Меры ответственности и иные меры принуждения: проблема соотношения

Принуждение в исполнительном производстве не ограничивается лишь ответственностью. В механизме исполнительного производства присутствуют и иные меры принуждения, которые должны быть отграничены от мер ответственности. Прежде осуществления такого отграничения проанализируем имеющиеся в литературе взгляды на место ответственности в системе правового принуждения в целом.

Государственное принуждение определяют как метод управленческой деятельности, заключающийся в применении компетентными государственными органами, должностными лицами и иными специально уполномоченными законом субъектами психического и физического воздействия на сознание, волю и поведение принуждаемых лиц путем реализации в предусмотренной отраслевым законом процессуальной форме мер государственного принуждения, влекущих причинение правоограничений морального, личного, имущественного и организационного характера, с целью заставить обязанных лиц исполнять возложенные на них юридические обязанности и соблюдать установленные законом запреты, а также обеспечить безопасность личности, государства, общества^[1][2].

Н. В. Витрук выделяет следующие правовые формы (меры) принуждения, помимо мер ответственности: меры предупреждения, меры пресечения, обеспечительные меры (в том числе, меры превентивного характера, меры оперативного и регулятивного характера). Цель мер пресечения, по его мнению, заключается в прекращении только что возникшего или длящегося правонарушения для предотвращения его вредных последствий, а также для создания возможности для последующего привлечения нарушителя к юридической ответственности. Меры пресечения отличаются от юридической ответственности тем, что они применяются для прекращения противоправных действий, совершаемых в данный момент. Меры юридической ответственности применяются уже после совершенного правонарушения. Другой отличительной чертой мер пресечения является то, что они не преследуют цель осуждения и наказания лица. Цель данных мер государственного принуждения — пресечь противоправное поведение лица для обеспечения законности и правопорядка.

Мера пресечения может быть применена в ответ на совершение процессуального правонарушения. Но и в этом случае мера пресечения не утрачивает превентивного характера, она избирается не в виде наказания (санкции) за неправомерное поведение, а в качестве средства предупреждения уклонения обвиняемого от следствия и суда, совершения им новых преступлений, фальсификации доказательств. В этой связи остается мерой пресечения (а не мерой ответственности) замена одной меры пресечения на новую, более строгую меру пресечения. Меры процессуального обеспечения как самостоятельного вида государственно-правового принуждения направлены на создание условий для нормального развития производства по делам о правонарушениях, в том числе по исполнению решений судов (опись имущества, его изъятие и пр.). Юридическим фактом, на основании которого могут применяться меры процессуального обеспечения, является либо неисполнение лицом, участвующим в юрисдикционном процессе, своих обязанностей, либо наличие данных о том, что оно может противодействовать или реально препятствует нормальному ходу процесса.

Н. В. Витрук приводит мнение И. Л. Петрухина о том, что применение обеспечительных мер не связывается с необходимостью устанавливать вину лица, к которому эти меры применяются. Вместе с тем указанные меры могут применяться и в случае виновного нарушения кем-либо процессуальной обязанности, но не в виде наложения дополнительной обязанности, а в качестве принуждения к исполнению все той же невыполненной обязанности. Н. В. Витрук справедливо отмечает, что нередко правообеспечительные меры и меры юридической ответственности могут быть одинаковыми по названию (арест, конфискация, выдворение и т. д.). В силу этого возникает необходимость уяснения в каждом отдельном случае, в каком именно качестве выступает та или иная правовая мера государственного принуждения: как обеспечительная мера или как мера юридической ответственности. В качестве примера он рассматривает такую меру принуждения, как конфискация имущества. Так, согласно правовым позициям Конституционного Суда РФ^[3], следует различать, во-первых, конфискацию.

(изъятие, арест) имущества как меру административно-процессуального обеспечения, во-вторых, конфискацию имущества, распоряжение которым запрещено либо оно явилось орудием, средством совершения или непосредственным предметом правонарушения, как меру административного пресечения (меру защиты), в-третьих, конфискацию имущества как меру административной ответственности (наказания)¹. Согласимся с тем, что различия в мерах принуждения (даже схожих по названию) заключается в их основании, и, как следствие, режиме применения, уровне процессуальных и материально-правовых гарантий, которые должны быть предоставлены законодателем на основании Конституции адресатам таких мер.

А. Ю. Соколов указывает, что современный перечень мер обеспечения (в производстве по делам об административных правонарушениях) включает меры, значительно ограничивающие законные права и интересы физических и юридических лиц. Подобное правовое воздействие, по мнению автора, приближает меры обеспечения к мерам ответственности. Вместе с тем в основу правового строительства должна быть положена идея отказа от чрезмерного репрессивного уклона системы охраны общественных интересов, ориентации практики судопроизводства на защиту прав граждан^[4][5][6]. Соглашаясь с тезисом о том, что содержание любых мер принуждения должно соответствовать требованиям соразмерности, обеспечивать конституционный баланс интересов, позволим себе опровергнуть тезис о том, что степень ограничений прав может выступать надежным критерием разграничения мер ответственности с иными мерами принуждения. Как было отмечено, содержание различных мер принуждения может быть схожим, различны их основания и назначение. При этом некоторые меры пресечения (например, заключение под стражу) по степени воздействия на личность явно превышают меры ответственности (например, штраф).

В юридической литературе, наряду с иными мерами принуждения, выделяются также меры защиты. Н. В. Витрук к мерам защиты относит, во-первых, самозащиту, т. е. совершение фактических действий носителем прав, направленных на охрану прав и законных интересов в пределах, установленных законом, во-вторых, меры защиты, используемые носителями прав в обращении к компетентным государственным органам и должностным лицам. Также автор указывает на наличие точки зрения об отождествлении восстановительно-компенсационной юридической ответственности с мерами защиты, и, соответственно, противопоставление их карательно-штрафной ответственности. С учетом такого широкого понимания мер защиты, к последним относятся, в частности, присуждение к исполнению обязанности в натуре в случаях, когда объектом правоотношения является индивидуально-определенная вещь, возмещение убытков, взыскание неустойки, компенсация морального вреда, прекращение или изменение правоотношения в случаях установления юридических фактов, дающих основания для прекращения или изменения правоотношения решением суда¹.

С. С. Алексеев, напротив, относит к мерам защиты (восстановления) меры пресечения и административные меры предупредительного характера, применяемые органами власти, отличая их от мер ответственности и превентивных принудительных средств (в том числе, обеспечительных мер). Ученый отмечает определенное сходство между юридической ответственностью и мерами защиты (восстановления). И юридическая ответственность, и меры защиты являются правовыми последствиями, порождаемыми неправомерными действиями. Причем эти последствия охватываются понятием «санкции». И то, и другое является государственным принуждением к исполнению требований права. Вместе с тем указанные меры различаются по своим основаниям^[7][8].

A. В. Мильков выдвигает тезис о том, что меры, традиционно относимые в доктрине к мерам гражданско-правовой ответственности (возмещение убытков, неустойка, утрата задатка, взыскание процентов за пользование чужими денежными средствами вследствие их неправомерного удержания, уклонения от их возврата, иной просрочки в их уплате либо неосновательного получения или сбережения за счет другого лица, компенсация морального вреда), представляют собой не меры гражданско-правовой ответственности, а меры гражданскоправовой защиты, поскольку гражданско-правовая ответственность, равно как и любая иная, наступает только за нарушение публичных интересов, есть выражение осуждения правонарушителя со стороны общества и государства, покоится на общих положениях, разработанных в общей теории права: противоправности деяния, вине правонарушителя, причинной связи между деянием и наступившим вредом¹.

B. Ф. Кузнецов, фактически приравнивая меры защиты в исполнительном производстве к средствам и формам защиты, понимает под ними обжалование действий судебного пристава, обращение в суд с требованием о защите прав взыскателя и иных лиц в связи с совершением исполнительных действий и указывает, что между юридической ответственностью и мерами защиты существуют качественные различия, которые состоят в основаниях их возникновения^[9][10][11].

Д. X. Валеев, как и В. Ф. Кузнецов, под мерами защиты в исполнительном производстве понимает обжалование действий (бездействия) судебного пристава, предъявление исков в исполнительном производстве, поворот исполнения (как мера защиты должника)^[12].

Представляется не вполне корректным смешивать меры защиты с формами и средствами защиты. Согласимся с А. П. Вершининым в том, что «мера защиты» является синонимом «способа защиты», а «средства» и «формы» защиты предназначены для реализации способов защиты права^[13].

А. В. Мильков констатирует, что исследование литературы, посвященной проблемам ответственности, показывает, что вот уже на протяжении многих лет ряд цивилистов предпринимает попытки отстоять свое специфическое понимание ответственности в гражданском праве, которое коренным образом отличается от ответственности в публичном праве¹. Одним из таких цивилистов является С. Н. Братусь, который утверждает, что «наказание наказанию рознь». Одно дело гражданско-правовая ответственность, другое — уголовная, административная и дисциплинарная ответственность. Если речь идет о гражданско-правовой ответственности, то невыгодные последствия для должника, несомненно, возникают в том случае, когда возмещаемые им убытки или уплаченная неустойка превышают те выгоды, которые создаются для него вследствие неисполнения обязанности. Но возможна и ситуация обратного порядка — эти убытки и неустойка оказываются по своим размерам ниже той выгоды, которую приобретает должник, освобожденный от исполнения первоначального обязательства в натуре^[10][15].

С. Н. Братусь указывает, что основная равнодействующая тенденция вытекает из компенсационной, восстановительной функции гражданского права. Его цель, поскольку оно регулирует отношения, связанные с использованием товарно-денежной формы, и поскольку речь идет о реакции на гражданское правонарушение, состоит в том, чтобы обеспечить потерпевшей стороне ее восстановление (в имущественном и в личном отношениях) в первоначальное состояние. Отразится ли это отрицательно на положении должника — вопрос факта. Принуждение к соблюдению неисполненной обязанности, если даже оно никаких невыгодных последствий имущественного порядка для правонарушителя не влечет, ибо другой стороне воздается то, что ей причитается, будучи государственным осуждением правонарушителя, является своеобразным для него лишением. Но это лишение, собственно говоря, — отрицательное переживание общественно морального порядка, вытекающее из публичного осуждения, неправомерного поведения^[16].

Напомним, что А. В. Мильков, «криминализируя» (по терминологии С. Н. Братуся) гражданско-правовую ответственность, полагает, что она, наступая только за нарушение публичных интересов, есть выражение осуждения правонарушителя со стороны общества и государства, покоится на общих положениях, разработанных в общей теории права: противоправности деяния, вине правонарушителя, причинной связи между деянием и наступившим вредом, а все иные меры, установленные гражданским правом, но не соответствующие приведенным критериям, мерами собственно ответственности не являются, представляют собой, в том числе, меры защиты¹.

Предположим, что не вполне удачная попытка обосновать существование единого однородного «межотраслевого» института ответственности связана с восприятием любого вида ответственности (в том числе, в частном праве) прежде всего как «публичного», карательного института, направленного на защиту общественного интереса, с тезисом о том, что в широком смысле любое правонарушение причиняет вред государству и обществу в целом, а не только частным лицам^[17][18].

Право — элемент социальной системы. Само назначение права — обеспечивать стабильность, предсказуемость, безопасность общественных отношений. Именно поэтому любая норма права, даже устанавливающая права и обязанности частного лица в отношении другого частного лица, в конечном счете обеспечивает реализацию общественного интереса в нормальном развитии соответствующих отношений. В этом смысле «публичный» элемент есть в любой правовой норме¹.

Заметим, что законодатель в гл. 25 ГК РФ «Ответственность за нарушение обязательств» объединяет и убытки, и неустойку, и возмещение расходов и иных убытков при исполнении обязательства неисправного должника кредитором своими силами и (или) за свой счет (ст. 397 ГК РФ), и последствия неисполнения обязательства передать индивидуально-определенную вещь в виде ее принудительного отобрания (ст. 398 ГК РФ). При этом в гл. 20 «Защита права собственности и других вещных прав» предусмотрены такие институты, как истребование имущества из чужого незаконного владения, устранение нарушений прав собственника, не связанные с лишением его владения и т. д.

Как отмечал С. Н. Братусь, признаками, присущими всем видам юридической ответственности, являются государственная принудительность, применяемая к лицу, совершившему правонарушение, и при наличии его вины — осуждение (порицание). Однако принудительность присуща не только мерам юридической ответственности^[19][20]. Только лишь признак принудительности не может стать критерием отграничения мер юридической ответственности от иных мер правового воздействия. Например, в силу ст. 1 Закона об исполнительном производстве законодательство об исполнительном производстве регулирует вопросы принудительного исполнения соответствующих правовых актов. При этом, как отмечалось выше, это не означает, что все меры, предусмотренные законодательством об исполнительном производстве, являются мерами юридической ответственности.

Рядом авторов обосновывается тезис о существовании не только «принудительной», но и «добровольной» «позитивной» юридической ответственности, под которой понимается юридическая обязанность соблюдения требований правовых норм, реализующаяся в правомерном поведении субъектов юридической ответственности, одобряемом или поощряемом государством¹. Полагаем, что такое широкое понимание ответственности, несмотря на несомненное социальное и философское значение, не имеет собственно юридического содержания, не позволяет определить пути развития правовых механизмов реакции государства и общества на правонарушения в конкретных сферах регулирования. Принудительное и добровольное исполнение соответствующих обязанностей должно четко разделяться прежде всего с точки зрения процедур реализации прав и обязанностей соответствующих субъектов, последствий правомерного или неправомерного поведения, что не позволяет объединить соответствующие механизмы под единой «терминологической крышей».

Завершая рассмотрение общих признаков юридической ответственности, позволяющих отграничить ее от иных мер правового воздействия, приведем позицию О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородского, справедливо отмечавших, что в отраслях права содержится большое число норм, предусматривающих применение мер государственного принуждения, которые в то же время не являются мерами юридической ответственности. Однако к области ответственности относятся не всякие, а лишь такие меры государственного принуждения, которые основаны на осуждении поведения правонарушителя, в то время как, например, поведение добросовестного приобретателя, у которого истребовано имущество, именно потому, что он добросовестен, не заслуживает осуждения. Следовательно, общественное осуждение поведения правонарушителя — второй элемент, характеризующий содержание ответственности, наряду с государственным принуждением. Общественное осуждение поведения правонарушителя, выраженное в мерах правовой ответственности, является основой применения этих мер^[21][22].

Но и сочетание двух отмеченных моментов (государственного принуждения и общественного осуждения), по мнению О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородского, еще недостаточно для того, чтобы квалифицировать соответствующие санкции как меры юридической ответственности. Ответственность должна выражаться в определенных отрицательных последствиях для правонарушителя по сравнению с тем состоянием, в котором он находился до момента совершения правонарушения. Такие последствия не всегда воплощаются в одном лишь факте применения мер государственного принуждения. Так, при административном выселении лица, самоуправно занявшего пустующую площадь, или в процессе осуществления участниками общей собственности их права на раздел и выдел, или в случаях заключения договора на условиях, предписанных судом, если сами они не смогли выработать согласованных условий, имеет место принуждение, основанное на постановлении прокурора, решении суда. Принуждение здесь может сочетаться с общественным осуждением поведения правонарушителя. Совершенно очевидно, например, что заслуживает осуждения поведение лица, совершившего акт самоуправного заселения жилой площади. Едва ли хотя бы один из этих случаев сам по себе может рассматриваться как мера ответственности, ибо как при административном выселении, так и при судебном разделе общей собственности, а также при заключении договора на основе судебного решения дело ограничивается только исполнением в принудительном порядке неисполненной ранее обязанности. Ответственность же, являющаяся следствием неисполнения обязанности, должна выражаться в определенных лишениях для правонарушителя либо личного, либо имущественного порядка¹.

С учетом проведенного анализа высказанных в литературе позиций относительно сущности юридической ответственности следует прийти к выводу о том, что признаками юридической ответственности являются, во-первых, применение ее как последствия совершенного правонарушения (неисполнения юридической обязанности), во-вторых, принудительное (вопреки или независимо от воли правонарушителя) возложение на правонарушителя дополнительных юридических обязанностей либо иное неблагоприятное для него изменение первоначального правового статуса по сравнению с тем, которым он пользовался до привлечения к ответственности^[22][24], и, наконец, в-третьих, осуждение правонарушителя как результат привлечения к ответственности, выраженное в негативной оценке его поведения. Оценка противоправности и общественной опасности деяния правонарушителя, оценка его личности осуществляются, как правило, при установлении состава правонарушения. Мы сознательно выделили негативную оценку поведения адресата соответствующих мер принуждения как отдельный признак юридической ответственности (помимо правонарушения как основания ответственности), позволяющий отграничить ее в правовой системе от иных мер принуждения, прежде всего обеспечительных мер, мер пресечения.

По нашему мнению, принудительность ответственности проявляется не в том, что ее применение осуществляется органом власти (хотя зачастую это действительно так). Принудительность юридической ответственности в первую очередь проявляется в том, что возложение дополнительной обязанности на правонарушителя, изменение его статуса как последствие правонарушения происходят вопреки или независимо от воли правонарушителя, ограничивается свобода его действий и он вынужден действовать не так, как намеревался и желал.

Выше мы уже отмечали предусмотренный ст. 8—9 Закона об исполнительном производстве механизм обращения взыскателя к не являющимся органами публичной власти лицам, у которых находится имущество должника (банки, работодатель должника и т. д.), с требованием о списании средств в пользу взыскателя на основании исполнительного документа без возбуждения исполнительного производства и без согласия должника. Очевидно, несмотря на то что указанные организации не являются органами публичной власти, соответствующий механизм представляет собой принуждение должника с учетом того, что его имущество изымается в пользу третьего лица вопреки или независимо от его воли. Соответствующий институт не является мерой ответственности, но позволяет продемонстрировать на его примере природу принудительности в праве.

В различных сферах регулирования те или иные признаки ответственности проявляются более или менее отчетливо, имеют свою специфику в зависимости от юридического режима, элементом которого является соответствующий механизм ответственности. Например, в публичном праве (уголовная, административная ответственность) ярко проявляется признак осуждения правонарушителя, такое осуждение не просто предполагается законом, но, как правило, специально фиксируется правовым актом государственного органа или должностного лица о привлечении к ответственности.

При привлечении к гражданско-правовой ответственности признак осуждения внешне выражен слабее. Например, лицо, нарушившее договор и обязанное согласно договору и закону компенсировать убытки, может сделать это самостоятельно, без обращения лица, чье право нарушено, в суд или к иному юрисдикционному органу. Такая мера все равно должна признаваться принудительной с точки зрения материального права, так как, очевидно, возложение на правонарушителя самой обязанности уплатить убытки происходит не по его воле, оно невыгодно для правонарушителя. Осуждение поведения лица, нарушившего свои договорные обязательства, в данном случае предполагается самим законом, устанавливающим возможность взыскания убытков за нарушение обязательства^[25], а не специальным правоприменительным актом. Также предосудительным воспринимается такое поведение лица потерпевшим контрагентом, иными участниками гражданского оборота и зачастую самим правонарушителем. Признак осуждения правонарушителя при привлечении к гражданско-правовой ответственности внешне проявляется и в учете по общему правилу вины правонарушителя как условия привлечения к ответственности, а также оценке в ряде случаев действий правонарушителя как недобросовестных (например, ст. 53.1 ГК РФ)¹.

Осуждение лица, привлекаемого к ответственности, наряду собственно с назначенной мерой ответственности (например, штраф), призвано повлиять на его поведение для того, чтобы предотвратить совершение новых правонарушений, побудить соответствующее лицо к правомерному поведению^[26][27]. Например, в уголовной ответственности заключена не только констатация противоправности поведения, но и осуждение лица, совершившего преступление. Такое публично провозглашенное государственным органом (судом) осуждение, независимо от исполнения наказания, опорочивает соответствующего гражданина, снижает его социальный престиж, влияет на положение в обществе. В результате оно само по себе способно производить положительные сдвиги в правосознании осужденного, оказывать предупредительное воздействие на лиц, дорожащих своим социальным статусом^[28].

Самостоятельный характер осуждения, негативной оценки поведения правонарушителя в системе признаков юридической ответственности подтверждается и тем, что целый ряд мер ответственности не влечет за собой «видимого» ограничения имущественных и неимущественных прав правонарушителя, существенного изменения его правового статуса в результате применения мер ответственности (например, предупреждение как административное наказание, выражающееся согласно ч. 1 ст. 3.4 КоАП РФ исключительно в официальном порицании юридического или физического лица). Такие меры все равно остаются именно мерами ответственности. В известном деле Farrar v. Hobby Верховный Суд США указал на то, что даже присуждение так называемых номинальных убытков (1 долл.) в качестве меры ответственности, как и присуждение действительного размера убытков, изменяет поведение ответчика в отношении истца посредством понуждения ответчика уплатить истцу денежную сумму, которую он без судебного решения о присуждении номинальных убытков не должен был платить. Таким образом, суд фиксирует «выигрыш» истца в деле, констатирует противоправное поведение ответчика, присуждая номинальные убытки, все равно изменяет правовое положение сторон¹.

В разных отраслях регулирования по-разному конструируются и условия ответственности, основания для освобождения от ответственности, элементы состава правонарушения (в частном праве в определенных случаях допускается и «невиновная» ответственность), однако осуждение в том или ином виде присутствует всегда. Не согласимся с мнением о том, что осуждение является проявлением «публичного» характера любой юридической ответственности^[29][30]. Осуждение не является прерогативой государства, не обязательно должно быть выражено официально в специальном правовом акте. Как отмечалось, негативная, отрицательная оценка поведения лица может осуществляться и иными участниками правоотношений, вытекать из общего смысла нормативного акта, устанавливающего ответственность. И сам правонарушитель может воспринимать свое поведение как противоправное и предосудительное, а меры, применяемые к нему в результате правонарушения, именно как меры юридической ответственности^[31].

Нельзя воспринимать осуждение исключительно как моральную, нравственную, социальную, а не юридическую категорию^[32]. Как было отмечено, использование признака осуждения в механизме юридической ответственности влечет за собой совершенно конкретные юридические последствия в части оснований, процедуры применения соответствующих мер (например, необходимость установления в большинстве случаев вины правонарушителя).

Довод о том, что осуждение является признаком юридической ответственности, позволяющим отграничить ее от иных мер принуждения, может быть подтвержден и непосредственным указанием в законе о том, что применение тех или иных мер принуждения, не являющихся мерами ответственности, не влечет за собой негативную оценку поведения лица, признание его правонарушителем в глазах общества и государства. Например, согласно ч. 2 ст. 8 УПК РФ никто не может быть признан виновным в совершении преступления иначе как по приговору суда и в порядке, установленном законом, а в соответствии со ст. 14 УПК РФ обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет установлена вступившим в законную силу приговором суда. Таким образом, применение к соответствующему лицу мер процессуального принуждения, установленных уголовно-процессуальным законодательством (например, задержание, применение мер пресечения), не связано с его осуждением.

Как подтвердил Конституционный Суд РФ, нормы, устанавливающие возможность применения мер пресечения в уголовном процессе, не могут расцениваться как позволяющие суду при избрании меры пресечения предрешать вину лица в совершении инкриминированного ему преступления, проверяя же обоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению при назначении меры пресечения, суд не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности лица¹. Формулировка уголовно-процессуального закона «считается невиновным» означает, что гражданина считают невиновным государство, закон, что ничьи и никакие суждения и выводы о виновности лица до вступления соответствующего судебного акта в законную силу не имеют значения, а окончательный вывод о виновности лица может сделать только суд — орган власти, осуществляющий правосудие^[33][34].

По мнению некоторых ученых, в основе принципа невиновности лежит общая норма морали, согласно которой каждый человек должен презюмироваться (предполагаться) добропорядочным, пока иное не будет доказано^[35]. Правило презумпции невиновности устанавливает обязанность всех третьих лиц в своей деятельности исходить из того, что обвиняемый невиновен, пока его вина не будет установлена судом. Очевидно, что действие данного правила направлено не только на процессуальную, но и на общеправовую, социальную сферу^[36]. Закон обязывает считать лицо невиновным, не допускает его осуждения не только должностными лицами государства, но и всеми иными лицами (например, работодателем обвиняемого, членами его семьи, соседями, коллегами, контрагентами и т. д.). Презумпция невиновности не допускает состояния «опороченности» обвиняемого в глазах окружающих, пока в отношении него не вступит в законную силу особый юридический акт — обвинительный приговор суда, в соответствии с которым он привлекается к юридической ответственности¹. Также применение обеспечительных мер и в гражданском процессе не может предопределять исход спора по существу, констатировать недобросовестное и неправомерное поведение адресата таких мер^[37][38].

Квалификация тех или иных мер принуждения в качестве мер ответственности имеет практическое значение, влечет за собой необходимость применения соответствующего механизма их реализации, отражающего признаки ответственности, указанные выше (установление противоправности, виновности и т. д.). Такой механизм должен включать в себя специфические гарантии прав и законных интересов лиц, привлекаемых к ответственности, обусловленные положениями Конституции, принципами правового государства. Так, недопустимо применение за одно и то же правонарушение двух мер ответственности одинаковой правовой природы, кроме того, по общему правилу закон, устанавливающий публичную ответственность, не может применяться с обратной силой.

Отсутствие в законе или ином нормативном правовом акте специального формального «маркера» тех или иных мер именно как мер ответственности не освобождает законодателя и правоприменителя от соблюдения соответствующих гарантий. Например, ст. 104 Федерального закона от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» (далее — Закон о контрактной системе) предусмотрено ведение реестра недобросовестных поставщиков (подрядчиков, исполнителей), т. е. поставщиков, уклонившихся от заключения контрактов, с которыми контракты расторгнуты по решению суда или в случае одностороннего отказа заказчика от исполнения контракта в связи с существенным нарушением ими условий контрактов. Информация, содержащаяся в реестре недобросовестных поставщиков, размещается в единой информационной системе и является общедоступной, а решение уполномоченного органа государственной власти о включении в реестр недобросовестных поставщиков может быть обжаловано в судебном порядке.

В соответствии с ч. 1.1 ст. 31 Закона о контрактной системе заказчик вправе установить требование к участникам закупки об отсутствии в реестре недобросовестных поставщиков (подрядчиков, исполнителей) информации об участнике закупки, в том числе информации об учредителях, о членах коллегиального исполнительного органа, лице, исполняющем функции единоличного исполнительного органа участника закупки — юридического лица. Является ли включение в указанный реестр недобросовестных поставщиков применением меры юридической ответственности? Очевидно, что является, поскольку такая мера соответствует всем выявленным выше признакам юридической ответственности. Она применяется как последствие совершенного правонарушения (нарушение договора, неправомерное уклонение от его заключения), является принудительным (вопреки или независимо от воли правонарушителя) возложением на правонарушителя дополнительных юридических обязанностей либо иное неблагоприятное для него изменение первоначального правового статуса по сравнению с тем, которым он пользовался до привлечения к ответственности (включение в реестр может стать основанием для отказа в допуске к закупке, несмотря на возможное желание, волю лица принять в ней участие), и, наконец, присутствует явное осуждение правонарушителя как результат привлечения к ответственности, негативная оценка его поведения (включение в публичный реестр недобросовестных лиц).

Анализ приведенных положений Закона о контрактной системе позволил арбитражному суду в одном из решений сделать вывод о том, что включение хозяйствующего субъекта в реестр недобросовестных поставщиков представляет собой один из видов юридической ответственности, поскольку такое включение является санкцией за недобросовестное поведение поставщика в регулируемой сфере правоотношений и влечет за собой негативные последствия в виде лишения возможности хозяйствующего субъекта в течение определенного периода участвовать в государственных (муниципальных) торгах. Суд указал, что по смыслу ст. 55 (ч. 3) Конституции РФ введение ответственности за правонарушение и установление конкретной санкции, ограничивающей конституционное право, исходя из общих принципов права, должно отвечать требованиям справедливости, быть соразмерным конституционно закрепляемым целям и охраняемым законным интересам, а также характеру совершенного деяния. Исходя из указанного, при рассмотрении судом заявления об оспаривании решения о включении в реестр недобросовестных поставщиков им оценивались не только формальные основания для включения в реестр, соблюдение процедуры вынесения решения, но и собственно наличие или отсутствие соответствующего правонарушения, вины лица в уклонении от заключения договора, рассматривался вопрос о добросовестности лица, включенного в реестр^[39].

В приведенном деле перед нами пример «смешанного» юридического режима ответственности. С одной стороны, нормы ст. 104 Закона о контрактной системе, как и все законодательство о контрактной системе, направлены на обеспечение государственных и муниципальных нужд в целях повышения эффективности, результативности осуществления закупок товаров, работ, услуг, обеспечения гласности и прозрачности осуществления таких закупок, предотвращения коррупции и других злоупотреблений в сфере таких закупок (ст. 1 Закона о контрактной системе), таким образом, обеспечивают интересы государства, являются частью публичного права, с другой — устанавливают особенности заключения и исполнения гражданско-правового договора. В настоящем исследовании мы уже не раз отмечали методологическую непродуктивность «отраслевого» подхода в решении вопроса классификации юридической ответственности, определения действительных особенностей тех или иных мер принуждения. И в рассматриваемом случае, очевидно, «отраслевой» подход не сможет объяснить причину закрепления нормами публичного права юридической ответственности частного субъекта в форме ограничения его гражданской дееспособности за нарушения договорных (частноправовых) обязательств. В данном случае неизбежен вопрос о том, какой механизм привлечения к ответственности должен применяться¹: публично-правовой (например, аналогичный предусмотренному КоАП РФ) или частноправовой (установленный ГК РФ). От ответа на данный вопрос, очевидно, зависят и значение вины лица при привлечении к ответственности, определение ее формы, основания освобождения от ответственности, необходимость дифференциации мер ответственности и т. д. Суд в рассматриваемом примере вышел из положения, применив общие конституционные нормы о юридической ответственности, очевидно, затруднившись обнаружить сходство соответствующих отношений с отношениями, урегулированными, например, КоАП РФ или ГК РФ.

Вспомним утверждение С. С. Алексеева о том, что на практике при рассмотрении и решении юридических дел (в том числе, вопроса о привлечении к юридической ответственности) представляется важным видеть следующее: как только субъект «вступил» в сферу той или иной отрасли, сразу же приводится в действие (во всяком случае, в готовность) весь комплекс регулятивных, охранительных, процедурно-процессуальных средств, которые призваны обеспечить в рамках отрасли правовое опосредствование данной жизненной ситуации в характерном для нее юридическом режиме^[40][41]. В различных сферах правового регулирования традиционные «отраслевые» меры ответственности могут применяться в неизменном виде, а могут приобретать значительные особенности в части порядка применения, последовательности мер, их соотношения друг с другом. Нельзя забывать о том, что сущностные различия мер юридической ответственности в разных сферах регулирования обусловлены различными целями и задачами соответствующих юридических режимов. Как верно отмечает В. Ф. Яковлев, само принуждение в разных отраслях права имеет разное назначение. В уголовном праве санкция, наказание, принуждение — это суть одно и то же. Здесь принуждение образует содержание уголовно-правовой санкции. В гражданском праве такие меры ответственности, как возмещение убытков правонарушителем или выплата им неустойки, возможны и в принудительном порядке, и в добровольном. Следовательно, принуждение выполняет различную роль в уголовно-правовых и гражданско-правовых санкциях. В уголовноправовых санкциях принуждение образует само содержание этих санкций, а в гражданско-правовых — принуждение есть средство реализации обременения, которое содержится в санкциях. Значительно различаются правоотношения, в рамках которых реализуются меры ответственности. Все уголовные правоотношения — это и есть реализация мер ответственности, в то время как далеко не все гражданские правоотношения есть реализация мер ответственности. Суть уголовного правоотношения практически всегда, за небольшим исключением, есть применение меры ответственности. Обычное гражданское правоотношение не является охранительным. Здесь вследствие правонарушения возникает дополнительное правоотношение, в рамках которого и происходит реализация мер гражданско-правовой ответственности^[42].

Само назначение, цель юридической ответственности могут различаться в разных отраслях регулирования. Выше были приведены позиции об особой компенсационной направленности гражданско-правовой ответственности, применении в сфере гражданского права мер ответственности, не имеющих явно выраженного карательного характера (например, возмещение убытков). Публично-правовая ответственность, как правило, носит карательный характер. Цели ответственности в различных сферах регулирования могут включать в себя как наказание правонарушителя, так и компенсацию причиненного вреда, предупреждение новых правонарушений, побуждение к правомерному поведению. Предположим, что на современном этапе развития права невозможно выделить «обязательный» перечень целей ответственности в любой сфере регулирования, что подтверждает бесперспективность отмеченной выше попытки обосновать существование «межотраслевого» института ответственности.

Сам возможный набор целей ответственности постоянно эволюционирует. Так, Б. В. Российский констатирует, что за последние годы даже традиционно «охранительный» институт административной ответственности фактически приобрел новую природу. Административная ответственность в современных условиях становится мощным рычагом государственного регулирования деятельности хозяйствующих субъектов. И в этом состоит первая причина столь быстрого и мощного развития данного института. Жизнь со всей очевидностью доказала, что перед институтом административной ответственности стоят не только правоохранительная задача, но и задача государственного регулирования деятельности хозяйствующих субъектов. Данный институт имеет и ярко выраженную фискальную направленность (курсив мой. — М. Г.)¹. Очевидно, что развивается регулятивная функция и, например, уголовной ответственности^[43][44], которая все более призвана стать инструментом реализации не только правовой, но и социально-экономической политики, что подтверждает, например, продолжающаяся дискуссия о специальных «предпринимательских» составах в УК РФ^[45].

Тяжело поспорить с тем, что юридическая ответственность как неотъемлемый элемент правовой системы в целом направлена на реализацию широкого круга задач, ее цель не ограничивается лишь наказанием правонарушителя. Одной из функций юридической ответственности в некоторых сферах регулирования является побуждение правонарушителя к исполнению возложенной на него юридической обязанности. Соглашаясь с приведенным выше тезисом О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородского о том, что юридическая ответственность не может заключаться лишь в исполнении правонарушителем той обязанности, неисполнение которой и стало основанием для привлечения к ответственности^[46], отметим, что возложение на правонарушителя дополнительных обязанностей, изменение его правового статуса в результате применения мер ответственности в ряде случаев призвано побудить к исполнению такой «первоначальной» обязанности. Такая функция юридической ответственности, очевидно, не является «побочной» по отношению к другим ее традиционно выделяемым функциям. Более того, карательный аспект юридической ответственности, воздействие ее мер на психику правонарушителя как раз призваны побудить его к определенному правомерному поведению.

Нельзя согласиться с теми авторами, которые утверждают, что юридическая ответственность имеет исключительно карательную (штрафную), превентивную и воспитательную функции, при этом не признают восстановительную функцию юридической ответственности, характерную, по их мнению, только для мер защиты¹. Те же исследователи соглашаются с тем, что правовосстановительная форма принуждения характерна почти для всех отраслей права, только в одних отраслях она выражена ярче, чем в других, преимущественное значение восстановительные санкции имеют в гражданском праве, ибо здесь они наиболее приспособлены для эффективной охраны имущественных отношений, так как основной функцией гражданско-правового регулирования является компенсационная, возместительная или правовосстановительная функция^[47][48]. Следует признать, что в гражданском праве институт юридической ответственности направлен на реализацию функции гражданского права в целом.

По нашему мнению, говорить о воспитательном аспекте юридической ответственности в целом достаточно сложно. Указанный вопрос, как и вопрос о позитивной юридической ответственности, в значительной мере относится не к отраслевой юридической науке, а к общей теории права, философии, социологии и должен рассматриваться в контексте социальной ответственности в целом^[49]. Справедливо мнение о том, что у лица, привлеченного к ответственности, не может быть правовой обязанности исправления (это требование нравственного долга) и государство не может принудить его к выполнению таковой обязанности, если бы даже она и существовала, хотя бы потому, что какие-либо четкие, определенные и достоверно доказуемые критерии исправления не существуют, а индивид не может лишиться права на моральную самостоятельность¹.

Карательная функция ответственности реализуется посредством оказания влияния на психику правонарушителя, создания психической ассоциации между противоправным вариантом поведения и негативным воздействием на его личную или имущественную сферу. Воздействие юридической ответственности начинается с осуждения правонарушителя и деяния, им совершенного, которое обладает собственным карательным потенциалом, заключающимся в признании субъекта правонарушителем. Карательный аспект восстановительного воздействия состоит в принуждении правонарушителя к правомерному варианту поведения, которое должно вести к стабилизации нарушенных им общественных отношений^[50][51]. Основными аспектами карательной функции ответственности являются предупреждение совершения нарушений, а также принуждение к исполнению обязанности, неисполнение которой повлекло привлечение к ответственности.

Подчеркнем, что карательная функция ответственности часто направлена, в том числе, на исполнение конкретной обязанности, которая не была исполнена субъектом ответственности (в том случае, конечно, если все еще сохраняется объективная возможность и необходимость ее исполнения). Именно поэтому меры ответственности в некоторых случаях могут применяться неоднократно до тех пор, пока правонарушитель не исполнит возложенную на него юридическую обязанность (например, судебный штраф, предусмотренный ст. 332 АПК РФ)^[52]. Одновременно, меры уголовной ответственности могут применяться только единожды заодно правонарушение¹.

В любом виде юридической ответственности можно обнаружить общие черты, функции (которые мы обозначили выше), базовые элементы, формирующие механизм юридической ответственности, которые, однако, в совокупности направлены на реализацию специфических, отличающихся друг от друга целей ответственности в том или ином режиме регулирования. Например, в химии из идентичных атомов углерода формируется и алмаз, и графит. Но, как известно, значительные различия свойств алмаза и графита обусловлены разной геометрией, структурой связей между такими атомами. Продолжая сравнение юридических построений с примерами из естественных наук, предположим, что «борьба» за «самостоятельность» тех или иных отраслей права и «чистых» видов юридической ответственности напоминает дискуссию о том, является ли Плутон полноправной планетой или должен быть большинством голосов астрономов «разжалован» до карликовой^{[53][54][55][56]}, и является ли полноценным химическим элементом элемент с периодом полураспада в доли секунды, созданный искусственно посредством ядерного синтеза^[57].

• [1] Цит. по: Павлов И. П. О русском уме // Природа. 1999. № 8 (1008). С. 97.
• [2] Меры принуждения часто классифицируют в соответствии с «отраслевым» подходом, указывая, что, будучи непосредственно направленными на обеспечение нормправа, виды государственного принуждения (уголовное, административное, гражданско-правовое, дисциплинарное, процессуальное, конституционно-правовое и финансовое) производим от сложившихся отраслей права. Соколов А. Ю. Меры обеспеченияпроизводства по делам об административных правонарушениях: монография. М., 2015.
• [3] Постановление Конституционного Суда РФ от 11 марта 1998 г. № 8-П «По делуо проверке конституционности статьи 266 Таможенного кодекса Российской ФедераО58
• [4] О ции, части второй статьи 85 и статьи 222 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях в связи с жалобами граждан М. М. Гаглоевой и А. Б. Пестрякова».
• [5] Витрук Н. В. Общая теория юридической ответственности. Например, задержание транспортного средства, управляемого водителем в нетрезвом состоянии, предусмотренное законодательством об административных правонарушениях, является не административным взысканием, а мерой, направленной на пресечение ненадлежащегоиспользования транспортных средств как источника повышенной опасности, создающего угрозу самому водителю, а также нарушающего охраняемые законом права и интересы других граждан. В этом смысле задержание транспортного средства с последующим возвращением владельцу не посягает на его права как собственника имущества. Определение Конституционного Суда РФ от 21 декабря 1998 № 191−0 «По жалобе гражданина Шума Михаила Федоровича на нарушение его конституционных прав частьюпервой статьи 245 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях».
• [6] По мнению автора, в связи с этим пределы правового урона, вызванного применением мер обеспечения производства по делам об административных правонарушениях, должны определяться с учетом гармонии интересов личности, государства и общества. Соколов А. Ю. Меры обеспечения производства по делам об административных правонарушениях: монография. М., 2015.
• [7] По мнению Н. В. Витрука, вышеприведенные гражданско-правовые восстановительные (защитные) меры следует рассматривать в качестве мер восстановительнокомпенсационной юридической ответственности. Различие мер защиты и мер юридической ответственности, по его мнению, состоит в том, что меры защиты используютсяпотерпевшим, права которого нарушены, а меры ответственности — восстановительнокомпенсационной и карательно-штрафной — применяются компетентными юрисдикционными органами и обращены к правонарушителю. Витрук Н. В. Общая теория юридической ответственности.
• [8] С. С. Алексеев отмечает, что если основанием ответственности является правонарушение (виновное, осуждаемое, причиняющее вред обществу деяние), то для применения мер защиты достаточно объективно противоправного деяния (основание применения мер защиты ограничивается фактом нарушения права, не включает вину). Примеромиспользования мер защиты являются принудительное изъятие вещи на основе виндикационного иска, исключение имущества из описи, меры пресечения в административномправе, признание акта недействительным. Если главная функция ответственности —штрафная, карательная, то функция мер защиты сводится к восстановлению, защитеправа. И при применении мер защиты определенное лицо может претерпеть лишенияличного или имущественного порядка. Но такие последствия наступают «попутно"к достижению основной цели защиты права. В некоторых санкциях (например, возмещение убытков, выплата компенсационной неустойки) штрафная и компенсационная О
• [9] О функции занимают однопорядковое положение. Алексеев С. С. Собрание сочинений.Т. 3. С. 373—375. Мнение о том, что восстановительная функция характерна не длямер ответственности, а для мер защиты, высказывает и В. В. Кожевников. Кожевников В. В. Функции юридической ответственности: общетеоретический и отраслевыеаспекты // Современное право. 2015. № 4. С. 5—14.
• [10] Мильков А. В. Правовое регулирование защиты гражданских прав и правовыхинтересов: дис. … докт. юрид. наук. С. 292—293.
• [11] Вслед за С. С. Алексеевым, В. Ф. Кузнецов полагает, что если основанием юридической ответственности является правонарушение, то для применения мер защитыдостаточно противоправного действия, т. е. вина не входит в фактическое основаниемер защиты, здесь важен сам факт нарушения права. Кузнецов В. Ф. Система исполнительного производства (вопросы теории и практики): дис. … докт. юрид. наук. С. 245.
• [12] Валеев Д. X. Система процессуальных гарантий прав граждан и организацийв исполнительном производстве. С. 251—281.
• [13] Под формой защиты можно понимать порядок или разновидность юридическойдеятельности по защите права. Так, в законе закреплены неюрисдикционные (самозащита) и различные юрисдикционные (судебные, административные) формы защиты.См.: Вершинин А. П. Выбор способа защиты гражданских прав. СПб., 2000. С. 32—54.
• [14] Мильков А. В. Правовое регулирование защиты гражданских прав и правовыхинтересов: дис. … докт. юрид. наук. С. 292—293.
• [15] Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность (очерк теории). М., 2001. С. 90—120.
• [16] С. Н. Братусь не соглашается с теми правоведами, которые, подчеркивая компенсационный, восстановительный характер гражданско-правовой ответственностидля лица, чьи права были нарушены, полагают, что необходимым ее признаком является наступление для правонарушителя неблагоприятных имущественных последствийв виде возмещения убытков, уплаты неустойки. Здесь сказывается влияние уголовноправового, а также административно-правового учения об ответственности, распространение карательного характера этой ответственности на гражданско-правовыеотношения, ее «криминализация». По мнению ученого, не следует «криминализировать» юридическую ответственность как категорию общей теории права. Поэтому признаками, присущими всем видам юридической ответственности, являются лишь государственная принудительность, применяемая к лицу, совершившему правонарушение, и при наличии его вины — осуждение (порицание). Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность (очерк теории). С. 90—120.
• [17] Д. А. Липинский также полагает, что виновность свойственна всем видам юридической ответственности, а в «юридической ответственности без вины проявляютсяне функции юридической ответственности, а ее дисфункции». Липинский Д. А. Виновность деяния — общий принцип юридической ответственности // Законность. 2015.№ 4. С. 37—41.
• [18] Д. А. Липинский утверждает, что публичная природа ответственности в частномправе подтверждается тем, что от многих гражданско-правовых правонарушений потерпевшими выступают государство, его органы, предприятия с государственной формойсобственности и т. д. Например, в результате незаконной приватизации или незаконной смены собственника не выплачиваются заработная плата, дивиденды по акциям, нарушаются права акционеров и т. д., а если такие нарушения совершены на градообразующем предприятии, то в итоге страдает экономика целого региона. Липинский Д. А. Юридическая ответственность как институт права // Юрист. 2013. № 12.С. 3—7. Описанный выше подход предполагает искусственную унификацию ответственности в частном и публичном праве посредством общей «публично-правовой» цели. Предлагается считать юридической ответственностью лишь ответственность за нарушение публичных интересов. Выше, критикуя «отраслевой» подход к классификацииотраслей права и юридической ответственности, мы отмечали, что его использованиеприводит авторов к внутренне противоречивым и непоследовательным выводам. Указанное актуально и в отношении приведенных выводов. Напомним, что «отраслевой"подход предполагает в отношении юридической ответственности, во-первых, существование «самостоятельного» вида ответственности в каждой «самостоятельной» отраслиправа, во-вторых, наличие как основания такой ответственности особого «отраслевого"правонарушения, которое представляет собой нарушение требования соответствующей «самостоятельной» отрасли права. Таким «постулатам» противоречит приведенноевыше утверждение о том, что в частном праве может существовать ответственностьпублично-правовой природы, а объектом гражданско-правового нарушения являютсяотношения в сфере защиты публичных интересов. В таком случае неизбежно следуетпротиворечащий основным началам «отраслевого» подхода вывод о том, что и гражданское право не является «самостоятельной» отраслью права. Выявленное противоречиеподтверждает не только несостоятельность «отраслевого» подхода, но и тезис о том, чтов современных условиях уже тяжело обнаружить «чистые» отрасли права, мы живемв условиях господства «смешанных», комплексных юридических режимов.
• [19] Полемизируя с Д. А. Липинскими и А. В. Мильковым, отметим, что, например, институт возмещения убытков в гражданском праве (восстановительная мера защитыпо терминологии сторонников исключительно «карательной» цели любой юридическойответственности) направлен на обеспечение «общественных» интересов в эффективном регулировании соответствующих отношений не в меньшей степени, чем институтштрафной неустойки (даже если такая неустойка взыскивается, например, в пользу"градообразующего» государственного предприятия).
• [20] Согласимся с С. С. Алексеевым в том, что принудительность — свойство правав целом. Возможность применения принудительной силы государства во всех случаяхостается специфическим признаком права, четко ограничивающим его от других формобщественного регулирования. Алексеев С. С. Собрание сочинений. Т. 3. С. 22—23.
• [21] См., например: Липинский Д. А. Концепции позитивной юридической ответственности в отечественной юриспруденции // Журнал российского права. 2014. № 6.С. 37—51.
• [22] Иоффе О. С., Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. С. 315—318.
• [23] Иоффе О. С., Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. С. 315—318.
• [24] Признак юридической ответственности, аналогичный тому, который С. Н. Братусь обозначает как «претерпевание» установленных законом последствий правонарушения. См.: Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность (очерк теории).С. 102—104.
• [25] По мнению В. П. Грибанова, ответственность и в частном праве имеет своим условием такое психическое отношение лица к своему поведению, которое получает отрицательную оценку со стороны закона, со стороны общества. Грибанов В. П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 339.
• [26] Согласимся с Е. Е. Богдановой в том, что, например, неправомерное причинение убытков всегда представляет собой недобросовестное поведение, однако не всеслучаи недобросовестности представляют собой правонарушение. Богданова Е. Е. Критерии добросовестного поведения в договорных отношениях // Цивилист. 2013. № 4.С. 16—22; Богданова Е. Е. Актуальные проблемы возмещения убытков в договорных обязательствах // Гражданское право. 2015. № 3. С. 6—9.
• [27] Как отмечает А. В. Юдин, разделяющий мнение о том, что дополнительноеобременение для правонарушителя и отрицательная оценка его личности являютсясущественными чертами любой юридической ответственности, применение мер процессуальной ответственности сопряжено с отрицательной оценкой личности правонарушителя (в отличие от иных мер гражданского процессуального принуждения). В актепривлечения к ответственности прямо или косвенно дается негативная социально-юридическая оценка личности правонарушителя, который должен узнать о неприемлемостисвоих действий с позиций закона. Юдин А. В. Гражданское процессуальное правонарушение и ответственность. СПб., 2009. С. 309—312.
• [28] Уголовное право. Общая часть: учебник / под ред. Н. М. Кропачева, Б. В. Волжен-кина, В. В. Орехова. СПб., 2006. С. 214.
• [29] Farrar v. Hobby (91—990), 506 U. S. 103 (1992). URL: http://caselaw.findlaw.com/us-supreme-court/506/103.html.
• [30] См., например: Липинский Д. А. Юридическая ответственность как институтправа. С. 3—7.
• [31] В этой связи нельзя согласиться с Е. В. Черных и Д. А. Липинским, которые полагают, что осуждение правонарушителя всегда должно содержаться в решении компетентного органа. Черных Е. В., Липинский Д. А. Юридическая ответственность — целостное правовое явление // Право и политика. 2005. № 3.
• [32] По словам С. С. Алексеева, при привлечении к ответственности общество осуждает правонарушителя, поэтому правонарушитель «держит ответ» — несет юридическуюответственность. Таким образом, в основаниях и содержании юридической ответственности реально выражается ее принадлежность к морально-политической (общесоциальной) ответственности, один из каналов ее связи с нравственностью в обществе. Алексеев С. С. Собрание сочинений. Т. 3. С. 379—381. Ученый при этом обоснованнодопускает существование юридической ответственности «без вины».
• [33] Определение Конституционного Суда РФ от 24 марта 2015 г. № 676−0 «Об отказев принятии к рассмотрению жалобы гражданина Добротворского Алексея Александровича на нарушение его конституционных прав рядом положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и Уголовного кодекса Российской Федерации».
• [34] См.: Уголовный процесс: учебник / под ред. Н. И. Газетдинова, С. Я. Казанцева.С. 22.
• [35] См.: Правоохранительные органы / под ред. К. Ф. Гуценко, М. А. Ковалева. М., 2000. С. 84.
• [36] См., например: Газетдинов Н. И. Реализация принципа презумпции невиновности в уголовном судопроизводстве России // Журнал российского права. 2005. № 1.С. 68—74; Ефимичев П. С. Презумпция невиновности: в чем ее сущность? // Журналроссийского права. 2000. № 7. С. 104—112.
• [37] Гальперин М. Л. Ответственность в гражданском судопроизводстве: актуальныевопросы теории и процессуальной политики. М., 2011. С. 90—91.
• [38] См., например: Постановление Суда по интеллектуальным правам от 5 ноября2014 г. № С01−1012/2014 по делу № А40−72 923/2014.
• [39] Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 11 декабря2015 г. по делу № А56−37 217/2015.
• [40] Очевидно, что в одной статье Закона о контрактной системе проблематичноурегулировать исчерпывающим образом все вопросы привлечения к ответственностив виде включения в реестр недобросовестных поставщиков (например, в ст. 104 Законао контрактной системе вообще не предусмотрена необходимость установления винылица, включаемого в реестр, в нарушении обязательств, причин неисполнения обязательств). Неизбежно встанет вопрос о субсидиарном применении тех или иных правовых норм в части не урегулированной соответствующим актом. Как известно, для применения норм по аналогии закона необходимо определить сходство соответствующихотношений, их общую правовую природу.
• [41] Алексеев С. С. Право: азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования. С. 251.
• [42] Яковлев В. Ф. О понятии правовой ответственности // Журнал российского права.2014. № 1. С. 5—7.
• [43] Российский Б. В. Размышления о вине юридического лица после нового прочтенияработы В. Д. Сорокина «Комментарий избранных мест Кодекса Российской Федерацииоб административных правонарушениях» // Административное право и процесс. 2014.№ 3. С. 22—27.
• [44] См., например: Липинский Д. А. Регулятивная функция уголовной ответственности как одно из правовых средств предупреждения преступности // Современное право.2015. № 5. С. 107—113.
• [45] См., например: Есаков Г. Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности (ст. 159.4 УК РФ): проблемы применения нормы // Уголовное право. 2014. № 3.С. 40—44. Примечательно, что избранные законодателем приемы реализации «регуляторной», социально-экономической функции уголовной ответственности не всегдакоррелируют с сугубо правовыми принципами конструирования норм об уголовнойответственности в ее традиционном, карательном аспекте. См., например: п. 5 постановления Конституционного Суда РФ от 11 ноября 2014 г. № 32-П «По делу о проверкеконституционности положений статьи 159.4 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с запросом Салехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономногоокруга».
• [46] Иоффе О. С, Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. С. 314—318.
• [47] Так, например, В. В. Кожевников полагает, что меры государственного принуждения в целях восстановления и защиты нарушенных прав (например, принудительное взыскание алиментов, изъятие у должника и передача взыскателю определенныхпредметов и др.) не могут являться мерами ответственности. В этом случае нарушитель не испытывает лишений, как при осуществлении юридической ответственности, так как здесь цель принуждения — не наказание правонарушителя, а принуждение егок исполнению юридической обязанности. См.: Кожевников В. В. Функции юридическойответственности: общетеоретический и отраслевые аспекты // Современное право.2015. № 4. С. 5—14.
• [48] Кожевников В. В. Функции юридической ответственности: общетеоретическийи отраслевые аспекты. С. 5—14.
• [49] Рядом исследователей делаются попытки установить связь между коллективным бессознательным и механизмом правового регулирования. См., например: Чайка В. Н. Элементы бессознательного в правовой реальности России: автореф. дис… канд. юрид. наук. СПб., 2006. Предположим, что право лишь задает идеальнуюмодель поведения, которое государство и общество считают нормальным, но не можетрегулировать процесс долгосрочного воздействия правовых норм на психику людей, на последовательный процесс собственно «воспитания». Согласимся, однако, с тем, чтопосредством законодательства государство осуществляет, в том числе, деятельностьпо распространению воззрений о праве и государстве. Чайка В. Н. Элементы бессознательного в правовой реальности России: автореф. дис. … канд. юрид. наук. С. 14.
• [50] Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ А. Л. Кононова по Постановлению Конституционного Суда РФ от 19 марта 2003 г. № 3-П «По делу о проверкеконституционности положений Уголовного кодекса Российской Федерации, регламентирующих правовые последствия судимости лица, неоднократности и рецидива преступлений, а также пунктов 1—8 Постановления Государственной Думы от 26 мая 2000 года «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественнойвойне 1941—1945 годов» в связи с запросом Останкинского межмуниципального (районного) суда города Москвы и жалобами ряда граждан».
• [51] Липинский Д. А. Карательная и восстановительная функции налоговой ответственности // Юрист. 2003. № 8. С. 35—38.
• [52] Указанный подход нашел отражение и в судебной практике. См., например: Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 5 марта 2008 г. по делу№ А50−18 245/2006;Г21. Штраф, предусмотренный ст. 332 АПК РФ (мера ответственности), совпадает по назначению с исполнительным действием, направлен на побуждениедолжника к исполнению его обязанности, а не только лишь на его наказание. Как указал Конституционный Суд РФ, «по смыслу данного законоположения, арбитражный суд, рассматривая вопрос о наложении судебного штрафа за неисполнение судебного акта, должен определить, имеются ли основания для применения к должнику мер публичноправового воздействия, направленных на его понуждение к надлежащему исполнениюобязанностей, возложенных на него судебным актом», а «если арбитражный суд придет к выводу, что основания для наложения судебного штрафа… отсутствуют, посколькусудебный акт должником исполнен, арбитражный суд отказывает в удовлетворениизаявления о наложении судебного штрафа… в этом случае взыскатель не лишен возможности защищать свои права на стадии исполнения решения, в частности, путемоспаривания решений, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя». О
• [53] О См.: Определение Конституционного Суда РФ от 25 сентября 2014 г.№ 2093;0 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы закрытого акционерногообщества «Мичурина-Трудобеликовский» на нарушение конституционных прав и свобод частью 6 статьи 120 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации». В другом определении Конституционный Суд РФ справедливо заметил, что самопо себе наложение судебного штрафа в соответствии со ст. 332 АПК РФ не приведетк исполнению соответствующего судебного акта. См.: Определение КонституционногоСуда РФ от 18 июля 2006 г. № 325−0 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобыобщества с ограниченной ответственностью «Рютар» на нарушение конституционныхправ и свобод положениями статей 120, 188, 264 и 281 Арбитражного процессуальногокодекса Российской Федерации».
• [54] Гальперин М. Л. Ответственность в гражданском судопроизводстве: актуальные
• [55] вопросы теории и процессуальной политики. С. 192—196.
• [56] См., например: URL: http: //www.nasa.gov/exploration/whyweexplore/Why_We₂₃.html/.
• [57] См., например: URL: https: //www.iupac.org/publications/pac/1993/pdf/6508xl815. pdf.