Компетенция, вопросы, решаемые судебно-психологической экспертизой в уголовном (административном) судопроизводстве

Компетенция судебно-психологической экспертизы.

В целом компетенция СПЭ определяется предметом психологической науки. Поэтому непосредственно в компетенцию СПЭ входит установление любых фактических данных, характеризующих психику, сознание субъекта, процессы отражения им объективной реальности, поддающиеся психологической экспертной оценке, которые имеют прямое отношение к применению тех или иных правовых норм1. В компетенцию экспертизы также входит изучение психологического содержания некоторых юридических понятий, описывающих поведение людей и его внутренние механизмы, их временные психические состояния, изменения сознания, способность осознавать, понимать значение своих действий, руководить ими в условиях воздействия различных неблагоприятных факторов, т. е. в конечном итоге установление психологических критериев таких основополагающих правовых понятий, как вменяемость (ограниченная вменяемость) — невменяемость. В частности, при рассмотрении различных дел в процессе уголовного (административного) судопроизводства к компетенции судебно-психологической экспертизы следует отнести:

• — изучение интеллектуальных, эмоционально-волевых, мотивационных аспектов психологического критерия вменяемости (ограниченной вменяемости) — невменяемости лица, совершившего противоправные действия, степень осознания им фактического характера, целенаправленности, общественной опасности своих действий (бездействия), его способности руководить этими действиями;
• — установление индивидуально-психологических особенностей личности участников судопроизводства, уровня их психического, интеллектуального развития, наличия у них определенных эмоционально-волевых качеств, повышенной тревожности, внушаемости и т. д., существенно повлиявших на их поведение в экстремальных условиях (например, при выполнении каких-либо профессиональных обязанностей, в том числе в ситуациях обоснованного риска), в различных психотравмирующих (криминальных) ситуациях повышенной сложности (необходимой обороны, крайней необходимости);
• — диагностику состояний психической напряженности непатологического характера (тревожности, стресса, посттравматических стрессовых состояний, фрустрации, психических страданий, аффектов страха, гнева и т. п.), послуживших причиной совершения противоправных действий, неадекватного поведения, например, потерпевшей в опасной для ее жизни и здоровья ситуации, оператора, не справившегося со своими профессиональными обязанностями, и т. д.;
• — исследование психологического содержания мотивационной сферы личности, в частности психологических мотивов, побудивших субъекта к той или иной противоправной деятельности;

выявление у несовершеннолетних правонарушителей с признаками отставания в психическом развитии непатологического характера их способности в полной мере осознавать значение своих действий и руководить ими, их ограниченной способности к осознанно-волевому поведению вследствие несоответствия индивидуально-психологических особенностей личности требованиям обстановки, в которой они оказались, утраты ими этой способности из-за каких-то временных функциональных нарушений либо вследствие нервно-психических перегрузок при внешне неблагоприятном влиянии или прямом принуждении (особенно, но групповым преступлениям с вовлечением в них несовершеннолетних);

— установление способности психически здоровых свидетелей, потерпевших (с учетом их индивидуально-психологических, возрастных особенностей, уровня психического, интеллектуального развития) правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них показания.

Вопросы, исследуемые судебно-психологической экспертизой в уголовном (административном) судопроизводстве. Наиболее распространенными вопросами, которые исследуются в ходе проведения СПЭ, являются вопросы, относящиеся к личности отдельных участников уголовного судопроизводства, и прежде всего к личности обвиняемого (подсудимого). Изучение «обстоятельств, характеризующих личность обвиняемого», является обязательным требованием закона (п. 3 ч. 1 ст. 73 УПК), и сделать это в ряде случаев без помощи СПЭ невозможно. В подобных ситуациях, когда перед экспертом-психологом ставится задача оказать помощь правоохранительным органам в более углубленном исследовании личности обвиняемого (подсудимого), отдельных ее структурных компонентов, употребляется такое собирательное понятие, как индивидуально-психологические особенности личности. По справедливому замечанию Ф. С. Сафуанова, данное понятие наряду с направленностью, особенностями мотивационной, волевой сфер, характером, темпераментом, интеллектуальными, познавательными способностями «включает в себя и социокультурно обусловленные ценностные ориентации, особенности смыслового восприятия различных ситуаций, стереотипы поведения и эмоционального реагирования» .

В настоящее время с принятием новых УК и УПК заметно сместились акценты в сторону более внимательного отношения к исследованию личности обвиняемого (подсудимого) как с точки зрения обстоятельств, подлежащих доказыванию (п. 3 ч. 1 ст. 73 УПК), так и с точки зрения реального осуществления принципа справедливости при назначении наказания, которое должно соответствовать «личности виновного» (ч. 1 ст. 6, ч. 3 ст. 60 УК). Личностный подход при отправлении правосудия можно видеть и в решении вопросов, относящихся к досрочному освобождению, замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания, помилованию осужденного (ч. 3 ст. 175 УИК).

Учитывая изложенное, сформулируем вопросы, которые могут ставиться перед СПЭ в процессе уголовного судопроизводства при необходимости более углубленного психологического изучения личности обвиняемого (подсудимого).

I. Вопросы, выносимые на разрешение СПЭ относительно индивидуально-психологических особенностей лиц, совершивших различные правонарушения2:

• — Какие индивидуально-психологические (характерологические) особенности присущи личности обвиняемого?
• — Какое влияние они могли оказать на поведение обвиняемого в ситуации правонарушения (во время совершения инкриминируемого ему деяния)?
• — В какой мере индивидуально-психологические особенности обвиняемого могли повлиять на его сознание, волеизъявление при совершении противоправных (указывается каких) действий, на его осознанно-волевое поведение в криминальной ситуации?3
• — Имеет ли обвиняемый индивидуально-психологические особенности (личности) в виде (желательно, а нередко и необходимо, указать, какие именно особенности интересуют следователя или суд), могли ли они оказать существенное (ограничивающее осознанность и произвольность волеизъявления при совершении инкриминируемых действий) влияние на его поведение в ситуации (указывается конкретный аспект ситуации)?
• — Имеются ли в структуре личности обвиняемого признаки повышенной внушаемости, эмоционально-волевой неустойчивости, сниженного интеллектуального развития, способствовавшие его психическому принуждению, психической беспомощности, которые могли оказать воздействие на его волеизъявление, смысловое восприятие, понимание сложившейся ситуации?
• — Имеются ли у обвиняемого характерологические особенности личности, свидетельствующие о его социальной дезадаптивности, ограничивающие его возможности адекватного личностного функционирования во фрустрирующих ситуациях, о его склонности к агрессивному поведению?

При возникновении предположений о возможном применении ст. 22 УК (уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости) в первую очередь перед КСППЭ сначала ставятся традиционные вопросы относительно медицинского критерия невменяемости, которые рассматриваются в судебной психиатрии, а затем вопросы, требующие комплексных психолого-психиатрических исследований. Это, в частности, следующие вопросы:

• — Имеются ли у обвиняемого симптомы психического расстройства, которое препятствовало ему в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими в период совершения инкриминируемого ему правонарушения?
• — Какие имеются у данного субъекта личностные психологические особенности, которые оказывали существенное влияние на его осознанно-волевое поведение при совершении им инкриминируемого ему правонарушения?

При необходимости глубже исследовать мотивационную сферу личности обвиняемого (потерпевшего) на разрешение СПЭ можно вынести вопрос о ведущих психологических мотивах, побудивших его совершить те или иные, в том числе противоправные, действия.

При расследовании преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы (ст. 131 — 134 УК), в том числе группового характера, в ходе проверки версий относительно причастности тех или иных заподозренных в этом преступлении лиц возможна постановка следующих вопросов перед экспертами (с включением в состав экспертной комиссии специалистов-сексологов)1:

• — Соответствуют ли психологическая характеристика, структура личности обвиняемого тем личностным особенностям, которыми характеризуются лица, совершающие серийные сексуальные нападения, развратные действия?
• — Имеются ли у обвиняемого признаки каких-либо аномалий сексуальности, расстройств сексуального влечения, которые могли оказать влияние на его поведение в криминальной ситуации?
• — Мог ли обвиняемый с учетом своих индивидуально-психологических особенностей, мотивационной сферы, ведущих тенденций совершать неоднократные нападения сексуального характера, развратные действия, в которых он подозревается, имеются ли у него к этому влечения?
• — Соответствует ли психологический профиль личности, модус реагирования обвиняемого в отношениях с лицами противоположного пола тем формам насильственного сексуального поведения, в которых он подозревается?

Большую помощь эксперт-психолог может оказать правоохранительным органам в исследовании психологических аспектов, имеющих отношение к привлечению к уголовной ответственности субъекта, когда обсуждается вопрос о его вменяемости (ограниченной вменяемости) — невменяемости и возникает необходимость исследования психологического механизма совершенных им противоправных действии, оценки психологического критерия вменяемости-невменяемости (с его интеллектуальным, эмоционально-волевым аспектами), особенно в ходе комплексного использования знаний из области психологии психиатрии при паритетных отношениях экспертов-психологов и психиатров. В подобных случаях основными вопросами, выносимыми на рассмотрение экспертов КСППЭ, будут следующие:

• — Имелись ли у обвиняемого во время совершения противоправных действий какие-либо хронические, временные психические, поведенческие расстройства, слабоумие или иное болезненное состояние психики?
• — Мог ли обвиняемый с учетом своих индивидуально-психологических особенностей личности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими и, если мог, то в какой мере?

Вопросы, решаемые СПЭ по уголовным делам о преступлениях, совершаемых несовершеннолетними.

Уже сам по себе перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию по делам данной категории (ст. 421 УПК), а также содержание ч. 3 ст. 20 УК указывают на то, какие вопросы психологического характера должны быть исследованы в обязательном порядке. Ответы на большинство из них просто невозможно получить без проведения СПЭ либо КСППЭ. Вот некоторые вопросы, которые следует ставить перед экспертами-психологами2:

• — Какими индивидуально-психологическими особенностями характеризуются личность несовершеннолетнего обвиняемого, его познавательная, эмоционально-волевая, мотивационная сфера, его сознание? Каков уровень его психического развития?
• — Могли ли индивидуально-психологические особенности несовершеннолетнего обвиняемого (в необходимых случаях они указываются) оказать существенное влияние на совершение им противоправных действий?
• — Имеются ли у несовершеннолетнего обвиняемого признаки задержки психического развития, иные аномалии психического развития, не связанные психическими расстройствами? Если имеются, в чем они выражаются, каковы их причины и какое влияние они могли оказать на его поведение в исследуемой ситуации?
• — Мог ли несовершеннолетний обвиняемый с учетом уровня его психического развития, отставания в нем в полной мере осознавать в конкретной ситуации фактический характер, общественную опасность своих действий, а также руководить ими?

Постановка этих вопросов определяется содержанием ч. 3 ст. 20 УК, предусматривающей освобождение несовершеннолетнего от уголовной ответственности в случае «отставания в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством». Под отставанием в психическом развитии, не связанным с психическим расстройством, подразумеваются возрастная личностная незрелость, детскость интересов, игровой характер поведения, необдуманность поступков, склонность к самоутверждению, несамостоятельность, подверженность групповому влиянию, внушаемость (Т. Б. Дмитриева, Е. Г. Дозорцева и др.).

Если речь идет о расследовании изнасилования, совершенного несовершеннолетним обвиняемым, то приведенные выше вопросы следует конкретизировать применительно к данному виду преступного посягательства, тем более, если потерпевшей оказалась также несовершеннолетняя. В этом случае на разрешение СПЭ ставятся следующие вопросы:

• — С учетом особенностей психического развития несовершеннолетнего обвиняемого, его возрастных, индивидуально-психологических особенностей, содержания ситуации сексуального посягательства, мог ли он полностью осознавать фактический характер, общественную опасность своих действий либо руководить ими?
• — Учитывая особенности психического развития обвиняемого, индивидуально-психологические особенности его личности, мотивационной сферы, интеллекта, можно ли прийти к выводу о том, что он правильно воспринимал (понимал) смысловое содержание поведения потерпевшей, ее мотивы, подлинные намерения в качестве согласия (либо несогласия) на вступление с ним в интимные отношения?
• — Не страдал ли несовершеннолетний обвиняемый в период совершения инкриминируемого ему деяния каким-либо психическим расстройством (хроническим психическим расстройством, временным психическим расстройством, слабоумием, иным болезненным состоянием психики)?

Постановка данного вопроса побуждает назначать КСППЭ для определения медицинского критерия невменяемости (см. ч. 1 ст. 21 УК), а также выявить наличие психических расстройств, не исключающих вменяемости.

Если, как уже отмечалось, несовершеннолетней оказалась и потерпевшая, то в ходе расследования преступления необходимо провести СПЭ и в отношении нее. Такой подход допустим, когда в ходе следствия выявляются признаки «способствующего поведения» потерпевшей, по существу сыгравшего провоцирующую роль, в результате чего обе стороны могли неправильно воспринимать, интерпретировать и оценивать смысловое содержание поведения друг друга. В подобных случаях рекомендуется проведение так называемой двусторонней экспертизы с использованием соответствующих методик исследования личности как обвиняемого, так и потерпевшей (Л. П. Конышева, М. М. Коченов, О. Д. Ситковская). Предмет такой судебно-психологической экспертизы «имеет существенную особенность: способность понимать психическое состояние другого человека реализуется не только рациональным, логическим путем, но и в значительной степени за счет выработанной жизненным опытом интуиции и таких психических явлений, как эмпатия, эмоциональная синтонность и т. п.». Поэтому объектом экспертизы являются не только психические познавательные процессы, но и сама ситуация, в которой оказались и потерпевшая, и обвиняемый, а также их смысловое восприятие данной ситуации, повлиявшее на их познавательные процессы.

В подобных случаях перед СПЭ могут быть поставлены следующие вопросы:

• — Имеются ли у потерпевшей какие-либо индивидуально-психологические особенности личности, которые могли существенно воспрепятствовать пониманию ею характера и значения совершаемых с нею противоправных действий либо оказанию сопротивления обвиняемому?
• — С учетом индивидуально-психологических особенностей, возраста потерпевшей, ее умственного развития, психического состояния в момент нападения на нее могла ли она правильно понимать подлинный характер, смысловое содержание и значение совершаемых с нею действий, предвидеть возможные последствия своего поведения и поведения обвиняемого?
• — Могли ли оказывать какое-либо негативное влияние на произвольность поведения потерпевшей те или иные особенности ее личности, психическое состояние?
• — Способна ли была потерпевшая руководить своими действиями, проявить свою волю и оказать сопротивление в момент нападения на нее обвиняемого?

Если несовершеннолетний правонарушитель участвовал в групповом преступлении, в том числе сексуального характера, и из материалов дела видно, что на него не могла не оказывать влияние группа, т. е. имел место феномен групповой зависимости обвиняемого, перед экспертом-психологом целесообразно поставить следующий вопрос:

— Учитывая возрастные, индивидуально-психологические особенности личности правонарушителя, какое влияние на него могли оказать члены преступной группы, находился ли он от них в психологической зависимости?

Перечисляя различные варианты вопросов перед СПЭ относительно индивидуально-психологических особенностей личности несовершеннолетнего правонарушителя, нельзя не отметить, что на практике все еще встречаются случаи, когда перед экспертом-психологом ставится вопрос о том, соответствовал ли уровень психического (возрастного) развития подростка, его «психологический возраст» паспортному (календарному) возрасту (или возрасту, с которого наступает уголовная ответственность, т. е. 14, 16 годам). Вопрос в такой постановке с научной точки зрения некорректен, поскольку «понятие „психологический возраст“, эквивалентное „периоду возрастного развития“, принципиально не равноценно календарному паспортному возрасту, существенно шире его границ». Более того, главный недостаток подобного рода вопросов состоит в том, что они не вписываются в рамки уголовного законодательства (см. ч. 3 ст. 20 УК), которое предписывает выявлять у подростка «отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством» и в зависимости от этого констатировать ограничение его способности «осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими» .

Также не рекомендуется при постановке вопросов экспертам использование понятия «умственная отсталость» вместо термина «отставание в психическом развитии» как устаревшего и отсутствующего в ныне действующем законодательстве2.

Вопросы, исследуемые с помощью СПЭ при расследовании преступлений, совершаемых группой лиц.

Обычно СПЭ для решения подобного рода вопросов назначается, когда необходимо дифференцировать статус в преступной группе, роль каждого обвиняемого в содеянном, исследовать специфику внутригрупповых отношений лиц, входящих в организованную преступную группу (преступное сообщество). В подобных случаях могут быть поставлены следующие вопросы:

• — Какие для обвиняемого с учетом психологических особенностей его личности являются наиболее предпочтимыми социальные роли, ролевые позиции в межличностных отношениях, в групповых формах поведения, социально-ролевые функции, которые он мог (указываются обстоятельства) выполнять?
• — Мог ли обвиняемый по своим индивидуально-психологическим, характерологическим особенностям личности быть в числе лидеров группы?
• — Какие психологические мотивы могли повлиять на участие обвиняемого в групповых формах преступного поведения?

Считается, что «эксперт-психолог может устанавливать наличие таких индивидуально-психологических особенностей у подэкспертного, которые в сочетании с обстоятельствами конкретной криминальной ситуации и индивидуально-психологическими характеристиками других членов группы определенным образом детерминируют занятие им той или иной позиции в момент реализации противоправного деяния2.

При выявлении в поведении или в структуре личности обвиняемого негативных признаков вследствие пребывания его в преступной группе (секте), особенно в случаях, когда у него замечены явно аномальные (патологические) поведенческие реакции, целесообразно проводить, как это рекомендует И. А. Кудрявцев, комплексную судебную психолого-психиатрическую экспертизу для решения следующих вопросов:

• — Какое воздействие оказало пребывание обвиняемого в составе группы (секты) на его психику, сознание, интеллектуальную сферу, индивидуально-психологические особенности личности?
• — Не привело ли воздействие группы к каким-либо психическим расстройствам, к формированию или патологическому заострению у обвиняемого личностных аномалий, оказавших существенное влияние на его поведение в ситуации (указывается содержание ситуации)?

Вопросы, выносимые на разрешение судебно-психологической (судебной психофизиологической) экспертизы при расследовании преступлений против безопасности движения, эксплуатации транспортных средств и других объектов повышенной опасности.

При рассмотрении данной группы вопросов нельзя обойти вниманием предписания ч. 2 ст. 28 УК, наполненной психологическим содержанием, оценка которого приобретает особую юридически значимую актуальность при расследовании (рассмотрении судами) целого ряда преступлений техногенного характера, прежде всего преступлений против безопасности движения и эксплуатации транспорта (железнодорожного, воздушного, водного, автомобильного и т. п.); неосторожных нарушений правил техники безопасности и других тяжких по своим последствиям происшествий в так называемых «человеко-машинных» системах, когда субъект (оператор) не сумел должным образом справиться со своими функциональными обязанностями в соответствии с действующими правилами безопасности. Справедливо считается, что данная правовая норма, направленная против объективного вменения, ориентирована прежде всего на психологический анализ отношения субъекта к допущенным им нарушениям и их последствиям, а не только на констатацию самих этих нарушений (М. М. Коченов, О. Д. Ситковская).

Как показывает практика, подобного рода происшествия нередко происходят из-за того, что психофизиологические качества человека оказываются несоответствующими нервно-психическим перегрузкам, требованиям возникшей ситуации, которая с учетом его индивидуально-психологических особенностей, психического состояния в данный момент становится экстремальной1. Аналогичные причины психологического характера могут приводить к дорожно-транспортным происшествиям (ДТП), за которые предусмотрена не только уголовная, но и административная ответственность (рис. 8.1)1.

В связи с изложенными выше соображениями следует полностью согласиться с тем, что решение вопроса о «способности оператора осознавать значение своих действий либо руководить ими в экстремальной ситуации (когда поведение его было неадекватно обстановке и привело к тяжким последствиям) должно быть отнесено к предмету обязательной психологической экспертизы». По существу, аналогичная мысль высказывалась еще в 1929 г. А. Е. Брусиловским, горько сетовавшим на то, что «ни психолог, ни психотехник не заглядывают в суд, когда там разбираются дела о железнодорожных катастрофах», несмотря на то что эти происшествия, по его глубокому убеждению, часто вызывались «чисто психологическими причинами» и поэтому требовали изучения психологом «обстановки работы и личности самого работника» .

Рис. 8.1. Кажется, знаний одних только правил дорожного движения явно недостаточно. Не пришлось бы засесть за изучение уголовного кодекса… (рисунок X. Бидструпа).

Таким образом, основная задача СПЭ при расследовании уголовных (административных) дел данной категории состоит в исследовании того, насколько индивидуально-психологические (психофизиологические) качества оператора (водителя и т. п.) соответствовали требованиям экстремальных условий, нервно-психическим перегрузкам во время происшествия, мог ли он с учетом этих обстоятельств, а также своего психического состояния предотвратить аварию (ДТП и т. п.).

Поводами для назначения СПЭ по делам данной категории могут быть возникшие в процессе судопроизводства сомнения относительно несоответствия психофизиологических особенностей водителя условиям управления им транспортным средством, его перцептивных способностей, скорости и координации движений по управлению транспортом, двигательных реакций, динамики мыслительных процессов, принятия решений при усложнении содержания аварийной ситуации, ставшей для него экстремальной, его эмоционального состояния («нервно-психических перегрузок» — ч. 2 ст. 28 УК), а также признаки несоответствия сто профессионально-психологической пригодности к своей профессии, например водителя, предположения или сведения о том, что у него отмечалась недостаточная сформированность профессиональных навыков (С. С. Шипшин).

К компетенции экспертов-психологов (психофизиологов) — специалистов в области инженерной, медицинской психологии относятся2:

• — исследование содержания психологических компонентов профессиональной деятельности водителя в ситуации, предшествовавшей ДТП в целях оценки его поведения в это время;
• — изучение индивидуально-психологических особенностей личности водителя (перцептивных способностей, его зрительного восприятия, способности к переключению, распределению внимания в условиях возрастающего воздействия помех, эмоционально-волевых качеств, склонности к рискованным формам поведения, особенностей реагирования в экстремальных ситуациях, скорости двигательных реакций, их соответствия принятым критериям с точки зрения его профессионально-психологической пригодности, особенностей, свойств его нервной системы в целом);
• — оценка уровня профессионально-психологической подготовки водителя, позволяющей ему правильно оценивать дорожно-транспортную ситуацию; его способностей оперативно принимать правильные решения в сложных, нестандартных, экстремальных условиях и осознанно контролировать осуществление принимаемых им решений;
• — оценка роли иных обстоятельств, отрицательно воздействовавших на психику водителя (конфликты на работе, в семье накануне выезда в рейс, различные соматические расстройства, время суток, продолжительность управления транспортом, состояние усталости и т. п.), которые с учетом его личностных особенностей, «психофизиологических качеств» могли для него создать «нервно-психические перегрузки» (ч. 2 ст. 28 УК) и повлиять на качество управления им транспортным средством.

В соответствии с научной компетенцией экспертов — специалистов в области инженерной психологии — перед ними могут быть поставлены следующие вопросы:

• — Каким образом индивидуально-психологические особенности личности водителя, его психическое состояние в момент происшествия оказали влияние на восприятие, оценку, прогнозирование им сложившейся ситуации, принятие решения и его реализацию?
• — Мог ли водитель правильно воспринимать и оценивать сложившуюся ситуацию, прогнозировать ее развитие и наступление опасных последствий?
• — С точки зрения индивидуально-психологических особенностей личности водителя, его психофизиологических качеств, психического состояния являлись ли для него обстоятельства, составляющие содержание дела (указываются конкретно), экстремальными?
• — Мог ли субъект, совершивший аварию, с учетом своих индивидуально-психологических особенностей личности правильно понимать, в полной мере осознавать характер внезапно возникшей для него ситуации в качестве аварийной и свои возможности по ее предотвращению?
• — Соответствуют ли психофизиологические качества испытуемого, уровень сформированности у него профессионально-психологических навыков, внимания характеру нервно-психических перегрузок в сложившейся аварийной ситуации, способен ли он был с учетом этого предотвратить ее?
• — Каким образом обстановка происшествия, психическое состояние водителя в это время повлияли на восприятие им обстоятельств, имеющих значение для дела?
• — Имеются ли у обвиняемого какие-либо особенности сенсорных систем, в частности зрительного анализатора, мыслительной деятельности, которые существенно затрудняли или сделали невозможной полноценную реализацию им своих профессиональных навыков в сложившейся экстремальной обстановке, был ли способен водитель адекватно оценить сложившуюся ситуацию и принять адекватное решение?
• — Находился ли субъект в момент совершения инкриминируемых действий в состоянии психической напряженности, которое могло вызвать у него существенное снижение качества выполнения профессиональных функций, совершения действия по предотвращению аварийной ситуации?
• — Какое влияние могло оказать предшествующее психическое состояние (утомление, монотония, сенсорная депривация, фоновая психическая напряженность) на поведение водителя при управлении транспортным средством?

Некоторую специфику имеют уголовные дела и аналогичного характера дела об административных правонарушениях в области дорожного движения, эксплуатации различных видов транспортных средств, а также всевозможных технических объектов повышенной опасности в условиях возникновения ситуаций, сопряженных с профессиональным риском. В подобных случаях рекомендуется постановка следующих вопросов1:

• — С учетом индивидуально-психологических особенностей личности обвиняемого, ситуации, в которой произошла авария (катастрофа), каковы были психологические мотивы и цель его рискованного поведения?
• — С точки зрения интеллектуальных, характерологических особенностей, психического состояния обвиняемого был ли он способен к смысловому восприятию возникшей ситуации, прогнозу возможного ее развития и ожидаемых последствий?
• — Учитывая динамику развития сложившейся ситуации, мог ли обвиняемый правильно и адекватно (самокритично) оценить собственные возможности для ее разрешения, способен ли он был прогнозировать последствия принятого решения и своих действий?
• — С учетом индивидуально-психологических особенностей личности обвиняемого (объем, устойчивость, распределяемость, переключаемость внимания, порог зрительного восприятия, время реакции и др.) имелась ли у него возможность предотвратить установленную автотехнической экспертизой допущенную им ошибку в восприятии, оценке возникшей ситуации и в прогнозировании ее развития? Могли он по своим психофизиологическим качествам своевременно принять решение и совершить действия, которые предотвратили бы аварию?

Помимо этих общих могут быть и более частные вопросы, например о времени реакции водителя, особенностях его внимания, зрительного восприятия, координации движений. В частности:

• — Каково время двигательной реакции водителя1, соответствует ли оно требованиям, предъявляемым его профессиональной деятельностью?
• — Имеются ли у водителя какие-либо особенности зрительного анализатора, которые не позволили ему своевременно обнаружить опасность (помехи) для движения?

Оценивая ответы эксперта-психолога на все приведенные выше вопросы, необходимо помнить о том, что принцип объективного вменения, игнорирующий субъективные возможности человека-оператора, не должен возобладать при решении вопроса о виновности лица, совершившего аварию. Особенно следует обращать на это внимание при оценке действий того или иного участника ДТП, когда используются некие усредненные данные, например, о времени реакции, равном 0,8 с, по так называемому среднему (среднестатистическому) водителю, что нередко еще встречается при проведении автотехнических экспертиз.

В качестве иллюстрации роли и значения СПЭ в исследовании индивидуально-психологических особенностей лица, совершившего ДТП, может служить уголовное дело о совершении аварии военным водителем, рядовым А., в результате которой пострадало шесть человек, двое из которых погибли.

Как видно из материалов дела, А. вел автомашину КРАЗ-255 в хорошую ясную погоду в составе колонны третьим от головной машины по дороге с бетонным покрытием шириной в 7 м со скоростью 50 км/ч с соблюдением дистанции между машинами около 40 м.

На одном из участков дороги, впереди на ее правой стороне по ходу движения колонны примерно п 100 м старшим колонны, ехавшим в головной машине, был замечен брошенный кем-то мусорный контейнер. Почти одновременно с этим навстречу колонне по своей проезжей части дороги со скоростью 60 км/ч двигался автомобиль ГАЗ-52 с крытым кузовом, в котором находилась бригада дорожных рабочих.

Старший колонны, имевший хороший обзор дорожной обстановки, дал команду своему водителю начать торможение. А., видя, что едущие впереди него машины начали притормаживать, также начал торможение. Однако из-за дефектов дорожного покрытия машину А. стало несколько заносить влево, из-за чего он, растерявшись, не справился с ее управлением, выехал передней частью своей машины за воображаемую осевую линию на полосу встречного движения, где и произошло столкновение с автомобилем ГАЗ-52.

Поскольку А., по словам его непосредственных начальников, от своих сослуживцев отличался некоторой медлительностью, нерасторопностью, следователь принял решение назначить СПЭ, поручив ее специалистам в области инженерной (авиационной) психологии Клинико-психологической лаборатории одного из авиационных госпиталей. Перед экспертами была поставлена задача:

• 1) дать характеристику психологическим особенностям психики А.;
• 2) определить время скрытой двигательной реакции А.; соответствует ли оно среднему времени реакции водителя в 0,8 с?

Как следует из заключения СПЭ, «восприятие А. темпа информационного потока замедлено. Восприятие пространства ограничено. Объем внимания хороший. Однако концентрация резко ухудшается после первых этапов работы, требующей одномоментного выполнения нескольких действий… Скорость моторных действий А. составляет в среднем 0,28 с. В условиях действия помех и необходимости проводить дифференцировку из двух простых зрительных сигналов время простой двигательной реакции увеличивается до 1,18с. При контроле за временными интервалами и измерением времени сложных двигательных реакций при возникновении неожиданных зрительных сигналов наблюдается резкое замедление реакций до 1,3−2,5 с. При даже незначительном усложнении смысла рабочей ситуации у А. происходит блокада мыслительных преобразований (особенно сложно-логических и вероятностных) при неожиданном и обильном потоке новых сведений — 12 ошибок (при средней норме 6−8 ошибок). Оперативность принятия решений в сложной и нестандартной ситуации находится на уровне пониженных значений. Волевые процессы сильные, но с низкой мобилизационной способностью волевого акта. Волевой контроль понижен…

В начальный момент работы в сложной обстановке у А. отмечается неустойчивость эмоций. В процессе работы у него выявлены отчетливые признаки таких типологических (врожденных) свойств нервной системы, как их неуравновешенность, пониженная динамичность, вегетативные расстройства нервной системы при действии стресс-факторов" .

Па основании проведенных исследований эксперты пришли к следующим выводам.

• 1. «…У А. имеются признаки резкого снижения оперативности принятия решений в необычной, напряженной ситуации вследствие ухудшения в этих условиях мыслительных процессов, заторможенности двигательных реакций, проявления некоординированных волей эмоциональных состояний.
• 2. Время скрытой двигательной реакции у Л. в сложной обстановке находится в пределах 1,3−2,5 с, т. е. выше принятой для водителей средней нормы в 0,8 с. С учетом этого А. не пригоден для водительской профессии» .

Па основании полученных с помощью СПЭ данных согласно заключению автотехнической экспертизы было признано, что А. с учетом его индивидуально-психологических особенностей не имел технической возможности предотвратить аварию, поэтому уголовное лею в отношении него было прекращено в связи с отсутствием в его действиях состава преступления.

Большое значение имеет СПЭ (или медико-психологическая экспертиза) и при расследовании аварий, катастроф в авиации. Механизм их совершения также непосредственно связан с особенностями личности, психическим состоянием членов экипажа, их профессионально-психологической пригодностью действовать в экстремальных условиях. Кроме того, нельзя не учитывать и значения межличностных отношений членов экипажа, роли должностных лиц (диспетчеров, руководителей полетов и др.), обеспечивающих безопасность полетов, а также иных лиц, находившихся на борту самолета, потерпевшего аварию или катастрофу.

В этом отношении поучительным примером является медико-психологическая экспертиза, проведенная в ходе расследования Международным авиационным комитетом (МАК) обстоятельств гибели 10 апреля 2010 г. самолета ТУ-154М, следовавшего спецрейсом, но маршруту Варшава — Смоленск «Северный», на котором кроме четырех членов экипажа и трех бортпроводников находилась польская делегация в составе 89 человек во главе с Президентом Республики Польша. Все 96 человек в результате катастрофы погибли2.

Как видно из технической части заключения МАК, ТУ-154 М перед рейсом прошел всю необходимую предполетную подготовку, которая подтвердила, что самолет был полностью исправен, никаких отказов в работе двигателей, агрегатов, систем предупреждения и сигнализации у него не было.

Состояние аэродрома «Северный», его диспетчерской и навигационной службы полностью отвечало всем необходимым требованиям и обеспечивало прием таких самолетов, как ТУ-154М.

Вылет польской делегации был произведен 10 апреля 2010 г. в 9:27 (изначально он был запланирован на 8:30) без получения прогноза и информации о фактическом состоянии погоды в районе аэропорта Смоленск «Северный». Полет проходил на высоте 10 000 м в штатном режиме без каких-либо технических неполадок и нарушений в действиях экипажа и диспетчерских служб.

В 10:09:30, во время снижения, на борт самолета поступило предупреждение от органов управления воздушным движением о том, что погодные условия в районе аэропорта «Северный» не соответствуют необходимым требованиям для посадки из-за резкого смещения зоны тумана («видимость 400 м, условий для приема нет»). Поэтому было предложено перенести посадку на один из запасных аэродромов Минска или Москвы, что позволял запас топлива на самолете.

О неблагоприятных погодных условиях с ограниченной видимостью на аэродроме «Северный» экипаж ТУ-154М также проинформировал экипаж другого польского самолета ЯК-40, ранее совершившего (в 9:15) посадку на этом же аэродроме. Более того, за 11 мин до катастрофы от посадки на аэродроме «Северный» отказался ИЛ-76, экипаж которого после двух безуспешных заходов на посадку увел свой самолет на запасной аэродром.

Тем не менее, ТУ-154М после нескольких пробных заходов все же идет на посадку и на удалении около 1100 м от торца взлетно-посадочной полосы и несколько левее ее оси (примерно 35 м) сначала сталкивается с верхушкой дерева, а затем врезается в поверхность земли, уровень которой в этом месте был примерно на 15 м ниже торца взлетно-посадочной полосы. Катастрофа произошла в 10:41:06.

Для полного и объективного исследования причин произошедшей трагедии было важно установить не только фактическую сторону события, исследовать технические вопросы, но и выяснить, что происходило на борту самоле.

Рис. 8.2. Общий вид ТУ-154М на месте падения сразу же после катастрофы. На переднем плане разрушенный корпус самолета, фрагменты одного из двигателей и другие детали.

Рис. 8.3. Собранные на площадке для осмотра фрагменты ТУ-154М.

та, в кабине пилотов, в каком психическом состоянии находились командир воздушного судна (КВС) и другие члены экипажа, который был сформирован за несколько дней до вылета, насколько их индивидуально-психологические особенности, психофизиологические качества соответствовали требованиям их профессиональной деятельности в экстремальных условиях, о воздействии межличностных отношений членов экипажа и других лиц, находившихся на борту, в частности Главнокомандующего Военно-воздушными силами Республики Польша, который был в составе делегации, и о влиянии мнения «главного пассажира» на принятие КВС окончательного решения посадить самолет на аэродроме Смоленск «Северный» в неблагоприятных погодных условиях вопреки предупреждениям диспетчерской службы и экипажа польского ЯК-40.

Многое из того, что объясняет поведение КВС при принятии решения о посадке ТУ-154М, дали результаты осмотра места происшествия, в ходе которого было установлено наличие в кабине пилотов останков не только членов экипажа, но и Главнокомандующего Военно-воздушными силами Республики Польша, а также сохранившиеся записи их переговоров, помогающие представить ход развития произошедшей трагедии и психическое состояние членов экипажа:

• o 10:14:06 (за 26 мин до предполагаемой посадки). Экипаж получает информацию от диспетчера о том, что горизонтальная видимость на аэродроме всего 400 м, что не соответствует требуемому минимуму.
• o 10:16:48. КВС: «Я не знаю, но если мы здесь не сядем, тогда он будет ко мне приставать…» (кто «он» и что подразумевал КВС под словом «приставать»? Р. В. В.)
• o 10:17:40. КВС: «Плохо, появился туман, неизвестно, сядем ли мы?»

Неустановленное лицо, находившееся в кабине пилотов, отвечает: «А если мы не сядем, тогда что?» КВС: «Уйдем…» .

o В 10:24:22 и в 10:24:51 (за 16 мин до предполагаемой посадки) экипаж снова получает предупреждение: «…Туман, видимость 400 м, условий для приема нет» .

КВС: «Спасибо. Ну, если возможно, попробуем подход, но если не будет погоды, тогда отойдем на второй круг» .

• o 10:24:49. КВС польского самолета ЯК-40, находящегося на аэродроме, второму пилоту ТУ-154М: «Ты знаешь, в общих чертах здесь „полный каюк“. Видно метров 400 приблизительно… Ну, нам повезло в последний момент сесть… можете попробовать, но если у вас не получится во второй раз, тогда предлагаю вам лететь, например, в Москву или куда-нибудь…»
• o 10:26:17. КВС ТУ-154М, докладывает лицу, ответственному за протокольные мероприятия «главного пассажира» о плохих погодных условиях, тумане: «В данный момент, в тех условиях, которые сейчас есть, мы не можем сесть. Попробуем подойти, сделаем один заход, но, скорее всего, ничего из этого не получится… что будем делать?»

В период 10:28:08—10:29:46 КВС получает информацию о том, что минутами раньше российский ИЛ-76 дважды пытался зайти на посадку, но из-за сильного тумана улетел на запасной аэродром.

• o 10:30:31. Директор протокола делегации в кабине пилотов произносит фразу: «Пока нет решения президента, что дальше делать…» Данное обстоятельство, по мнению специалистов МАК, «безусловно, оказало психологическое давление на КВС, вновь инспирируя у него состояние неопределенности, проявляющееся в борьбе мотивов, и возлагая на него весь груз ответственности за принятие решения, что неизбежно вызывало рост психоэмоционального напряжения и привело к истощению резервных возможностей нервной системы» .
• o 10:32:59. Находясь между вторым и третьим разворотами, КВС информирует экипаж: «Заход на посадку. В случае неудачного захода уходим в автомате». Кроме того, при выполнении третьего разворота на предупреждение диспетчера: «Польский 101 и от 100 метров быть готовым к уходу на второй круг» четко, по-военному, отвечает: «Так точно!»
• o 10:37:01 (за 4 мин до катастрофы). КВС получаст от экипажа ЯК-40 очередное сообщение об ухудшении видимости: «Арек, теперь видно 200 м». Однако никакой реакции со стороны КВС уже не последовало.
• o 10:39:07 (за 2 мин до катастрофы). В кабине пилотов слышится голос командующего ВВС: «Механизация крыла предназначена…» (далее неразборчиво). Основываясь на данных судебно-медицинской экспертизы, «с высокой степенью вероятности» можно сделать вывод о том, что именно это высокопоставленное должностное лицо находилось в кабине пилотов по меньшей мере в течение последних критических двух минут полета и не могло не оказывать психологического воздействия на КВС и других членов экипажа" .
• o 10:40:26 и далее (менее чем за минуту до катастрофы). Несмотря на устные сигналы диспетчера, КВС уже не отвечал, что свидетельствовало, по мнению экспертов, «о наступлении у него резкого сужения объема внимания и начале крайней фрагментации и деформации образа реальной полетной ситуации на фоне стремительного ступенчатого роста психоэмоционального напряжения» .
• o 10:40:42 и до момента катастрофы (в течение последних 18 с). В кабине звучит аварийная сигнализация, предписывающая немедленно прекратить снижение и тянуть штурвал «на себя». Однако экипаж до пролета высоты в 20 м никаких активных действий, но прекращению захода на посадку не предпринимает.
• o 10:40:53 на высоте около 20 м КВС с помощью ручного управления пытается взять штурвал на себя, пересилив автопилот, но безуспешно.

Помимо психолингвистического анализа радиопереговоров, которые велись КВС, для расследования трагедии была проведена медико-психологическая экспертиза в целях разрешения следующих вопросов:

• 1. Какие особенности могут проявиться в поведении командира воздушного судна при заходе на посадку в метеоусловиях ниже требуемого минимума с учетом наличия у командира экипажа перерывов в полетах с заходом на посадку в условиях установленного минимума более пяти месяцев?
• 2. Какие особенности могут проявиться в поведении командира воздушного судна при заходе на посадку в метеоусловиях ниже требуемого минимума при пилотировании самолета в штурвальном (ручном) режиме управления при условии, что за все время эксплуатации им самолета ТУ-154М в качестве КВС с июля 2008 г. летчик выполнил всего 6 полетов с заходом на посадку в штурвальном (ручном) режиме управления, причем все в простых метеорологических условиях?
• 3. Какое влияние может оказать на командира воздушного судна (на экипаж в целом) нахождение в кабине экипажа (в процессе выполнения захода на посадку в условиях ниже минимума) высокопоставленного должностного лица, связанного с авиацией?
• 4. Какое влияние на нервно-психическое состояние командира экипажа оказало комплексное воздействие перечисленных выше факторов?

При подготовке ответов на поставленные вопросы был также проведен «анализ индивидуально-личностных особенностей» КВС А. Протасюка на основании материалов ранее проведенного тестирования, выявившего «в чертах его характера преобладание конформности (податливости, подчиненности)», которое «делает человека мягким, гибким, зависимым от мнения группы или авторитетной личности в силу острого желания избегать конфликтов… У таких лиц при повышенном уровне конформности в качестве составляющей должна быть повышенная тревожность, а также пропорционально снижаться самостоятельность (независимость) как черта характера», особенно в стрессовых ситуациях. «Конформность (податливость) как основное свойство личности в экстремальной ситуации может проявиться нерешительностью, неуверенностью, уступчивостью, зависимостью от референтной (значимой) группы (или лица). Длительное время выполнения А. Протасюком обязанностей второго пилота еще более закрепило в нем эту черту (конформность) характера. Формирования психологических навыков поведения в роли КВС у него практически не происходило». Большой перерыв в полетах (более пяти месяцев) способствовал у него «неуверенности в благополучной посадке, увеличению психоэмоционального напряжения, нарушению координации движений по изменению положения самолета в пространстве, резкому сужению внимания на отдельные параметры полета в ущерб пространственной ориентировке» .

Эксперты, осуществлявшие медико-психологическую экспертизу, с учетом проведенного анализа психологических особенностей личности А. Протасюка, его поведения в период, непосредственно предшествующий катастрофе, психолингвистического анализа радионереговоров пришли к заключению о том, что «главной психологической особенностью в поведении КВС при заходе на посадку в метеоусловиях ниже требуемого минимума при пилотировании самолета в ручном режиме была неуверенность летчика в своих возможностях, что привело в конечном счете к выраженномупсихоэмоциональному напряжению, которое проявилось в нарушениях распределения внимания, некоординированных управляющих движениях, сужении периферического зрения, «зацикливании» внимания на отдельных второстепенных параметрах, увеличивающих дискретность контроля пилотажно-навигационных приборов. Отсутствие опыта ручного управления воздушным судном отягощало неуверенность в действиях. В конкретном полете это подтверждалось в докладе КВС о том, что посадка в этих условиях небезопасна и предполагает уход на запасной аэродром. В данном случае психоэмоциональная напряженность была осложнена возникшим психическим состоянием внутриличностного конфликта. Свидетельством его наличия служит та непоследовательность, которая проявилась в словах и действиях КВС. Так, категорично подтвердив указания диспетчера выполнять заход до высоты 100 м словами «так точно», он продолжал снижение. После сообщения второго пилота на высоте 60 м «уходим» продолжал снижение. На высоте 100 м не принял решения ни об уходе, ни о посадке.

Внутриличностный конфликт — столкновение противоположно направленных, несовместимых друг с другом мотивов в сознании КВС. В рассматриваемом случае, с одной стороны, у него присутствовал мотив ухода на второй круг. При этом он осознавал всю сложность и опасность ситуации, свою неподготовленность к продолжению полета в сложных метеоусловиях ниже минимума, который допускался. С другой стороны, у него присутствовал мотив необходимости и выполнения задания и пожеланий пассажира № 1. Эти пожелания прямо не прозвучали, но есть свидетельство, что экипаж учитывал вероятную негативную реакцию, если они не произведут посадку на аэродроме Смоленск «Северный». Ожидание наказания в случае ухода па запасной аэродром формировало доминанту «сесть во что бы то ни стало» и толкало его на неоправданный риск. Тем более, что в 2008 г. уже был пример в отношении жестких мер, принятых к КВС, который отказался по соображениям безопасности выполнить посадку в Тбилиси (А. Протасюк был в том полете вторым пилотом).

Присутствие в кабине экипажа в процессе захода на посадку посторонних лиц из числа сопровождающих Главного пассажира, безусловно, увеличило напряжение и отвлекало экипаж от выполнения им своих обязанностей. Характеристики шумовой обстановки, зарегистрированной бортовым магнитофоном, свидетельствуют о том, что дверь в кабину экипажа была открыта. Ряд фраз на записи бортового магнитофона (в 10:30:33 «Пан Директор»: «Пока нет решения Президента, что делать дальше» и в 10:38:00 неопознанного лица: «Он взбесится, если еще…») свидетельствуют, что КВС находился в психологически сложном положении. Очевидно, что в случае неудачного захода и ухода на запасной аэродром КВС могла ждать негативная реакция со стороны Главного пассажира.

Поэтому с большой вероятностью можно предположить, что КВС находился в состоянии психологической «сшибки» (борьбы) мотивов. С одной стороны, он отчетливо понимал, что посадка в таких условиях небезопасна (о чем свидетельствует его первоначальное решение об уходе на второй круг С высоты 100 м), с другой стороны, существовала сильная мотивация на выполнение посадки на данном аэродроме. В состоянии психологической «сшибки мотивов» сужается поле внимания и вероятность принятия неадекватных решений возрастает. Эти две причины (отсутствие нового четкого плана действий и психологическая «сшибка») объясняют пассивность КВС на заключительном этапе захода: отсутствие его реакции на большую вертикальную скорость, на информацию о радиовысоте, диктуемую штурманом, на срабатывание сигнализации, на команду второго пилота «Уходим!» и на команду диспетчера о прекращении снижения и его запоздалые и неадекватные действия по исправлению ситуации.

Неадекватные решения, принимаемые КВС, и действия экипажа происходили на фоне высокой психологической нагрузки, связанной с пониманием важности выполнения посадки именно на аэродроме назначения, а также с присутствием в пилотской кабине высокопоставленных посторонних лиц (военного и (или) гражданских)" .

В заключении отчета по результатам медико-психологической экспертизы члены экспертной группы отметили, что «безучастность командующего ВВС Республики Польша к разрешению возникшей крайне опасной ситуации оказала влияние на формирование решения КВС о снижении высоты и принятие решения без установления контактов с наземными ориентирами, укрепила в КВС решение — требуется „во что бы то ни стало“ обязательная посадка». Все это в сильной степени предопределило исход полета.

Таким образом, отвечая на последний вопрос, эксперты пришли к окончательному выводу о том, что «на нервно-психическое состояние командира экипажа оказал влияние комплекс факторов (профессиональных, психологических, социальных, личностных и т. д.):

• а) ухудшение горизонтальной и вертикальной видимости из-за приземного тумана, в значительной степени осложнившее полет;
• б) недостаточная профессиональная подготовка КВС для выполнения литерных рейсов в сложных условиях;
• в) наличие отрицательного психологического климата, внесенного присутствием в кабине самолета высокопоставленного должностного лица;
• г) отсутствие опыта посадки в штурвальном режиме управления самолетом ТУ-154М в условиях минимума погоды;
• д) боязнь наказании со стороны старших начальников в случае невыполнения посадки на заданном аэродроме и ухода на запасной аэродром" .

II. Вопросы, решаемые СПЭ относительно психических, эмоциональных состояний участников уголовного (административного) судопроизводства.

Справедливо отмечается, что исследование экстремальных психических, эмоциональных состояний при расследовании преступлений целесообразно проводить только в тех случаях, когда имеется «достаточно значимая длительная или острая психотравмирующая ситуация, обусловленная конфликтными отношениями с потерпевшим, а поведение обвиняемого в момент совершения инкриминируемых ему деяний агрессивного характера имеет те или иные признаки дезорганизации. В подобных случаях к наиболее распространенным вопросам перед СПЭ можно отнести следующие:

— Находился ли обвиняемый (подсудимый) в момент совершения противоправных действий (указать каких) в состоянии аффекта или ином эмоционально напряженном психическом состоянии, которое могло оказать существенное влияние на его сознание либо на его способность руководить своими действиями?

Если в материалах дела имеются признаки, указывающие на то, что ситуация, в которой оказался обвиняемый (потерпевший), вызывала у него тяжелые переживания, нравственные, психические страдания и т. п., перед СПЭ могут быть поставлены такие вопросы:

• — Являлась ли для подэкспертного лица с психологической точки зрения ситуация (указываются конкретные обстоятельства), в которой он оказался, психотравмирующей? Какое влияние она могла оказать на его эмоциональное состояние, сознание, поведение, способность руководить своими действиями и контролировать их?
• — Имеются ли у подэкспертного какие-либо индивидуально-психологические особенности личности, которые могли оказать существенное влияние на глубину, интенсивность его переживаний в связи с действиями и высказываниями потерпевшего?
• — В какой мере действия и высказывания оскорбительного характера могли отразиться на психическом состоянии и деятельности подэкспертного лица, не могли ли эти действия и высказывания вызвать у потерпевшего нравственные, психические страдания, имеется ли причинная связь между этими действиями и пережитыми страданиями?

Особую актуальность эти вопросы имеют, когда в ходе расследования преступлений против личности, а также при рассмотрении гражданских дел возникает проблема компенсации морального вреда. В подобных случаях перед экспертом-психологом рекомендуется ставить следующие вопросы:

• — Имеются ли у подэкспертного лица индивидуально-психологические особенности, которые могли усугубить глубину и длительность его переживаний событий, являющихся содержанием дела?
• — Имеются ли у подэкспертного возрастные психологические особенности или личностные свойства, которые могли изменить характер субъективных переживаний, составляющих суть нравственных и физических страданий, связанных с причинением вреда?

При необходимости установить помимо страданий иные состояния психического, эмоционального возбуждения, напряжения в виде стресса, фрустрации и т. п. у обвиняемого (потерпевшего), влияние этих состояний на его поведение перед экспертом-психологом могут быть поставлены такие вопросы:

• — Находился ли обвиняемый в период, предшествовавший совершению действий (указать каких), в состоянии повышенного эмоционального возбуждения, психического напряжения, посттравматического стресса, оказавших существенное влияние на его сознание, волеизъявление и поведение?
• — Существует ли причинная связь между психическим, эмоциональным состоянием, в котором находился испытуемый в период, предшествовавший совершению действий (указать каких), и его состоянием в момент совершения им противоправных действий?

Вопросы, выносимые на разрешение судебно-психологической экспертизы при доказывании факта невиновного причинения вреда подозреваемым (в том числе и тогда, когда проверяется версия о необходимой обороне). В подобной ситуации перед экспертом-психологом может быть поставлен следующий вопрос:

— С учетом эмоционального состояния, индивидуально-психологических особенностей личности подозреваемого мог ли он точно соотнести свои оборонительные действия с экстремальными условиями ситуации, в которой оказался?

Если в деле имеются данные о некоторых психических аномалиях личности непатологического характера (неврозы, неврастения, крайние формы отдельных видов акцентуаций характера и т. п.), в ходе проведения СПЭ исследуется влияние этих факторов на состояние сознания, поведение, формы эмоционального реагирования субъекта в конфликтных ситуациях.

Вопросы, выносимые на разрешение судебно-психологической экспертизы при расследовании изнасилований, а также иных насильственных действий сексуального характера.

В ходе проверки версии о том, не находилась ли потерпевшая в психически беспомощном состоянии (ч. 1 ст. 131, ч. 1 ст. 132, п. «з» ч. 1 ст. 63 УК), на разрешение СПЭ могут быть поставлены следующие вопросы:

• — Какое психическое состояние было у потерпевшей в ситуации, составляющей содержание уголовного дела?
• — Могло ли психическое состояние потерпевшей препятствовать пониманию характера и значения совершаемых с нею действий, оказанию ею сопротивления обвиняемому?
• — С учетом психического состояния, индивидуально-психологических особенностей, психического развития потерпевшей могла ли она осознавать характер совершаемых с нею действий и оказывать сопротивление?

Особые трудности при расследовании изнасилований возникают, когда потерпевшая в результате сильных аффективно окрашенных потрясений, связанных с насилием, нередко принимающих форму аффекта страха, не может оказать сопротивления и в последующем в силу развившегося острого посттравматического стресса в виде своеобразного " синдрома травмы изнасилования" (Т. П. Печерникова, Б. В. Шостакович) кончает жизнь самоубийством, а подозреваемый, пользуясь этим, отрицает сам факт насилия, утверждая, что самоубийство никакого отношения к «добровольно» совершенному половому акту не имеет. В подобных ситуациях существенное значение приобретает изучение с помощью СПЭ (КСППЭ) индивидуально-психологических (характерологических) особенностей личности потерпевшей, ее психического состояния до, во время и после насилия, а также определение того, насколько ее психическое состояние предрасполагало к самоубийству и в какой мере оно явилось результатом насильственных действий подозреваемого.

Выявление и оценка причинных связей между актом насилия и совершенным самоубийством потерпевшей путем установления у нее с помощью СПЭ (КСППЭ) острого посттравматического стрессового состояния, обусловленного актом насилия, является важной задачей, стоящей перед следователем (судом). В подобных ситуациях факт самоубийства потерпевшей в силу ее необычного психического состояния, возникшего в результате насилия, косвенно может служить доказательством самого насилия (разумеется, в совокупности с другими доказательствами). В таких случаях перед СПЭ (КСППЭ) ставятся следующие вопросы:

• — С учетом индивидуально-психологических, возрастных особенностей потерпевшей находилась ли она после изнасилования в эмоционально напряженном психическом состоянии, предрасполагавшем к самоубийству?
• — Если потерпевшая находилась в период, предшествовавший смерти, в психическом состоянии, предрасполагавшем к самоубийству, чем оно могло быть вызвано?

Аналогичный вопрос может быть поставлен при расследовании суицидных поступков, происшедших и в других ситуациях. Так, в случаях, когда субъект обвиняется в доведении до самоубийства (ст. ПО УК), перед экспертами рекомендуется ставить следующие вопросы:

• — В каком психическом состоянии находилось лицо, покончившее жизнь самоубийством? Какую роль в развитии этого состояния и реализации суицидального поведения сыграли противоправные действия (указываются какие) подозреваемого?
• — Имеется ли причинная связь психологического характера между неправомерными действиями обвиняемого и поведением лица, покончившего жизнь самоубийством?

III. Возможности СПЭ при исследовании психических познавательных процессов, вербального поведения участников уголовного (административного) судопроизводства.

Данное направление судебно-психологических исследований в области СПЭ стало развиваться одним из первых. Еще в начале прошлого века известный в те годы своими трудами в области психологии свидетельских показаний немецкий ученый Вильям Штерн (1871 — 1938) писал о необходимости «экспериментально-психологических исследований свидетелей», «особенностей их памяти», поскольку, по его данным, «обман воспоминания иногда доходит до 28% в показаниях образованных лиц» .

В настоящее время в УПК перечислены обстоятельства, при которых обязательно назначение судебных экспертиз, в частности, когда необходимо установить психическое состояние потерпевшего при возникновении сомнений «в его способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела, и давать показания» (ч. 4 ст. 196). Однако, как показывает практика, «экспертиза способности давать показания» проводится не только в отношении потерпевших, но и свидетелей, подозреваемых, обвиняемых2. В ходе проведения такой экспертизы, во-первых, происходит оценка перцептивных способностей человека правильно воспринимать и адекватно воспринятому воспроизводить отдельные факты, т. е. оценка внешней стороны события в пределах чувственного отражения действительности, последовательности действий, каких-то отдельных деталей и т. п. Во-вторых, поскольку в процессе восприятия происходит субъективная переработка информации с точки зрения внутреннего смыслового содержания события, его причинно-следственных связей, проводится оценка способности свидетеля (потерпевшего) осмысленно воспринимать и понимать то или иное событие с последующим его воспроизведением3. На практике наиболее распространен данный вид экспертных исследований по уголовным делам, в которых в качестве потерпевших, свидетелей проходят дети дошкольного и младшего школьного возраста. Исследователи данной проблемы отмечают, что в подобных случаях проявляются две крайности при оценке показаний несовершеннолетних: имеют место либо «переоценка их реальных возможностей, либо полное отрицание способности детей правильно воспринимать события и сообщать о них» .

Имея в виду отмеченные выше закономерности, можно рекомендовать постановку следующих вопросов перед судебно-психологической экспертизой:

• — Каковы индивидуальные особенности познавательной деятельности (восприятия, памяти, мышления, воображения, внимания) свидетеля (потерпевшего)?
• — Имеются ли у подэкспертного лица какие-либо индивидуально-психологические особенности, психические недостатки перцептивной деятельности, существенно снижающие его способность правильно воспринимать события (предметы) и давать о них показания?
• — Учитывая уровень психического развития, индивидуально-психологические особенности, эмоциональное состояние подэкспертного, а также условия, в которых совершалось правонарушение, способен ли он правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них показания?
• — С учетом уровня интеллектуального развития, особенностей мышления подэкспертного, его психического состояния в момент восприятия события, мог ли он понимать характер и смысловое содержание этого события (совершаемых в отношении него действий)?
• — Каков уровень развития у потерпевшего (свидетеля) мышления, памяти, речи; достаточен ли он для воспроизведения обстоятельств дела?
• — Имеются ли у подэкспертного лица психологические особенности (повышенные внушаемость, склонность к фантазированию и др.), снижающие его способность правильно воспринимать события или предметы (указать какие) и адекватно воспринятому воспроизводить их?

Эксперт-психолог, выявивший у подэкспертного лица склонность к повышенной внушаемости, фантазированию, должен указать также и на то, оказывают ли эти качества влияние на способность подэкспертного давать показания.

Возможности судебной психофизиологической экспертизы с использованием полиграфа. Иная ситуация складывается, когда в ходе расследования преступления следователь сталкивается со стремлением кого-либо из участников процесса прибегнуть к обману, умышленному введению в заблуждение, сокрытию каких-либо важных деталей исследуемых событий. В этом случае возникает вопрос: можно ли в рамках СПЭ с помощью экспериментально-психологических исследований личности субъекта с использованием полиграфа выявить недостоверность сообщаемых им сведений, искажение или сокрытие им важных для расследования обстоятельств? Отношение к данному методу неоднозначное, тем не менее в настоящее время известно немало случаев успешного проведения СПЭ с использованием полиграфа. В ходе экспертизы отслеживается динамика психофизиологических реакций подэкспертного лица на вопросы, задаваемые судебным экспертом-полиграфологом, что позволяет проверять информированность свидетеля (потерпевшего) о событиях, имеющих отношение к обстоятельствам, подлежащим доказыванию, достоверность его показаний2. Необходимо отметить, что речь здесь идет вовсе не о проверке правдивости, достоверности свидетельских показаний в правовом смысле, что является, безусловно, прерогативой следствия и суда.

Перед экспертом-психологом, имеющим соответствующую подготовку для работы с полиграфом, могут быть поставлены следующие вопросы3:

• — Каковы особенности, динамика индивидуальных психофизиологических реакций подэкспертного лица, возникающих при предъявлении ему заведомо значимых по обстоятельствам дела стимулов по сравнению с предъявленными ему нейтральными стимулами?
• — Если в ходе экспериментально-психологических исследований подэкспертного выявлены отличия в реагировании его на различные стимулы, чем это может объясняться с психофизиологической точки зрения?
• — Судя, но результатам сравнительного анализа психофизиологических реакций подэкспертного па различные стимулы, можно ли утверждать о том, что он располагает скрываемой информацией о деталях происшедшего события; о том, что он информирован об обстоятельствах (указываются какие), подлежащих доказыванию по делу, о которых он предпочитает умалчивать?
• — Можно ли с психологической точки зрения отнести к достоверным показания подэкспертного о том, что он (не видел того-то; был все время дома и т. д.)?
• — Выявляются ли в ходе исследования с использованием полиграфа психофизиологические реакции, свидетельствующие о том, что подэкспертный располагает информацией о деталях случившегося, и если да, то какой именно информацией он может располагать?

Использование психолингвистических познаний при проведении СПЭ. Комплексная судебная психолого-лингвистическая (психолингвистическая) экспертиза.

В УК предусмотрен ряд составов преступлений, объективная сторона которых выражается в речевом (вербальном) поведении в виде различного рода устных или в письменной форме высказываниях, отдельных фразах, выражениях, в распространяемых негативных сведениях с определенной мотивированной, смысловой направленностью причинить моральный и иной вред конкретному лицу (группе лиц), общественному порядку и т. п. Составы этих " вербальных правонарушений" содержатся в следующих статьях УК: угроза (ст. 119), клевета (ст. 129), оскорбление (ст. 130), публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280), возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282), неуважение к суду (ст. 297), клевета в отношении судьи, присяжного заседателя и других должностных лиц, участвующих в судопроизводстве (ст. 298), оскорбление представителя власти (ст. 319), оскорбление военнослужащего (ст. 336), публичные призывы к развязыванию агрессивной войны (ст. 354). Сюда же следует также отнести и ст. 152 ГК о защите чести, достоинства и деловой репутации гражданина.

Процесс доказывания при расследовании перечисленных выше правонарушений предполагает в ряде случаев привлечение специалистов, обладающих познаниями в смежных областях, таких как психология (социальная психология), филология, лингвистика, психолингвистика, для проведения комплексной судебной психолого-лингвистической (психолингвистической) экспертизы. Помимо них к проведению данной экспертизы могут привлекаться и другие специалисты в области этнографии, религиоведения, истории, политологии1.

Впервые понятие судебной психолингвистической экспертизы было сформулировано В. И. Батовым в 1974 г. Одним из первых ее направлений явилось «автороведение в рамках СПЭ», нацеленное на установление авторства исследуемых текстов. Обычно в подобных случаях перед экспертами ставился вопрос:

— С учетом индивидуально-психологических особенностей личности подозреваемого, интеллектуального уровня его развития, навыков владения им устной (письменной) речью мог ли он быть автором представленного на экспертизу текста?

В настоящее время судебная психолингвистическая экспертиза оказалась востребованной при расследовании уголовных дел о защите чести и достоинства личности, о возбуждении вражды или ненависти, об экстремистской деятельности на почве криминальной ксенофобии в тех случаях, когда возникает необходимость исследования смысловой направленности различных форм речевого (вербального) поведения.

1. Вопросы, решаемые экспертизой по делам о защите чести и достоинства личности (ст. 129, 130, 297, 298, 319, 336 УК, ст. 152 ГК). Вопросы перед психолингвистической экспертизой ставятся, когда имеет место клевета, т. е. распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство гражданина или подрывающих его репутацию (ст. 129, 298 УК, ст. 152 ГК), когда приходится дифференцировать такие понятия, как " выражение мнения" или " сообщение сведений" , проводить поиск слов-маркеров, указывающих на коммуникативную функцию, для правильной оценки которой «важно проанализировать интонационно-стилистический и эмотивный рисунок текста» 3. Задача эксперта в подобных случаях состоит в том, чтобы выявить, какая часть смысла была передана в виде мнения, а какая — в форме сведений. Например, при доказывании клеветы важно установить путем психо-лингвистического анализа высказывания, осознавал, понимал ли предполагаемый клеветник то, о чем он говорит, насколько это соответствует действительности, задевает честь, унижает достоинство адресата, подрывает его авторитет и причиняет ему страдания. Помимо всего прочего, психолог оценивает эмоциональное состояние говорящего, психологические мотивы его поведения, а также индивидуально-психологические особенности личности потерпевшего.

При формулировании вопросов, когда приходится иметь дело с клеветническими высказываниями, т. е. когда мы имеем дело с фактом распространения заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство гражданина, рекомендуется постановка следующих вопросов перед психолингвистичсской экспертизой:

• — Являются ли слова и выражения (дословно указываются какие) по своему характеру порочащими честь и достоинство адресата, подрывающими его репутацию?
• — Какова коммуникативная функция этих слов и выражений в указанном контексте: служат ли они для выражения мнения автора или направлены на сообщение сведений, порочащих честь и достоинство лица, подрывающих его репутацию?
• — Содержится ли в этих высказываниях инвектива, осознанная авторская установка на унижение достоинства адресата, подрыв его репутации?

При расследовании оскорблений особое внимание акцентируется «не столько на функции высказывания, сколько на его форме — является ли фраза приличной либо нормы приличия нарушены». Оскорбительной может быть признана фраза как в виде сообщения сведений, так и в виде выражения мнения (оценки).

Вопросы, которые рекомендуется ставить перед экспертами при расследовании данной категории дел (ст. 130, 297, 319, 336 УК), таковы:

• — Являются ли слова и выражения (указываются какие) но своему характеру порочащими честь, унижающими достоинство данного лица?
• — Нарушает ли использование этих слов и выражений в рассматриваемой денотативной ситуации4 коммуникативные нормы, являются ли эти слова и выражения неприличными?
• — Содержится ли в них инвектива, осознанная авторская установка на оскорбление (указывается конкретное лицо)?

Таким образом, формулируя вопросы эксперту, важно ориентировать его на психолингвистический (семантический, стилистический) анализ произнесенных фраз и выражений, связывая их с эмоциональной тональностью произнесения, жестово-мимическим сопровождением в контексте коммуникативной ситуации, в которой они были произнесены, не побуждая эксперта ни в коем случае вдаваться в правовую оценку события.

• 2. Вопросы, решаемые экспертизой по уголовным делам о проявлениях экстремизма, криминальной ксенофобии (ст. 280, 282 УК). Объектом исследования психолингвистической экспертизы, как по данной категории уголовных дел, так и при расследовании других преступлений (ст. 105, 111, 112, 117 УК), одним из квалифицирующих признаков которых законодателем названы мотивы национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды, являются материалы публичных выступлений, сообщений в средствах массовой информации (напечатанные тексты, аудиои видеозаписи, радиои телепередачи и т. п.). Предметом исследований выступают смысловая (ксенофобская) направленность этих материалов, коммуникативные намерения автора, выраженные публично. В этом случае перед экспертами комплексной судебной психолингвистической экспертизы (с возможным привлечением к ее проведению не только психологов, лингвистов, но и специалистов в других областях знания) рекомендуется ставить следующие вопросы:
  • — Является ли представленный на экспертизу материал текстом, целостным, но содержанию и смыслу, направленности воздействия на читателя?
  • — Какие коммуникативные намерения реализованы в данном тексте его составителем, осознавал, понимал ли он смысловую направленность?
  • — Содержат ли используемые в данном материале словесные (изобразительные) средства унизительные для достоинства человека характеристики, негативные эмоциональные оценки и установки, возбуждающие вражду либо ненависть к определенным лицам или группам людей по признакам их пола, расы, национальности, языка, происхождения,

отношения к религии, а равно по принадлежности к какой-либо социальной группе?

• — Могут ли представленные на экспертизу материалы оказывать негативное психологическое воздействие на сознание, мотивационную сферу, волеизъявление людей, совершение оскорбительных (насильственных), унижающих достоинство человека действий в отношении лиц другой национальности, расы, социальной принадлежности, иного вероисповедания, способствовать возбуждению ненависти или вражды к ним?
• — Какие в данном материале использованы психологические, языковые, иные средства и приемы воздействия на сознание, эмоционально-волевую сферу, мотивацию, психические установки людей, побуждающие их к экстремистским действиям против представителей другой нации, расы, исповедующих иную религию, принадлежащим к иным социальным группам?
• — Могут ли высказывания, содержащиеся в данном материале, оказывать влияние на формирование или изменение массового сознания, послужить мировоззренческой основой для ультрарадикальных социальных, религиозных или националистических устремлений?
• — Может ли содержание данного материала оказать влияние на сознание людей путем формирования или подкрепления у них негативных стереотипов, предвзятых представлений о людях иных национальностей, рас, вероисповедания, социальных групп, возбуждение вражды и ненависти к ним?