От постиндустриального к информационному обществу

Понимание научно-технического прогресса как бесконечного совершенствования человеческого общества и самой природы на основе все возрастающего объема научных знаний о мире формируется в ХУП-ХГХ вв. Вплоть до середины XX в. эта иллюзия и сопутствующие ей космические и естественнонаучно-технические утопии приводят к потере границ человеческого познания и технического действия, развитию научно-технического оптимизма относительно возможностей осчастливить человечество с помощью достижений науки и техники. Убеждение в бесконечности научно-технического прогресса, абсолютизация свободного от моральных ценностей научного исследования, иллюзия принципиальной «делаемости» мира на основе полученных знаний приводят к возникновению своего рода научной религии, в большей степени основанной на вере в силу научного знания и прогрессивности технического действия, которое на этом знании базируется. Возникает иллюзия того, что если техника сделала из животного человека, то в сочетании с наукой она может сделать из него бога, творца не только артефактов, но и самой материи, природы и живого. Научно-технический прогресс неявно осознается как выход за границы возможного. Подобные представления берут начало в философии науки и философии техники рубежа Х1Х-ХХ вв., но впервые они зародились еще в трудах Фрэнсиса Бэкона, т. е. в XVII в. С этого времени наука стала осознаваться как средство умножения знаний с целью создания искусственных условий и устройств для облегчения жизни человека.

Пример

Уверенность Бэкона в том, что научно-технический прогресс одновременно является прогрессом гуманизма, поддерживалась более поздней идеей разведения этически нейтрального знания и моральной ответственности за его применение во вред человечеству. Задачей бэконовской программы развития науки было убеждение сильных мира сего в необходимости и полезности для общества и государства финансовой и организационной поддержки науки. Эта программа состояла в том, чтобы «организовать науку в виде изобретательского предприятия и так ее социально институционализировать, чтобы ее изобретения служили на пользу человеку»^[1]. Именно такой главной цели служат «Новый Органон» и социальная утопия «Новая Атлантида» Ф. Бэкона. Если в эпоху Античности в качестве цели науки провозглашалось познание того, что человек может познать, то для Бэкона ее задачей становится господство человека над природой. Это господство заключается в том, что человечество с помощью точных знаний природных причин может использовать природу в своих собственных целях. Тем самым человечество хотело бы снова утвердить свои права над природой, дарованные ему Богом. Причем господство человека над миром вещей покоится, по мнению Бэкона, целиком на науках и искусствах. Возникает, правда, опасность, что результаты наук и искусств могут попасть на службу злу или роскоши, или чему-то подобному, но это, видимо не кажется ученому серьезной опасностью. Более того, он полагает, что в отличие от политических действий, стремящихся улучшить положение вещей, которые никогда практически не обходятся без применения силы и несправедливости, изобретения способны осчастливить и создать благосостояние без причинения кому-либо вреда. В начале XXI в. подобное утверждение выглядит по меньшей мере утопическим.

Бэкон различает три вида честолюбия, которому может служить наука:

• 1) умножение собственной личной власти на родине;
• 2) усиление мощи своей родины и ее господства над другими народами;
• 3) расширение господства всего человечества над природой в целом.

При этом Бэкон подчеркивает, что последний из этих видов, несомненно, является самым здоровым и благородным, хотя с позиций сегодняшнего дня доверия одной лишь профессиональной этике явно недостаточно.

Бэкон не обсуждает вопроса о последствиях использования научно-технических достижений в личных или национальных целях. В его «Новой Атлантиде», напротив, утверждается необходимость сохранения такого рода достижений как национальной тайны. Проблематичным представляется также и редкое до Бэкона, но утвердившееся после него жесткое противопоставление человечества и природы.

Согласно Бэкону, наука должна исследовать скрытые в природе силы и, насколько возможно, расширить власть человека над природой, понимаемой в качестве гигантской мастерской, в которой разворачивается человеческая деятельность. Этой цели служит сочинение «Новый Органон», где излагается логика изобретения, методология того, как делать изобретения, которые фундаментальным образом преобразуют мир, как, например, открытие пороха или компаса. Использование уже одного-единственного изобретения настолько воодушевляет людей, что они считают сделавшего его человеком высшего сорта. Но еще большего уважения, по мнению Бэкона, заслуживает открытие метода, который должен облегчить получение такого рода изобретений. Этот метод должен пролить свет на вещи, как они есть, без суеверия и обмана, ошибок и путаницы, что имеет еще большую ценность, чем все плоды изобретений, вместе взятые. Тем самым у Бэкона изменяется сама система человеческих знаний, которые теперь рассматриваются не как закрытая система, канон, а как постоянно обновляемая открытая система, представляющая собой плод коллективного познания. Наука будущего должна стать деятельной наукой, а ее методология должна основываться на соединении экспериментальной и рациональной способности духа, причем имеется в виду методология исследования не как инструмент организации знаний, а как перенос коллективного опыта в еще неизведанные области. Отсюда проистекает идея научно-технического прогресса как передаваемого от поколения к поколению научного опыта, получаемого в каждый момент времени в результате кооперации разделенного труда исследователей.

Впервые у Бэкона наука выступает как научное исследование, организованное по прикладным сферам в исследовательские лаборатории, которые предназначены для удовлетворения общественных нужд, т. е. наука непосредственно обслуживает общество. Однако это прежде всего нужды национального государства, в том числе научно-техническое развитие военной сферы. Таким образом, программа Бэкона выражает и продолжает линию агрессивного подхода к освоению богатств природы человеком. Сформулированная им программа, будучи, несомненно, прогрессивной в то время, хотя и содержала подводные камни, была успешно реализована в течение Х1Х-ХХ вв., но именно в конце XX — начале XXI в. мы подошли к тому моменту, когда можно сказать, что программа Бэкона исчерпала себя.

Увеличение человеческой мощи, господства человека над природой и всеми полезными искусствами, мануфактурами, механическими изделиями и машинами с помощью экспериментов, причем не обращая внимания на вопросы теологии, морали, политики, метафизики, грамматики, риторики и логики, стало девизом и Лондонского королевского общества (1660). Такое отделение естественнонаучного исследования от всех этических и религиозных вопросов, носившее некогда прогрессивный характер, приходит в противоречие с современным общественным развитием, поскольку устраняет границы возможного для человека в отдельности и человечества в целом, ставя его в один ряд с Богом-Творцом, создающим земной рай с помощью промышленности, техники и науки.

Современный этап развития науки и техники наглядно показал те границы, за которыми наука и техника, сегодняшняя или будущая, сталкивается с неразрешимыми для нее научными и техническими проблемами, или, лучше сказать, проблемами, ею самой и созданными. Формирование представления о научно-техническом прогрессе связано с идеей «делаемости» или проектируемости всего и вся, т. е. принципиальной возможности и даже необходимости реализовать, осуществить, исполнить то, что задумано, замышлено, запроектировано в научных разработках и что по умолчанию является благом для человечества. При этом присутствует иллюзия того, что наука раньше или позже способна с достаточной степенью точности предсказать, предусмотреть, предвидеть или по крайней мере свести к минимуму всякие негативные последствия таких научных проектов. Это тотальное «проектирование всего» первоначально ставшее причиной безграничного расширения собственного содержания, доводящего идею проектной культуры до абсурда, в конечном счете привело к осознанию ее пределов. Человек в процессе сциентификации и технизации своим безудержным стремлением к господству над природой разрушает всякие естественные и социальные границы и особенно в сочетании с постоянно прогрессирующим экономическим ростом угрожает существованию не только человечества, но всей биосферы Земли. Такого рода научно-технический прогресс в конечном счете оборачивается регрессом прежде всего в экологической сфере, ведет к разрушению защитных сил окружающей среды и самого человеческого организма. Это можно сравнить с открытием ящика Пандоры, приносящего человечеству одновременно с благодатным даром Прометея неисчислимые бедствия и болезни.

Атомная техника, химическая технология и генная инженерия, основывающиеся на достижениях соответственно ядерной физики, синтетической химии и молекулярной биологии особенно глубоко внедряются в природные процессы и структуры. Они манипулируют уже не непосредственно ощутимыми феноменами, а вторичной научной реальностью, создавая новые комбинации чуждых для первичной природы материалов, элементов и организмов. При этом абсолютно непредсказуемыми, даже непросматриваемыми и часто необратимыми оказываются последствия такого рода искусственного вторжения в естественную сферу. Альтернативой подобному техническому действию становится создание новой парадигмы в науке и технике, ориентированной на учет переносимости природой таких вторжений человека на базе равноправных партнерских взаимоотношений с окружающей средой. Новый, грядущий этап в развитии современной науки и техники иногда обозначается как альтернативное разграничение «жестких» и «гибких» естествознания и техники.

Понятие «гибкой» (или «смягченной») науки и техники возникло в связи с критикой традиционной «жесткой» («суровой» по отношению к природе) химии в ходе попыток свести к минимуму появление побочных продуктов химических производств, например губительных для окружающей среды и человеческого организма диоксинов, путем уменьшения выбросов вредных веществ в атмосферу, а также загрязнения воды и почвы отходами производства. Точно так же и в биологии можно различать эволюционную биологию, рассматривающую организм в качестве продукта долгой истории, и функциональную биологию, основывающуюся на принципах математизированного экспериментального естествознания (к последней относятся, например, генетика и экспериментальная молекулярная биология).

" Жесткие" естествознание и техника ориентируются на идеалы научной рациональности и технического действия, выработанные идеологами классического естествознания — Галилеем, Бэконом, Ньютоном и Декартом. Хотя и в видоизмененном виде, эти идеалы в значительной степени действуют и в рамках неклассической науки. Например, физика XX в. «весьма ясно показала, что в науке не существует абсолютной истины, что все наши представления и теории являются в ограниченной степени соответствующими истине и лишь приближающимися к ней». Эти представления, несомненно, сыграли свою положительную историческую роль, но привели к формированию своего рода «жесткой» науки и развитию базирующейся на ней «жесткой» технологии. И лишь к середине прошлого века стало ясно, что «представление о жестком естествознании было частью картезианско-ньютонианской парадигмы… которая должна быть преодолена»^[2].

Пример

Рассмотренное различение родилось в процессе философского обоснования политики зеленых партий, прежде всего в США и ФРГ, и имело последствия как в политике, так и в хозяйственной деятельности. Политические последствия были связаны с развитием идей экологических технологий, минимального использования невозобновимых ресурсов, отказа от энергоемких производств и программ использования атомной энергии. В технологической и хозяйственной практике это были, например, попытки создания экологически щадящих химических производств, скажем, красителей на органической основе. Следует отметить, что все эти попытки часто встречают сопротивление промышленного лобби и не являются еще достаточно конкурентоспособными^[3].

• [1] Böhme G. Am Ende des Beconschen Zeitalters // Wissenschaft und Gesellschaft. 1992. № 3. S. 129.
• [2] Capra F. Wendezeit. Bausteine für ein neues Weltbild. Berlin; München: Wien & Scherz, 1983. S. 56, 68.
• [3] См.: Fischer H. Plädoyer für eine Sanfte Chemie: Über die nachhaltige Gebrauch der Stoffe. Braunschweig: Alembik Verl., 1993.