Дворянская патерналистская монархия XVIII в

А. Новое обоснование легитимности власти

Обоснование легитимности власти государя и, следовательно, государственной власти, которая персонифицировалась в царе, в XVIII в. существенно изменилось. Новый официальный взгляд был ясно выражен в «Правде воли монаршей» (1722) в соответствии с теорией договорного происхождения власти, популярной в то время в Западной Европе: власть возникла по договору и для пользы подданных, народ передал власть в руки монарха добровольно, навсегда и безусловно. Вот почему норманская теория в XVIII—XIX вв. являлась официальной версией происхождения русского государства. Это рациональное основание власти было непонятно народу' и предназначалось для социальных верхов. Основанием, понятным массам, признавалось церковное учение о богоустановленности власти, но в соответствии с духом времени известные слова из Библии получали современную интерпретацию: «Всякий государь, наследием или избранием скипетр получивший, от Бога оный приемлет» (выделено мною. — Б. М). Чтобы примирить договорную теорию и учение о богоустановленности власти, был провозглашен принцип: «Глас народа — глас Божий». Всякая власть от Бога, потому что народная воля управляется Божьей волей. Третье обоснование власти состояло в том, что она имеет целью общее благо всех подданных — их телесное и духовное благосостояние, лучшее земное устроение и общий мир. Эта цель, однако, может быть достигнута в том случае, если государство распоряжается и телом, и душой подданных, устанавливает для них различие добра и зла, употребляет и направляет силы и способности каждого к цели, намеченной властью. Новое обоснование власти снимало с государя ограничение традицией и обычаем. Традиция переставала быть священной, а древность государственных институтов — критерием их совершенства, что позволило верховной власти вносить в государственный строй и общественный быт большие изменения, руководствуясь вполне рациональным соображением — стремлением к общему благу. Изменение характера русской государственности при Петре I отразилось в самом названии России: Святая Русь стала называться Российской империей — священное государство стало светским.

Из обоснования легитимности выводились три правила поведения общества: 1) выполнять все повеления власти без ропота и сопротивления,.

2) никогда не судить своего государя, 3) не указывать монарху, что делать. Сравнительное XVI—XVII вв. правила в значительной мере изменились. Теперь главной обязанностью царя стало руководить всей жизнью подданных ради их же блага, а главной обязанностью подданных — безропотно подчиняться тоже ради своей пользы, ибо один царь, даже вопреки желанию общества, может обеспечить общее благо. Другими словами, царь остался субъектом, но общество превратилось в объект руководства и управления. Изменились также цели власти и правила поведения государя. Ему вменялось в обязанность заботиться о всенародной пользе и благе Отечества, понимаемыми теперь не как заботу о спасении душ своих поданных, а как заботу о материальном благополучии подданных, экономическом и политическом процветании государства. Сам Петр I разделял и активно претворял этот взгляд в жизнь. Например, в 1711 г. была введена новая форма присяги не только на имя государя, как было прежде, но и на имя государства.

При Петре I власть монарха приобрела самодержавный характер дефакто и формально-юридически. Законодательное определение самодержавия дано в ряде указов и, в частности, в 1716 г. в Воинском уставе: «Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах отчет дать не должен, но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомыслию управлять». В Регламенте Духовной коллегии в 1721 г. власть монарха прямо названа «самодержавной». Таким образом, Петр I, отказавшись от одной половины старой формулы легитимности власти, накладывавшей на государя обязанность ограничивать свою власть моралью, религией и традицией, в полной мере воспользовался второй половиной формулы, дававшей легитимному государю полную свободу рук и воли.

В манифесте Анны Иоанновны о вступлении на престол в 1730 г. подтверждается «самодержавство» императорской власти. Екатерина II, следуя духу просвещенного абсолютизма, в своем «Наказе» рационально обосновывала необходимость самодержавия для России двумя обстоятельствами: огромным пространством российского государства, чтобы быстрота решений монарха могла компенсировать дальность расстояний (аргумент Монтескье), и выгодой для подданных повиноваться одному господину, а не многим (в этом заключается намек на аристократический и демократический образ правления). Просвещенный самодержавный монарх может и должен соединить знания и власть, насаждать всей полнотой своей власти естественное право и рациональные истины, недоступные темным массам, направить действия людей «к получению самого большого для них добра», не отнимая при этом их «естественной свободы». Екатерина II более настойчиво и последовательно, чем Петр I, стремилась к утверждению в России «законной монархии», способной реализовать общественные потребности в благополучие каждого подданного.

В царствование Павла I в 1797 г. самодержавная власть государя еще раз получила законодательную формулировку. Самодержавный государь для получения прав на престол более не нуждался в чьем-либо одобрении. Участие народа в коронационных торжествах сохранилось, но перестало служить средством придания церемонии легитимности, способом получения народного одобрения нового монарха и выполняло роль символической процедуры. Вступление на престол сопровождалось изданием манифеста и одинаковой для всех присягой подданных. Но в 1741 г. Елизавета Петровна запретила приводить к присяге помещичьих крестьян (48% всего населения страны), как объяснялось в указе, ввиду принесения за них присяги со стороны помещиков. В начале XVIII в. изменился также формуляр царских указов: старинная формула «государь указал и бояре приговорили» исчезла. Вместо ссылок на ходатайства подданных, совещания с Боярской думой и решения земских соборов мы встречаем только указание на монаршую волю, подкрепляемое ссылкой на государственный интерес: «Мы, Петр первый, царь и самодержец всероссийский, и проч., и проч., и проч., объявляем сей указ всем подданным нашего государства»; «Мы, Петр III, по данной нам от всевышнего власти, из высочайшей нашей императорской милости… жалуем всему российскому благородному дворянству вольность и свободу».

Петр I — первый царь, нарушивший традицию оправдывать свои действия ссылками на старину и открыто действовавший в соответствии с рациональными соображениями, — при первой возможности навсегда избавился от патриарха, Боярской думы. Освященного собора и перестал созывать земские соборы (последний был созван в 1683 г.). Другими словами, даже Петр I боялся иметь рядом с собой эти учреждения, следовательно, они действительно ограничивали действия царя.

Упразднив Боярскую думу как учреждение в 1700 г., Петр I нашел применение боярам в новых учреждениях, прежде всего в Сенате (1711). Царь превратил боярство в новую элиту, которая продолжала доминировать в высшем эшелоне власти, но на условиях, продиктованных Петром: полное подчинение монарху; обязательность государственной службы, которая должна начинаться с низших чинов и проходить с учетом не столько происхождения, сколько компетенции, образования и служебной пригодности; лишение аристократии собственной организации; открытость для представителей из других социальных групп. Аристократия приняла эти условия, но через пять лет после смерти Петра I, в 1730 г., при избрании на престол Анны Иоанновны, сделала попытку восстановить свое прежнее значение и ограничить самодержавие. Однако среди дворянства взяли верх сторонники самодержавия. Аналогичным образом Петр поступил и с иерархами православной церкви. Освященный собор фактически прекратил свое существование в 1700 г. со смертью последнего патриарха. В 1721 г. вместо него был учрежден Правительственный Синод, который был признан патриархами восточных православных церквей в качестве высшего соборного правительства русской церкви, равнозначного патриархам. Церковь перешла под контроль государства, а ее догматическое и нравственное учение было приспособлено к светским потребностям последнего. Знаковыми для нового положения церкви явились два события. В 1730 г. Анна Иоанновна во время коронации в соборе вошла в алтарь, что в православии делать женщинам воспрещается, и причастилась по священническому чину (с 1676 г. так причащались государи мужского пола). Начиная с Елизаветы Петровны возложение на себя короны и порфиры стало производиться не высшим церковным иерархом, как прежде, а самим государем.

С 1721 г. царь принял титул императора. Смысл этого состоял в том, чтобы указать на стремление России следовать западноевропейским традициям, в то время как царский титул говорил о преемственности русских государей с византийскими. С 1724 г. короновался не только государь, но и государыня, а обряд коронования начиная с Екатерины I стал происходить по европейскому образцу. Сложная система придворных ритуалов, церемоний, празднеств, приемов и символов утверждала образ монарха как героя, просвещенного лидера, одобренного Богом и обществом. Все эти новые моменты служили двоякой цели — поставить российских монархов вровень с западноевропейскими и максимально высоко над подданными.

В XVIII в. у всех слоев русского общества изменились политические воззрения, но у высших классов в большей мере, чем у низших. В начале XVIII в. идея всеобщей службы государю с целью достижения божественной благодати и спасения сменилась идеей всеобщей службы государству ради общего блага. Считалось, что именно гражданская служба царя и подданных ради «общей народной пользы», «общего блага» есть основной путь к спасению. В дворянском обществе возникла и постепенно усваивалась идея о необходимости формального ограничения самодержавия фундаментальными, основными законами, обязательными не только для подданных, но и для монарха. В 1730 г. члены Верховного тайного совета попытались обусловить вступление на престол Анны Иоанновны принятием «кондиций», ограничивающих власть монарха некими, неизвестными историкам, принципами. В 1754 г. фаворит Елизаветы Петровны И. И. Шувалов разработал проект введения «фундаментальных и непременных законов». В следующее царствование с подобными проектами выступил воспитатель цесаревича Павла Н. И. Панин, А. А. Безбородко, А. Р. Воронцов, а сама императрица публично высказывала идеи о том, что законы, установленные монархом, должны составлять фундамент общественной жизни, в своем «Наказе, данным Комиссии для сочинения Нового уложения». В 1780-е гг. Екатерина II перешла от слов и рекомендаций к делу, разработав проект Свода государственных установлений, которые, по ее мысли, должны были лечь в основание «законной монархии» России. Императрица не окончила свой проект и не опубликовала завершенные части, но все свое царствование пыталась реализовать идеи, в нем заложенные.

Православное духовенство поддерживало традиционную концепцию власти: царская власть сравнивается с отцовской; священное венчание на царство сообщает царской власти святость, а союзу между царем и народом — любовь; деятельность царя неразрывно связана с осуществлением воли божьей; подчинение царской власти Богу создает союз церкви и государства, которые дружно и в одинаковом направлении ведут народ ко благу. Этот взгляд на самодержавие был по-прежнему понятен и близок народному воззрению на государя как на сакрального монарха.

Патерналистская парадигма верховной власти официально поддерживалась в течение всего периода империи и часто фигурировала в правительственных указах XVIII—XIX вв. Титул «Отца Отечества», который принял Петр I в 1721 г., адекватно отражал взгляды государя, окружения и подданных на характер его власти. Все монархи воспитывались в соответствующем духе, им с детства внушалось, что русские цари — защитники и носители национального духа страны, они являются для народа оплотом отеческой цоЬ) отъ и бесконечной справедливости. Патерналистские идеи господствовали в среде крестьянства до конца империи, а в русской армии — до 1860-х гг.: офицеры смотрели на солдат как на детей, а солдаты на офицеров — как на отцов-командиров.

Политические представления, которые утверждали такие идеи, как патернализм, народность, демократизм, могущество и священность монарха, тождественность интересов царя и народа в XVIII — первой половине XIX в. под влиянием государственной и церковной пропаганды глубоко проникли в народную, прежде всего крестьянскую, политическую культуру и приняли форму так называемого наивного монархизма, который отнюдь не был наивным, поскольку народ активно использовал свой монархизм в борьбе за собственнные интересы. Народным идеалом политического устройства в XVIII-первой половине XIX в. являлась самодержавная монархия, в силу этого существовавший государственный строй признавался легитимным. Новый момент в народном политическом сознании XVIII в. состоял в том, что государь стал отделяться от государства как от аппарата принуждения, как от совокупности чиновников, стоящих между народом и государем. Но это только усиливало патерналистскую парадигму.