Понятие «топ» в «Риторике» Аристотеля

Понятие «топ» в «Риторике» Аристотеля

А.С. Степанова В статье предложены доказательства в пользу глубокой связи понятия «топ» (топос) с категорией общего в теории Аристотеля. Показано, что топ может быть понят, по Аристотелю, как в качестве элемента класса, так и в качестве элемента системы, поскольку он обнаруживает признак генетической связи.

Аристотель, приступая к изложению риторической теории, отмечал, что эта область знания чрезвычайно важна, но до сих пор всерьез не изучена (Rhetoric I 1354a-b). Определяя риторику, Аристотель особое значение придал понятию топ (греч. xonog — место), переосмыслив его и связав с ним возможность говорить о существовании особой, третьей, наряду с философией и диалектикой науки (Rhetoric I 1358a25). Возникает вопрос, с чем связано переосмысление понятия топа и какого его новое содержание? Поскольку Аристотель употребляет топ в тесной связи с такими понятиями как энтимема и гнома, рассмотрим сначала их, последовательно соотнося с топом.

Энтимема (греч. evBu^n^a — то, что в уме) — это сокращенный вариант силлогизма, предпочтительный способ убеждения. Согласно Аристотелю, как первейший способ доказательства (убеждения) энтимема противоположна эмоциям. Именно поэтому она так важна для суда, где рекомендуется отказ от личных переживаний ради объективности решения. В силу этого она приобретает статус всеобщности, и в этом проявляется ее родовое единство (сказывается общий признак рода). Энтимеме принадлежит особая роль в судебной речи, имеющей дело с прошлым, которое обладает свойством неопределенности, — свойством, передающимся и ей самой, способной иногда даже быть ложной. Поэтому, хотя энтимеме присуще нечто общее — причина и доказательство — напрашивается вывод, что она сама может нуждаться в обнаружении причин и строгом доказательстве. Энтимема связана со знанием законов, а поскольку закон (прежде всего нравственный) не писан, то это дополнительно возвышает ее в лице общественности. Отличая энтимему от классических логических силлогизмов вследствие ее сокращенной формы, опускающей очевидные посылки в ситуации общения, Аристотель все же подчеркивал силлогистическую ее сущность, отмечая, что надобно знать, «из каких частей и как составляется силлогизм» (Rhetoric I 1535a10−15) Здесь и далее перевод О. П. Цыбенко [1]. Существенно и то, что энтимема выстраивается на основании вероятностного знания, чем подчеркивается ее связь с субъективностью мнений.

Вообще, что касается субъективного момента, Аристотель предлагал принимать во внимание различие нравов слушателей и роль страстей (патос) (Rhetoric I 1369a5−30; II 1377b). Исследование Аристотелем понятия патос выявляло значение еще одного вида способов убеждения наряду с энтимемой, а именно — гном. Определение гномы (греч. yvroa) как утверждения общего характера, данное Аристотелем, показывает, что в общем случае она представляет собой часть энтимемы, часто выступая в роли посылки или заключения. При этом, с одной стороны, Аристотель описывает гному как общий способ убеждения с точки зрения субъективного фактора, с другой — выявляет ее объективный характер, который обусловлен свойством всеобщности. Поэтому гнома, как и топ, дополняет энтимему, ограничение действия которой Аристотель как раз и иллюстрирует на примерах, также служащих общей задаче убеждения (Rhetoric II 1401b 5).

Так, разъясняя исключительную роль гном, Аристотель подчеркивал их важное свойство, имеющее прямое отношение как к категории цели, поскольку и сам термин имеет значение цели, намерения, основания, так и категории общего. Поэтому, согласно его мнению, их следует предпочесть «именно потому, что они общеупотребительны, даже если они противоречат общеизвестным гномам, таким как „познай самого себя“ или „ничего сверх меры“». Они предпочтительны также и в тех случаях, когда «приводимая гнома или может показаться лучшей в нравственном отношении, или произносится страстно» (Rhetoric II 1395a20). Еще одно важное свойство гномы заключается в том, что она «высказывается вообще о намерениях» (Rhetoric II 1395b15). В других пассажах это свойство всеобщности выражено еще четче: «гнома есть утверждение, которое имеет смысл всеобщего» (Rhetoric II 1394a20; II 1395b5−10). Немаловажную роль играет такая функция гномы, как объяснение. На значение объяснения для аргументации Аристотель указывал неоднократно, ведь и вся его риторическая теория нацелена не столько на описание, сколько на объяснение.

Аристотель отметил своеобразие способов доказательств для энтимем и границы их использования. Те, которые использовались в совещательной речи, мало подходили для судебной. Возможно, это было одной из причин введения им наряду с энтимемой нового понятия — топа как особого способа доказательства, причастного природе общего и могущего сыграть свою роль в специализации речей. Топы делились на «внешние» и «внутренние». В объем понятия «внешние» входят как писаные, так и неписаные законы, но наибольшее значение в концепции Аристотеля приобретают неписаные с их интенцией на всеобщность: «Общий закон — это неписаный» и данный от природы (Rhetoric I 1368b10; I 1373b5). Именно на знании неписаных законов основываются причины и доказательства, составляющие инструментальную основу для энтимем.

Исследуя виды и типы речей, а также доказательств, в них используемых, Аристотель отмечал, что для риторики важнее внутренние (конструируемые) фигуры речи — топы — как способы убеждения, «работающие» на площади и, по-видимому, не лишенные свойства, выявляющего причины. Действительно, речь в народном собрании (совещательная, в которой превалировала внутренняя речь) по своей изначальной природе была общего характера, ибо касалась всех граждан полиса в одинаковой степени. Это еще одна причина, почему Аристотель вводит понятие «топ», используемое им еще и в «Топике» для обозначения схемы диалога Платона.

Несмотря на универсальность внутренних топов вследствие способности обобщения, Аристотель не слишком последовательно склоняется к приоритету судебных топов, в его классификации занимающих второе место. Возникает также вопрос, почему Аристотель так высоко оценивал в риторике топ, не содержащий в себе строгого проверенного знания? Ведь в логике аналогом топа является «общее суждение, которое дает знание всего класса предметов» (Rhetoric I 1361b-1362a). Не является ли в риторике объем понятия топ качественно иным?

Поскольку основу правдоподобия топов составляет свойство общепризнанности, на первый план выдвигается утверждение «правдоподобно то, что кажется правильным всем или большинству людей». Действительно, Аристотель рассматривал проблему общепризнанного, актуальную для философии античной эпохи рубежа IV—III вв.еков до н. э. Известно, что он отличал постижение самой истины от того, что лишь подобно ей (от общепризнанного). В данном пункте возникала проблема достоверности самих способов осуществления речи, ее убедительности. При этом Аристотель отмечал недостаточность использования одного только знания вследствие ограниченности его применения, так как обучить всех слушателей невозможно. Ведь модусом всеобщности обладают речи образованных людей, полагал Аристотель (Rhetoric II 1395b30). Так или иначе, фактор общепризнанности оказывался предпочтительнее на практике. При этом подчеркивался и аксиологический момент, так как ценностью обладает то, что очевидно всем (Rhetoric II 1396a). Колебания Аристотеля объяснимы. Как античный человек он не мог идти на поводу субъективно-произвольных построений, возможность которых диктовала сама практика риторики. Все же и аксиома правдоподобия мифа, исключавшая его противоречивость и безоговорочно принимавшаяся Платоном, отнюдь не была для него приемлемой: «уже заметен скептицизм по отношению к требованию достоверности преданий» (как того, что оказывалось в сфере притяжения общепризнанного) [9, с. 115]. Итак, Аристотель, следуя общей античной традиции понимания достоверного как непротиворечивого, пытался именно «непротиворечиво» вписать мысленный конструкт своей риторики в общую схему античной культурной традиции, конкретно — в схему риторической практики.

Рассмотрение сферы действия всего, что обладает свойством общепризнанности, выводило на первый план решение законодателей, которое «имеет характер всеобщности», поскольку обладает ценностью для всех и надвременно законодательство обращено к будущему (Rhetoric I 1354b). Поэтому для рассуждений, касающихся будущих событий, могло подходить именно такое понятие, как «топ». Кроме того, наряду с нацеленностью на общепризнанность, топы, по мнению Аристотеля, в качестве «общих мест» являются таковыми, в том числе и в сфере рассуждений на разные темы — от физики до этики. Так отмечалась широта самой сферы применимости топов. Еще одно преимущество, которое можно обнаружить в топе, заключалось в фиксации в нем двух значений всеобщности как проявлений категорий возможности (вероятности) и действительности, ибо в топе содержится и причина (как возможность), и результат (как действительность) обобщений. Ценность топа для Аристотеля очевидна именно благодаря второму свойству, поскольку топ становится выражением всеобщности. В этом пункте топ соотнесен с решением законодателя.

Классификацию топов Аристотель осуществлял по родам речи, при этом фиксировались сферы и границы ее применения, а также место общения участников собеседования. Попутно, рассматривая род речи, Аристотель создавал и типологию цели, ибо каждый род используется целенаправленно, в зависимости от ситуации. Каждый род речей, по Аристотелю, имеет целью какое-нибудь благо (Rhetoric II 1393a10). Здесь можно усмотреть выдвижение на первый план категории отношения, а именно: цель (телос) речи обусловливалась, прежде всего, местом (топосом) общения. Эта интенция речи на место, где происходит ее осуществление, чрезвычайно важна, ибо при таком понимании речь обретает актуальное бытие (центральный пункт метафизики Аристотеля), а вместе с тем — и статус всеобщности. Не только содержание, но и форма (стиль) речи, обозначаемая Аристотелем термином «лексис», которая связана с родовыми признаками (родами речи), ориентирована на топосы общения (общие места), получающие дополнительный (переносный) смысл в качестве идиомы «общих мест» (loci communes) как «общих суждений».

Чтобы осуществить строгую классификацию топов как оценочных суждений особого рода, имеющих статус общепризнанности (ибо значение здесь охватывает широкий интервал прагматических контекстов), необходимо было рассмотреть наряду с объективным и субъективный фактор их применимости. Так, устанавливалось, что топ как часть энтимемы (ее элемент) имеет опору на авторитет, чем подчеркивалась субъективность. Касаясь темы этологии поступков, Аристотелю приходилось маневрировать между понятиями объективного и субъективного, например, при обсуждении такого поступка, как похвала (Rhetoric I 1367b5).

Возможно, рождение понятия топ связано с осмыслением Аристотелем понятия определение. Оно не должно быть ни неопределенным, ни слишком подробным (Rhetoric I 1369a). Вместе с тем Аристотель утверждал, что общее определение годится для неопределенной ситуации, подчеркивая тем самым необходимость топов в контексте общезначимости (Rhetoric I 1374a30).

Тема топов выявляет значение для Аристотеля понятия общего (естественного) закона, само природное свойство которого предопределяет нечто общее, свойственное всем временам и народам. Трагедия Антигоны перестает быть таковой, а наоборот, кажется благом, поскольку стоит в этом ряду всеобщности вечным примером подтверждения непреложности нравственного закона, который превыше всего (Rhetoric I 1373b10).

Выявляется многозначность топов, выступающих, прежде всего, в качестве наиболее общих феноменологически понимаемых принципов, без которых невозможно рассуждение, и приложимых к множеству частных случаев, которые могут быть вовсе вынесены за скобку (Rhetoric II 1401b35). Существенное достоинство этих положений состоит в том, что они «универсально применимы ко всем предметам» (Rhetoric I 1358a30). Кроме того, понятие «топ» используется Аристотелем вполне конкретно в значении доказательства (Rhetoric II 1396b5). При этом речь идет о доказательстве особого рода — своеобразном доказательстве доказательства, служащим либо для обоснования, либо для опровержения тезисов и доказательств (Top. 110a-b20). Как известно, «Топику» очень четко определил уже Иоанн Итал как учение о нахождении доказательств [8, с. 644]. Также сам Аристотель подчеркивал важную роль топов для выявления ложных энтимем, указывая при этом на смысловую сторону утверждения (Rhetoric II 1401a20). О роли топов в выявлении многозначности утверждений, скрывающих их смысл, Аристотель упоминает в «Топике». Еще одно значение топа — быть выводом в высказывании, о чем свидетельствует ряд фрагментов См., например: Rhetoric II 1397b. Два последних момента особенно важны, поскольку показывают, что Аристотель стоял у истоков проблемы смысла высказываний, а также правила вывода, схемы выводного высказывания — тех представлений, которые были впоследствии развиты стоиками в их теории высказываний (аксиом). Можно также предположить, что не только «Топика» (о чем есть свидетельства — самые ранние из сохранившихся комментарии на «Топику» римского стоика Сотиона), но и «Риторика» Аристотеля в значительно большей степени, чем «Аналитика», могла явиться источником для открытий стоиков в области логики, тем более что их мысль вращалась вокруг категории общего.

Серьезной научной проблемой, касающейся скрывающегося подлинного смысла топа, является такое свойство данного понятия, как его двуликость. Речь идет о сложности его отношения к энтимеме: с одной стороны, он ее часть, а с другой — включает в себя много энтимем.

Сам факт классификации топов показывает, что Аристотель искал свойств, приличествующих точному научному понятию, но само это понятие у него еще размыто, многозначно. Все же, как можно интерпретировать двойственный характер топа? В. Н. Маров полагает, что, хотя топ и содержит в возможности множество рассуждений, являясь в этом смысле некоторым обобщением, в действительности, т. е. «в каждой конкретной ситуации общения, эта возможность реализуется лишь частично, а не как целое» [7, с. 223]. Получается, что прагматический контекст как бы налагает систему запретов для полноценного раскрытия топа. Все же, помимо «внешней» причины содержится ли в самом понятии (и в практике его использования) объяснение этой двуликости? Ведь отмечается еще и различие топов по степени обобщения, что привело к дихотомии — выделению Аристотелем двух уровней топов как средств убеждения. Сам Аристотель подчеркивал, что содержание «Топики» — диалектическое, но еще В. Ф. Асмус отмечал, что «диалектическое трактовалось Аристотелем не как аподиктическое знание, а как вероятное» [4, с. 317]. Сам по себе логос, как он представлен в «Риторике» есть для Аристотеля вероятностное знание. Точно так же и понятия энтимема, топос, лексис Аристотель помещает в разряд вероятного знания. Такое знание по своей природе противоречиво. Оно субъективно, будучи основанным на изменчивых мнениях, и учитывает самый широкий прагматический контекст. Но вместе с тем оно и объективно, и эта его сторона обосновывается ориентированностью на совокупность общепринятых мнений, составляющую основу правдоподобных доводов.

Разъяснение смысла понятия топ возможно, если, во-первых, учитывать данное расширительное понимание Аристотелем диалектики и, во-вторых, обратиться к трактовке общего Аристотелем. Как эмпирик Аристотель склонен трактовать общее как сходное: «.общее следует выводить через приведение сходных единичных случаев» (Top. II 108b10) Здесь и далее цит. по изд. [3].. То есть определение рода у Аристотеля выводится из выявления сходств. Данный вывод является следствием его критики подхода Платона, выраженной в следующем положении: «ничто общее не существует отдельно, помимо единичных вещей» (Met. 1040b25). Действительно, аристотелевская теория общего, ориентированная на эмпирическое знание, как известно, в целом представала как теория сходства. Неслучайно терминологически топ и энтимема взаимозаменимы у Аристотеля, и в этом можно видеть иллюстрацию понимания философом общего как сходного.

Критика Аристотелем платоновских идей, основанная на убеждении в том, что общее не может быть субстанцией, но актуально для множества предметов, получила свое развитие при написании им «Риторики», предметом которой как раз является осуществление всего многообразия речей. Перед Аристотелем стояла задача обнаружения актуально общего всем единичным предметам (не только одного рода) признака (определения), который в виде сходства был бы свойственен каждому из них порознь. Эта задача стала особенно необходимой при введении нового понятия толо, полный объем и смысл которого только еще предстояло определить.

Тексты «Топики», и особенно «Риторики», иллюстрируют тот факт, что Аристотель вплотную подошел к гносеологической задаче процедуры перехода мысли из эмпирического мира в мир теории. Исследование античным философом предмета риторики было чем-то большим, чем просто эмпирическим исследованием. Оно претендовало на то, чтобы стать доказательной наукой. Понятие топ понадобилось философу для осуществления попытки перевода мысли, основанной на эмпирических данных, используемых им в исследованиях, с языка теории сходства на язык теории тождества — в этом смысле топ используется для описания некоторого общего признака. Из текста «Топики» проясняется признание Аристотелем следующего: знание общего необходимо как условие для усмотрения истинного рода для разных предметов (Top. 108b30). В «Топике» же Аристотель показывает и саму процедуру достижения обобщения, когда топы можно сделать более общими, применимыми к большему числу случаев (Top. 119a15). Этот прием логики разъясняют следующим образом: «обобщение осуществляется заменой вхождений конкретных терминов, таких как „хорошо“, „достойно“, „значимо“ в формулировки топов вхождениями слова „таково“, играющего роль переменного по подобным терминам» [8, с. 653]. Именно в этом смысле топ включает в себя множество энтимем, манифестируя свойство всеобщности.

Вместе с тем топ в концепции Аристотеля перестает быть только признаком класса, ориентированным на свойство сходства. Теория топов Аристотеля — свидетельство выхода его мысли за пределы классификации по типу «признака класса» на уровень понимания явления (в данном случае — энтимемы, называемой им топом) как «элемента класса». В самом деле, топ есть элемент энтимемы: «топос и элемент энтимемы есть одно и то же», — говорит Аристотель (Rhetoric II 1396b20). Стагирит осознавал ограниченность языка теории сходства: «Если ничто не существует помимо единичных вещей, а таких вещей бесчисленное множество, то, как возможно достичь знания об этом бесчисленном множестве?» (Met. 999a25) Цит. по изд. [2].. Выделение Аристотелем уровней топов означает, что их совокупность он понимал как систему. Поэтому в теории топов Аристотеля говорится не столько о сходствах, существующих внутри определенного класса, сколько о связях, образующих систему. Данный вывод подкрепляется в целом системным подходом Аристотеля к процессу классификации. Так, топы распределялись им в соответствии с элементами речи, выявляющими трехчленную структуру (предмет речи, оратор, слушатель), охватывающую эмпирическое многообразие фактов. Такова же была и иерархическая структура сфер применимости топов: логос, этос, пафос. Более того, выявляется еще один трехчленный ряд, в котором присутствие этих связей наиболее наглядно: топ (обладает силой обобщения мнений собеседников) — мнение (носит как общий, так и, как правило, частный характер) — факт (единичное суждение). Важно, что последний элемент данного ряда как самый низший уровень обобщения способен присваивать топические свойства и убеждать слушателей, но только в указанном взаимоотношении. Характерен здесь пример с фактом, приводимым в качестве примера Эзопом (Rhetoric II 1393b30). Пример подтверждает, что топ является определяющим фактором в указанной взаимосвязи. Интересно также, что здесь под видом факта Эзопом подается вымысел, чем проигрывается ситуация с доверием к правдоподобию мифа. Моделирование организации топов «дает возможность „схватить“ общее в эмпирическом многообразии фактов и мнений, утвердить примат разума над иррациональным» [7, с. 225]. Более того, наблюдаемая здесь связь носит сложный, функциональный характер — в соответствии с полифункциональностью самих топов. Так, сам топ в энтимеме может быть главным ее элементом, а факт в примере может выступать в роли топа. Имеется существенная особенность такого — «системного», а не «классового» — подхода, при котором на первое место выдвигается не признак сходства, а признак связи, указывающий на генетическое родство термов. В самом деле, без наличия топа, согласно Аристотелю, невозможна цепочка утверждений. Более того, он является ее источником (Rhetoric II 1403a20). Особо Аристотель подчеркивал, что энтимемы выводятся из топов (Rhetoric I 1358a35]. Уточнением данной мысли может служить упоминание о диалектической посылке, которая служит для выведывания вопроса относительно противоречия (Pr.Anal. 24b10).

При этом данный общий принцип, лежащий в основе доказательства, назван топическим, чем подтверждается намерение Стагирита выделить топику в качестве отдельной науки (Rhetoric II 1396b20). Фиксация присутствия этого признака связи, которую демонстрирует нам «Риторика» Аристотеля, напоминает известные рассуждения Гегеля, касающиеся вопроса ограниченности определения общих понятий через ближайший род и видовое отличие с учетом лишь такого признака, как сходство [6, с. 284]. Действительно, Гегель ввел понятие генетического целого, чем существенно дополнил теорию общего: «Именно генетическую связь, лежащую под „поверхностным“ сходством объектов, Гегель называет подлинной или конкретной общностью, а констатацию этой связи — подлинным обобщением» [6, с. 1017]. История теории топов показывает, что граница между частными и общими топами постепенно стиралась, все топы получили значение общих.

Таким образом, понятие топ чрезвычайно вариативно у Аристотеля, ориентировано на категорию общего и отражает в целом его философские предпочтения и поиски, результатом которых явилось понимание ограниченности существовавшего подхода к определению общих понятий, ориентированных на признак сходства.

топ аристотель сходство.

• 1. Аристотель. Риторика. Поэтика. — М.: Лабиринт, 2007.
• 2. Аристотель. Соч.: в 4 т. Т.1. — М.: Мысль, 1976.
• 3. Аристотель. Соч.: в 4 т. Т.2. — М.: Мысль, 1978.
• 4. Асмус В. Ф. Античная философия. — М.: Высш. шк., 1998.
• 5. Гегель. Сочинения. — М.; Л.: Политиздат, 1935.
• 6. Левин Г. Д. Три взгляда на природу общего // Вестн. РАН. — 2007. — Т. 77. — № 11.
• 7. Маров В. Н. Памятник или настольная книга? // Аристотель. Риторика. Поэтика. — М.: Лабиринт, 2007.
• 8. Нарский И. С., Стяжкин Н. И. Комментарии к Топике // Аристотель. Соч.: в 4 т. Т.2. — М.: Мысль, 1978.
• 9. Смирнов И. А. Трагедия Софокла «Антигона» как явление античной культуры // Античная художественная культура. — СПб., 1993.