Художественная жизнь: академические выставки, коллекционирование и библиофильство

Художественная жизнь (термин не совсем удачный, но прочно утвердившийся в искусствоведении) второй половины XVIII в. освещена деятельностью Петербургской императорской «Академии трех знатнейших художеств». С 1762 г. периодически, а с 1764 г. — регулярно в ее стенах происходят показы новых произведений искусства учеников академии «для всенародного зрения». Для Петербургской академии было характерно приурочивать выставки к какому-либо государственному мероприятию: таковыми были годовщины восшествия Екатерины II на престол, тезоименитство великого князя Павла Петровича, «почетного любителя художеств». Новшеством в художественной жизни была реализация произведений учеников через «Факторскую» (хозяйственное подразделение) Академии.

В этот период художники уже явственно начинают искать контакты с публикой, зрителем. Они нередко пытаются объяснять свои произведения. Так, А. П. Лосенко пишет «Изъяснение» к картине «Владимир и Рогнеда», Д. Г. Левицкий выступает в печати по поводу своей «Екатерины-законодательницы в храме богини Правосудия», В. И. Баженов произносит знаменитую речь при закладке Кремлевского дворца. Появляются альбомы гравюр с произведений выдающихся мастеров, обмерных чертежей (например, М. Ф. Казаков собирает таковые с лучших домов Москвы) и т. д.

Собирательство, коллекционирование, которое было широко распространено еще в петровские времена, приобретает теперь менее случайный характер. Трудами президентов Академии И. И. Шувалова, И. И. Бецкого пополняется академическое собрание живописи и рисунка, при Павле I приобретается коллекция копий античных скульптур и большое собрание рисунков Ж.-Б. Греза. И. И. Шувалов в 1770-е гг. покупает коллекцию антиков для вице-канцлера А. М. Голицына. А. С. Строганов, Н. А. Демидов в Париже и Риме целенаправленно посещают мастерские выдающихся живописцев и скульпторов. Так, помимо царских собраний предметов искусства, которые усиленно пополнялись, появились солидные частные коллекции: собрания Шереметевых, Голицыных, Безбородко, Строгановых и даже значительные коллекции в провинциальных городах и дворянских усадьбах (Ярославль, Кострома, Саратов, Нижний Новгород и др.).

Одновременно с коллекционированием рождается мощная волна библиофильства, начиная с собрания Е. Р. Воронцовой-Дашковой, которая уже в 15 лет имела библиотеку в 900 томов (где были «Энциклопедия» Дидро и Д’Аламбера труды Монтескье, Вольтера, сочинения Буало), до библиотек А. А. Безбородко, И. И. Бецкого, Н. И. Панина, А. С. Строганова, А. П. Шувалова, П. В. Завадовского, Д. П. Трощинского, собраний Воронцовых, Демидовых, Шереметевых и др. А. И. Мусин-Пушкин коллекционировал древнерусские рукописи и впервые опубликовал в 1800 г. «Слово о полку Игореве» из своего собрания. Наконец, библиотека самой императрицы насчитывала 40 тыс. томов. Часто те же люди коллекционировали монеты, медали, геммы и т. д.

В художественной жизни второй половины столетия происходят и другие изменения. Прежде всего иными становятся взаимоотношения отечественного и общеевропейского искусства: теперь не только покупаются произведения для России, но и русские художники продают свои работы в европейские собрания. Иностранных мастеров приглашают по-прежнему, но (невиданно ранее!) иногда им заказывают портреты еще у них на родине, для «апробации». Это не исключает, разумеется, прямого царского или высоковельможного заказа большому европейскому мастеру (так, Дж. Рейнолдс работает для Екатерины и Потемкина).

Еще одна характерная черта художественной жизни этого времени — усиление переводческой активности: переводы различных лексиконов, трактатов архитекторов (впрочем, Витрувия, Палладио, Виньолу знали уже в первой половине столетия). Как примету времени отметим, что во второй половине XVIII в. стал ощутим слой именно художественной интеллигенции. Иван Никитин и Андрей Матвеев, Михаил Земцов и Иван Коробов, по сути, были одиноки, общаясь либо с иностранными мастерами, положение которых (не только материальное, но и общественное) было неизмеримо более высоким, либо с отечественными мастерами-ремесленниками, исполнявшими работу под их началом. И хотя эта разница в положении русских и иностранных художников в большой степени сохранялась и в екатерининско-павловское время, отечественные художники уже имели своих, отечественных, критиков и единомышленников. Достаточно назвать лишь один «державинско-львовский кружок» (о нем подробнее см. ниже), сыгравший огромную роль в судьбе двух ведущих художников этого времени — Д. Г. Левицкого и В. Л. Боровиковского.

Не забудем также, что художественные идеи (идущие в основном из стен Академии) к этому времени распространялись в России значительно шире, чем ранее. Через Москву, где сохранялась своя стойкая художественная традиция, идеи классицистической архитектуры находили воплощение по всей стране в усадебном строительстве, а живописные «новшества» по-своему претворялись в сохранявшем свою самобытность, но страстно стремившемся усвоить «столичный дух» провинциальном портрете. Академия для провинции была, естественно, высшим авторитетом.

За почти 50 лет существования Петербургская императорская «Академия трех знатнейших художеств» заявила о себе как учебное заведение высокого класса, как союз художников, осуществляющих контакты со зрителем, и как центр теоретической мысли. Она следовала определенной системе обучения и подготовила за этот период прекрасных мастеров, создавших замечательные произведения искусства. Сбылось предсказание Я. Б. Княжнина, прозвучавшее в речи академическим ученикам в 1779 г.: «Ожидай, Россия, превосходных художников, происходящих из собственных недр твоих» .

К концу XVIII в. Академия стала истинным центром художественной культуры со строгой системой обучения. Ее учреждение было сугубо позитивным явлением XVIII в., абсолютно необходимым для дальнейшего развития отечественного искусства. Абстрактность и нормативность ее системы в какой-то мере в силу общественной ситуации стали сказываться негативно лишь в следующем столетии.