Методология О. Шпенглера

Исследователь различает два типа морфологии, рассматривая их относительно предмета, подверженного анализу. Морфология механического и протяженного, наука, открывающая и систематизирующая законы природы и причинные отношения, названа им систематикой. Морфология органического, истории и жизни — физиогномикой. Ученый полагает, что, если систематический способ рассмотрения мира достиг на Западе своей вершины в течение истекшего столетия, то физиогномическому еще предстоит сформироваться. К чертам лица истории он относит: формы государства, политические и хозяйственные формы, сражения, искусства, науки, богов, математику и мораль. Все эти формы есть символическое выражение души. Продолжая сравнивать возможности познания природы и истории, он указывает, что познание первой есть дело воспитания, знатоком же истории — рождаются; познание природы — это работа, познание истории — это творчество. Рассудок, система, понятие, как считает он, убивают предмет; «познанный» таким образом предмет становится застывшим, позволяющим измерять себя и расчленять. Напротив, созерцание — одушевляет. Интересно, что О. Шпенглер сближает деятельность историка и поэта и в духе пифагореизма уподобляет душу художника как некий микрокосм душе культуры. Эти его размышления о соотношении научного и поэтического познания, которое он сближает с историческим познанием, необычайно близки взглядам А. Бергсона, с сочинениями которого, судя по всему, он не был знаком во время написания первого тома.

Свой метод О. Шпенглер называет методом сравнительной морфологии; впоследствии, анализируя его методологию, исследователи называют его компаративистом'. Применение компаративистского метода наглядно иллюстрируют таблицы, в которых О. Шпенглер указывает на соотнесенность разных культурных событий в отдельных локальных, отстоящих в значительном времени друг от друга культурах. Тем самым он пытается установить единообразие в прохождении отдельных этапов своего развития в каждой культуре: «В ведическом, гомеровском и китайском раннем времени — с их крепостями и замками, с рыцарством и господством феодалов — мы усматриваем полную картину готики, а „эпоха великих протекторов“ (Минджу, 685−591) всецело соответствует времени Кромвеля, Валленштейна, Ришелье и древнейших античных тираний». Правда, некоторые аналогии у О. Шпенглера страдают натянутостью, порой неточностью, на что указывали его многочисленные оппоненты.

Автор поясняет особое значение используемого им понятия «одновременные»: «Я называю » одновременными" два разных факта, которые, каждый в собственной культуре, происходят в точно том же — относительном — состоянии и имеют в точности соответствующее значение". Поэтому он стремится доказать, что все без исключения великие творения и формы религии, искусства, политики, общества, хозяйства, науки одновременно возникают, завершаются и угасают во всей совокупности культур.

На то, что нелегко анализировать научный метод Шпенглером, указывал А. Л. Крёбер, который писал, что «Шпенглер слишком мало похож на ученого-историка, чтобы приводить настоящие доказательства. Он — догматик интуитивистского толка, одержимый желанием выстроить законченную систему. Факты, которые не укладываются в систему, он обычно просто не замечает. Ближе всего Шпенглер подходит к упорядочению исторических данных в тройной таблице в конце Введения. Это единственное место в сочинении Шпенглера, вполне упорядоченное и методичное в обычном смысле слова; поэтому оно заслуживает анализа». Этот анализ предпринимает автор на страницах указанной работы.