Марксизм: материалистическое понимание истории

Влияние философии Гегеля на становление взглядов основоположников марксизма Карла Маркса (1818—1883) и Фридриха Энгельса (1820—1895) невозможно переоценить. Молодому Марксу импонировала идея диалектического развития мира, подчиняющегося строгим, объективным законам, идея неизбежности революционных скачков, приводящих к качественным преобразованиям общества. Однако пребывание Маркса в рядах младогегельянцев, культивировавших критическую ипостась духа как основы революционных изменений, было временным. Развитие капитализма, прошедшего эпоху свободного предпринимательства и шагнувшего в эпоху монополизма, разбило просветительские иллюзии относительно самодостаточности частной собственности как условия свободы личности и прогресса общества.

В новых условиях, когда экономические факторы стали определяющими в жизни общества, со всей очевидностью продемонстрировали себя социальные последствия капитализма, вызвавшие волну протеста широких народных масс, нуждавшихся в идеологии, которая могла бы отстоять их интересы. Глубокое знание механизмов действия капиталистического производства, соединенное с несгибаемой революционной волей, позволило Марксу не только создать теорию, послужившую идеологической основой практической деятельности рабочего класса, но и встать в ряд организаторов демократического рабочего движения.

Распространенной в то время теории факторов, признающей плюрализм различного рода действующих в обществе сил, Маркс и Энгельс, убежденные в приоритете экономики, противопоставили монистическую теорию «нового материализма». «Бытие определяет сознание» — исходный философский тезис марксизма, который применительно к обществу Маркс расшифровывает следующим образом: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие, отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается политическая и юридическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»^[1]. Таким образом фундаментом всякого общества, его базисом выступает способ материального производства как совокупность производительных сил, включающих людей и средства производства, и производственных отношений, характеризующихся формой собственности на средства производства и соответствующим общественным разделением труда. История общества предстает как история способов производства, в которых собственно и заложены источники общественного развития. Стремление объяснить ход истории социально-экономическими закономерностями, а не деяниями гегелевского «спекулятивного духа», обусловило отказ Маркса от самого термина «философия истории». Теория истории — это прежде всего наука, выводящая законы исследуемого объекта из него самого, а не привносящая в него умозрительные конструкции, ничего общего не имеющие с реальной действительностью.

Определяющую роль в развитии способа производства играют производительные силы, т. е. люди, чья деятельность, опирающаяся на знания, умения, трудовой опыт, технику, преобразует систему производственных отношений. Здесь действует закон соответствия производственных отношений характеру и уровню производительных сил. Общество развивается в полную силу до тех пор, пока производственные отношения соответствуют уровню производительных сил. Но как только это соответствие нарушается, общественное развитие тормозится и возникает необходимость в новом способе производства. Новый способ производства, за исключением коммунистического в его высшей фазе, возникает в недрах старого по мере того, как вырастают новые производительные силы и зачатки новых производственных отношений.

В процессе производственной деятельности люди вступают друг с другом в различные производственные отношения, образуя социальные группы, классы, отличающиеся по их месту в системе производства, по отношению к средствам производства, обусловливающим способ получения и размеры общественного богатства. Поскольку «экономические отношения каждого данного общества проявляются прежде всего как интересы», разные социальные группы в зависимости от своего положения в обществе могут проявлять разную степень заинтересованности в социальных преобразованиях и, соответственно, по-разному в них участвовать. «История всех до сих пор существовавших обществ, — пишет Маркс, — была историей борьбы классов. Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый, находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов»^[2]. Таким образом теория классовой борьбы позволяла увидеть причины идейных мотивов, побуждающих людей к действиям, в развитии общественных отношений, обусловленных характером материального производства. И кроме того, она рассматривала деятельность не отдельных личностей или социальных групп, но огромных масс населения, распадающихся в каждом обществе на те или иные классы. Такова суть материалистического понимания истории.

Однако в реальной истории нет «общества вообще», но множество конкретных социальных организмов, которые могут существенным образом отличаться друг от друга.

«Производственные отношения, — писал Маркс, — в своей совокупности образуют то, что называют общественными отношениями, обществом, и притом образуют общество, находящееся на определенной ступени исторического развития, общество с своеобразным отличительным характером.

Античное общество, феодальное общество, буржуазное общество представляют собой такие совокупности производственных отношений, из которых каждая вместе с тем знаменует собой особую ступень в историческом развитии"^[3]. Выделение экономических отношений в качестве определяющих позволило Марксу открыть объективные закономерности возникновения и развития социальных организмов, имеющих некоторые общие типологические черты и тем самым построить теорию всемирной истории человечества.

Общество, находящееся на определенной ступени исторического развития и характеризующееся присущим ему способом производства, Маркс назвал общественно-экономической формацией. Пяти основным типам производственных отношений, составляющих структуру определенного типа общества, соответствуют пять общественно-экономических формаций: первобытнообщинная, античная, феодальная, капиталистическая и коммунистическая.

Первобытнообщинная формация характеризуется зависимостью человека от природы и низким уровнем развития производительных сил. Производство здесь, отмечает Энгельс, «было по существу коллективным, равным образом и потребление сводилось к прямому распределению продуктов внутри больших или меньших коммунистических обществ. Этот коллективный характер производства осуществлялся в самых узких рамках, но он влек за собой господство производителей над своим производственным процессом и продуктом производства»^[4]. В родовой общине, выступавшей единицей социальной организации, отношения между членами строились на принципах взаимопомощи, сотрудничества и равноправия. Господство природных, а затем социальных сил, казавшихся древнему человеку чем-то «чуждым, таинственным, подавляющим», приводило к их олицетворению и отражению в сознании в виде фантастических образов, которые становились «представителями исторических сил». Однако по мере роста производительных сил развивается и общественное разделение труда, следствием чего является усиление обмена, имущественное неравенство, эксплуатация человека человеком и, наконец, возникновение антагонистических классов. «Древний коммунизм» был «взорван разделением труда и его последствием — расколом общества на классы».

Античная формация — это первая в истории антагонистическая формация. Разделение труда привело к отделению земледелия от ремесла, накоплению богатств в руках немногих семей, начавших применять рабский труд. На базе городов как центров ремесла и торговли возникают первые государства, постепенно превращающиеся в крупные державы. Поскольку ведущей формой собственности является государственная (общинная), «граждане государства лишь сообща владеют своими работающими рабами». Раб, этот непосредственный производитель, превращается в товар, который может переходить из рук одного собственника в руки другого. Задача рабовладельца заключалась в том, чтобы «выжать из человеческого скота возможно большую массу труда в возможно меньший промежуток времени»¹.

Распространение рабства, с одной стороны, способствует росту производства и накоплению производимого продукта, что позволяет рабовладельцам заниматься умственной деятельностью — политикой, наукой, искусством, которые возникли в результате усложнения и дифференциации труда. С другой стороны, оно стимулирует развитие частной собственности, которая ведет к упадку народовластия, является причиной разорения «плебейских мелких крестьян» и превращения их в пролетариат, ведущий борьбу с крупными собственниками. Не демократия погубила Афины, замечает Энгельс, как утверждают «школьные педанты», а рабство, сделавшее «труд свободного гражданина презренным» занятием, «бесчестящим свободных людей». Для более развитого производства рабство превращается в помеху, устранение которой становится настоятельной необходимостью. Падение Римской империи, базировавшейся на рабском труде и развитой частной собственности, сотрясаемой гражданскими войнами и восстаниями рабов, было предопределено.

Феодальная формация возникает в недрах предшествующей, рабовладельческой, ярким примером чему служит древнеримский колонат — прикрепление свободного общинника к земле без права покинуть ее. Центром экономической активности становится деревня, поскольку основная форма собственности — земля, феод, полученный держателем земли феодалом от вышестоящего сеньора. Источником феодальной эксплуатации было «не освобождение народа от земли, а напротив, прикрепление его к земле», которой крестьянин владел без права продажи и передачи по наследству. Отношения между основными классами, феодалами и крепостными крестьянами строились на внеэкономическом принуждении и личной зависимости. Иерархическая структура землевладения и связанная с ним система вооруженных дружин давали дворянству власть над крепостными.

Феодальной структуре землевладения в городах соответствовала феодальная организация ремесла и «корпоративная собственность», которая заключалась в труде каждого отдельного индивида. Необходимость объединения против «разбойничьего дворянства», потребность в общих рыночных помещениях, поскольку промышленник был одновременно и купцом, рост конкуренции со стороны беглых крестьян, — все это породило цеха, создававшиеся по принципу иерархии, подобно иерархии в деревне. Таким образом, заключает Маркс, главной формой собственности в феодальную эпоху была, с одной стороны, земельная собственность вместе с прикованным к ней трудом крепостных, а с другой — собственный труд при наличии мелкого капитала, господствующего над трудом подмастерьев. Объединение обширных территорий в феодальные королевства являлось потребностью как для земельного дворянства, так и для городов. Поэтому во главе господствующего класса — дворянства — повсюду стоял монарх. В этом иерархическом обществе именно религия выступала в качестве «наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции» социального порядка.

Феодальная общественно-экономическая формация была более прогрессивной по сравнению с рабовладельческой, поскольку давала больший простор для развития производительных сил, применяя к крепостным более мягкие формы эксплуатации. Вместе с тем для феодализма были характерны слабое разделение труда, примитивная обработка земли, ремесленный тип промышленности, социальный корпоративизм, тормозившие развитие производительных сил. В рамках свободных городов развитие производства нуждалось в производителе, избавленном от личной зависимости и социального неравенства. Распространение товарно-денежного обращения, развитие рынка сбыта товаров привело к тому, что хозяйство феодала постепенно втягивалось в рыночный оборот и подпадало под власть денег. «Еще задолго до того, — отмечает Энгельс, — как стены рыцарских замков были пробиты ядрами новых орудий, их фундамент был подорван деньгами. Фактически порох был, так сказать, простым судебным исполнителем на службе у денег»¹.

Разложение феодального общества освободило элементы экономической структуры капитализма и открыло дорогу первоначальному накоплению капитала путем лишения мелкого производителя средств производства. Источая «кровь и грязь из всех своих пор», рождался крупный капитал. Развитие капитализма способствовало промышленному перевороту, стимулировавшему развитие науки и техники, превратило города в промышленные центры и вырвало «значительную часть населения от идиотизма сельской жизни», разрушило феодальные «патриархальные, идиллические отношения», заменив отношения личной зависимости денежными, привело к образованию централизованных национальных государств. Завоевав исключительное политическое господство в современном представительском государстве, буржуазия превратила его в «комитет, управляющий общими делами» своего класса.

Вместе с тем развитие производительных сил при капитализме носит антагонистический характер, поскольку осуществляется путем открытой эксплуатации трудящихся. В «Капитале» Маркс показал, что тайна капиталистической эксплуатации заключается в присвоении буржуазией, владеющей средствами производства и средствами существования, прибавочной стоимости продукта, которая создана неоплаченным трудом рабочего. Лишенный средств производства, рабочий вынужден продавать свою рабочую силу как товар. Основная цель капитализма — «возможно большее самовозрастание капитала, т. е. большее производство прибавочной стоимости» и, как следствие, «возможно большая эксплуатация рабочей силы капиталистом». Усиление эксплуатации ведет к росту капитала, накоплению общественного богатства в руках буржуазии и возрастанию нищеты пролетариата, которому уже «нечего терять, кроме своих цепей». Из этого следует, отмечает Маркс в «Манифесте коммунистической партии», что буржуазия неспособна господствовать, поскольку неспособна обеспечить «своему рабу даже рабского уровня существования».

Общественный характер капитала, порождая многочисленные социальные противоречия, влечет за собой увеличение числа пролетариата, скопление его в большие массы, а усиление эксплуатации способствует его организации в рабочий класс, становящийся политической силой. Тем самым буржуазия производит «своих собственных могильщиков» в лице действительного революционного рабочего класса. Не имеющие «ничего своего, что надо было бы им охранять», пролетарии должны «разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность». Основное противоречие капитализма между общественным характером производства и частной формой присвоения разрешается только путем насильственного ниспровержения буржуазии, отмены частной собственности в ходе коммунистической революции. Таким образом неизбежность гибели буржуазии и победы пролетариата — процесс объективный и вытекает из самой природы капитализма: «Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют»¹.

Насильственное ниспровержение господства буржуазии и завоевание пролетариатом политической власти положило начало новой общественно-экономической формации — коммунистической, которая делится на две фазы: социализм и полный коммунизм. Низшая фаза коммунизма, основанная на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, рассматривалась Марксом как переходная и кратковременная. Для нее характерно отсутствие товарно-денежных отношений и обмен продуктами сообразно трудовому вкладу каждого. Буржуазное государство с его армией, полицией, чиновниками заменяется диктатурой пролетариата. Поскольку новое выходит из недр старого, в экономическом, нравственном и умственном отношении оно сохраняет «родимые пятна» капитализма.

Особенностью второй фазы коммунистической формации — полного коммунизма — является то, что она развивается на собственной основе, т. е. свободна от пережитков старого и не содержит возможности возникновения антагонистических противоречий. Уничтожение старых производственных отношений ведет к уничтожению классовых различий, а значит, и самого рабочего класса, к становлению бесклассового общества. Публичная власть, сосредоточенная в руках «ассоциации индивидов», утрачивает свой политический характер, а государство отмирает и оказывается в «музее древностей» рядом «с прялкой и бронзовым топором». На место власти, стоящей над обществом, приходит коммуна — власть общества, его «живых сил». Производство ведется «сообща и планомерно всем обществом» и предполагает «людей со всесторонне развитыми способностями», для которых труд — наслаждение. Общую характеристику коммунизма Маркс дал в «Критике Готской программы»: «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права и общество сможет написать на своем знамени: „Каждый по способностям, каждому по потребностям!“»¹ Основной принцип коммунизма — свободное развитие каждого как условие свободного развития всех.

Переход от одной формации к другой совершается в процессе социальной революции, радикальным образом перестраивающей все сферы общественной жизни. На известной ступени своего развития, отмечает Маркс, производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, внутри которых они развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. Переход к новой формации осуществляется в виде скачка, разрешающего конфликт производительных сил и производственных отношений, который назревает в течение определенного исторического периода по мере накопления противоречий. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. В своем наиболее развитом виде социальная революция выступает при переходе от феодализма к капитализму и от капитализму к коммунизму. Это объясняется борьбой антагонистических классов за владение собственностью, за политическое господство и за идеологическое влияние. Острота борьбы обусловливает обязательность революционного насилия, которое Маркс называл «повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым».

Итак, убеждение Маркса и Энгельса в том, что именно способ производства является определяющим фактором во всей системе общественных отношений, обусловило рассмотрение ими общества как целостного социального организма, все части которого находятся в определенной зависимости и соподчинении. И хотя классики марксизма неоднократно подчеркивали активный характер надстройки, ее развитие и функционирование в конечном счете объяснялось способом производства материальных благ. Общественная структура и государство постоянно возникают из «жизненного процесса определенных индивидов», из того, как они «действуют, материально производят». То же самое относится и к «духовному производству», ибо господствующие мысли суть не что иное, как «идеальное выражение господствующих материальных отношений, как выраженные в виде мыслей господствующие материальные отношения», это — выражение тех отношений, которые делают «один этот класс господствующим; это, следовательно, мысли его господства». Несмотря на «экономический детерминизм», свойственный учению Маркса, его идея социальной обусловленности исторических явлений была привлекательной и перспективной.

Производственные отношения, выступая объективным критерием различения существенного и несущественного в жизни общества, послужили основой выявления того общего, повторяющегося, что свойственно всем народам, находящимся на определенной ступени исторического развития. Всемирная история предстала как процесс смены общественно-экономических формаций, подчиняющийся всеобщим законам. Речь идет прежде всего о законе соответствия производительных сил производственным отношениям и о законе классовой борьбы. Кроме того, механизм развития и смены формаций может быть объяснен только из таких всеобщих диалектических законов, как закон единства и борьбы противоположностей, закон взаимного перехода качественных и количественных изменений и закон отрицания отрицания, сформулированных Гегелем, но «пересаженных» Марксом на материалистическую почву, т. е. примененных к развитию способов производства. Тем самым смена формаций предстает как объективный, независимый от воли людей, естественноисторический процесс, прокладывающий себе дорогу в многообразии и неповторимости конкретных исторических явлений и свидетельствующий внутреннем о единстве человечества.

При построении теории общественно-экономических формаций Маркс и Энгельс опирались преимущественно на историю стран Западной Европы, поскольку теоретическое осмысление исторического процесса было необходимо для обоснования коммунистической революции, в ходе которой должно произойти освобождение рабочего класса. Однако, несмотря на абстрактный характер формаций, возникали трудности соотнесения их с фактическим историческим материалом. Примером здесь является попытка Маркса выделить особую экономическую структуру — азиатский способ производства. Из анализа Марксом докапиталистических форм производства не совсем ясно, является ли азиатский способ производства завершающим этапом первобытнообщинного строя, или предшествует Античности, или представляется собой разновидность феодализма на Востоке, а также в некоторых странах Америки — в Мексике, в Перу и в других. В отличие от коллективных форм собственности, свойственных первобытному обществу, для азиатских форм характерно объединяющее единое начало, которое выступает высшим или единоличным собственником в виде «деспотического правительства, витающего над мелкими общинами».

Впоследствии марксистская мысль сосредоточила свое внимание на выяснении специфики развития одних и тех же формаций у различных народов, на конкретизации особенностей развития различных формации. Так, например, учение Маркса о монополистическом капитализме В. И. Ленин дополнил учением об империализме как высшей и последней стадии капитализма, а также обосновал тезис о возможности победы социалистической революции в отдельно взятой стране. В соответствии с практикой строительства социализма в некоторых странах, в том числе и в СССР, существенным образом изменились представления о социализме и коммунизме, которым были даны развернутые характеристики. Широкое распространение получила идея о возможности некоторых народов миновать те или иные формации, переходя, например, от родового строя или феодального к социалистическому. Но при всем разнообразии интерпретаций общественно-экономических формаций исторически определенные производственные отношения всегда оставались ее «экономическим скелетом».

Хотя Маркс неоднократно подчеркивал, что в истории нет никаких действующих, помимо людей, сил, и что «люди сами творят историю» в процессе своей деятельности, их вступление в производственные отношения происходит помимо их воли. Из этого следует, что развитие способов производства и их смена предзадана и предопределена непреложными законами общественного развития, действующими в истории независимо от желания людей. До тех пор, пока люди не познали законы истории, считал Маркс, их поведение нередко идет вразрез с этими законами, а «историческая необходимость действует слепо». Познание же объективных исторических законов позволяет управлять социальными процессами и преобразовывать общество в соответствии со знанием этих законов. Здесь классики марксизма солидаризировались с Гегелем. По мнению Энгельса, Гегель прав, утверждая, что «свобода есть познание необходимости». «Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, — пишет Энгельс, — а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей… чем свободнее суждение человека по отношению к определенному вопросу, с тем большей необходимостью будет определяться содержание этого суждения; тогда как неуверенность, имеющая в своей основе незнание и выбирающая как будто произвольно между многими различными и противоречащими друг другу возможными решениями, тем самым доказывает свою несвободу, свою подчиненность тому предмету, который она как раз и должна была бы подчинить себе»"^[5]. Это относится как к законам природы, так и к законам общества. Поэтому объективный материализм Маркса принадлежит классическому типу рациональности не в меньшей степени, чем объективный идеализм Гегеля. Разница лишь в том, что понимать под исторической необходимостью — логику развития мирового духа или логику развития материального производства, но обе логики обладают принудительной силой. Как и у Гегеля, всемирная история у Маркса и Энгельса телеологична и финалистична, о чем свидетельствует марксистская концепция социального прогресса^[6]. Вместе с тем убеждение в наличии объективных законов истории противоречит, а не сближает марксистскую теорию истории с ее религиозной интерпретацией^[7].

Смена одной общественно-экономической формации другой представляет собой поступательное движение человечества от простого, менее совершенного общества, к более сложному и более совершенному. История мыслится как прогресс, критерием которого является развитие производительных сил. Чем выше уровень развития производительных сил, тем сложнее производственные отношения и вообще вся общественная жизнь. И хотя социальный прогресс имеет противоречивый, неравномерный, зигзагообразный характер, ему внутренне присуща конечная цель, к которой неуклонно движется человечество. Эта цель — коммунизм как завершающая фаза всего исторического процесса, где человеческий прогресс «перестанет уподобляться тому отвратительному языческому идолу, который не желал пить нектар иначе, как из черепов убитых».

Переход к коммунизму означает, с точки зрения Маркса и Энгельса, переход от предыстории человечества к подлинной его истории. «То объединение людей в общество, — пишет Энгельс, — которое противостояло им до сих пор, как навязанное свыше природой и историей становится теперь их собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и все возрастающей мере те следствия, которых они желают. Это есть скачок из царства необходимости в царство свободы»¹. Таким образом вся предшествующая коммунистической революции всемирная история человечества рассматривается как «неподлинная», как подготовка к подлинной истории, которая будет развиваться по каким-то иным законам, отличным от тех, которые действовали на уровне антагонистических формаций, ибо «царство свободы» оказывается, по мнению Маркса, «по ту сторону материального производства».

• [1] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 13. С. 7.
• [2] Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. Т. 4. С. 425.
• [3] Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. Т. 6. С. 442.
• [4] Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. Т. 21. С. 174.
• [5] Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. Т. 20. С. 116.
• [6] Батурин Б. К, Бакиров Р. Н., Давлетгареев А. Р. Телеологический характер философии истории марксизма // Молодой ученый. 2017. № 2. С. 757—759. URL: https://moluch.ru/archive/136/38 000/.
• [7] Ивин А. А. Современная философия истории. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2017. С. 164—166.