Генезис гегелевской концепции спекулятивного

Генезис гегелевской концепции спекулятивного

Прежде чем приступить к анализу генезиса гегелевской концепции спекулятивного, необходимо сделать одно замечание, заключающееся в констатации того, что большинство исследователей гегелевского наследия, имея в виду спекулятивную проблематику, интерпретируют спекулятивное у Гегеля как форму. Даже если оставить в стороне содержательный аспект спекулятивного, который пока не нашел внятной артикуляции в современном гегелеведении, то приходится констатировать, что наиболее распространенная в нем трактовка спекулятивности, состоящая в том, что развитие всего сущего, по Гегелю, подчиняется логике триадического движения мысли, формой которого выступают тезис, антитезис и синтез, не аутентична гегелевскому пониманию спекулятивного. Проблема аутентичности понимания спекулятивной проблематики — основная проблема историко-философского подхода к ее интерпретации в учении Гегеля. В связи с этим следует отметить, что в последнее время появился целый ряд работ, выражающих точку зрения тех отечественных и зарубежных историков философии, которые полагают, что гегелевское учение и история философии в целом все еще не достаточно осознаны современниками [6: 165]. Подобной точки зрения, в частности, придерживается известный немецкий исследователь наследия Гегеля П. Райзингер, который выразил эту позицию следующими словами: «Одним из последствий гегельянства — но не философии самого Гегеля является то, что в связи с идеологическими предрассудками различного происхождения была утрачена одна важная интеллектуальная способность, а именно: способность гносеологически адекватно понимать учение Гегеля» [7: 83]. В этом контексте надо отметить и характерную позицию основоположника коммуникативной теории Ю. Хабермаса по отношению к проекту модерна, впервые нашедшего обоснование, как полагал Хабермас, в философии Канта и особенно Гегеля, провозгласивших тезис об имманентном разуме, фундирующим все сферы человеческого бытия. Ю. Хабермас, будучи также одним из критиков проекта модерна, не соглашается на радикальное исключение разума, считая его универсальной категорией, пронизывающей культуру, науку и общество. В дискурс о модерне оказались вовлеченными практически все постгегелевские философские направления — левые и правые гегельянцы, Ницше, позитивисты, Хоркхаймер и Адорно, Хайдеггер, Деррида, Батай, Фуко и др., сориентированные на радикальный отказ от этого проекта, на его исключение из жизненного мира современного человека. Наиболее остро Ю. Хабермас полемизирует с представителями т. н. философии постмодерна, отвергавших саму мысль о праве на существование философии сознания, возведенной представителями классического немецкого идеализма в ранг адекватного выражения истины всего сущего. Вопреки довольно распространенному сегодня убеждению, Ю. Хабермас высказал мысль не только о солидарности с проектом модерна, но и о его незавершенности. По мнению Хабермаса, «философия, даже если она устраняется от проблематичной роли указчика места и судьи, все-таки может — и должна — сохранить за собой притязания на разумность, выполняя более скромные функции местоблюстителя и интерпретатора» [8: 12].

Утверждения о неадекватности восприятия нашими современниками гегелевской философии не лишены оснований, несмотря на то, что они звучат достаточно парадоксально на фоне огромного числа исследований, посвященных Гегелю. На наш взгляд, причиной этой неадекватности является то, что до сих пор не было понято и по достоинству оценено концептуальное ядро гегелевской философии — спекулятивность.

Цель статьи — проследить генезис концепции спекулятивности адекватной гегелевскому пониманию её сути в его главных произведениях — «Феноменологии духа», «Науке логики» и «Энциклопедии философских наук».

Приступая к анализу генезиса понятия спекулятивного, следует отметить, что гегелевская философия есть система спекулятивных определений абсолютной идеи. Идея есть процесс, а поскольку по форме и содержанию она спекулятивна, постольку спекулятивность на различных этапах ее движения различна. Каждому моменту развития абсолютной идеи соответствуют специфические формообразования спекулятивного. Поэтому форму и содержание спекулятивного прежде всего следует рассмотреть в их генезисе. Цель статьи — проследить возникновение гегелевской концепции спекулятивности в основных произведениях Гегеля — «Феноменологии духа», «Науке логики» и «Энциклопедии философских наук». Достижение этой цели предполагает исследование не только спекулятивного, но и логического, поскольку Гегель считал спекулятивной свою логику. Уяснение отношения логического и спекулятивного позволит понять отличие гегелевской концепции спекулятивного от того, как относились к этому понятию Лейбниц и Кант.

Значения спекулятивного и логического начали исследоваться Гегелем в «Феноменологии духа». Именно здесь он наметил различие между рассудочным, диалектическим и спекулятивным моментами понятия, хотя это различие еще не приобрело такой определенности, как в «Энциклопедии философских наук». Особенность понимания Гегелем спекулятивного в «Феноменологии духа» заключается в отождествлении его с логическим. «В этой природе того, что есть: быть в своем бытии своим понятием — и состоит вообще логическая необходимость; она одна есть разумное и ритм органического целого; она в такой же мере есть знание содержания, в какой содержание есть понятие и сущность, другими словами, она одна есть спекулятивное» [3: 30−31].

В этом небольшом, но емком и глубоком по смыслу положении Гегель дал сразу два важных определения логического и спекулятивного. Во-первых, он указал на тождественность этих понятий. Во-вторых, подчеркнул, что логическое и спекулятивное выражают необходимость, которая есть само разумное, задающее ритм развития бытию и органическому целому науки, т. е. знанию понятия сущности бытия. Поэтому не удивительно то, что спекулятивное в «Феноменологии духа» ассоциируется у Гегеля с методом как процессом движения и развития знания. Спекулятивное единство понимается им не только как единство противоположностей, т. е. бытия и понятия, но поскольку спекулятивность рассматривается в этой работе на примере предложения, постольку она трактуется Гегелем как процесс, завершающийся различенным единством субъекта и предиката, содержания и сущности, не наличным возвращением сущности в себя. Таким образом, спекулятивное как методический процесс не только конституирует содержание в виде наличного бытия знания, но и представляет содержание в форме понятия. Этот момент Гегель именует задержкой. «Снятие формы предложения должно совершаться не только непосредственно, не через одно лишь содержание предложения, — указывает философ, — это противоположное движение должно быть выражено, оно должно быть не только упомянутой внутренней задержкой, но это возвращение понятия в себя должно быть изложено. Это движение, которое составляет то, что в других случаях должно выполнять доказательство, есть диалектическое движение самого предложения. Оно одно есть действительное спекулятивное, и только выражение этого движения есть спекулятивное изложение. В качестве предложения спекулятивное есть только внутренняя задержка и неналичное возвращение сущности в себя. Поэтому мы так часто видим, что философские изложения отсылают нас к этому внутреннему созерцанию и благодаря этому избавляют себя от изложения диалектического движения, чего мы требовали. — Предложение должно выражать, что есть истинное, но истинное по существу есть субъект. В качестве субъекта оно есть только диалектическое движение, этот сам себя порождающий, двигающий вперед и возвращающийся процесс» [3: 35]. Спекулятивное здесь есть субъект или диалектическое движение, а не дискурсивное движение исключительно рассудочной мысли, не возвращающейся в самое себя. «Затруднение, которого следовало бы избегать, — поясняет Гегель, — заключается в смешении спекулятивного и дискурсивного способов, когда сказанное о субъекте в одном случае имеет значение его понятия, а в другом случае — только значение его предиката или акциденции» [3: 35]. Что же касается самого диалектического движения, то, как полагает Гегель, его стихия — чистое понятие; поэтому у него есть некоторое содержание, которое в себе самом есть от начала до конца субъект. «Изложение, оставаясь верным проникновению в природу спекулятивного, должно сохранять диалектическую форму и включать только то, что постигается в понятии и есть понятие» [3: 36].

Подводя итог анализу того, какую форму имеет спекулятивность в «Феноменологии духа», отметим, что она определена в этой работе Гегеля как единство бытия и понятия, а спекулятивный метод выступил как снятие их различия, результатом которого стало бытие как понятие в себе — первая категория «Науки логики». Снятие, таким образом, есть важнейшая определенность, конституировавшая движение сознания в «Феноменологии духа». Однако определение снятия Гегель дал не в ней, а в «Науке логики», в которой он так разъясняет его значение: «Снятие (Aufheben) и снятое (идеальное — ideelle), одно из важнейших понятий философии, одно из главных определений, которое встречается решительно всюду и смысл которого следует точно понять и в особенности отличать от ничто. — Оттого, что нечто снимает себя, оно не превращается в ничто. Ничто есть непосредственное; снятое же есть нечто опосредствованное; оно не — сущее, но как результат, имевший своим исходным пунктом некоторое бытие, поэтому оно еще имеет в себе определенность, от которой оно происходит» [3: 91]. Кроме того, Гегель вторично определил снятие в тексте «Науки логики», но уже в связи с понятием логического. Отождествление снятия и снятого с логическим расширило и уточнило объем логического, а также то, каким образом моменты логического, будь то бытие и мышление, или субъективное и объективное, содержатся в нем нераздельно, но в то же время отличаются друг от друга. Знание этой нераздельности и отличия есть одна из важнейших особенностей гегелевской философии, занятой уяснением значения понятия конкретного. Конкретность как суть снятия выступила формой содержания моментов в логическом и спекулятивном.

Новым моментом в «Науке логики» по сравнению с «Феноменологией духа» является понимание логического и спекулятивного как единства субъективного и объективного, а не только как тождества бытия и понятия. «Логика согласно этому определилась как наука чистого мышления, имеющая своим принципом чистое знание, не абстрактное, а конкретное, живое единство, полученное благодаря тому, что противоположность между сознанием о некоем субъективно для себя сущем и сознанием о некоем втором таком же сущем — о некоем объективном, — знают как преодоленную в этом единстве, знают бытие как чистое понятие в самом себе, а чистое понятие — как истинное бытие. Следовательно, это те два момента, которые содержатся в логическом. Но их теперь знают как существующие нераздельно, а не — в отличие от сознания — как существующие каждое так же и само по себе. Только благодаря тому, что их в то же время знают как отличные друг от друга (однако не как сущие сами по себе), их единство не абстрактно, мертвенно, неподвижно, а конкретно» [3: 48]. В этом тексте формулируется фундаментальное положение гегелевской философии о тождестве спекулятивного и логического, поскольку и то, и другое трактуются им как единство противоположностей. Следует заметить, что, кроме того, понятия логического и спекулятивного синонимичны так же в том смысле, что оба они выражают абсолют и метод его познания. Гегель называет свою логику спекулятивной еще и потому, что дистанцируется от односторонности формальной логики. Логика, по Гегелю, спекулятивна, поскольку она есть конкретное единство формы и содержания.

Так же впервые в «Науке логики» Гегель формулирует отношение рассудочного, диалектического, или отрицательно-разумного и положительно-разумного мышления. «Рассудок дает определения и твердо держится их; разум же отрицателен и диалектичен, ибо он обращает определения рассудка в ничто; он положителен, ибо порождает всеобщее и постигает в нем особенное. Подобно тому, как рассудок обычно понимается как нечто обособленное от разума вообще, так и диалектический разум обычно принимается за нечто обособленное от положительного разума. Но в своей истине разум есть дух, который выше их обоих; он рассудочный разум или разумный рассудок. Он есть отрицательное (das Negative), то, что составляет качество и диалектического разума, и рассудка. Этот дух отрицает простое (das Einfache) и тем самым полагает определенное различие, которым занимается рассудок; он также разлагает это различие, тем самым он диалектичен. Однако он не задерживается на этом нулевом результате, а выступает в нем и как нечто положительное, и, таким образом, восстанавливает первоначальное простое, но как всеобщее, которое конкретно внутри себя. Под конкретно всеобщее не подводится то или другое данное особенное, а в указанном процессе определения и в разложении его уже определилось вместе с тем и особенное. Это духовное движение, дающее себе в своей простоте свою определенность, а в ней — и равенство с самим собой, это движение, представляющее собой, стало быть, имманентное развитие понятия, есть абсолютный метод познания и вместе с тем имманентная душа самого содержания. — Я утверждаю, что философия способна быть объективной, доказательной наукой лишь на этом конструирующем себя пути. — Таким способом я попытался в „Феноменологии духа“ изобразить сознание. Сознание есть дух, как конкретное знание, и притом погрязшее во внешнем. Но движение форм этого предмета, подобно развитию всякой природной и духовной жизни, покоится только на природе чистых сущностей, составляющих содержание логики. Сознание как дух, который охватывает лишь явления и который освобождается на своем пути от своей непосредственности и сращенности с внешним, становится чистым знанием, дающим себе в качестве предмета указанные чистые сущности, как они суть сами по себе. Они чистые мысли, мыслящий свою сущность дух. Их самодвижение есть их духовная жизнь и представляет собой то, что конституирует науку и изображением чего она является» [2: 19−20].

Примечательно то, что Гегель здесь не только констатирует наличие рассудка, отрицательного, или диалектического разума и утвердительного, положительного разума (разработка понятия рассудка и отрицательного разума, правда, с позиции субъективного идеализма, была впервые предпринята Кантом), но и утверждает, что это духовное движение сознания от рассудка к диалектическому разуму, а от него — к положительному разуму есть необходимый путь абсолютного познания. Он есть освобождение духа, а логика есть движение чистых сущностей. Абсолютное познание есть чистое знание, поскольку мыслит чистые сущности. Движение чистых сущностей есть логика, а наука логики есть изображение этого духовного движения. В этом пассаже Гегель характеризует, таким образом, еще одну грань спекулятивного. Из тождества логического и спекулятивного следует, что именно в таком самодвижении от рассудочного познания к отрицательно-разумному и затем к разумно-положительному и заключается суть спекулятивного метода познания. Такая характеристика метода уникальна, поскольку ни в самой «Науке логики» на страницах, посвященных спекулятивному методу, ни в «Энциклопедии философских наук» такое изложение метода Гегелем больше не воспроизводится. В «Энциклопедии» рассудок, отрицательно-разумное и положительно-разумное мышление представлены более статически, в «Науке логики» они рассмотрены Гегелем в абсолютной динамике и трактуется эта динамика в качестве абсолютного метода познания содержания философии как доказательной науки. В «Науке логики», помимо этого, в главе «Абсолютная идея» спекулятивный метод получит подробное изложение, в котором Гегель выделит три пункта — «начало» [2: 757], «обнаружение различия, суждение, акт определения вообще» [2: 759] и «результат» [2: 766].

Итог генезиса понятий спекулятивного и логического формулируется Гегелем в «Энциклопедии философских наук». В § 79−83 Гегель дает развернутую формулировку этих понятий, а также отношения логического и спекулятивного. Начинается эта формулировка с различения трех моментов логического. «Логическое по своей форме имеет три стороны: а) абстрактную, или рассудочную р) диалектическую, или отрицательно-разумную у) спекулятивную, или положительно — .разумную» [4: 201]. Существенный момент в понимании логического заключается в том, что Гегель объективную сторону в логическом обозначил терминами «абстрактное», «диалектическое» и «спекулятивное», а субъективную — терминами «рассудочное», «отрицательно разумное» и «положительно разумное». Эти две группы определений логического тождественны, так как выражают одно и то же понятие, но одна — со стороны его объективности, а другая — со стороны субъективности. Поэтому важно заметить, что логическое выступает здесь у Гегеля как конкретное единство субъективного и объективного: «логическое есть непосредственно столь же всеобщее, сколь и сущее, столь же предположенное понятием, сколь и непосредственное» [4: 421].

Одним из фундаментальных положений философии Гегеля, являющимся ключевым в понимании ее спекулятивного характера, выступает тезис о том, что эти три стороны формы логического «не составляют трех частей логики, а суть моменты всякого логически реального, т. е. всякого понятия или всего истинного вообще» [4: 202].

Он тщательно разрабатывает и по-новому, в отличие от вольфовской трактовки логики как формальной науки, определяет логику как науку содержательную. В прежней метафизике форма, являясь субстанциальной по отношению к содержанию, присоединяла его как акциденцию. В гегелевской же логике содержание есть ничто иное, как определенность формы, а форма — определение содержания. В связи с этим возникает и новое понимание логического. Логическое выступает у Гегеля как понятие и, следовательно, имманентная суть как любой формы, так и всякого содержания.

Завершается генезис логического в заключительных параграфах третьей части «Энциклопедии философских наук». «Это понятие философии, — полагает Гегель, — есть мыслящая себя идея, знающая истина (§ 236), логическое в том значении этого слова, что оно есть всеобщность, удостоверенная в своем конкретном содержании как своей действительности. Таким образом, наука является возведенной к своему началу, и логическое оказывается ее результатом как духовное в том смысле, что оно из предполагающего суждения, в котором понятие существовало только в себе и в котором его начало было только чем-то непосредственным, тем самым, следовательно, из явления, которое оно имело в этом процессе познания на основе понятия, возвысилось до своего чистого принципа» [5: 420]. Здесь мы видим определение логического, совпадающее с основным определением метода, которое было развернуто в «Науке логики» (в «Энциклопедии философских наук» три пункта определения метода названы немного по-иному — начало [5: 421], суждение или вторая сфера [5: 422] и конечный результат [5: 423]). Таким образом, понятие логического в своем развитии совершило круг и пришло к той же дефиниции, что и в начале, но результатом такого движения стала система определений этого понятия, и что вполне соответствует учению Гегеля о замкнутой, круговой форме развития.

Что касается самой спекулятивной, абсолютной идеи, которая в «Науке логики» выступала как единство практической и теоретической идеи, то дефиниция ее, приведенная немецким философом в «Энциклопедии философских наук», звучит уже по-иному — как спекулятивное единство субъективной и объективной идеи: «Идея как единство субъективной и объективной идеи есть понятие идеи, для которого идея как таковая есть предмет, объект, объемлющий собой все определения. Это единство есть, следовательно, абсолютная и полная истина, мыслящая самое себя идея, и именно мыслящая себя в качестве мыслящей логической идеи» [4: 419].

Последней формой, в которой выступило спекулятивное, стало понятие примирения, нашедшее подробную разработку в третьей части «Энциклопедии философских наук» — философии духа. Следуя интенциям Гегеля с большой долей уверенности можно утверждать, что под примирением он понимал конкретное тождество чисто логического развития абсолютной идеи и ее действительности в инобытии. Другими словами, примиряются, с одной стороны, логическая идея, а с другой — мир природы и конечного духа. Происходит примирение в формообразованиях абсолютного духа. Кроме того, отмечая многозначность примирения в философии Гегеля, можно интерпретировать его и как примирение бога и мира. Примирение, следовательно, надо рассматривать в качестве выражения конкретного тождества противоположностей, каковыми выступили понятие и действительность, снятые в спекулятивном единстве: «Окончательной целью и окончательным устремлением философии является примирение мысли, понятия с действительностью» [1: 566]. Следовательно, спекулятивность в инобытии абсолютной идеи выступила уже в иной форме. При том, что имманентно спекулятивное содержание «Философии духа» выражает логическую идею, однако, как подчеркивал Гегель в «Науке логики», в реальной философии она выступает в других образах [2: 541−542].

Генезис гегелевской концепции спекулятивности, представленный в настоящей статье, показал, что ритм развития определяется, по Гегелю, такими спекулятивными определениями логического метода, как снятие, конкретное единство объективности и субъективности, моменты логического, примирение понятия и действительности. Эти определения развернуто и недвусмысленно представлены в его философии. Поэтому форма развития, описываемая в терминах «тезис», «антитезис» и «синтез», как якобы принадлежащих Гегелю, отнюдь не соответствуют его воззрению на эту важнейшую философскую проблему.

гегель спекулятивный лейбниц кант.