынков труда, стремительный рост миграции обусловил дифференциацию последней, что привело к значительному усложнению социокультурных характеристик мигрантской среды. В этом плане выделяют низкоквалифицированную и высококвалифицированную миграцию, получившую название «утечка умов». Для России является характерным, с одной стороны, отток высококвалифицированных, а с другой — массовый приток низкоквалифицированных кадров. Ежегодно страна от эмиграции теряет более 3 млрд, долл., а с учетом упущенных возможностей — около 80 млрд, долл.^[14] Следует заметить, что миграционная политика развитых стран выстроена на недопущении приема таких мигрантов в силу неэкономичности и социальной пагубности их использования. Однако исключить использование низкоквалифицированных мигрантов в силу востребованности практически невозможно. Данный тип миграции, даже в случае частичного устранения, продуцирует незаконную миграцию. В стране число незаконных мигрантов может составлять, по оценке Комитета по международным делам ГД РФ, около 10 млн мигрантов, по данным МВД России — на одного работающего мигранта приходится 10, а прогнозу Росстата, в 2010 г. может находиться не менее 19 млн нелегалов^[15].

К сожалению, в настоящее время нет ни одной структуры, которая располагала бы точными данными о количестве мигрантов, находящихся в России. Незаконная миграция, о криминогенном потенциале которой указывалось ранее, ее появление и быстрый рост повлекли за собой ряд крайне негативных последствий и в частности:

• — значительный рост криминализации миграции и среды ее пребывания;
• — создание нелегальных неконтролируемых рынков и формирование сегментов этнической экономики;
• — серьезное недополучение бюджетных поступлений от рабочей силы мигрантов;
• — рост этносоциальной и конфессиональной напряженности, а также антимигрантских настроений.

Проблема незаконной миграции для России является одной из актуальных. Пребывание части населения в условии отсутствия статуса способствует росту преступности и ее латентности. На протяжении только последних десяти лет миграционная преступность выросла на 74%. Только за 2008 год она составила 7,5%. Каждое третье преступление совершается представителями незаконной миграции^[16]. Одновременно настораживают масштабы трансфертов, перечисляемых мигрантами из России в страны исхода. Так, по результатам проведенного рядом аналитиков исследования^[17] ежегодное их перечисление составляет 3—4 млрд, долларов. При этом следует иметь ввиду то, что во многом перечисления мигрантами осуществляются нелегально. В частности, по данным вполне репрезентативного исследования менее половины их осуществляется легально. Следовательно, финансовые потери России намного выше и видимо приближаются к бюджету другим развитым странам, где доля средств, перечисляемых в «теневом» варианте в третьи страны, составляет две трети^[18].

В качестве следующей тенденции просматривается перспектива значительного расширения вынужденной миграции. По данным международных экспертов около 50 млн мигрантов в мире считается жертвами вынужденных перемещений. Применительно России в период с 1991 по 2001 год из числа указанной категории было зарегистрировано около 27 тыс. человек. Однако на учете регионального представительства УВКБ ООН по делам беженцев состоит в настоящее время более 50 тыс. «нуждающихся в убежище». Среди них выходцы из Афганистана, Анголы, Заира, Ирака, Ирана, Сомали, Судана, Шри-Ланки, Эфиопии и ряда др. стран. По оценке экспертов, в ближайшем будущем на статус беженцев могут претендовать свыше 100 тыс. человек^[19]. В своем большинстве данная категория мигрантов состоит в оппозиции режимам стран исхода, имеют специальную, в том числе и военную подготовку, опыт боевого участия в конфликтах и т. д. Достаточно полно это просматривается на ищущих убежища выходцах из Афганистана. Несмотря на наличие в определенной степени лояльного режима и религии возвращаться домой они не планируют, поскольку сохраняется опасность для их жизни. Масштабы афганского присутствия лидерами общин (в том числе и на территории Сибири) оценивается в 150—200 тыс. чел. Основной проблемой афганцев стало отсутствие легального статуса, поскольку большей их части было отказано в получении статуса «беженца». Многие из их числа столкнулись с проявлением агрессии со стороны экстремистов, испытали системное давление от правоохранительных органов. Не имея возможности официального трудоустройства, они стали активно криминализироваться (криминальное «отмывание» денег, их нелегальная пересылка за рубеж, участие в наркотрафике, торговле оружием и людьми и т. д.). В этих целях ими восстановлены законспирированные полувоенные структуры, обладающие «специфическим» опытом и связями во всех властных структурах как в России, так и зарубежом^[20]. Решение афганской проблемы необходимо гуманными методами и принятием политического решения, основанного на моральных обязательствах перед нашими бывшими союзниками. Подобного рода развитие ситуации наблюдается и среди выходцев из других стран, нуждающихся в убежище. При этом следует учесть имеющийся прогноз о том, что в ближайшие пятнадцать лет в разных регионах мира возможен переход существующих противоречий в форму межгосударственных конфликтов и гражданских войн, что безусловно резко усилит развитие данной тенденции в ее криминальной составляющей^[21].

Одной из актуальных тенденций миграционных процессов является постоянное увеличение среди мигрантов числа женщин. Определенное их число продолжает выезжать в качестве сопровождающего лица. Однако в последние годы все большее число женщин мигрирует в поисках средств к существованию. В рамках этого процесса транснациональной преступностью активно используется вывоз женщин и детей в целях сексуальной эксплуатации. По данным Международной организации по миграции ежегодно на европейских рынках проституции продается не менее 500 тыс. женщин. Международные эксперты отмечают значительный рост торговли людьми, значительный объем которой протекает в латентной форме. Торговля «живым» товаром приносит преступным сообществам ежегодный доход в сумме 10—12 млрд. долларов^[22].

Россия также является одним из основных поставщиков женщин и детей за границу в целях сексуальной эксплуатации. «Русские, как полагает Луиз И. Шелли, исторически продавали природные ресурсы, также продают женщин, как источник человеческих ресурсов», что в условиях демографического кризиса приводит к истощению России^[23]. Торговцы людьми представляют собой комбинацию традиционной организованной преступности, коррумпированных властей и представителей правоохранительных органов. Территория Сибири и Дальнего Востока, как слабо защищенные в экономическом плане районы, раскрывает перед работорговцами широкие возможности. Так, если в сибирских регионах России большая часть женщин продается в Китай, то на Дальнем Востоке — Китай, Южная Корея и Япония. Статистические данные, отражающие борьбу с торговлей людьми (ст. 127.1 УК РФ) на указанной территории, показывают скромные результаты. Так, в период с 2004 по 2007 год зарегистрировано только 73 преступления, что составляет около 27% от всех совершенных на территории России. Очевидно реальные масштабы преступлений намного больше, в чем убеждают материалы СМИ, мнения исследователей, экспертов и представителей НПО, занимающихся данными проблемами. Отмечая высокую латентность преступлений, связанных с торговлей людьми, статистические данные следует рассматривать как ничтожно малую величину, не отражающую реальной ситуации данной проблемы. Являясь одной из сфер извлечения значительных доходов, торговля женщинами и детьми обретает в России все большую общественную опасность, расширение ее границ становится одной из форм организованной миграционной преступности.

Последней тенденцией является оформление миграции в качестве самостоятельного фактора изменений в мире. Взаимосвязь миграции и социальных изменений обусловлена теми глобальными процессами, которые происходят в мире. В числе составляющих такого влияния применительно России следует выделить следующие:

а) Влияние миграции как ведущего фактора на этносоциальные изменения проявляют себя в возможности концентрации мигрантов на определенной территории (например, в ряде стран присутствие мигрантов составляет 4,6%). Высокая концентрация сказывается на этносоциальных отношениях, культуре и этноидентичности. Российский суперэтнос складывался в течение многих столетий в результате объединительных процессов (ассимиляции, интеграции и миксации). В рамках этнической структуры следует выделить этносы, для которых родоплеменные отношения являются ведущими (народы Северного Кавказа); малочисленные народности, которым их численность не позволяет интегрироваться в нацию; диаспорные народы, для которых состоялось разделение на материнский этнос и собственный субэтнос (греки, армяне, цыгане и др.). В условиях демографического кризиса прирост населения за счет миграции необходим. Вместе с тем, неконтролируемая этническая миграция способствует возникновению мигрантофобии, этнокультурных конфликтов, усилению этносепаратизма и экстремизма^[24]. В последнем случае, миграция выступает криминогенным фактором.

• б) Влияние фактора миграции проявляется во многих странах, в том числе и России, испытывающих демографический спад населения. В условиях демографического кризиса роль миграционной составляющей, оказывающей существенное структурное влияние на формирование народонаселения, необходимо в миграционной политике учитывать не только экономическую компоненту, но и ее трансформационное влияние на этническую структуру общества и недопущения оттока высококвалифицированных кадров за рубеж, а также проведения возможной репатриации. При этом, необходимым элементом работы должно стать выявление угроз и рисков в сфере демографической модернизации со стороны неконтролируемой миграции.
• в) Влияние фактора миграции на экономические процессы России привело к формированию неформальной и теневой этноэкономики, которая по сути базируется на использовании мигрантов. Интернационализация экономик, с одной стороны, и неравномерность развития стран, с другой — обусловили беспрецедентное экономическое значение миграции и превращение ее в мировое явление. В России продолжается процесс формирования мигрантских ниш занятости и роста зависимости российской экономики от притока мигрантов. В мигрантской среде продолжается уход мигрантов из легитимных экономических структур в теневую область с криминальным содержанием. В частности, теневая экономика по самым скромным данным российских экспертов составляет 25% ВВП, а с учетом криминальной деятельности 48,7% ВВП. По оценкам Госкомстата на 2001 г., в неформальном секторе было занято как минимум 10 млн человек (15% занятых в экономике). При этом следует иметь ввиду, что в развитых странах доля теневой экономики оценивается не выше, чем в 5—10% ВВП^[25]. Субъектами такой деятельности являются профессиональные преступники, а объектами — производство запрещенных и дефицитных товаров и услуг.

Использование дешевого труда мигрантов в массовом порядке, в том числе недобросовестными предпринимателями, теневым и криминальным бизнесом, очевидно. 90% мигрантов заняты в «серой и черной» зонах и в автономном режиме, прочно интегрированы в теневую экономику. Такое стало возможным в результате конкурентной борьбы между формальным и неформальным секторами экономики. Более того, рынок в современных условиях для большинства нелегальных мигрантов стал одной из основных сфер занятости. В условиях правового бесправия основным механизмом управления такими работниками является физическое и психологическое насилие, т. е. реализуется на практике властно-насильственный механизм, связанный преимущественно с применением различных форм насилия. Для такого рынка характерным является долговая, сексуальная и иная (например, наркотическая, деструктивная и т. д.) зависимость, при повсеместном распространении ограничения свободы, изъятия документов и коррупции. Сложилась полукриминальная инфраструктура, в системе которой присутствует «индустрия удовлетворения естественных и социальных потребностей» (например, помощь милиции, «хозяина» рынка или «проститутки в контейнере» и т. д.). «Черные» рынки труда есть почти во всех областных центрах Сибири и Дальнего Востока. В частности, в Новосибирске такой «рынок рабов» расположен на Хилокском рынке, где собираются мигранты, ищущие работу, и представители работодателей, нанимающие дешевых работников. Рабство практически перестало быть маргинальным явлением, поскольку получило массовое распространение, а система противодействия криминальной эксплуатации мигрантов разъедена коррупцией.

Другой сферой мигрантской занятости являются строительные работы, в которой приобрела широкое распространение практика «передачи» мигрантов после окончания строительства объекта от одного работодателя к другому. В сущности, изъятие документов является распространенным механизмом эксплуатации и сохранения контроля над работником. В строительстве почти треть рабочих не имеют паспорта на руках, что низводит работника-мигранта до положения раба. Теневая экономика в своем криминальном сегменте завоевала определенное экономическое и социальное пространство, создала гибкую инфраструктуру, включая теневые денежные потоки, механизмы обеспечения рабочей силой, торговые сервисы и др. Свое развитие криминальная экономика получила исключительно благодаря коррумпированию всех систем государственной власти и управления. По этой причине, последняя является финансовой основой коррупции, а коррупция, в свою очередь, становится финансовой основой теневой экономики. Подтверждением тому являются данные Фонда ИНДЕМ по общей сумме взяток, выплачиваемой предпринимателями в течение года чиновникам, составляющей 33,5 млрд, долларов^[26]. Давая общую оценку современному состоянию процесса криминализации миграционных процессов, можно констатировать не только его наличие, но и оказание определенной ее частью значительного негативного влияния на криминологическую безопасность страны. Сегментация рынков труда, сегрегация мигрантов и формирование анклавных ниш по этническому признаку, определяет место и усиливает их роль в трансформации социально-психологической, а в будущем и политической структуры общества, в частности, формировании среднего класса. Следовательно, страна начинает экономически зависеть от притока и характера труда мигрантов, а миграция становится важнейшей частью экономики.

Узость легитимного пространства закономерно привело, в рамках «этнокриминальной экономики», к их самоорганизации вокруг «мафиозных диаспорных кланов». В России реально функционирует глубоко коррумпированная во многом закрытая сфера жизнедеятельности мигрантов, которая породила в обществе антимигрантские настроения и экстремистские проявления. Одновременно состоялся значительный рост неконтролируемой миграции и миграционной преступности, криминогенный потенциал и криминальные последствия которых изучен в недостаточной степени. В контексте изложенного крайне актуальным является определить угрозы, выявить их носителей, изучить и разработать пути противодействия криминогенному влиянию миграции и сопутствующей миграционной преступности.

• [1] Например, Гаспарян В. В. Оценка влияния миграционных процессов на экономическую безопасность России и ее регионов. Автореф. дис. канд. эконом, наук. —Ставрополь, 2009; Коробов А. А. Миграционный фактор напряженности этнополитических отношений в Российской Федерации. Автореф. дис. д-ра полит, наук и др.;Орешков С. В. Влияние глобальных миграционных потоков на экономическое развитиестраны: проблемы деконструктивных воздействий. Автореф. дис. канд. эконом, наук. —М., 2007.
• [2] Номоконов В. А.

  Введение

  // Россия в фокусе криминальной глобализации. —Владивосток, 2002. http: www. crime/vl.ru/inde[.php?p=1382&more=l&page=3.

• [3] Плотинский Ю. М. Теоретические и эмпирические модели социальных процессов. — М.: Логос, 1998; Резник Ю. М.

  Введение

  в социальную теорию. — М.: Институтвостоковедения РАН, 2003; и др.

• [4] Международно-правовые основы борьбы с незаконной миграцией и торговлейлюдьми / Сост. В. С. Обнинский. — М.: ИНФРА-М, 2004. — 300 с.
• [5] Собольников В. В. Миграционная преступность в Сибирском суперрегионе: теория, опыт, проблемы (монография). — Новосибирск: НГУ, Международная кафедра"ЮНЕСКО", 2005. — С. 39.
• [6] Рыбаковский Л. Л. Миграционный процесс: понятие, виды, формы и стадии //Миграция населения: Теория и практика исследования: Приложение к журн. «Миграцияв России». — М., 2001. — С. 107—119.
• [7] Бондырева С. К. Миграция (сущность и явление) / С. К. Бондырева, Д. В. Колесов. — М.: Изд-во МПСИ; Воронеж НПО «Моден», 2004. — С. 63—70.
• [8] Моисеева-Элье Л. Общественные отношения в области миграции: современнаяистория. Международные отношения в развитии социально-экономических процессов в странах СНГ: Матер. Междунар. научн.-практ. конференции, Омск, 14—15 июня2001 г. — Омск, 2001. — С. 93.
• [9] Бастрыкин А. И. Противодействие преступности мигрантов — один из основных факторов укрепления безопасности России // Журнал «Право и безопасность». —2009. — № 2 (31).
• [10] Международно-правовые основы борьбы с незаконной миграцией и торговлейлюдьми: Сб. док. / Сост. В. С. Овчинский. — М.: ИНФРА-М, 2004. — С. 3.
• [11] Овчинский В. С. 21 век против мафии. Криминальная глобализация и конвенция ООН против транснациональной организованной преступности. — М.: ИНФРА-М, 2001. — С. 117—120; Номоконов В. А. Незаконная миграция как источник криминальной опасности: региональный аспект // 3-й Международный Форум «Мировое сообщество против глобализации преступности и терроризма» / http://www.waaf.ru/index.ru.php?section=7¶graph=3&article=19; Ерохина Л. Д., Буряк М. Ю. Нелегальная миграция и организованная преступность: региональные аспекты / http://www.crime.vl.ru/index.php? = 1000&print=l&more=l; и др.
• [12] Собольников В. В., Нагаев С. А. Актуальные проблемы предупреждения миграционной преступности. — Нерюнгри, СВГИ, 2009. — С. 28—30.
• [13] Например, Лукьянов А., Григорьев Е., Виноградов Ю., Щеблыкин В. Экономиканелегальной миграции в России // «Маркетинг & Консалтинг» 27.11.2005. http: www.novoemnenie. ru/rassi/191.html.
• [14] Юдина Т. Н. Социология миграции: Учеб, пособие для вузов. — М.: АкадемическийПроект, 2006. — С. 36.
• [15] Юдина Т. Н. Социология миграции: Учеб, пособие для вузов. — М.: АкадемическийПроект, 2006. — С. 39.
• [16] Пальников М. Иммиграция в Россию из постсоветских республик // Перспективы. — М. С. http://www.herspektivy, info/print.php?ID = 39 971.
• [17] Бастрыкин А. И. Противодействие преступности мигрантов — один из основных факторов укрепления безопасности России // Журнал «Право и безопасность». —2009. — № 2 (31).
• [18] Коваленко В. Экспорт рабочей силы — зло или благо? // Экономическое обозрение. — Кишинев: № 18 (562) / 14 мая 2004 г. http; www.try.md/prview.php? Data-ilnter&id=41067ilnter &id=41 067.
• [19] Одарик О. А. Международная миграция и ее политические последствия для России.Автореф. канд. полит, наук. — М., 2006. — С. 10.
• [20] Собольников В. В. Миграционная преступность: криминологический анализи предупреждение. — Новосибирск: Наука, 2004. — С. 168—169.
• [21] Сатановский Е. Где будет война? // Русский репортер — № 17(17)/27 сентября.
• [22] См. Доклад о состоянии торговли людьми в Российской Федерации. — М., 2006. —С. 49.
• [23] Противодействие торговле людьми (монография) // Под ред. Ю. Г. Торбина. —Новосибирск. — С. 308.
• [24] Собольников В. В. Межэтноконфессиональные отношения в Сибирском суперрегионе: социально-психологический анализ (монография) — Новосибирск, 2003. — 278 с.
• [25] Милентьев А. Затмение в экономике // Аргументы и факты. 2006. — № 14. — С. 8.
• [26] Цуриков В. Экономический подход к анализу корыстных преступлений // Вопросыэкономики. 2007. — № 1. — С. 51.