Общественные фонды потребления и их роль в распределении доходов населения в СССР

Формирование индустриальной модели труда в СССР проходило под влиянием двух взаимосвязанных между собой векторов развития. Первый из них — это вектор, типичный для всех индустриальных стран, прежде всего западных. Он характеризуется повышением доли наемных работников, установлением для них занятости на условиях постоянного найма и регулярно выплачиваемой заработной платы, усилением интенсивности труда, повышением квалификации, расширением потребностей работников и членов их семей, вызывающих необходимость в постоянном росте заработной платы, проживанием большей части населения в городах и переходом к двухпоколенной (нуклеарной) семье, что объективно сопряжено с необходимостью введения пенсионного обеспечения в связи со старостью, инвалидностью и утратой кормильца. Второй вектор развития связан с особенностями социалистической модели общественного устройства и характерными для нее механизмами регулирования заработной платы и доходов населения, реализованной в СССР.

Как для первого, так и для второго вектора развития общей тенденцией было повышение роли государства. Становление экономики индустриального типа и соответствующего общественного устройства требовало четкой регламентации трудовых отношений и нормативного упорядочения социальной защиты наемных работников и членов их семей. В этой связи государство должно было определить свою роль в организации общественной жизни на основе соблюдения баланса между свободной экономикой и поиском способов и путей устранения несправедливости, порождаемой рыночными отношениями.

Для решения этих проблем был предпринят ряд мер, среди которых важное место занимали следующие крупные государственные программы:

• — формирование трудового законодательства и коллективных договоров, регулирующих взаимоотношения труда и капитала;
• — становление специализированных форм социальной защиты населения, включая государственное социальное обеспечение и обязательное социальное страхование;
• — введение прогрессивного налогообложения доходов населения.

Данные процессы протекали на фоне положительного воздействия экономических, социальных, правовых и политических факторов на организацию общественной жизни в промышленно развитых странах в период последней трети XIX — первой четверти XX в., что проявлялось в значительном увеличении валового внутреннего продукта, расширении экономических возможностей государства в вопросах организации систем образования, здравоохранения.

Немецкий ученый Адольф Вагнер¹ сформулировал закон об усилении государственной деятельности и связанный с ним закон возрастающего расширения финансовых потребностей государства и роста общественных расходов. Расширение государственных расходов, по мнению Вагнера, соответствует цивилизованности общества, поскольку современность предполагает развитие общественных отношений^[1][2].

Формирование трудового законодательства и коллективных договоров знаменовало важный этап применения не существовавших ранее форм социального регулирования. Их институционализация стала поворотным моментом в отказе от либерального представления о трудовом договоре. История регулирования отношений в сфере труда повсеместно показала целесообразность сочетания двух средств противодействия неравенству сторон трудового договора: государственного вмешательства, а также объединения работников и их средств с целью совместного отстаивания своих требований, в частности путем справедливого разрешения коллективных трудовых споров.

Например, Вагнер считал, что экономической основой высокоразвитого государства является приемлемый уровень заработной платы наемных работников, которая выступала бы залогом более обеспеченного и здорового образа жизни. Такой подход он рассматривал как важный «этический момент» в сфере отношений работодателей и работников.

Для первой и второй линии развития было общим то, что в доходах населения все более значительную роль стали играть доходы и услуги, финансовым источником которых становится резервируемая часть оплаты труда. Для капиталистических обществ такая модель распределения трудовых доходов реализовывалась с помощью механизмов социального страхования заработной платы. В СССР ресурсы, сэкономленные на оплате труда, направлялись в инвестиции в промышленное развитие (долгосрочные вложения), сокращая тем самым объемы средств, направляемых на социальную защиту населения, что реализовывалось с помощью государственных бюджетных механизмов.

В первом случае для функционирования механизмов социального страхования условием резервирования части оплаты труда являлась необходимая по размеру заработная плата, позволяющая после выплат работниками своего страхового платежа и подоходных налогов обеспечить приемлемое материальное существование их семьям. Во втором случае отсутствие необходимости в выплатах страховых взносов позволяло уменьшать выплачиваемую заработную плату примерно на 15—20% ее брутто величины.

Социалистическая модель материального вознаграждение за труд была ориентирована на обеспечение весьма скромного уровня заработной платы, значительно более низкого, чем требовалось для удовлетворения жизненно важных потребностей работнику и его семье. Для предотвращения массовой нищеты и бедности советское государство использовало централизованно-установленные регуляторы:

• — нормативное и централизованно-повсеместное (на разных уровнях управления) регулирование заработной платы, которое проводило государство как единый работодатель для всех наемных работников на государственных предприятиях, собственность которых идеологически трактовалась как «общенародная собственность на средства производства»^[3];
• — применение на практике в широких масштабах общественных фондов потребления, финансируемых за счет государственного бюджета и призванных удовлетворять потребности населения в образовании, здравоохранении, физической культуре и спорте, осуществлять социальную поддержку работников на уровне предприятий, граждан — на муниципальном уровне;

• — государственное регулирование (и дотирование) цен на большинство потребительских товаров и жилищно-коммунальные услуги;
• — государственное социальное обеспечение, финансируемое в определяющей мере за счет государственного бюджета, в котором социальное страхование играло незначительную роль.

Такая модель распределения трудовых доходов позволяла обеспечивать занятость практически всего трудоспособного населения страны и проводить форсированную индустриализацию страны на протяжении 60 лет. Финансовое обеспечение такой системы базировалось в основном на государственном бюджете, который покрывал 63,7% расходов на пенсии и 47,8% расходов на другие социальные трансферты^[4].

Еще одной отличительной особенностью организации системы социальной защиты в СССР было исключение из сферы социального страхования медицинского обслуживания населения, последнее финансировалось из бюджета. Фактически бесплатное медицинское обслуживание всех граждан СССР в полной мере можно отнести к системе социального обеспечения, которая опередила систему здравоохранения по модели Бевериджа на 30 лет, обеспечивая безусловную медицинскую помощь всем гражданам страны на достаточно высоком уровне.

Таким образом, советская система институтов социального обеспечения строилась исходя из принципа, выдвинутого коммунистами еще в начале века, — страхование без взносов. Необходимые финансовые средства черпались или исключительно из выплат, осуществляемых предприятиями, или (и) из государственного бюджета. С переходом к такой системе социальное страхование утратило одно из самых важных своих качеств — связь между личной ответственностью (в виде обязательной уплаты страховых взносов) и правом на получение пособий и пенсий.

Страховая солидарность и субсидиарность трансформировались в государственную обезличенную коллективную помощь, в разновидность государственного альтруизма. Значительная, определяющая часть финансового бремени легла на предприятия, не приобретшие при этом никаких прав, для которых страхование превратилось в государственную повинность, в обязательный налог.

В условиях отказа от экономико-правовых отношений, предусматривающих зарабатывание прав на социальное страхование с помощью уплаты фиксированных индивидуальных страховых взносов, населению отводилась роль получателя пособий по социальному обеспечению.

При этом в СССР существование общественных фондов потребления обосновывалось не объективными причинами предоставления общественных благ (образование и здравоохранение) и необходимостью социальной защиты населения (пенсионное обеспечение), а исключительно с идеологических позиции — гуманной ролью социалистического государства (см. прил. 1, ссылка 13).

Финансовые источники «общественных фондов потребления» приобретали мифологическую окраску — «за счет средств государства», что формировало деформированные представления у граждан о «бесплатности» для них всей системы социального обеспечения¹.

При этом столь искаженное понимание источников образования и расходования финансовых средств проявлялось не только у граждан, но и у специалистов и правящей элиты. Более того, ряд ученых разработали и придерживались концепции «алиментарности» (или безвозмездности) и безэквивалентности выплат и услуг по социальному обеспечению^[5][6].

Как отмечал в 1970;е гг. известный советский ученый В. А. Ачаркан, право на пенсию возникает главным образом из выполнения гражданами двух основных конституционных обязанностей: обязанности трудиться и обязанности защищать свое отечество^[7]. В качестве других обоснований алиментарной сущности пенсий выдвигался следующий аргумент: пенсионное обеспечение предоставляется «не в качестве прямого, непосредственного вознаграждения за выполненный труд», ибо этот труд «уже был полностью оплачен в свое время по мере выполнения работы»^[8].

Более того, подчеркивается принципиальная установка на данную трактовку сущности пенсий: «Пенсии при всех условиях должны оставаться материальным обеспечением, носящим алиментарный характер, гарантирующим на определенном уровне средства к существованию. Такое обеспечение необходимых средств к существованию — это не „один из принципов“ пенсионного обеспечения, а самая суть, цель и смысл пенсионного обеспечения престарелых и нетрудоспособных»^[9].

Подобные мифы широко распространены и в настоящее время, что затрудняет применение пенсионного, медицинского и других видов социального страхования. Такая форма экономических отношений нашла свое воплощение в категории «общественные фонды потребления», при этом имелся в виду целевой характер выделения средств на государственно-социальную политику и материальное обеспечение престарелых, инвалидов и иждивенцев.

Следует заметить, что вопросы функционирования общественных фондов потребления находились в фокусе внимания советских ученых и государственных деятелей. Их рассмотрению посвящались многочисленные исследования и диссертации¹, подчеркивалась «объективная обусловленность общественных фондов потребления при социализме», обосновывалось, что их роль по мере перерастания социализма в коммунизм должна постоянно возрастать, что они постепенно превратятся «в форму коммунистического распределения материальных и духовных благ среди всех членов общества… и будут служить единственным источником удовлетворения потребностей всех членов общества»^[10][11].

Государственная статистика в советский период выделяла «среднемесячную денежную заработную плату» и «среднемесячную денежную заработную плату с добавлением выплат и льгот из общественных фондов потребления», составлявших величины от 13 до 38%, что свидетельствует об устойчивой роли общественных фондов потребления в системе доходов населения (табл. 2.9).

Таблица 2.9

Среднемесячная заработная плата рабочих и служащих в народном хозяйстве СССР

в период 1940—1980 гг.

Источник: Народное хозяйство СССР. 1922—1972 гг. Юбилейный статистический ежегодник. С. 350; Народное хозяйство СССР в 1980 г. С. 241. Расчеты автора.

Другими словами: еще в 1980;е гг. в стране пропагандировался коммунистический идеал распределения, не зависящий от трудового вклада работника. Эти ориентиры подкреплялись данными о возрастании роли общественных фондов потребления. Так, по оценкам Г. С. Саркисянца, доля общественных фондов потребления в номинальных доходах населения в СССР на протяжении длительного периода демонстрировала устойчивый рост: в 1950 г. — 20,8%, в 1965 г. — 25,7%, в 1975 г. — 30%С В качестве аргумента в пользу общественных фондов потребления он традиционно ссылался на К. Маркса, который видел в них важнейшее средство материального обеспечения людей при социализме^[12][13].

Г. С. Саркисянц, как и большинство советских экономистов, так объяснял необходимость общественных фондов потребления: «Оплата по труду является основным источником удовлетворения личных потребностей трудящихся. Однако через распределение по труду не может быть решена проблема материального обеспечения нетрудоспособных при социализме. Этот способ распределения ставит жизненный уровень нетрудоспособных в зависимость от доходов, получаемых работающими членами семей; нетрудоспособные одиночки в этих условиях могут быть вообще лишены каких-либо источников существования»^[14]. В связи с этим, считает Г. С. Саркисянц, общество должно «обеспечить определенным группам людей (престарелым, инвалидам, детям) известную меру потребления» независимо от их труда, и поэтому «по мере перерастания социализма в коммунизм осуществляется переход к полному содержанию нетрудоспособных за счет общественных фондов потребления»^[15].

В 1970—1980;е гг. в СССР на эти цели направлялось около 2/3 всех общественных фондов, включая 37% на пенсии и пособия по болезни; на здравоохранение и физическую культуру— 15%; на культуру и просвещение — 29%; на оплату отпусков —10%.

Например, в 1975 г. в абсолютных величинах было потрачено: 32,4 млрд руб. на выплату пенсий и пособий по болезни, 11,2 млрд руб. — на медицинское обслуживание. Это составило более половины общественных фондов потребления, или около 12% национального дохода страны^[16].

С утверждением необходимости «обеспечить определенным группам людей (престарелым, инвалидам, детям) известную меру потребления» нельзя не согласиться, поскольку в СССР отсутствовало социальное пенсионное и медицинское страхование, что требовало других источников финансовых средств. Однако следует признать и то, что общественные фонды потребления, финансируемые за счет бюджетных средств, при всей пропагандистской риторике, рассматривавшей их как высшее достижение социализма, оказались нежизнеспособными.

Как свидетельствует сопоставительный анализ моделей социального обеспечения в СССР и западных стран за длительный исторический период (на протяжении всего XX в.), финансирование социальных расходов за счет государственного бюджета не под силу ни одной стране. Требуется финансовое участие еще двух основных субъектов — работодателей и работников, на совокупную долю которых приходится не менее половины от общей величины расходов, которая в конце XX в. составляла по ЭРС 24—30% ВВП, тогда как в России — 12% ВВП. Наиболее эффективной формой такого участия является финансирование работодателями и работниками систем обязательного социального страхования, включая пенсионное, медицинское, в связи с безработицей. На это во многих западноевропейских странах тратится не менее 16—20% ВВП.

Для сравнения: в современной России, после введения этих институтов социальной защиты в законодательное пространство страны, их совокупная доля не превышает 8% ВВП, а их финансирование обеспечивается исключительно работодателями.

Утопичность взглядов на высокое предназначение общественных фондов потребления сегодня очевидно¹, но в СССР их существование трактовалось как единственно верный и социально справедливый способ распределения материальных благ.

Во многом именно такое восприятие заложило мощный «ген патернализма» в сознание советских людей. Причем его потенциал не только не уменьшился, а сохранился в полной мере, о чем говорит социологический анализ мнений граждан по поводу источников финансирования пенсионного обеспечения, социального обслуживания, медицинской помощи, ЖКХ, образования и т. д.

Несмотря на уровень образования, профессиональную деятельность, возраст респондентов, большинство опрошенных по-прежнему считают, что все эти материальные блага должны обеспечиваться исключительно государством, т. е. за счет бюджета. И это при том, что в стране, по разным оценкам, включая официальную позицию Росстата, доля теневой занятости и заработной платы устойчиво (на протяжении последних 25 лет) сохраняется на уровне 35—40%, а доля утаиваемых страховых взносов в Пенсионный фонд России и Фонд обязательного медицинского страхования составляет те же 40%.

Одним словом, советская доктрина общественных фондов потребления — это эффективная идеологема^[17][18], «мина замедленного действия», которая, несмотря на кардинальные изменения общественного уклада в стране, проявляет и будет проявлять свою деструктивную силу еще не одно десятилетие. Более того, в условиях жестоких реалий российской действительности и необузданных амбиций представителей отечественного хищнического капитализма она будет давать новые ростки и побеги.

Еще одним аргументом в пользу применения общественных фондов потребления в 1970—1980;е гг. был тезис, связанный с «необходимостью более полного и последовательного осуществления социалистического принципа материальной заинтересованности трудящихся»^[19].

Речь идет о попытке повышения заинтересованности в результатах труда за счет формирования фондов поощрения на уровне предприятий, которые создавались в ходе реформы, предложенной правительством А. Н. Косыгина. Однако реализация этого подхода на практике оказалась малоэффективной, поскольку «глоток экономической свободы», разрешенный предприятиям, оказался мизерным.

Для теоретического обоснования доктрины общественных фондов потребления использовалась достаточно искусственная концепция «затрат на воспроизводство рабочей силы», с помощью которой камуфлировалась государственная политика занижения заработной платы, бывшей на протяжении всего советского периода существенно меньше той, которая требовалась для удовлетворения реальных потребностей работников и их семей. Общественные фонды потребления были призваны частично покрыть эту разницу в удовлетворении потребностей.

Действительно, значительная часть потребностей обеспечивалась с помощью общественных фондов потребления, государственного регулирования (включая дотации за счет бюджета) и государственных (вне предприятий) услуг, что порождало деформированное представление об истинных размерах стоимости рабочей силы. В среднем на одного работника соотношение затрат из государственного бюджета и заработной платы в 1989—1990 гг. было примерно 1:1.

Радикальное изменение общественного уклада в России объективно требует формирования новой модели воспроизводства рабочей силы, обеспечивающей сохранение и развитие трудового потенциала страны. К сожалению, такая задача еще не ставится на повестку дня органами государственной власти даже в концептуальном плане, не говоря уже о ее законодательном решении. Социальные последствия этого налицо: затраты на воспроизводство рабочей силы продолжают снижаться.

Многие работодатели не возмещают необходимые затраты на воспроизводство рабочей силы. Используя ситуацию, при которой государство не вменило им с помощью законов обязанность по возмещению затрат на рабочую силу в режиме даже простого ее воспроизводства, безответственные работодатели имеют возможность переложить бремя расходов на других субъектов — дисциплинированных работодателей и на государство, например с помощью нестрахового перераспределения затрат через государственные внебюджетные фонды.

Известно, что в обществе, основанном на многообразии форм собственности и наемном труде, любые формы регулирования заработной платы зависят от состояния рынка рабочей силы. В России этот рынок остается неразвитым, и государство делает мало для того, чтобы происходящие на нем цивилизованные «торги» между работниками и работодателями по установлению заработной платы осуществлялись на принципах социального партнерства. Это связано с тем, что принципиальный вопрос переговоров и решений по данным вопросам рассматривается только на уровне работников и работодателей и закрепляется в коллективных договорах организаций, но не на национальном, отраслевом и территориальном уровнях.

Низкая эффективность социального партнерства как формы регулирования трудовых отношений, включая заработную плату, связана с тем, что социальные партнеры различных уровней не разграничили между собой круг вопросов. Трудовой кодекс РФ предусматривает, что на каждом из уровней социального партнерства могут вноситься решения по всему спектру вопросов. Например, в отраслевых соглашениях было бы целесообразно устанавливать соотношения уровней оплаты работников профильных для отрасли профессий, работников непрофильных для отрасли профессий, а также размеры доплат за работу в тяжелых, вредных и опасных условиях труда. В территориальных соглашениях, особенно на уровне субъектов Федерации, целесообразно договариваться о размерах минимальных тарифных ставок по бюджетному и внебюджетному секторам экономики, об уровне и условиях оплаты труда работников сквозных профессий (водителей, грузчиков, уборщиков производственных и бытовых помещений, слесарей по ремонту оборудования, станочников, занятых на ремонте оборудования и т. д.).

В этой связи возрастает роль государства. Оно должно устанавливать определенные гарантии, представляющие собой конкретные, научно обоснованные параметры, которые бы служили исходным основанием для этих самых «торгов» социальных партнеров.

Экономическая обоснованность подобных параметров имеет первостепенное значение. Только при этом условии возможно нормальное развитие трудовых отношений. В противном случае усиливается социальная напряженность, углубляется экономическое неравенство, создаются условия для политической нестабильности.

• [1] Адольф Вагнер (1835—1917) — немецкий экономист и политический деятель. С 23 лет — профессор политической экономики и финансов. Занимал кафедры в университетах Фрейбурга, Берлина и других городов.
• [2] Вагнер А. Социальный вопрос. СПб., 1906. С. 9—10.
• [3] В СССР существовали две формы собственности на средства производства — государственная (общественная собственность) и колхозно-кооперативная.
• [4] Чехутова В. С., Митъкина Т. В. Финансовые ресурсы социалистического обеспечения. М., 1986. С. 13.
• [5] Ланцев М. С. Социальное обеспечение в СССР: экономический аспект. М., 1976.С. 35.
• [6] Андреев В. С. Право социального обеспечения в СССР. М.: Юридическая литература, 1974. С. 30—45; Иванова Р. И. О концепции совершенствования советского пенсионного законодательства на современном этапе // Вестник МГУ. Серия 2. Право. 1987.№ 3.
• [7] Ачаркан В. А. Государственные пенсии / Научно-исследовательский институт трудаГоскомтруда СССР. М.: Юридическая литература, 1967. С. 44.
• [8] Астрахан Е. И. Принципы пенсионного обеспечения рабочих и служащих в СССР.М.: Госюриздат, 1961. С. 52—53.
• [9] Там же. С. 99.
• [10] Наглядный пример: в «официальной» монографии «Труд и заработная платав СССР», авторами которой были ведущие сотрудники Госкомтруда СССР и ученые НИИтруда, данной теме посвящены не только центральные статьи, но и сам термин упоминается и толкуется не менее 50 раз (см.: Труд и заработная плата в СССР. 2-е изд. М. :Экономика, 1974).
• [11] Труд и заработная плата в СССР. С. 301.
• [12] Труд и заработная плата в СССР. С. 303.
• [13] Маркс К., Энгельс Ф. Критика Готской программы // Соч. Т. 19. С. 17.
• [14] Труд и заработная плата в СССР. С. 298.
• [15] Там же. С. 298.
• [16] Там же. С. 305.
• [17] Они явились заменителями и не очень эффективными институтов обязательногосоциального страхования (пенсионного, медицинского и др.), которые в СССР в начале1930;х гг. под влиянием идеологии, определявшей государственное устройство и организацию экономики, были упразднены.
• [18] Идеологема — политический термин, часть какой-либо идеологии, элемент идеологической системы. Целенаправленное использование идеологем является эффективным средством управления массовым сознанием — идеологема легко запоминаетсяи создает иллюзию понимания у объекта манипуляции.
• [19] Труд и заработная плата в СССР. С. 299.