Судьба христианской идеи истории
Иоахим весьма логично произвел членение истории в соответствии с догматом о Святой Троице. Последовательно являя себя в трех лицах Святой Троицы, Бог разделяет историю на «три века», в каждом из которых господствует одно из трех сословий. «Как о том, что есть три состояния века, свидетельствуют сами смены времен и дел, — пишет Иоахим, — хотя и говорится, что весь этот настоящий век один, так то… Читать ещё >
Судьба христианской идеи истории (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Теологическая концепция истории Августина, господствовавшая в эпоху Средневековья, возникла в ответ на те радикальные изменения, которые свидетельствовали о закате Античности и переходе общества в качественно новое состояние. Опираясь на Священное Писание, Августин обобщил и концептуализировал многочисленные разрозненные представления раннехристианских мыслителей об истории и месте человека в ней. В социальном плане он возвысил Церковь над всеми иными общественными институтами, утверждая тем самым приоритет власти священства над властью светской и открывая дорогу идее теократии.
Теология Средневековья не внесла ничего принципиально нового в доктрину Святого Августина. Великий схоласт Фома Аквинский (1225—1274), подводя итоги эпохи, стоящей на пороге новых перемен, оказался в высшей степени нечувствительным к проблеме времени (а значит, и истории), так волновавшей Августина. Для Фомы гораздо более значимой была проблема Вечности, в определении которой он следовал за позднеримским философом Боэцием (IV—V вв.), стремившимся сочетать неоплатонизм и стоицизм с христианством. Боэций утверждал, что вечность — это «совершенное обладание сразу всей полнотой бесконечной жизни». Но в европейских городах уже зарождалась цивилизация, для которой не вечность обладала ценностью, но время — профессиональное, рациональное, связанное с посюсторонней, динамичной, напряженной деловой жизнью.
Иоахим Флорский (113—1202), монах-бенедектинец, был, пожалуй, единственным мыслителем, посягнувшим на учение Августина. Опираясь на собственное толкование пророческого послания Иоанна — «Апокалипсис» — Иоахим пришел к выводу, что «священная история» — это история откровений, следующих одно за другим во времени. Явление Христа, принесшего в мир Вечное Евангелие, не является центральным пунктом истории, но исторически преходящей эпохой, на смену которой должна придти новая, с «новым Откровением».
Иоахим весьма логично произвел членение истории в соответствии с догматом о Святой Троице. Последовательно являя себя в трех лицах Святой Троицы, Бог разделяет историю на «три века», в каждом из которых господствует одно из трех сословий. «Как о том, что есть три состояния века, свидетельствуют сами смены времен и дел, — пишет Иоахим, — хотя и говорится, что весь этот настоящий век один, так то, что есть три сословия избранных, хотя и один божий народ, один плебс, мы наглядно узнаем как из суждений святых отцов, так и из самой очевидности вещей. И из этих трех сословий первое есть сословие брачных, второе — клириков, третье — монахов»[1]. «Век брачного сословия», начавшегося от Адама, протекал, согласно Ветхому Завету, под знаком страха и закона. «Век клириков» связан с именем Сына, принесшего в мир Евангелие и потребовавшего веры и смирения. И, наконец, наступающий «век монахов» ознаменуется новым Откровением Святого Духа, который призовет людей к любви и радости. «И сословие монахов имеет образ Святого Духа, который есть Божья любовь, ибо само сословие не могло бы презирать мир и то, что от мира, кроме как возбудясь Божьей любовью и отвратившись от того самого Духа, который изгнал Господа в пустыню; отсюда оно и было наречено духовным, ибо шествует не сообразно плоти, а сообразно духу»[2].
Таким образом Иоахим Флорский решительно порывал с христоцентризмом, утверждая, что «полнота времен» еще не наступила, ибо грядет новая эпоха, которая откроет новое измерение Бога и даст миру Евангелие Святого Духа. Не отрицая провиденциальный, финалистский характер истории, Иоахим тем не менее верил в возможность новых свершений человечества под эгидой Святого Духа. В такой интерпретации «священной истории» содержалась возможность идеи прогресса, хотя бы и мистического толка. Однако такого рода «прогресс» не только подрывал некоторые важные догматы христианства, но и его институциональные основы. Ведь согласно Иоахиму существующая церковь должна быть заменена церковью нового типа. И дело не только в логике калабрийского монаха, которая требовала смены одного сословия — клириков — другим — монахами, а в том, что существующая церковь, погрязшая в стяжательстве, разврате и других грехах, стремительно утрачивала свой авторитет и влияние на верующих, жаждавших равенства и справедливости. Неудивительно, что доктрина Иоахима Флорского, ставшая предметом богословских споров, источником ересей, имевшая многочисленных последователей, была осуждена официальной церковью как еретическая. Но несомненно и то, что в ней явственно проступали черты грядущих перемен.
Итак, христианская идея истории дает первую линейную концепцию исторического времени, имеющего сотворенное Богом начало, смысл и предначертанный конец. Эмпирическая история теперь не совершается регулярно, а проецируется в будущее, развертывается, по выражению, Святого Августина, «в тени будущего», но это будущее предрешено в прошлом. Необратимость исторических событий во времени компенсируется ограничением истории во времени. Как заметил по этому поводу М. Элиаде: «Историю можно было вытерпеть не только потому, что она имела смысл, но еще и потому, что в конечном счете она была необходима»[3]. Необходима как средство конечного спасения. Однако следствием телеологического характера истории, наполненной эсхатологическим содержанием, было то, что линейное время является лишь временным отрезком между двумя вневременными бесконечностями. Ведь само профанное время не есть что-то самостоятельное по отношению к «священному», которое только и раскрывает конечные причины и смысл человеческой истории. Поэтому христианская идея истории суть идея «священной истории», в конечном счете упраздняющая светскую историю.
Превращение трансцендентного Бога в движущую силу истории означало рассмотрение исторического процесса как внешнего по отношению к человечеству. В результате человек, наделенный Творцом способностью к постоянному духовному обновлению, оказывается заложником Божественного провиденциализма (доходившего до окказионализма), препятствующего реализации его свободной воли. В религиозном, как и в мифологическом, мировоззрении наличие трансцендентного начала мира влечет за собой построение трансисторической модели истории, которая в отличие от мифологической рассматривается не по вечно повторяющейся, а по одной-единственной схеме: творение — жизнь в раю — грехопадение — судный день — конец истории — личное спасение.
Линейный характер всемирной истории не исключал полностью цикличность протекания некоторых процессов, отводя им подчиненную роль. Будучи временным отрезком между двумя вневременными бесконечностями, светская история как бы описывает круг, возвращая человека в исходное состояние райского блаженства, хотя бы и отягощенного испытаниями, которые связаны с последствиями грехопадения. Эмпирическое время в конечном счете изживается вечностью, возвращается к ней. Кроме того в христианстве циклический характер времени осмысливался применительно не только к мировой истории, но и к религиозному опыту отдельного человека, поскольку нравственное возрождение личности оказывалось возможным в любой момент раскаяния.
Несмотря на некоторую общность религиозных и мифологических моделей истории (обе они были ориентированы на упразднение эмпирической, собственно человеческой, истории, подчиненной вечности), теологическая интерпретация исторического процесса стала существенным шагом на пути становления исторического сознания. Если в мифологии натуралистическая трактовка трансцендентного (космоса) обусловливала растворение человека в постоянно повторяющихся космических циклах, делала его фатально зависимым от их круговорота, то этическая интерпретация трансцендентного (Бога) в христианстве придавала истории воспитательный характер и, сплавляя человеческую судьбу с Божественным промыслом, наделяла глубоким смысложизненным значением, давала аргументы к личному спасению как эталону спасения человеческого рода.
Христианская теология истории, поставив вопрос о соотношении временного, преходящего, изменчивого и вечного, постоянного, неизменного в историческом процессе, о смысле истории и месте человека в ней, стимулировала развитие философии истории и оказала огромное влияние на историософские воззрения А. Тойнби и Т. де Шардена, М. Хайдеггера и К. Ясперса, Вл. Соловьева и Н. Бердяева и многих других, не говоря уже о религиозных мыслителях.
Устойчивость основных христианских догматов обусловила парадигмальность теологии истории, принципы которой сформулировал Августин Блаженный. Представители современного католицизма, придерживающиеся традиционных воззрений, хотя и признают наличие различного рода случайностей, которые могут оказать влияние на ход общественного развития, тем не менее убеждены: то, что было истинно по отношению к человеческой природе в случае с Каином и Авелем, будет истинным и по отношению к «последнему живому человеку». Словом, все происходящее в истории может быть объяснено только действиями Бога, в чьих руках находится будущее человечества. В то же время нельзя сказать, что в рамках христианской теологии не происходили существенные сдвиги в интерпретации исторического процесса. Это особенно ярко видно на примере протестантской теологии.