Активизм и ценности

Будем называть «активизмом» уверенность, что история делается самими людьми. Такая уверенность обычно сопровождается стремлением к активности, неприятием бездеятельности и пассивного ожидания. Как выразил «активистскую позицию» Маркс в своих «Тезисах о Фейербахе», «философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы его изменить».

Активизм является необходимой предпосылкой развития аксиологии и интереса к ценностям, которыми руководствуется человек в своей деятельности. Если все в мире предопределено судьбой, волей Бога или непреложными законами природы, для человеческой деятельности, направляемой ценностями, просто не остается места.

Вместе с тем иногда активизм оказывается пустой декларацией, прикрывающей отрицание значения активности человека в определении хода истории. В этом случае активизм не предполагает никаких ценностей и является только завуалированной формой объективного истолкования смысла истории.

В частности, активизм, который, подобно активизму Маркса, опирается на идею естественных законов истории, столь же непреложных, как и законы природы, является внутренне непоследовательной позицией. Такой активизм предполагает, что общество изменяется людьми, но при этом движется по предопределенному и неизменному пути, стадии которого предначертаны непреложной исторической необходимостью.

В предисловии к первому тому «Капитала» Маркс, настаивавший на активном вмешательстве человека в ход истории, таким образом был вынужден ограничить возможность этого вмешательства: когда общество находит естественный закон, определяющий его развитие, даже в этом случае оно не может ни перескочить через естественные фазы своей эволюции, ни выкинуть их из мира росчерком пера; единственное, что оно может все-таки сделать, — это сократить и облегчить родовые муки, сопровождающие появление на свет нового, исторически необходимого явления.

Совмещение активизма с идеей «железных законов истории» вызвало критику уже в конце XIX в. Утверждалось, в частности, что создание политической партии, ставящей своей целью уничтожение капитализма и построение социализма, столь же бессмысленно, как и создание партии, борющейся за то, чтобы Луна в соответствии с законами природы двигалась по своей орбите.

Поппер так перефразирует активистское изречение Маркса: сторонник железных законов истории может только объяснить социальное развитие и помогать ему различными способами; однако, по его собственному убеждению, дело заключается в том, что никто не способен изменить ход социального развития.

Историцизм не учит бездеятельности и фатализму и вместе с тем утверждает, что любая попытка вмешаться в социальные изменения тщетна.

Историцизм видит основную задачу индивидуальной жизни в том, чтобы быть добровольным инструментом для достижения историей ее объективных целей.

Если человек будет бороться против них, ему все равно не удастся остановить или изменить ход истории. Все, чего он добьется, так это своего осуждения потомками. Тот, чья деятельность идет по линии движения истории, удостоится со временем общественной похвалы, в то время как тех, которые пытаются действовать против хода истории, ждет неминуемое осуждение. Историцизм проводит, таким образом, идею, что высший суд есть суд истории, или, как говорили в Средние века, «Всемирная история — это всемирный суд».

Эта идея, характерная для всех коллективистических обществ, замещается в индивидуалистических обществах убеждением, что высшим судьей своей жизни и своей истории является сам человек, живущий в конкретную эпоху.

Историцизм представляет собой крайнюю версию историзма.

Отсутствие законов исторического развития не означает ни того, что в истории нет причинных связей, ни того, что в ней нельзя выявить определенные тенденции, или линии, развития. В истории действует принцип причинности: «Все имеет причину, и ничто не может произойти без предшествующей причины». Этот принцип универсален, он распространяется на все области и явления, и совокупная деятельность людей, именуемая историей, не является исключением из него. Однако законы отличны от причинных связей, и наличие в истории причинности никак не означает существования исторических законов. Выявление причинных зависимостей между историческими событиями — одна из основных задач науки истории.

Другой ее важной задачей является обнаружение складывающихся в определенный период в определенном обществе тенденций развития, прослеживание линий развития его институтов, идей и т. д. Примерами таких тенденций могут служить технический прогресс, ставший одним из основных факторов социального развития, начиная с Нового времени, рост народонаселения в некоторых обширных регионах мира и т. п.

Тенденции не являются законами истории, хотя их часто путают с ними. Прежде всего, научный закон — это универсальное утверждение, его общая форма: «Для всякого объекта верно, что если этот объект имеет свойство Л, то он имеет также свойство В». Высказывание о тенденции является не универсальным, а экзистенциальным: оно говорит о существовании в определенное время и в определенном месте некоторого направленного изменения. Если закон действует всегда и везде, то тенденция складывается в конкретное время и срок ее существования ограничен.

Скажем, тенденция роста численности населения сохранялась сотни и даже тысячи лет, но она может измениться за считанные десятилетия. Технический прогресс охватывает три последних столетия, однако при определенных неблагоприятных обстоятельствах его результаты могут быть утрачены в течение жизни одного поколения. Тенденции, в отличие от законов, всегда условны. Они складываются при определенных условиях и прекращают свое существование при исчезновении этих условий.

Тенденция, отчетливо проявившаяся в одну эпоху, может совершенно отсутствовать в другую эпоху. Например, греческие философы говорили о ясном направлении смены форм правления: от демократии к аристократии и затем к тирании. Но сегодня такой тенденции уже нет: некоторые демократии длятся, не вырождаясь, сотни лет, другие сразу же переходят к тирании и т. д.^[1]

ния к лучшему сложилась и окрепла в эпоху Просвещения. В качестве единого принципа исторической науки принцип возвышения духа, возникающего из природы, обретающего самостоятельность и в силу внутренней необходимости постоянно движущегося вперед, первым сформулировал Г. Лейбниц. Историческая наука Просвещения, проникнутая оптимизмом своего времени, считала всесторонний культурный прогресс, включая, разумеется, прогресс ценностей, очевидным следствием освобожденного от религиозных предрассудков разума. Идея прогресса стала формулироваться как всеобщий закон, детерминирующий динамику истории.

Прогрессизм как вера в неуклонный прогресс опирался прежде всего на очевидное бурное развитие науки и техники. Однако он не останавливался на этом, распространяя идею восходящего развития на все другие области культуры.

Вера в прогресс получила особое распространение в XVIII в., в период торжествующей национальной и культурной экспансии, когда Западная Европа сделалась своего рода центром мира. Но даже в этот период трудно было согласовать поверхностный оптимизм с историческими фактами.

Обычно различают две формы прогрессизма: веру в прогресс как бесконечное восходящее развитие, не имеющее предела, и веру в прогресс как развитие, ведущее в конце концов к совершенному обществу.

Элемент бесконечного прогресса есть у Гегеля в его диалектических триадах. Наибольшее значение для развития идеи поступательного движения без определенного завершения имело неокантианство, истолковывавшее действительность как никогда не кончающийся акт творения, порождаемый культурной деятельностью человека.

Вторая форма прогрессизма — это утопизм, характерным примером которого является теория социального развития Маркса. Утопические концепции, активизировавшиеся начиная с эпохи Возрождения, продолжают питать революционные движения и в наши дни.

XX в., вместивший две мировые войны, социалистические революции и тоталитарные режимы, уничтожившие десятки миллионов людей, обнажил проблематичный характер прогресса. Стало очевидным, что идея прогресса вовсе не является всеобщим историческим законом. Прогресс распространяется далеко не на все сферы социальной жизни, а его результаты в тех областях, где он все же имеет место, неоднозначны.

Неожиданность и радикальность, которыми сопровождался распад прогрессизма, были столь поразительны, что многие из тех, кто в свое время боролся против этой идеологии, почувствовали себя призванными защитить те ее элементы, которые были достойны, на их взгляд, оправдания.

Мы потеряли веру в «прогресс» и считаем его понятием ложным, туманным и произвольным, писал в начале 1920;х гг.

С.Л. Франк. Человечество вообще, и европейское человечество в частности, вовсе не беспрерывно совершенствуется, не идет неуклонно по какому-то ровному и прямому пути к осуществлению добра и правды. Напротив, оно блуждает без предуказанного пути, подымаясь на высоты и снова падая с них в бездны, и каждая эпоха живет какой-то верой, ложность или односторонность которой потом изобличается. Франк полагает, что подлинного прогресса не было даже в Новое время, когда возникла сама идея прогресса. Раньше этот период представлялся временем бесспорного совершенствования человечества, освобождения его от интеллектуальной, моральной и духовной тьмы и узости прошлого, расширения внешнего и внутреннего кругозора его жизни, увеличения его могущества, освобождения личности, накопления не только материальных, но и духовных богатств, повышения нравственного уровня. Но теперь стало очевидным, что Новое время было эпохой, которая через ряд блестящих внешних успехов завела человечество в какой-то тупик и совершила в его душе непоправимое опустошение. В итоге этого яркого и вселяющего оптимизм развития культуры, просвещения, свободы и права человечество пришло совершенно неожиданно для себя к состоянию нового варварства.

Суждения Франка о прогрессе чересчур скептичны. В них не различаются с достаточной ясностью области, в которых прогресс очевиден, области, в которых он чередуется с периодами регресса, и, наконец, области, в которых он просто отсутствует или не может быть обнаружен из-за краткости известной нам истории.

Есть несомненный прогресс в знании и техническом умении, причем результаты его постоянно передаются из поколения в поколение и все более становятся всеобщим достоянием.

В этой области, отмечает К. Ясперс, мировая история может быть понята как развитие по восходящей линии, хотя и содержащее отступления и остановки, но в целом связанное с постоянным ростом достижений. В научный и технический прогресс вносят свою лепту все люди, все народы; результаты такого прогресса по самой своей сущности доступны всем людям и действительно становятся достоянием всех. В современную эпоху научный и технический прогресс достиг своей высшей точки за всю предшествующую историю.

Однако это лишь одна линия целого. Прогресс в науке и технике не является, конечно, всеобщим законом истории. Это только длительная историческая тенденция, которая, можно думать, продолжится и в будущем. Научный и технический прогресс ведет к единству в области знания, но не к единству человечества.

Но уже в искусстве прогресс сомнителен. Будучи всеобщим достоянием, искусство достигает высокого совершенства лишь у определенных народов и в определенные исторические периоды. Затем, взойдя на неповторимую высоту, оно как бы исчерпывает заложенные в нем потенции. Свершенное становится классикой, и новая волна в искусстве представляет собой уже совершенно иной стиль и не считает себя продолжением или даже преодолением того, что было достигнуто ранее.

Нет сколько-нибудь заметного прогресса в человеческой природе, в человеческой доброте и мудрости, в развитии интеллектуальных способностей человека. Высокоразвитые культуры не вызывают восхищения у народов, значительно уступающих им в развитии.

Как отмечает Ясперс, быстрый рост усредненности, неразмышляющего населения, даже без борьбы, самим фактом своей массовости, торжествует, подавляя духовное величие. Беспрерывно идет отбор неполноценных индивидов, прежде всего в условиях, когда хитрость и брутальность служат залогом значительных преимуществ.

Прогресс ценностей не является, таким образом, однозначным. В одних областях он очевиден, в других едва заметен, в третьих, судя по всему, вообще отсутствует. Более того, по-видимому, имеются сферы, в которых в современную эпоху наблюдается не прогресс, а очевидный регресс.

Идея прогресса, чрезвычайно популярная еще сто лет назад, в свете событий прошлого века оказалась не очевидной и не однозначной. Прогресс — вовсе не закон истории. Прогрессивное развитие в тех областях, где оно существует, — результат прежде всего человеческого разума и человеческих усилий.

• [1] ЦЕННОСТИ И ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС От проблем смысла истории и законов истории неотделима проблема исторического прогресса. Идея прогресса как неуклонного движения вперед, от низшегок высшему, перехода на более высокие ступени развития и измене-