Сознательность формирования. 
Возрастная билингвология

Критерий сознательности мы рассматриваем в трех аспектах: со стороны родителей, со стороны самих детей и общества.

При естественном билингвизме наличие или отсутствие сознательности может привести к разным результатам. Отсутствие сознательности характеризует стихийно развивающийся билингвизм, при котором родители не планируют заранее языков общения с ребенком, смешивают их сами, не контролируют речь ребенка, не обращают внимания на ее недостатки. Иногда стихийный билингвизм развивается в том случае, если на улице дети разговаривают на языке, ином, чем дома, либо смешивают «домашний» и «уличный» языки без всякого внимания к такому речевому развитию со стороны родителей. При особо неблагоприятных условиях результатом такого усвоения языков может стать полулингвизм.

Другой путь формирования естественного билингвизма характеризуется сознательным подходом родителей, поэтому его можно назвать намеренным, или интенциональным. Как носители, так и неносители второго языка продумывают заранее, по какому принципу, в каком объеме и в течение какого времени будет проводиться общение на каждом языке, чтобы результатом стало формирование билингвизма и биграмотности. К сожалению, недостаток знаний о детском двуязычии в семейных условиях иногда вызывает у родителей неоправданные опасения по поводу речевого и даже когнитивного развития ребенка. В таких случаях родители отказываются от билингвального воспитания, что говорит об отсутствии у них реально осознанного двуязычия, и ребенок утрачивает приобретенные им навыки общения на двух языках.

При намеренном билингвизме родители знают не только как начинать, но и как продолжать его формирование, они имеют представление об особенностях процессов в ходе развития билингвальности, о трудностях и способах их преодоления, выбирают оптимальную коммуникативную стратегию и методику семейного двуязычного воспитания. Таким образом, для успешного формирования естественного одновременного билингвизма большое значение имеет сознательность родителей, в результате чего двуязычие детей развивается как интенциональное. Стихийность/сознательность может характеризовать и искусственный билингвизм. Казалось бы, при специальном обучении второму языку стихийность не имеет места, но отсутствие продуманной методики, знания возрастных и индивидуальных особенностей обучаемых и других аспектов способны помешать формированию даже пассивного двуязычия. Нередко после 5—6 лет изучения иностранного языка в школе люди не способны не только говорить, но и понимать иноязычную речь, т. е. у них не формируется даже рецептивный билингвизм.

Важно, чтобы те родственники, которые не участвуют в билингвальном воспитании, воспринимали его положительно, особенно если родители не знают всех особенностей детского двуязычия.

Второй аспект рассматриваемого критерия относится к осознанности билингвизма со стороны детей.

В определении билингвизма, которое дано Т. Скутнабб-Кангас, одна из характеристик этого явления определяется ею как «самоидентификация» двуязычия (Skutnabb-Kangas, 1995). По всей видимости, такую характеристику могут дать себе только взрослые, поскольку дети в большинстве случаев не способны к подобной самооценке. Однако и не все взрослые, даже активно общающиеся на двух языках, признают себя билингвами, поскольку не обладают знаниями о том, что такое билингвизм.

Билингвизм ребенка формируется и в том случае, если он этого не осознает, но когда он начинает понимать, что общается на двух языках, на его отношение к этому факту способны повлиять многие окружающие его люди. Недостаток знаний и позитивного отношения к таким детям могут вызвать их нежелание разговаривать на одном из языков. Ребенок начинает отказываться от общения на втором языке, особенно в присутствии посторонних. Самоидентификация его билингвальности в таких случаях иногда приводит к негативной самооценке и либо к прекращению, либо к менее успешному формированию двуязычия. Поэтому в период, когда ребенок начинает осознавать свой билингвизм, особенно важно давать позитивную оценку его билингвального речевого поведения.

Этап нежелания разговаривать с отцом по-немецки прошли двое из троих детей-билингвов Дж. Сондерса. Этот этап длился приблизительно 5 месяцев: у Томаса — с 3;05 до 3;10, у Фрэнка — с 2;07 до 3;0. Младшая из детей, Катрина, никогда не отказывалась говорить с отцом по-немецки, возможно, потому что вся семья поощряла ее общение понемецки и все хвалили ее за старания (Saunders, 1988).

По свидетельству Э. Хаугена, ему в детстве тоже не хотелось переключаться на норвежский, когда он приходил домой после интенсивного общения по-английски на улице и в школе, и только упорство его родителей устанавливало в качестве границы, где происходит смена языков, порог их дома в США. Впоследствии, став билингвологом, он высоко оценил усилия своих родителей (Haugen, 1972).

Третий аспект осознанности двуязычия индивида — его осознание обществом. Для этого необходимо повышать уровень знаний людей о билингвизме, что является самым трудным звеном в развитии сознательного отношения к рассматриваемому явлению в одноязычном обществе. Особенно важны знания о детском билингвизме детским врачам, логопедам и педагогам, так как именно они чаще всего дают советы родителям относительно развития детей. Как отмечают билингвологи, некомпетентность в области билингвального развития ребенка не мешает им тговаривать родителей от общения с ребенком на двух языках.

Дж. Сондерс замечал нетерпимость к общению на иностранном языке в общественных местах, даже если люди вели личные беседы, не касавшиеся посторонних. Его дети не стеснялись говорить понемецки с ним за пределами дома. Но он опасался, что отношение посторонних может сказаться на их желании использовать немецкий язык. Хотя открыто никто не высказывался об этом, его старший сын Томас старался не говорить на улице по-немецки в возрасте 4;03—6;06. И только позднее, когда он увидел, что его младший брат, а затем и сестра совершенно игнорировали эту проблему, Томас тоже перестал избегать общения по-немецки за пределами дома (Saunders, 1988).

Самоидентификация русско-английской билингвальности Пети, Сережи и Андрюши формировалась по-разному. Хотя отношение окружающих было почти одинаковым (удивление, заинтересованность, иногда негативная, иногда позитивная оценка), индивидуальные особенности детей, их чувствительность к той или иной реакции на их английскую речь со стороны посторонних людей оказалась разной. Петя болезненно переживал то, что недостатки в его поведении (шалость, непослушание, упрямство и т. п.) соотносили с его билингвизмом. Поэтому в период с 4 до 5 лет Петя отказывался общаться с папой по-английски на улице, а иногда даже и даже дома. У Сережи было больше уверенности в том, что он не хуже других, а, может быть, даже и лучше, как его убеждал папа, поэтому он не только никогда не отказывался говорить по-английски, но разговаривал с папой на улице даже громче обычного. В школьные годы и Петя стал положительно относиться к своей способности общаться на двух языках. Когда его сверстники спрашивали его, зачем он разговаривает с папой по-английски, он спокойно объяснял, что так он лучше будет знать этот язык. Андрюша рано начал осознавать присутствие двух языков в общении с ним, но всегда предпочитал говорить по-русски, часто отказываясь отвечать по-английски, так как ощущал недостаток компетенции в Я₂. Миша и Саша никогда не отказывались разговаривать по-английски с папой; в шестилетием возрасте Миша даже сделал замечание бабушке («С нами ты должна говорить по-английски!»), когда та вдруг сказала ему что-то по-русски, хотя обычно общалась с внуками по-английски.

При сопоставлении отношения к своей билингвальности у детей, одновременно и последовательно усваивавших итальянский и английский языки, М. Коэн установила, что гораздо больше гордились этим качеством последовательные билингвы от 5 до 15 лет. Одновременные билингвы такого же возраста осознавали это качество как социально значимое, но считали его вполне естественным и привычным. Когда дети достигли 15-летнего возраста, отношение к своему двуязычию у них стало одинаковым: все они относили это качество к числу престижных (Cohen, 1999).