Состояние и проблемы экономической науки в ссср

В октябре 1917 г. в России свершилась очередная, третья по счету за одно десятилетие революция. К власти пришли большевики, исповедовавшие совершенно иную экономическую идеологию по сравнению с дореволюционной и имевшие кардинально отличающиеся представления о наиболее перспективном направлении развития страны. Капитализму был вынесен приговор. На повестку дня встала задача обеспечения монопольного положения марксизма, который становился государственной идеологией. Но добиться этого в короткие исторические сроки было, естественно, невозможно, так как своих кадров ученых-обществоведов новая власть практически не имела. К тому же экономическое положение страны было уже настолько сложным, что нужно было серьезно заняться налаживанием ее хозяйственной жизни. Поэтому новой власти ничего другого не оставалось, как прибегнуть к помощи доставшихся ей в наследство специалистов и ученых, учившихся и работавших в условиях совершенно другого общественного уклада.

Многие представители новой власти прекрасно понимали, что привлечение на свою сторону доставшихся от прежнего строя ученых и специалистов исключительно важно как с политической, так и с практико-хозяйственной точки зрения. Вот почему уже 15 ноября 1917 г. советское правительство в лице комиссара по просвещению А. В. Луначарского выпускает обращение «Ко всем учащим». В нем говорилось о лучших традициях русской интеллигенции и содержался призыв к ученым и специалистам руководствоваться своим гражданским долгом и отдать свои силы и знания хозяйственному и культурному возрождению страны.

В мае 1918 г. В. И. Ленин говорит о сложной и важной задаче «превратить всю систему накопленного капитализмом богатейшего, исторически неизбежно-необходимого… запаса культуры и знаний и. техники — превратить все это из орудия капитализма в орудие социализма». Таким образом, власть, казалось бы, прекрасно понимала цену того интеллектуального богатства, которое было накоплено в России и которым нужно было грамотно и по-хозяйски распорядиться.

Для руководства организацией научных исследований в Советской республике при Государственной комиссии по просвещению, образованной декретом СНК в ноябре 1917 г., был создан Научный отдел. Решение задач по объединению научных и технических сил в целях обслуживания хозяйственных потребностей страны возлагалось на Совет экспертов, основанный в феврале 1918 г. при Высшем совете народного хозяйства.

Естественно, что быстро и просто решить проблему привлечения буржуазных специалистов на сторону Советского государства было невозможно.

О настроениях значительной части русской интеллигенции в то время свидетельствует, например, содержание речи непременного секретаря Российской академии наук академика С. Ф. Ольденбурга, ставшего впоследствии крупным советским ученым. 20 декабря 1917 г. на торжественном годичном собрании Академии наук: он говорил: «Было бы малодушием не смотреть правде в глаза и не признать теперь, что русский народ не выдержал великого исторического испытания и не устоял в великой мировой борьбе: темные невежественные массы поддались обманчивому соблазну легкомысленных и преступных обещаний, и Россия стала на край гибели».

Уже в 1918—1919 гг. буржуазные специалисты стали постепенно переходить на службу советской власти. Это, однако, не означало, что они вставали в ряды сторонников и защитников идеи социализма. И тем не менее русская интеллигенция прекрасно понимала необходимость экономического и культурного возрождения страны, и поэтому она как бы приняла «правила игры». Естественно, что при этом многими не исключалась возможность восстановления в дальнейшем капиталистических принципов хозяйствования. Идеи сотрудничества с советской властью с целью изменения путей развития России в капиталистическом направлении в первые годы нэпа оформились в целое течение в кругах русской буржуазной интеллигенции, находящейся как внутри страны, так и за ее пределами. По названию журнала «Смена вех», издававшегося за границей группой русских эмигрантов, проводивших эти идеи, течение получило название «сменовеховского». Следует отметить, что мы всецело согласны с мнением С. А. Федюкина о том, что, во-первых, «сменовеховство» зародилось не в первые годы нэпа, как считают многие современные историки и экономисты, а значительно раньше. Во-вторых, его истоки нужно искать не в среде русской эмиграции, а внутри страны. Ведь даже один из идейных вождей «сменовеховства» Ю. Ключников признавал, что именно «из России пришли к нам веяния, отразившиеся за границей в виде течения „Смены вех“».

Достаточно четко эти настроения были выражены, например, в устных выступлениях и статье Н. Гредескула, в книге Н. Устрялова, в «Декларации трудовой интеллигенции». Последняя была подписана некоторыми видными русскими учеными, представителями дореволюционных крупных промышленных и банковских кругов, бывшими государственными деятелями царской России. В ней содержался призыв к созданию «Союза трудовой интеллигенции», который имел бы своей целью «всемерное содействие наиболее целесообразному использованию интеллектуальных сил России в целях воссоздания ее культурнохозяйственной жизни». При этом авторы декларации отнюдь не выступали сторонниками новой власти и не призывали к ее поддержке и укреплению. Они писали: «…какими путями пойдет русский революционный процесс дальше, какие руководящие идеи в нем, в конце концов, восторжествуют и в чем выразится происходящий в толще народа психологический сдвиг, — предугадать пока невозможно».

Советская власть с большой настороженностью восприняла «сменовеховство». По оценке В. И. Ленина, оно выражало «настроение тысяч и десятков всяких буржуев или советских служащих, участников нашей новой экономической политики. Это основная и действительная опасность. И поэтому на этот вопрос надо обратить главное внимание: действительно, чья возьмет?.. Сегодня на нас не наступают с оружием в руках, и тем не менее борьба с капиталистическим обществом стала во сто раз более ожесточенной и опасной, потому что мы не всегда ясно видим, где против нас враг и кто наш друг». И тем не менее жизнь заставляла принять это движение в среде русской интеллигенции и использовать его в целях широкого привлечения ученых и специалистов для решения насущных хозяйственных и культурных проблем страны.

Особенно сложным был вопрос об использовании буржуазных экономистов, ибо в отличие от представителей естественных и технических наук в данном случае речь шла об изменении мировоззренческих взглядов, научных убеждений. В области общественных наук, в частности в области экономической науки, меньше всего можно было рассчитывать на действенную идеологическую помощь буржуазных ученых. Даже те из них, кто был готов сотрудничать с советской властью, не могли быстро перестроиться и отойти от немарксистских концепций и теорий. Своих же квалифицированных кадров ученых-марксистов новая власть почти не имела.

В этих условиях она была поставлена перед необходимостью скорейшего создания марксистского центра общественных наук. Таковым в то время не могла стать Академия наук из-за практически отсутствия в ее составе ученых-экономистов. Единственным ординарным академиком по политической экономии и статистике был П. Б. Струве, избранный в состав Академии наук в 1917 г.

В мае-июне 1918 г. по инициативе М. Н. Покровского и М. А. Рейснера и при поддержке В. И. Ленина Совнарком и Наркомпрос приступили к организации Социалистической академии общественных наук, которая должна была стать ведущим научным центром страны в области изучения и пропаганды марксистской теории.

После необходимой предварительной работы 1 октября 1918 г. эта Академия была торжественно открыта. Пройдет еще много лет, прежде чем станет возможным ее слияние (с 1923 г. она стала называться Коммунистической) с Академией наук СССР.

Открытие Социалистической академии отнюдь не исключало необходимости использования буржуазных профессоров в высших учебных заведениях страны и в государственных учреждениях. Так, например, в Московском университете оставались на преподавательской работе И. Гольдштейн, Н. Шапошников, А. Мануйлов, Н. Каблуков, 3. Каценелленбаум, Н. Макаров, А. Чаянов и многие другие. Туда же из Петрограда переехал и П. Струве. В Петроградском университете читали лекции С. Солнцев, В. Святловский, И. Кулишер, М. Боголепов, А. Буковецкий, В. Шарый, Е. Энгель и др.

Профессорами-аграрниками А. Челинцевым, Н. Макаровым, А. Рыбниковым, А. Чаяновым в 1917 г. был разработан проект создания «Высших семинариев сельскохозяйственной экономики и политики» при сельскохозяйственных школах. Весной 1919 г. первый из них был открыт при Петровской (ныне Тимирязевской) сельскохозяйственной академии. Руководителями проводимых семинариев являлись С. Прокопович, Н. Шапошников, Л. Литошенко, Н. Кондратьев и др. На практической работе особенно широко использовались буржуазные экономисты в учреждениях Госплана, Госбанка, Наркомзема и Наркомата финансов. Так, в конце 1918 г. был создан институт экономических исследований (его Петроградское отделение) при Народном комиссариате финансов. Московское отделение открылось несколько позднее — в сентябре 1919 г. Этот институт объединял главным образом буржуазных экономистов. Там работали В. Железнов, 3. Каценелленбаум, А. Соколов, К. Шмелев, С. Воронин, Е. Лурье и др.

Принося безусловную пользу в качестве органа научной консультации по вопросам практической организации советских финансов и денежного обращения, ученые института с самых первых дней его работы выражали отрицательное отношение ко многим принципиальным вопросам экономической политики советской власти. Так, они выступали за частную инициативу как основную форму организации общественного хозяйства, против введения продразверстки в годы «военного коммунизма» и т. д.

Особенно резко возражали буржуазные экономисты против политики национализации, рабочего контроля. Об этом свидетельствовали, в частности, выступления В. Гриневецкого, А. Долгова, С. Прокоповича, А. Чаянова, Л. Кафенгауза на Первом Всероссийском кооперативном съезде (февраль 1918 г.), подготовка к которому началась еще до революции.

Ситуация складывалась таким образом, что, с одной стороны, новая власть не могла обойтись без ученых и специалистов немарксистской ориентации, а с другой — не могла не вступить с ними в жесткое идеологическое противоборство, поскольку видела в их взглядах и настроениях немалую угрозу для идеологической монополии, на которую большевики стали претендовать с первых же послереволюционных дней.

Об огромной практической значимости, которую имели многие труды дореволюционных ученых и специалистов, говорит, например, книга профессора В. И. Гриневецкого «Послевоенные перспективы русской промышленности», изданная в 1918 г. в Харькове. Он не был профессиональным экономистом, по основному роду занятий В. И. Гриневецкий был специалистом в области теплотехники. Однако проблемы экономического возрождения страны его крайне волновали, и он старался найти наиболее эффективный путь к решению этой крайне сложной проблемы.

В книге содержался глубоко проработанный план восстановления и реконструкции экономики России. К ней проявили большой интерес в правительственных кругах. В 1922 г. вышло второе ее издание с предисловием коммуниста В. Сарабьянова, в котором он справедливо отметил, что «по такому важному вопросу, как хозяйственный план, мы имеем только одну книгу профессора Гриневецкого». Под влиянием этой работы В. И. Ленин, прочитавший ее, форсировал создание государственной комиссии по электрификации России, которая и разработала известный план ГОЭЛРО. В его составлении принимали участие в основном дореволюционные специалисты. Через несколько лет по существу ими же были разработаны в ВСНХ перспективные пятилетние планы Освок.

1920;е годы были весьма насыщены поисками решения научных и практических экономических проблем, существовавших в стране. Свидетельством этому являются многочисленные теоретические дискуссии. Назовем в качестве примеров дискуссии о методах народнохозяйственного учета, о золотом и «товарном» рубле, о законе стоимости в советском хозяйстве, о регуляторах советской экономики, о хозяйственном расчете. При этом важно отметить, что практически все они носили не отвлеченный характер, а были направлены на решение вполне конкретных хозяйственных проблем. Не были забытыми и методологические вопросы экономической науки, о чем свидетельствует проходившая в течение всех 1920;х годов дискуссия о предмете и методе политической экономии. Не случайно иногда это десятилетие называют «золотым веком» советской экономической мысли.

Усилия отечественных ученых, как мы видим, были направлены на разработку общеметодологических проблем экономической науки и проблем прикладного характера, связанных с нахождением и совершенствованием форм и методов хозяйствования. И вот как раз в этой последней области советские ученые 1920;х годов добились наиболее ощутимых результатов, бесспорным подтверждением чему явились достижения советской экономики. Ведь очевидным является тот факт, что на восстановление экономики страны после разрушительных Первой мировой и Гражданской войн потребовалось всего около 4 лет. И это в условиях, когда к весне 1921 г. объем валовой продукции промышленного производства составлял по отношению к 1913 г. всего 31%, а сельскохозяйственного — 67%. В стране не работали многие заводы и фабрики, населению, в первую очередь городскому, не хватало элементарных продуктов питания. Огромными и невосполнимыми были человеческие потери. По данным академика С. Г. Струмилина, за период 1914—1920 гг. наша страна потеряла убитыми на фронтах, погибшими от эпидемий, голода, а также в результате инвалидности около 19 млн человек трудоспособного населения в возрасте от 16 до 49 лет. В целом же людские потери за это время были еще больше.

В стране царила инфляция. По расчетам Конъюнктурного института, которым руководил Н. Д. Кондратьев, в среднем за декабрь 1921 г. обесценение рубля произошло в 228 тыс. раз, за январь 1922 г. — в 491 тыс., за первую неделю февраля — в 760 тыс., за вторую неделю февраля — в 923 тыс., за третью — в 1073 тыс. раз, что привело к колоссальному росту цен. На 1 января 1923 г. средний уровень цен по России в сравнении с 1913 г. поднялся почти в 20 млн раз. Следует отметить, что точная и оперативная статистическая работа Конъюнктурного института сыграла не последнюю роль в проведении успешной денежной реформы 1922—1924 гг. Одним из наиболее ярких примеров решения учеными-экономистами и практиками сложнейших народнохозяйственных проблем, стоявших в тот период перед страной, служит успешное проведение в 1922—1924 гг. денежной реформы, в ходе которой удалось создать устойчивую денежную систему, при этом без каких-либо внешних кредитов, без какой-либо помощи извне.

В научных дискуссиях 1920;х годов принимали участие ученые различных школ и течений, занимавших подчас противоположные методологические и теоретические позиции по обсуждавшимся проблемам. Однако именно в это десятилетие происходит превращение марксизма в господствующее учение и к началу 1930;х годов в общественных науках, в том числе и в экономической, утверждается его абсолютная монополия. При этом и сам марксизм начинает выступать в догматизированном, а во многом и в искаженном варианте. Приведем хотя бы один пример.

Как известно, К. Маркс и Ф. Энгельс понимали политическую экономию как науку, изучающую различные этапы в развитии общественного производства, и говорили о политической экономии в широком смысле. И тем не менее в марксистской литературе 1920;х годов в СССР бытовала концепция, ограничивавшая предмет этой науки рамками только товарно-капиталистического хозяйства. Идею о невозможности существования политической экономии при социализме как теоретической науки об объективных экономических законах связывают с именами В. Зомбарта и М. И. Туган-Барановского, которые в свою очередь лишь применили в экономике вывод неокантианцев Г. Риккерта, В. Виндельбанда о якобы несовместимости «закона» и «цели». Объективный закон отождествлялся ими со стихийно действующим законом.

А раз при социализме люди будут действовать в соответствии с поставленной целью, планомерно, то значит, что при социализме не будет и объективных экономических законов, а следовательно, и политической экономии социализма. Через работы Р. Гильфердинга, Р. Люксембург и Н. Бухарина эта идея проникла в советскую экономическую науку и господствовала в ней в течение всех 1920;х годов. Известное значение в преодолении этой ошибочной идеи сыграло то, что в 1929 г. были опубликованы замечания В. И. Ленина на книгу Н. Бухарина «Экономика переходного периода». Кроме того, поскольку предпринимались большие усилия по изучению творческого наследия К. Маркса и Ф. Энгельса, большими тиражами в течение всех 1920;х годов издавались их труды, отечественные ученые могли ознакомиться с мнением основоположников марксизма по вопросу о предмете политической экономии и их учении о политической экономии в широком смысле. Пока же в течение всех 1920;х и первой половины 1930;х годов место политической экономии социализма как науки и учебной дисциплины в высшей школе заняла «Теория советского хозяйства» и «Экономическая политика СССР». Казалось бы, что вопрос о предмете политической экономии — это чисто научно-методологическая проблема. Однако она имела крайне негативные последствия для хозяйственной практики, ибо непризнание политической экономии при социализме означало отрицание объективных экономических закономерностей в новых исторических условиях. А это в свою очередь вело к утверждению волюнтаристических подходов к выбору путей и форм хозяйственного развития страны, порождало представление о всесилии Советского государства и его способности как создавать, так и упразднять экономические законы. В течение ряда десятилетий экономические законы, если о них вообще говорилось, трактовались как проявление сознательного творчества пролетариата, партии и Советского государства. В качестве же таковых назывались «индустриализация страны», «социалистический план» и даже «диктатура пролетариата». Принципиальная позиция многих коммунистов на этот счет была выражена в утверждениях А. Рыкова и Г. Орджоникидзе на XIV съезде о том, что истина марксизма — это то, что примет съезд. С учетом ограниченного понимания предмета политической экономии решались тогда многие вопросы теории и практики хозяйствования, в том числе и такой, как методология социалистического планирования. В середине 1920;х годов по этому вопросу в кругах экономистов проходила оживленная дискуссия. Были выдвинуты два основных методологических подхода, получивших названия телеологического и генетического^[1].

Первый из них исходил из принципа целеполагания, сознательно сформулированной цели на достижение определенного экономического результата и отстаивался плановиками-марксистами С. Г. Струмилиным, Г. И. Круминым, Г. М. Кржижановским и рядом других.

Второй принцип ориентировал в плановой работе на учет объективных тенденций и закономерностей в экономическом развитии. Его защищали прежде всего такие экономисты, как Н. Д. Кондратьев, В. А. Базаров (В. А. Руднев), В. Г. Громан.

Победила, естественно, идея идеологического подхода к планированию, что и привело впоследствии к тому, что нарушались народнохозяйственные пропорции, скажем, развитие тяжелой промышленности превратилось со временем в самоцель. Средства для этого выкачивались из сельского хозяйства, отрасли второго подразделения развивались крайне слабо. Это в свою очередь приводило к хроническим дефицитам предметов потребления, снижало жизненный уровень населения и т. д. Следует заметить, что здесь присутствовал и элемент вынужденности. Нельзя забывать, что экономика страны, не столь уже развитая в дореволюционные годы, прошла затем через катастрофы двух войн и революцию. Внутренних накоплений, естественно, не было. Внешние заимствования были невозможны. По существу единственным источником средств для технического перевооружения экономики страны было сельское хозяйство, которое при всех вариантах, коль скоро земля как основной источник получаемых благ дарована людям самой природой, дает эти блага при сравнительно низком уровне инвестирования. При этом, естественно, нельзя ожидать высокой отдачи.

Итак, та борьба, которая велась в стране с немарксистскими идеями и концепциями с первых послереволюционных дней, к началу 1930;х годов увенчалась успехом. К этому времени уходят в историю и реальные, и мнимые уклоны в партии большевиков. С последним из них, так называемым «правым», борьба была завершена в начале 1930;х годов. Таким образом, и в рамках марксистской идеологии устанавливается весьма жестко контролируемое единомыслие.

Наиболее активная борьба с немарксистской экономической наукой началась в первые годы нэпа, когда наряду со значительной либерализацией в экономике была допущена некоторая либерализация и в идеологии. Ученые немарксистской ориентации использовали ее для активизации научной и публицистической деятельности. Объяснялось это во многом тем, что некоторые из них восприняли нэп как отступление от коммунистического идеала, как реальное признание советской властью невозможности решать задачи хозяйственного строительства с помощью социалистических принципов, т. е. посчитали отказ от политики «военного коммунизма» началом буржуазного перерождения Советского государства.

Были среди них и те, кто надеялся, что переход страны от Гражданской войны к гражданскому миру приведет к смягчению и демократизации политической власти.

Допущение некоторой интеллектуальной свободы быстро дало свои результаты. В первые годы нэпа в стране было зарегистрировано 143 частных издательства, возрождались и возникали новые альманахи, журналы, газеты. Примером может служить газета «Накануне», в ряду собственно экономических изданий журналы «Вестник сельского хозяйства», «Сельское хозяйство», «Экономист» и «Экономическое возрождение». В печати стали появляться материалы с более или менее выраженной антимарксистской направленностью.

Одним из наиболее ярких таких примеров была довольно большая статья Б. Бруцкуса «Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе», опубликованная в журнале «Экономист». В ней автор доказывал принципиальную несостоятельность идеи построения социализма. Он заложил основы идеи теоретической и практической неосуществимости социализма, которую обычно приписывали на Западе Людвигу фон Мизесу и Фридриху Хайеку, — идеи, которая на первых порах явилась реакцией западных ученых на события, происходившие в послереволюционной России.

Позднее, уже будучи в Берлине, Бруцкус признавал: «Под этим заглавием я скрыл свою теоретическую критику системы научного социализма». Он старался доказать, что «экономическая проблема марксистского социализма не разрешима, что гибель… социализма неизбежна, что строй частной собственности и частной инициативы можно преобразовывать, но его нельзя разрушить». Ответная реакция не заставила себя ждать. В. И. Ленин пишет в это время: «Нужно помнить, что буржуазию мы победили, но буржуазия у нас осталась, и борьба осталась».

На «стремление буржуазии через посредство и литературы и культуры повлиять на трудящиеся массы» указал XI съезд РКП (б), который разработал развернутую программу наступления на буржуазную идеологию.

Известный советский историк и государственный деятель М. Н. Покровский в 1921 г. утверждал, что к буржуазной обществоведческой науке «возможно только одно отношение: мы должны ее разоблачать».

В борьбе с немарксистской наукой предлагалось использовать самые разнообразные методы, и в первую очередь средства убеждения, идеологического воздействия на буржуазных ученых, создавая одновременно своеобразный идеологический барьер, препятствующий распространению чуждых марксизму взглядов. С этой целью партия считала необходимым «поднять работу научно-коммунистической мысли», всячески развивать советскую научную и партийную печать, совершенствовать методы коммунистической пропаганды и агитации.

Однако не исключались и методы репрессий. XII Всероссийская конференция РКП (б) указывала, что «нельзя отказаться и от применения репрессий не только по отношению к эсерам и меньшевикам, но и по отношению к политиканствующим верхушкам мнимо беспартийной, буржуазно-демократической интеллигенции, которая в своих контрреволюционных целях злоупотребляет коренными интересами целых корпораций и для которых подлинные интересы науки, техники, педагогики, кооперации и т. д. являются только пустым словом, политическим прикрытием». Правда, это были репрессии пока еще не слишком жестокие.

Во исполнение этих решений оппозиционные издания типа журналов «Экономист» и «Экономическое возрождение» были закрыты, а ученые, в чьей лояльности власти могли сомневаться, высланы из страны. Характерно, что это были не только экономисты, философы, социологи, историки, но и математики, зоологи, биологи. Общее их число составило около 200 человек. В числе экономистов, не по своей воле оказавшихся за границей, были Б. Бруцкус, С. Булгаков, С. Прокопович, А. Лодыженский, А. Изюмов, Б. Кудрявцев, А. Булатов и ряд других. Информация о высылке была опубликована в газете «Правда» 31 августа 1922 г. и называлась весьма симптоматично — «Первое предостережение».

Коммунистическая партия и советское правительство продолжали работу по подготовке собственных марксистских кадров экономистов. В связи с этим особое внимание уделялось совершенствованию работы высшей школы, укреплению ее марксистскими преподавательскими кадрами. В ноябре 1922 г. СНК РСФСР принял постановление «Об установлении перечня обязательных для вузов общественных дисциплин», которое вводило в высшей школе изучение исторического материализма, политической экономии, истории ленинизма, истории социализма.

Особое внимание уделялось пропаганде и изучению теоретического наследия основоположников марксизма. Еще в 1918 г. по решению ЦК РКП (б) была организована комиссия по подготовке переводов произведений К. Маркса и Ф. Энгельса. По решению Оргбюро ЦК РКП (б) от 11 января 1921 г. был создан Научно-исследовательский институт К. Маркса и Ф. Энгельса, а затем Институт В. И. Ленина.

Со второй половины 1920;х годов они развернули широкую работу по изданию трудов основоположников марксизма-ленинизма. В эти годы отдельными изданиями вышли в свет наиболее важные их труды — «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, «Капитал» К. Маркса, «Анти-Дюринг» Ф. Энгельса и др. К 1930 г. было издано 5 томов Архива Маркса и Энгельса. Институтом В. И. Ленина, кроме выпуска отдельных работ по постановлению IX съезда РКП (б) уже к 1926 г. было завершено первое издание Сочинений В. И. Ленина в 20 томах (26 книгах), в 1925 г. была начата работа по подготовке второго и третьего изданий его Сочинений в 30 томах, завершенная в 1932 г.

В первой половине 1920;х годов в стране было начато издание целой серии партийно-политических и научно-теоретических журналов — «Большевик», «Под знаменем марксизма», «Вестник Коммунистической академии», «Коммунистическая революция», «Пролетарская революция», «Плановое хозяйство», «Коммунистический интернационал» и многие другие.

Конец 1920;х — начало 1930;х годов ознаменовались еще двумя весьма важными изменениями в экономической теории и хозяйственной практике. В частности, хозяйственная жизнь страны с 1929 г., когда был принят первый пятилетний план (1929—1932 гг.), стала строиться на основе среднесрочного планирования.

В теории же в начале 1930;х годов начинаются признание политической экономии в широком смысле и разработка политической экономии социализма.

В 1931 г. с идеей разработки политической экономии социализма выступил Н. А. Вознесенский. В статье «К вопросу об экономике социализма», определяя предмет этой науки, он писал, что она должна изучать «материальное производство, т. е. производственные отношения социализма в их возникновении и развитии».

Свидетельством официального признания политической экономии социализма явился тот факт, что осенью 1936 г. по решению ЦК ВКП (б) ее ввели как учебную дисциплину в практику преподавания в высших учебных заведениях. Однако все это не означало еще принципиальных изменений в понимании советскими экономистами характера экономических законов социализма, в частности признания их объективного характера. Этот по существу основной вопрос политической экономии еще предстояло решить.

Для советской экономической мысли второй половины 1930;х годов был характерен повышенный интерес не только к разработке политической экономии, но и к общеэкономическим, функциональным и отраслевым экономическим наукам. Ведущее место среди них постепенно занимала политическая экономия социализма, превращавшаяся в методологическую базу конкретно-экономических исследований. При этом и сама она, несомненно, опиралась на достижения всей системы конкретно-экономических наук, что способствовало ее успешному развитию, ибо эти науки всегда в большей степени приближены к реальным воспроизводственным процессам и призваны непосредственно решать многочисленные и разнообразные хозяйственные проблемы. Взаимосвязь и взаимовлияние конкретно-экономических наук и политической экономии должны были служить залогом их взаимообогащения и развития.

В числе многочисленных проблем, которые разрабатывались в 1930;е годы в советской экономической науке, особое место занимало изучение функционирования товарно-денежных отношений в социалистической экономике. Однако вплоть до начала 1940;х годов выводов о действии в советской экономике закона стоимости, о товарном характере советских денег сделано не было. В данном случае проявилась, конечно, нерешенность к тому времени ряда принципиальных методологических проблем политической экономии, и в частности неразработанность теории экономических законов при социализме. Вместе с тем это было свидетельством явного отставания политической экономии от достижений конкретно-экономических наук и практики хозяйствования. В то время как в экономике активно использовались деньги и кредит, существовали и развивались хозрасчет, экономическое стимулирование труда, совершенствовалась практика ценообразования, в политической экономии все эти явления не находили научного объяснения. Такое противоречивое состояние теории и практики явилось своеобразной данью устоявшейся догме марксизма о несовместимости товарного производства и социализма. Одной же из наиболее важных причин такого положения в экономической теории явился уже сформировавшийся к тому времени культ личности И. В. Сталина, все больше и больше сковывавший экономическую мысль страны.

Только в январе 1941 г. на совещании экономистов с руководителями партии в ЦК ВКП (б) при обсуждении макета учебника по политической экономии, подготовленного учеными Института экономики АН СССР, внимание исследователей было обращено на то, что представления о существе товарных отношений в советской экономике как о внешней, бессодержательной форме не соответствуют реальной действительности, что непризнание закона стоимости при социализме оказывает отрицательное влияние на практику хозяйственной жизни в СССР, приводит к недостаткам в ценообразовании, недооценке роли материального стимулирования работников социалистических предприятий. Было сформулировано положение о том, что в условиях социалистического хозяйства коренным образом меняются социальное содержание закона стоимости, его роль и характер действия. С точки зрения марксистского учения об экономических законах это положение было, конечно, ошибочно. И тем не менее оно открывало закону стоимости дорогу в социализм. Совещание в ЦК ВКП (б) оказало в целом положительное влияние на развитие исследовательской работы советских экономистов. Основные положения, сформулированные на нем, нашли свое отражение в статье «Некоторые вопросы преподавания политической экономии», опубликованной в журнале «Под знаменем марксизма» в 1943 г. В ней были подвергнуты критике субъективистские взгляды на экономику социализма, подчеркивалось, что «отрицать наличие экономических законов при социализме значит скатываться к самому вульгарному волюнтаризму, который заключается в том, что на место закономерного процесса развития производства становятся произвол, случайность, хаос». Здесь же был поставлен вопрос о системе экономических законов социализма.

В статье защищалось положение о том, что ошибочно отрицать существование закона стоимости в социалистическом хозяйстве, так как это препятствует правильному пониманию многих теоретических и практических вопросов и находится в явном противоречии с опытом социалистического строительства. «Закон стоимости действует при социализме, — говорилось в статье, — но в преобразованном виде».

Естественно, что в связи с начавшейся в 1941 г. Великой Отечественной войной интенсивность научных исследований в области теоретической экономии заметно снизилась, к широкой разработке ее проблем советские экономисты обратились в конце 1940;х — начале 1950;х годов.

Крупным событием в истории советской экономической науки явилась экономическая дискуссия, организованная в ноябре 1951 г. с целью обсуждения макета учебника по политической экономии. Существенным ее итогом, способствовавшим развитию политической экономии, явилось окончательное утверждение идеи об объективном характере экономических законов при социализме. Главным же итогом ноябрьской дискуссии 1951 г. и всей предшествующей исследовательской работы советских ученых-экономистов явился выпуск в свет в 1954 г. первого в истории марксистской экономической науки учебника по политической экономии, в котором была предпринята попытка изложения системы экономических законов и категорий, определяющих развитие общественного производства как в целом, так и в рамках всех общественно-экономических формаций.

С середины 1950;х годов перед советскими экономистами встают новые проблемы, связанные с образованием мировой социалистической системы. В их числе такие проблемы, как пути перехода к социализму, о соотношении общего и особенного в социалистических преобразованиях в различных странах, о сочетании национальных и интернациональных экономических интересов, о целях и формах экономического сотрудничества, о характере и использовании экономических законов социализма в международном масштабе и др.

Успехи в национально-освободительном движении на азиатском, африканском и латиноамериканском континентах привели к необходимости разработки вопросов о путях социально-экономического и политического развития освободившихся стран, о формах и средствах преобразований в странах так называемой социалистической ориентации. Все это означало, что с этим в мире произошли весьма серьезные геополитические изменения. В данной связи происходит дальнейшее расширение системы научных исследований в области социально-экономических проблем, нашедшее свое выражение, в частности, в открытии во второй половине 1950;х — 1960;е годы ряда новых крупных научных центров, прежде всего таких, как Институт экономики мировой социалистической системы (1960 г.), Институт мировой экономики и международных отношений (1956 г.). Были созданы также новые научные учреждения, занимающиеся комплексными региональными исследованиями, — Институт Африки (1959 г.), Институт Латинской Америки (1961 г.), Институт США (1968 г.), преобразованный затем в Институт США и Канады (1974 г.). В эти же годы начинают издаваться новые экономические журналы: «Экономические науки» (1958 г.), «Мировая экономика и международные отношения» (1957 г.), «Социалистический труд» (1956 г.), «Экономика и математические методы» (1965 г.).

Интернациональный характер проблем социально-экономического и политического развития потребовал для их решения совместной теоретической деятельности коммунистических и рабочих партий, ученых-обществоведов, в том числе экономистов стран социалистического содружества. В связи с этим обсуждением интернациональных проблем экономической теории занимались Международные совещания коммунистических и рабочих партий, проходившие в Москве в 1957, 1960 и 1969 гг. В программных документах этих совещаний были предложены ответы на такие принципиальные вопросы общественно-политического и экономического развития, как характер и содержание мирового революционного процесса, главные закономерности социа- 1бб листической революции и социалистического строительства, принципы сотрудничества социалистических стран, развитие освободившихся стран по некапиталистическому пути, экономические и социальные последствия научно-технической революции и др. В этих документах содержались многие, безусловно, правильные оценки и положения. И они сыграли определенную положительную роль, скажем, в организации экономических и политических взаимоотношений между странами социалистического содружества. И тем не менее для них, а они отражали состояние марксистской экономической мысли в целом, были характерны яркая окраска революционного романтизма, безусловная переоценка степени революционности современной эпохи (она была охарактеризована как эпоха революционного перехода от капитализма к социализму), переоценка степени остроты противоречий капитализма, вплоть до вывода о новом более глубоком и губительном для него этапе общего кризиса.

Советская экономическая мысль, как, впрочем, и общество в целом, находилась в состоянии, близком к эйфории. Убедительным свидетельством тому явилась Программа КПСС, принятая XXII съездом партии, как программа интенсивного движения страны к коммунизму. Впрочем, объективные основания для социального оптимизма действительно существовали.

К концу 1950;х годов страна полностью залечила раны, нанесенные войной, экономика страны развивалась успешно, повышался жизненный уровень людей, очевидны были и успехи в области научно-технического прогресса, яркими свидетельствами чему явились успешная реализация космической программы и полет человека в космос. Уверенность в дальнейшем социальном и экономическом движении вперед придавали и положительные изменения в мире — образовалась мировая система социализма, рушилась колониальная система, не лучшие времена переживал капиталистический мир.

Развитие экономической науки во второй половине 1960;х — 1970;е годы отмечено двумя противоречивыми тенденциями.

С одной стороны, высокая научная активность, что проявилось, скажем, в большом количестве научных дискуссий, конференций, симпозиумов, в том числе и всесоюзных. В эти годы защищается большое количество кандидатских и докторских диссертаций, вышло в свет множество публикаций.

Характерными для нового этапа развития советской экономической мысли явились качественные изменения в методах и средствах научного анализа социально-экономических явлений и процессов. Так, широкое распространение и развитие получили экономико-математические методы, все более широкое использование находят экономические эксперименты. Наконец, если раньше политико-экономические проблемы рассматривались преимущественно путем их расчлененного анализа, что было естественным для определенного этапа их познания, то теперь преобладающим стало комплексное изучение. Возникают новые направления научных исследований, в частности изучение истории отечественной экономической мысли.

С другой стороны, годы, о которых идет речь, отмечены высоким уровнем политизации теоретико-экономических исследований, их существенным отрывом от реальной практики хозяйствования, невостребованностью практикой хозяйствования серьезных научных разработок.

Многие дискуссии, которые проходили в эти годы, носили схоластический характер. Вспомним, например, диспуты о том, что является основным, а что исходным производственным отношением или категорией при социализме. Другой не менее показательный пример — многочисленные обсуждения проблем товарного производства при социализме. При всей сложности их решения в 1940—1950;е годы в этой области исследований был достигнут немалый прогресс: произошло признание закона стоимости и дано обоснование объективной обусловленности товарных отношений в социалистической экономике.

Все это подготовило теоретико-методологическую базу для проведения мероприятий по совершенствованию народнохозяйственного планирования, ценообразования, изменений в системе управления и взаимоотношений между социалистическими предприятиями. Однако реально эти достижения экономической мысли использованы не были. Начиная со второй половины 1960;х годов положение в экономической науке вновь начало осложняться. С одной стороны, делались попытки теоретического обоснования экономической реформы, которая была объявлена в середине 1960;х годов, направленной на изменение практики хозяйствования в сторону более полного использования механизмов товарного производства, отхода от зацентрализованности и командности в решении хозяйственных проблем на всех уровнях. С другой стороны, в это же время в советской экономической науке возродилось и довольно быстро набрало силу целое течение, взявшее на себя функции апологетики устаревших, превратившихся в тормоз общественного и экономического развития принципов и методов хозяйствования. Оно по существу отбросило советскую экономическую мысль на позиции 1930;х годов и обрекло советских ученых на новые беспредметные споры и дискуссии, совершенно не связанные с практикой хозяйствования.

В результате хозяйственная реформа середины 1960;х годов, по существу так и не начавшаяся, была свернута, а экономические проблемы, которые она должна была решить, продолжали обостряться.

Устаревший хозяйственный механизм зацентрализованного директивного планирования оказался совершенно неприемлемым в экономической ситуации, сложившейся к 1970;м годам. Система жесткого централизованного планирования, достаточно эффективная в экстремальных условиях, исчерпала свои возможности.

К тому времени страна располагала многоотраслевой экономикой с разветвленной системой хозяйственных связей, громадными масштабами производства, огромной территорией с различными климатическими зонами, сложной национальной структурой населения и вытекающим из нее разнообразием хозяйственных культур.

Дальнейший социально-экономический прогресс требовал активного перехода на путь научно-технической революции, на который вставал в те годы западный мир, а для этого необходимо было кардинально изменить стратегию и тактику управления народным хозяйством, отказаться от административного давления центральных органов власти на отрасли и регионы, создать более гибкую систему методов экономического воздействия на воспроизводственный процесс. Пойти на радикальные изменения в области управления руководство страной оказалось неспособным. Предпринимались лишь попытки чисто косметических корректировок в системе хозяйственного механизма. Примером тому может служить известное в свое время постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы». Однако такого рода меры не смогли дать сколько-нибудь ощутимых положительных результатов. Так постепенно, но неуклонно входила советская экономика в состояние все более и более острого кризиса, а экономическая теория продолжала топтаться на месте. Возникает тенденция превращения прогресса экономической науки в саморазвитие идеи. За базу для формирования новых выводов и положений принимался не реальный экономический базис, а достигнутый уровень самих теоретических обобщений. Именно так, без всяких к тому реальных оснований появляется идея о полной и окончательной победе социализма в СССР, затем концепция развитого социализма, создания единого народнохозяйственного комплекса и ряд других «открытий» в экономической науке. Советские экономисты как бы просмотрели те важнейшие изменения, которые произошли в послевоенный период в капиталистической системе хозяйства, и, в частности, не признали развивающуюся там тенденцию к социализации воспроизводственного процесса и продолжали подходить к капитализму второй половины XX в. с позиций содержания ленинской работы «Империализм, как высшая стадия капитализма» и настаивать на концепции теперь уже третьего этапа общего кризиса капитализма. Советские экономисты конца 1960;х — первой половины 1980;х годов по существу повторили печальный опыт своих европейских коллег XIX в., когда на Западе господствовала «школа апологии», пытавшаяся решить задачу идеологической защиты капитализма, фактически полностью оторвавшись от реалии его экономического состояния.

Как и в предыдущие десятилетия, советские ученые уделяли много внимания критике идей западных советологов. И нередко основания к тому были. Однако в большинстве своем эта критика велась с позиций догматического и деформированного представления о социализме, а не с позиций его реального восприятия. Да и что можно было возразить тому же Г. Гроссману, который еще в 1963 г. писал о советской экономике того периода: «Сверхцентрализация и сверхбюрократизация, особенно в форме гипертрофированных промышленных министерств; громоздкое, зачастую недееспособное планирование, не обращающее практически никакого внимания на экономическую эффективность; технический консерватизм на большинстве уровней; сложная система стимулирования, часто неэффективная, часто порочно-эффективная; плохая структура цен, имеющая очень мало общего с распределением ресурсов; упор на количество выпускаемой продукции в ущерб качеству, хроническая нехватка промышленных товаров и оборудования».

Понадобилось почти четверть века, чтобы советские экономисты в конце 1980;х годов начали писать о существовавшей в стране системе хозяйствования практически то же самое. Видимо, основная причина этого заключалась в строго соблюдаемом в те годы принципе партийности экономической науки.

Каково же современное состояние отечественной экономической науки? Видимо, мы не очень ошибемся, если скажем, что она находится в состоянии некоторой неопределенности и в значительной степени утратила собственное лицо. Наши экономисты довольно быстро и без особого труда овладели содержанием идей, заключенных в экономике, но проблема, однако, в том, что применить их к условиям современной России практически невозможно. У нас нет пока развитого рыночного хозяйства. Для создания же теоретической системы, отражающей переходное состояние национальной экономики, требуется и больший запас времени, и вполне определенный социальный заказ. Тем не менее определенные успехи в решении проблем отечественной экономики уже имеются. Однако те научные разработки, которые предлагают отечественные ученые-экономисты в целях совершенствования практики реформирования хозяйства страны, как правило, не принимаются в расчет теми, кто руководит этим реформированием. И вновь мы сталкиваемся со знакомой по прежним временам ситуацией, когда теория и практика существуют и развиваются по собственным законам, и первая не оказывает сколько-нибудь существенного влияния на вторую.

Особого внимания заслуживает разговор о становлении и развитии в нашей стране экономико-математического направления в экономической науке.

• [1] Телеология (от греч. telos — цель) — учение, предписывающее процессам и явлениям природы цели (целесообразность или способность к целеполаганию).