Особенности российской семьи

В дохристианской модели семьи на Руси распределение ролей предполагало ответственность мужчины за внешнее, природное, социальное окружение, женщина же была больше включена во внутреннее пространство семьи. Она обладала свободой как до брака, так и в браке, власть мужчин — мужа, отца — была ограничена. Женщина имела право на развод и могла вернуться в семью родителей. Неограниченной властью в семье пользовалась «болыпуха» — жена отца или старшего сына, как правило, наиболее трудоспособная и опытная женщина. Ей обязаны были подчиняться все — и женщины, и младшие мужчины в семье. Преобладала большая семья, объединявшая родственников по прямой и боковой линиям. Статус женатого человека был выше, чем статус одинокого.

С проникновением христианской модели в организацию семейной жизни изменились отношения между домочадцами (см. Первое послание апостола Павла к Коринфянам, гл. 7). Эта модель в «русской версии» отражена в уложении правил жизни семьи под названием «Домострой» (XVI в.).

Согласно «Домострою», взаимоотношения супругов предполагали жесткое соответствие семейным и гендерным ролям. Мужчина безраздельно властвовал над членами семьи и нес за нее полную ответственность. Жене предписывалось подчиняться мужу («Жена да убоится мужа своего»), заниматься рукоделием, домашней работой, а также воспитанием и обучением детей. Родительские роли в семье доминировали над ролями эротическими, признававшимися малозначительными. Семейные удовольствия, по «Домострою», связаны с уютом в доме, вкусной нищей, почетом и уважением со стороны соседей. Воспитательные стратегии «Домостроя» отражены в следующих рекомендациях родителям: «Воспитывай дитя в запретах», «Любя сына, увеличивай ему раны». Главные обязанности детей — абсолютное послушание родителям, забота о них в старости.

Осуждение значимых и уважаемых людей считалось страшным наказанием для семьи, а зависимость от мнения людей стала важной чертой национального характера российских семейных отношений. Нужно было демонстрировать семейное благополучие социальному окружению, строго запрещалось разглашать семейные тайны, т. е. существовало два мира — для себя и для людей. При этом, в силу специфики российского населения, подавляющее большинство которого составляло крестьянство (долгое время — крепостное), традиционно принято идеализировать описанный семейный уклад, наделяя патриархальную семью чистотой и «правильностью» нравов и отрицая жизненные реалии. Так, историк Н. И. Костомаров в работе «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях» пишет: «Все иностранцы поражались избытком домашнего деспотизма мужа над женой. Русская женщина была постоянною невольницею с детства до гроба Между родителями и детьми господствовал дух рабства, прикрытый ложной святостью патриархальных отношений»^[1].

Специфика российской семьи во многом объясняется преобладанием на протяжении столетий такой формы жизненного и семейного уклада, как крестьянская община^[2]. Семья была не только родственным, но и хозяйственным союзом, в котором главе семьи (большаку) принадлежало главенствующее положение, а семейное имущество находилось в коллективной собственности. Большак (обычно самый опытный и старший по возрасту мужчина) управлял всем хозяйством, отвечал за благосостояние семьи, распределял работы между ее членами, разбирал споры, наказывал провинившихся, следил за нравственностью, заключал сделки, платил налоги и т. п.

Семейную структуру характеризовала жесткая вертикаль власти, проявлявшаяся в ригидном иерархизме: все принижены перед главой семьи, женщины — перед мужчинами, младшие — перед старшими, дети — перед взрослыми. В семье господствовали принудительный коллективизм и централизм; общие интересы семьи, как их понимал большак, не просто главенствовали, а являлись некой абсолютной ценностью, поглощавшей интересы отдельных членов семьи. Сказанное позволяет отнести крестьянскую патриархальную семью к авторитарному типу, в котором насилие признается совершенно нормальной и эффективной формой воздействия.

Сама крестьянская семья жила в рамках и под опекой сельской общины, или мира, как называли ее крестьяне. Община имела широкий круг обязанностей: обеспечивала переделы земли, находившейся в коллективной общинной собственности, раскладку и сбор податей, рассмотрение гражданских и мелких уголовных дел между членами общины, отстаивала интересы крестьян перед государством, помещиком, опекала больных и немощных и т. д. Государство имело отношение не с отдельными крестьянами, а с общиной. Важной функцией общины являлось то, что через общественное мнение, представлявшее собой коллективную совесть, вынесенную вовне, она регулировала поведение крестьян.

Община была замкнутой, закрытой системой. Низкая мобильность крестьян способствовала консервации общинных порядков. Социализация подрастающего поколения происходила внутри общины и главным образом посредством устной традиции, живых примеров, прямой передачи опыта от родителей к детям.

Семейно-общинная организация крестьянской жизни порождала личность с определенными характеристиками и ценностями, свойственными авторитарной структуре. Члены семьи и общины умели жертвовать индивидуальными интересами во имя общих либо вовсе не имели интересов, отличавшихся от общинных. Они испытывали потребность в сильной власти и руководстве, легко допуская принуждение, стремились к единомыслию и едиподействию. Ориентировались на традицию, старину, авторитеты — там искали образцы, идеалы, ответы на вопросы, негативно относились ко всякого рода нововведениям, не любили перемен, от которых ожидали только ухудшения положения. Русский крестьянин жил под страхом нарушить многочисленные запреты, правила, требования, он все время оглядывался на соседей, общину, церковь, боясь сбиться с правильного пути. А если и решался сойти с проторенной дороги, то — всем миром.

Вследствие этого инициативные, самостоятельные личности не уживались в деревне: они покидали ее либо добровольно, либо по принуждению. Община, по крайней мере с середины XVIII в., имела право высылать «порочных членов» в армию, Сибирь и в прочие отдаленные места.

Приблизительно с начала XVIII в. русское крестьянство (85% населения в 1914 г.), с одной стороны, дворянство, буржуазия, либеральная интеллигенция — с другой, идеологически стали все больше отдаляться друг от друга: если крестьянская семья и община как бы законсервировались, то другие слои населения постепенно трансформировались в соответствии с установившимися к тому времени европейскими культурными стандартами. В XVIII — начале XX в. ни крестьянская семья, ни община не претерпели кардинальных изменений. Правительство, в 1906 г. начавшее борьбу с общиной путем реформ, за 10 лет так и не смогло ее разрушить, хотя и потеснило (за 1906—1916 гг. из общины вышло 26% дворохозяев). В прочности устоев крестьянской семьи и общины заключалась важная причина скромных успехов реформ XIX — начала XX в., проводившихся российским правительством сверху.

Дальнейшие события доводили общинную психологию до экстремальной формы. Насильственная коллективизация 20—30-х гг. XX в. не противоречила устоям традиционной крестьянской культуры. Использование коллектива в качестве средства обезличивания людей, культ коллективного, а не индивидуального успеха, обобществление частной жизни (трудовые коллективы несли ответственность за моральный облик своих членов перед компетентными органами и решали их семейные проблемы), огосударствление общества (каждый человек формально или неформально являлся наемным работником государства, государственным служащим, был приписан к месту жительства, нередко к работе), отчуждение от собственности и власти при декларации принципов демократии — все это было свойственно отношениям общинного типа. Массовые репрессии 20—50-х гг. XX в. и ставшее некоторой общественной нормой состояние холодной гражданской войны были возможны для власти во многом благодаря опоре на общинное мировоззрение большинства с его стремлением к единомыслию, неуважением личности, мнения меньшинства и прав собственности.

В период революционных переворотов в России появились работы, посвященные «женскому вопросу». В статьях А. М. Коллонтай, например, провозглашалась свобода женщины от мужа и материнства. Родственные чувства оценивались как менее прочная связь, чем партийное товарищество. Психология и социология семьи были объявлены буржуазными лженауками, несовместимыми с марксизмом. В числе первых декретов Советской власти были изданные в декабре 1917 г. декрет о гражданском браке и о расторжении брака. Этими декретами номинально были отменены действовавшие ранее законы, ставившие женщину в семье в неравноправное положение с мужчиной в отношении детей, прав на имущество, при разводе. Однако эти декреты скорее служили укреплению идеологии советского режима, чем отражали реалии российского общества и помогали жизни конкретных людей.

В 20—50-е гг. XX в. в условиях войн и массовых репрессий, а также под влиянием государственной пропаганды в советской семье наблюдается ослабление супружеских, родительско-детских, родственных связей. Во времена «застоя» (1970—1980;е гг.) сложилась следующая модель советской семьи: ответственность за все несет мать, она доминирует в семье и более близка с детьми эмоционально; мужчина «выброшен» за пределы семейных отношений, не оправдывает ожиданий жены и детей. В семье остро встала проблема отцовства: общественное воспитание считалось основным, система льгот в связи с рождением ребенка, уходом за детьми, их воспитанием предоставлялась только матерям, а отцам — лишь в связи со смертью матери, ее длительным отъездом или болезнью. Следовательно, мужчина знал, что от его забот и личных качеств судьба его как отца никак не зависит, а ребенок — прежде всего женская проблема^[3].

Итак, на протяжении всего XX в. семья в России находилась в исключительно сложных условиях:

• — войны и репрессии разрушали семьи физически и психологически (физические и эмоциональные разрывы);
• — тоталитарное государство внедрялось в функционирование семьи (ценности и традиции, воспитание детей, самоопределение и т. п.), лишая ее автономии и самодостаточности;
• — распад тоталитарного государства в 1990;е гг. породил неизбежный ценностный вакуум, обесценивание привычных стабилизирующих норм.

Современная российская семья имеет свои культурно-исторические особенности, которые условно можно разделить на две группы. К первой группе можно отнести особенности, связанные с условиями жизни семьи в России XX в.^[4]:

• — во многих семьях в нескольких поколениях отсутствуют мужчины: во времена войн и репрессий — физически, в период «застоя» — скорее психологически. Отчасти с этими обстоятельствами связано противоречивое отношение к мужчине в российской семье (со стороны как жен, так и матерей): от него многое ожидается и одновременно он оберегается от излишней нагрузки;
• — поколения зависят друг от друга эмоционально и часто материально, границы между ними плохо структурированы: многие нуклеарные семьи, не имея отдельного жилья, продолжают жить в родительских семьях; молодые супруги входят в новую семью на правах детей; в некоторых семьях ценится обращение к родителям супруга «мама» и «папа»; уже повзрослевших детей продолжают материально поддерживать родители;
• — идеология тоталитарного общества сформировала жесткую систему принуждения и долженствования, при которой личные интересы имеют меньшую ценность, чем интересы и правила более сильной системы.

После распада СССР и открытия границ российская семья стала приобретать черты современной семьи постиндустриальной культуры (вторая группа особенностей).

• 1. Изменяется представление о смысле создания семьи. В связи с возросшей продолжительностью жизни дети успевают вырасти, а родители все еще активны и молоды. Им предстоит долгая жизнь вне родительских функций, а также и без внуков, так как нижняя граница родительства отодвигается.
• 2. Разделение ролей в браке перестает быть жестко определенным, практически нивелированы различия между «мужскими» и «женскими» делами, что во многом связано с технологичностью и облегчением быта, который не отнимает теперь столько времени и сил у одного из членов семьи — как правило, женщины. Возможная минимизация быта в каждодневной жизни способствует уменьшению количества совместных дел у членов семьи. Таким образом, брак становится более эмоциональным, личпостно ориентированным и менее прочным.
• 3. Вместе с ростом разводов появляется огромное количество бинуклеарных (или полинуклеарных) семей с детьми от предыдущих браков, в которых бывшие супруги сохраняют контакт друг с другом как родители. Однако в обществе пока нет общепринятых правил и устоявшихся ритуализаций организации такой жизни.
• 4. Активно меняются коммуникативные технологии, что углубляет разрыв поколений, опирающихся на абсолютно разные способы получения информации и мышления — книгу и компьютер. Ребенок становится для своего родителя экспертом в области информационных технологий, обучающим или помогающим ему. Одновременно растет бытовая зависимость ребенка от родителей, особенно в крупных городах.
• 5. В мультикультурном, быстро меняющемся обществе утрачивается единое представление о правильном воспитании детей, что приводит к росту родительской тревоги и неуверенности.
• 6. Появляется множество разных форм и условий школьного обучения и одновременно встает сложная задача «правильного» выбора школы для ребенка. Опять растет уровень родительской тревоги, увеличивается ответственность за выбор учебного заведения, что приводит к форсированному обучению ребенка, перегрузкам всей семьи, чрезмерному включению в процесс обучения родителей.

Итак, семья — это динамичное образование, чутко реагирующее на изменения культурно-исторического контекста, частью которого она и является (тесные связи семьи с другими социальными контекстами особенно очевидны в случае тех или иных отклонений ее развития от некоторых ожиданий культурной нормы; см. главу 5). Особенно быстро структурнофункциональные характеристики семьи изменяются в последние десятилетия с развитием постиндустриальной эпохи. Спецификой современной социокультурной ситуации развитых стран, к которым в данном случае можно отнести и Россию, является сосуществование разнообразных вариантов семейных укладов, что в наибольшей степени заметно в мегаполисах. Подобная вариативность семейных форм, с одной стороны, отражает нормативную и ценностную подвижность современного мира, а с другой стороны, свидетельствует о кризисном состоянии семьи как социального института, претерпевающего значительные изменения.

• [1] Миронов Б. II. Семья: нужно ли оглядываться в прошлое? // Психология семьи: хрестоматия / ред.-сост. Д. Я. Райгородский. Самара: БАХРАХ-М, 2002. С. 213—238.
• [2] Миронов Б. II. Семья: нужно ли оглядываться в прошлое? // Психология семьи: хрестоматия / ред.-сост. Д. Я. Райгородский. С. 213—238.
• [3] Дружинин В. Н. Семья в советской и постсоветской России и ее соотношение с православной моделью семьи // Психология семьи: хрестоматия / ред.-сост. Д. Я. Райгородский. Самара: БАХРАХ-М, 2002. С. 238−245.
• [4] Варга А. Я. Системная семейная психотерапия: краткий лекционный курс.