Уголовное право. 
История государства и права россии в 2 ч. Часть 1. Ix — первая половина xix века

В XVI—XVII вв.еках понятие преступления еще не получило заключительного определения. Не существовало и самого термина «преступление». Воровством, лихим делом называлось одинаково и убийство, и государственная измена, и продажа тяглых дворов беломестцам, и прием беглых крестьян, и вступление в четвертый брак. Под преступлением разумелось, прежде всего, деяние противогосударственное, нарушающее законодательные предписания, но и за непрописанные в законе деяния уголовная ответственность также не исключалась. Принцип «nullum crimen, nulla poena sine lege» далеко еще не вступил в действие. Любое признанное лихим дело могло быть наказано в уголовном порядке. Государство все прочнее утверждает за собой право быть единственным проводником уголовной политики. Если Судебник 1550 года предусматривал при несостоятельности преступника, совершившего кражу впервые, выдачу его «головой до искупа» потерпевшему (ст. 55), то Уложение отменяет это положение и предписывает после соответствующего физического истязания заключить вора в тюрьму (гл. XXI, ст. 9). В эпоху Уложения уже не допускается широко распространенного ранее примирения потерпевшего с виновным по серьезным делам (там же, ст. 31). В первой половине XVI века возможно было примирение и по делам об убийстве.

В Уложении, а также в новоуказанных статьях получают довольно подробную, хотя и весьма несовершенную разработку условия вменения. Из новоуказанных статей 1669 года мы узнаем о том, что к уголовной ответственности не привлекались дети до 7 лет и «бесные», т. е. сумасшедшие.

Предпринимались еще Судебником 1550 года попытки разграничения хитростных и бесхитростных деяний, но полной ясности в этом вопросе нет. Уложение пытается разграничить деяния умышленные и неумышленные, к последним оно относит совершенные пьяным делом (в драке). Четкой границы между теми и другими, однако, не проводится. В Соборном Уложении говорится о ненаказуемой случайности: если всадник окажется не в состоянии подчинить своей воле взбесившуюся лошадь, а она понесет и собьет женщину, то уголовной ответственности за это не наступает, даже если потерпевшая будет убита (гл. XXII, ст. 18).

Некоторые деяния, совершенные по неосторожности, Уложением относятся к случайным: «А будет кто, стреляючи из пищали, или из лука по зверю или по птице… и убьет кого за горою, или за горотьбою, или каким-нибудь обычаем кого убьет до смерти деревом, или камнем, или чем-нибудь ненарочным же делом, а недружбы и никакие вражды напередь того у того, кто убьет, с тем, кого убьет, не было, и сыщется про то допряма, что такое убийство учинилося ненарочно, без умышления, и за такое убийство никого смертью не казнити и в тюрьму.

1бб не сажати потому, что такое дело учинится грешным делом без умышления" (там же, ст. 20). Как мы видим, в приведенных здесь случаях могут присутствовать элементы как халатности, так и самонадеянности, но законодатель не входит в рассуждения об этом и ведет речь только об отсутствии «умышления». По Уложению признается наказуемым голый умысел на убийство царя и господина: «А будет чей-нибудь человек помыслит смертное на того, кому он служит или против его вымет какое оружие, хотя его убити, и ему за такое его дело отсечь рука» (гл. XXII, ст. 8).

К числу обстоятельств, исключающих вменение, законодатель относит необходимую оборону. В Соборном Уложении она получает следующее определение: «А будет тот… бороняся от себя и дом свой обороняя, кого… убьет до смерти и привезет побитых к судьям, и сыщется про то допряма, что он убийство учинил поневоле, от себя бороняся, и ему того в вину не ставить» (гл. X, ст. 200). Из этой статьи следует, что под понятие необходимой обороны подпадает и защита своей собственности. Совершение убийства слугой при обороне подвергнувшегося нападению господина также ненаказуемо (гл. XXII, ст. 21). Более того, слуги обязываются законом к защите своих господ (там же, ст. 16). Закон не требует соразмерности средств обороны и нападения. Так, Уложение признает правомерным, расценивая как оборонительное действие, убийство в ссоре, возникшей в ходе судебного разбирательства, человека, нанесшего удары своему процессуальному противнику (гл. X, ст. 105).

Уложение знает и крайнюю необходимость. Но законоположение, которое указывает на это обстоятельство как на устраняющее вменение, сильно грешит казуальностью: «А будет кто собаку убьет ручным боем не из ружья, бороняся от себя, и ему за ту собаку цены на платить, и в вину ему того не ставши» (гл. X, ст. 283). Законодатель в силу неразвитости юридической техники и невладения научным подходом к разработке законодательных вопросов не смог выработать общего понятия крайней необходимости. В приведенной статье, видимо, зафиксирован судебный прецедент. С большей основательностью, чем в Судебниках, в Уложении 1649 года разработаны вопросы соучастия в преступлении. К видам соучастия относится «пристанодержателъство», т. е. укрывательство преступников, предоставление им убежища (Улож. гл. XXI, ст. 62), «подвод», т. е. указание места и удобного случая для совершения преступления, «поноровка», т. е. охранение преступника от опасности во время совершения преступления (там же, ст. 63) и «поклажея», т. е. прием и продажа краденых вещей («разбойной и татиной рухляди») (там же, ст. 64).

Уложение обязывает население под страхом наказания к оказанию помощи людям, подвергшимся разбойному нападению, и к преследованию разбойников (там же, ст. 59). Уложение предусматривало уголовную ответственность за недонесение о государственном преступлении.

Она распространялась законом также и на членов семьи изменника, и на ближайших его родственников (Улож., гл. II, ст. 6, 9, 19).

Система преступных деяний по Уложению выглядела следующим образом. На первый план вынесены преступления против религии как идеологической основы государства (гл. I). Затем идут преступления против государя и государства (гл. II, III). Далее следуют преступления против порядка управления (гл. IV, V, VII, IX) и суда (гл. X, XIV), против законов о состоянии (гл. XIX), против частных лиц (гл. XXI, XXII). Но, разумеется, не все преступления вполне вписываются в эту схему. В Уложении представлены следующие религиозные преступления: 1) богохульство, 2) совращение в мусульманскую веру, 3) умышленное перерывание литургии. Под богохульством понималось возведение хулы на христианские святыни. Субъектами этого преступления могли быть как православные, так и иноверцы: «Будет кто иноверцы какие-нибудь веры, или и русской человек возложит хулу на Господа бога и спаса нашего Иисуса Христа или… нашу богородицу и приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников… того богохульника обличив, казнити, сжечь» (гл. I, ст. 1).

Уложение предусматривало уголовную ответственность за совращение только именно в мусульманскую веру (обрезание), поскольку ее исповедовало значительное число подданных Московского царя, что создавало реальную опасность совершения подобных деяний с их стороны. Совратитель независимо от того, какими средствами (обманом или насилием) достигал своей цели, карался смертной казнью. Вероотступник наказывался по церковным законам (гл. XXII, ст. 24).

Под умышленное перерывание литургии подпадали действия, посягающие на церковное благочиние, на достоинство священнослужителей. Сюда же относилось и всякое иное бесчинство в церкви, учинение драк и т. д. (гл. I, ст. 2, 3, 6, 7). В эту же главу помещены и преступления против нравственности (сводничество и др.). С выходом закона 1685 года началось преследование раскола. За состояние в нем полагалась ссылка, за его распространение — смертнаю казнь, за укрывательство раскольников — торговая казнь и ссылка.

К преступлениям против государя, включенным в 1−4 и др. статьи гл. II Уложения, относится оскорбление «царского величества» делом, злое умышление на государево здоровье, измена («кто царьского величества, недругу город здаст изменою» и др.), заговоры и бунты («кто хотя Московским государством завладеть и государем быть, и для того злого умышления начнет рать збирать, или кто царьского величества с недруги учнет дружиться…»). Преступления против государя охватывались общей формулой «государево слово и дело». Недонесение о такого рода преступлении каралось смертной казнью «безо всякие пощады» (гл. II, ст. 19). К числу оскорблений государевой чести относятся всякого рода бесчинства, ссоры и драки на государевом дворе. Нанесение в ссоре удара кому-либо рассматривалось как посягательство на «честь госудерева двора» и полагалось за это тюремное заключение сроком на один месяц (гл. III, ст. 2). «А будет кто при государе вымет на кого какое ни буди оружие, а не ранит и не убиет, и того казнити, отсечь рука» (гл. III, ст. 4). Если такое же произойдет на государевом дворе, но в отсутствие государя, то полагалось наказание трехмесячным тюремным заключением (там же, ст. 5).

Оскорбление государя словом не предусматривали ни Царский Судебник, ни Уложение. Но, по свидетельству Г. К. Котошихина, за поносные слова в адрес государя били кнутом и урезали языки. Такое же наказание полагалось и за оскорбление членов царской фамилии. Сохранилась царская грамота от 26 февраля 1651 года, которая повелевала псковскому посадскому человеку Гришке Трясосоломину за непристойные речи в отношении царицы вырезать язык. К государственным преступлениям принадлежали также изменнические действия служилых людей (Улож., гл. VII, ст. 20), дезертирство (там же, ст. 19).

К должностным преступлениям, нарушающим порядок управления и отправления правосудия, относилось лихоимство, предусмотренное впервые Судебником 1550 года: «А возьмет боярин или дворецкой, или казначей, или дьяк, или подьячий или неделыцик на ком, что лишек, и на том взяти втрое» (ст. 8). «Лихоимство» в точном смысле этого слова есть взимание пошлин свыше («лише») таксы. Оно может и не иметь отношения к суду. Так, приставу-неделыцику за езду в Углич для оказания услуг в связи с уголовным делом полагается по таксе один рубль. Получение денег свыше этой суммы образует состав преступления, именуемого лихоимством. Примером совершения этого преступления может послужить и взимание полевых пошлин с участников поединка свыше установленных (там же, ст. 9).

Но жаловаться на лихоимца было опасно, так как при неподтверждении обвинения жалобщик подвергался торговой казни и заключался в тюрьму. К числу должностных преступлений относилась также подписка, т. е. подделка документов, актов, подписей, печатей. Первое упоминание о ней содержит тот же Царский Судебник (ст. 59). Глава IV Уложения носит название: «О подпищиках и которые печати подделывают». За составление поддельных государевых грамот и подделку печатей предусматривалась смертная казнь.

Как серьезное преступление рассматривалось уклонение от службы. За это полагалось наказание кнутом, отнятие поместий или вычеты из жалованья (для служилых людей по прибору). За самовольный роспуск ратных людей за посулы по закону нужно было боярам и воеводам чинить «жестокое наказание, что государь укажет» (Улож., гл. VII, ст. 8−11).

Самым опасным посягательством на финансовые права государства считалась подделка монеты. Соборное Уложение предусматривало наказание смертной казнью через залитие горла расплавленным металлом денежным мастерам, которые «учнут делати медные оловянные или укладные деньги, или в денежное дело, в серебро учнут прибавляти медь или олово или свинец, и тем государеве казне учнут чинити убыль…» (гл. V, ст. 1).

В 1661 году вышел закон о подделке монеты. Смертная казнь была заменена членовредительными наказаниями, тяжесть которых определялась в зависимости от степени вины.

Типичным должностным преступлением, нарушавшим финансовые интересы государства, являлось присвоение подьячими получаемых пошлин по судным делам путем сокрытия их от учета (Улож., гл. X, ст. 129). К преступлениям против финансовых прав государства относилось также кормчество.

Глава XXV Соборного Уложения представляет собой весьма пространный, состоящий из 21 статьи, указ о корчмах. Нарушение государевой питейной монополии, выразившееся в курении вина на продажу, наказывалось за первый выявленный случай штрафом в сумме пяти рублей, за второй — полагалось наказание кнутом. «Питухи», пользовавшиеся услугами нарушителей питейной монополии, поначалу наказывались небольшим штрафом, за повторное уличение в посещении корчмы полагалось «бити батоги» (ст. 1). Изобличенные в кормчестве в третий раз подвергались штрафу в сумме 20 рублей и сажались в тюрьму на неопределенный срок (до государева указу). Уличенные в троекратном посещении кормчинных мест питухи наказывались кнутом.

К числу тяжких преступлений относились также незаконное хранение и продажа табака: «А кто русские люди и иноземцы табак учнут держати или табаком учнут торговати и тех людей продавцов и купцов велено имати и присылати в Новую четверть, и за то тем людям чинити наказание большое без пощады под смертною казнью, и дворы их и животы имая, продавати, а деньги имати в государеву казну» (гл. XXV, ст. 11). Долгое время и табакокурение было уголовно наказуемым деянием.

В разряд нарушений полицейского режима включался выезд за границу по торговым делам без государевой проезжей грамоты, за что полагалось наказание кнутом (гл. VI, ст. 4).

В XVII веке устанавливается понятие контрабанды. Вывоз за рубеж некоторых товаров (соли, льна и т. д.) запрещается под угрозой смертной казни (указы 1662 и 1681 гг.). К преступлениям против порядка управления относилось и непосредственное обращение с жалобами к царю. Согласно ст. 20 гл. X Уложения, «кто учнет о каком деле бити челом… государю, то… наказание — бити батоги, а кто почестнее и того посадити в тюрьму на неделю». Быть «почестнее» в законодательных понятиях того времени означало быть ближе к царю.

К наиболее распространенным преступлениям против суда относилась лжеприсяга. Уложение предписывало свидетелю «за вину, что он крест целует не на правде, учинить жестокое наказание, бить его кнутом по торгам по три дни… посадить его в тюрьму на год и впредь ему ни в чем не верить» (гл. XI, ст. 27).

Судебник 1550 года вводит уголовное наказание за лжесвидетельство (без присяги). За ложные показания послух наказывается торговою казнью и принуждается к возмещению истцу убытков (ст. 99).

Уложение предусматривает наказание кнутом каждого десятого из солгавших на обыске обыскных людей. Кроме того все уличенные в ложных показаниях наказываются высокими штрафами в соответствии с занимаемым положением (чем выше чин, тем выше его размер), и с них же взыскиваются убытки, которые понесли истец или ответчик от «лживых обысков» (гл. X, ст. 162). Наказание постигает обыскным людям и в том случае, если они признают подвергнутого обыску человека добрым, а позднее откроется, что за ним числится лихое дело (гл. XXI, ст. 36).

К разряду преступлений против суда и правосудия принадлежит ябедничество, а также «подмет» (подбрасывание) поличного с целью обвинения в краже (гл. XXI, ст. 56), ложный донос о государственном преступлении: «А которые всяких чинов люди учнут за собою сказывать государево дело или слово, а после того они же учнут говорить, что за ними государева слова и дела нет… и их за то бить кнутом» (гл. II, ст. 14).

Произнесение невежливых, бранных слов в суде рассматривалось как судебное бесчестье и наказывалось заключением в тюрьму на неделю (Улож., гл. X, ст. 105), за оскорбление судьи полагалось бить кнутом или батогами (там же, ст. 106).

Самым же опасным преступлением против правосудия являлось умышленное вынесение судьями неправосудных решений за посул, «по дружбе или по недружбе» (Улож., гл. X, ст. 5) и фальсификация по тем же мотивам судебного протокола дьяками и подьячими (должностной подлог), за что дьяку полагалось наказание кнутом и отстранение от должности, а подьячему — отсечение руки (там же, ст. 12).

К преступлениям против законов о состоянии Уложением относится переход посадских людей в закладники и в крестьянство (гл. XIX, ст. 13), продажа и залог тяглых дворов беломестцам: «А кто черные люди те свои дворы продадут, или заложат, и тех черных людей за воровство бита кнутом» (там же, ст. 40).

Далее идут преступления против частных лиц. Право на уголовную защиту распространяется на все слои населения, в том числе на холопов и крепостных крестьян. Самым опасным среди преступлений этого разряда является убийство или душегубство. Особо выделяются законодательством квалифицированные виды этого деяния. Среди них убийство родителей, братьев и сестер, убийство мужа и незаконнорожденных детей. За мужеубийство полагалась одна из самых жестоких казней — закапывание живой в землю (Улож., гл. XXII, ст. 14). Законом предусмотрена отсрочка исполнения смертной казни для беременных женщин до рождения ребенка (там же, ст. 15). Для женоубийцы закон смертной казни не предусматривал. Встает вопрос: почему за убийство законнорожденных детей родители подвергались заключению в тюрьму на один год, тогда как за убийство незаконнорожденных была предусмотрена для убийцы смертная казнь (там же, ст. 26). Ход мысли законодателя, видимо, таков. Убийство родителями детей, рожденных в законном браке, как правило, совершается без прямого умысла (без предумышленна), в процессе применения родительских воспитательных мер. При убийстве в блуде прижитого ребенка умысел имеет прямую направленность на то, чтобы его загубить, и тем самым сокрыть свой грех. Закон в этом случае устанавливает наказание за двойной грех (за убийство и за блуд), преследуя также цель искоренения блудных дел («чтобы на то смотря, иные такого беззакония и скверного дела не делали, и от блуда унялися»). В качестве квалифицирующего признака Уложением признается способ совершения убийства (убийство путем отравления). За квалифицированные виды убийства полагалась смертная казнь «без всякие пощады».

За простое убийство также полагалась смертная казнь: «А кого убьет с умышления и сыщется про то допряма, что с умышленна убил, и такова убийцу самого казнити смертию» (Улож., гл. XXI, ст. 72). Но по этим делам применение смертной казни требовало более осмотрительного подхода, установления прямого умысла на убийство. При доказанности, что оно совершено «пьяным делом, а не умышлением», назначалось наказание кнутом (там же, ст. 73).

Уложением предусматривалась одинаковая ответственность как для исполнителей, так и для заказчиков убийства: «А будет кто над кем учинит смертное убийство по чьему научению, а сыщется про то допряма, и того, кто на смертное убийство научал, и кто убил, обеих казнити смертию же» (гл. XXII, ст. 19).

В Уложении получают обособление преступления против здоровья (ранее они смешивались с преступлениями против жизни и против чести). К ним относятся причинение увечий, нанесение ран и тяжкие побои (там же, ст. 10−12). Наряду с учинившим такое преступление равную с ним ответственность нес тот, по чьему «научению» он действовал (там же, ст. 12).

Московское законодательство к числу преступных деяний относит оскорбление словом. Царский Судебник высоту назначаемого за словесное унижение достоинства лица штрафа связывает с его принадлежностью к тому или иному общественному классу. За оскорбление торгового гостя полагался штраф в сумме 50 рублей, посадского человека — 5 рублей, крестьянина — 1 рубль. За оскорбление женщины назначался вдвое больший штраф (ст. 26). Соборное Уложение пошло еще дальше в этом направлении. Им тяжесть наказания за бесчестье ставится в зависимость от чина, должности, звания, общественного положения как оскорбленного, так и оскорбителя. Люди из простонародья, нанесшие оскорбление боярам и другим думным чинам, подвергались наказанию кнутом и тюремному заключению сроком на две недели (гл. X, ст. 92), со стольников и других служилых людей за то же самое взыскивались штрафы в пользу оскорбленных. Но при отсутствии возможности уплатить взысканную за бесчестье сумму и они подвергались битью кнутом (там же, ст. 91). В пользу словесно оскорбленных кем бы то ни было самих служилых людей полагалось взыскание штрафов в размере установленных им в соответствии с чином денежных окладов (там же, ст. 9). Их женам за бесчестье полагалась вдвое большая, а дочерям — вчетверо большая сумма штрафа. Видимо, считалось, что поношение девушки — невесты непристойными словами могло повредить ее замужеству.

Наибольшее число статей в гл. X посвящено защите чести духовных лиц, начиная от патриарха и заканчивая церковным дьячком.

Уголовная ответственность за клевету как особый вид преступления против чести наступала только в том случае, если оскорбительное обвинение в чем-либо оказывалось ложным измышлением.

Широко представлены в Соборном Уложении имущественные преступления. К числу наиболее тяжких преступлений против имущественных прав Соборное Уложение, как и прежнее законодательство, относит поджог. За его совершение назначается один из самых жестоких видов смертной казни — сожжение (гл. X, ст. 228). Уложением выделяются как отдельные преступления, направленные на завладение чужим имуществом, татьба, грабеж и разбой. Татьба понимается как тайное похищение чужого имущества. Различия между кражей с поличным и без поличного уже не проводится. К квалифицированным видам татьбы относится церковная татьба. Она каралась смертной казнью. Квалифицирующим обстоятельством для кражи являлась повторность. За ее совершение в третий раз независимо от размера похищенного полагалась смертная казнь. Грабеж как явное отнятие имущества у другого лица наказывался мягче, чем татьба, видимо, кража как совершаемая тайно считается более опасным деянием. Определение грабежа Уложение не дает, но из упоминания о нем можно понять, что оно под этим преступлением разумеет. В статье 15 гл. XXI говорится о ворах, которые, ходя по улицам, «грабят и шапки срывают». Различие между разбоем и грабежом не проводится, но с часто употребляемым в отношении разбойников термином «розбиватъ», вероятно, связывалось применение при завладении имуществом опасного для жизни насилия (гл. XXI, ст. 16, 23−25, 34). Разбой считался более тяжким по сравнению с кражей преступлением. Повторное его совершение наказывалось смертной казнью. Соборное Уложение прямо запрещает, угрожая штрафом за ослушание, мириться с разбойниками (там же, ст. 34).

В Царском Судебнике (ст. 58), а затем в Уложении (гл. XXI, ст. 11), употребляется термин «мошенничество», но смысл его не раскрывается. Однако из того, что мошенник в ст. 58 именуется «оманщиком», можно заключить, что имеется в виду совершение имущественного преступления посредством обмана.

Как отмечалось, размер похищенного не влиял на квалификацию преступления. Однако законодателем проявлялось снисходительное отношение к определенным кражам и грабежам, если не причинен большой ущерб (Улож., гл. X, ст. 221, 222). В основе проявления особого к ним законодательного подхода лежит обычно-правовое воззрение на эти деяния как менее опасные. К посягательствам на то, что произрастает из земли, народ относился несколько иначе, менее строго.

Соборному Уложению было известно и вымогательство, хотя такого термина оно не знает. В статье 251 гл. X получает подробное описание преступное деяние, связанное с принуждением путем насилия или через его применение к заключению фиктивного договора займа (заемной кабалы) с целью последующего истребования с должника уже «законным порядком» означенной в крепостном акте суммы. Лицам, участвовавшим «воровски» в составлении заемной кабалы в свою пользу, полагалось нещадное битье кнутом и тюремное заключение на полгода. Площадной подьячий за составление «воровской крепости» карался отсечением руки. Участвовавшие в этом преступном деле лица в качестве послухов подлежали наказанию кнутом и тюрьмой.

Соборное Уложение по сравнению с Московскими судебниками с большей определенностью высказывается о целях наказания. Значение основной цели все более приобретает устрашение. В статьях Уложения многократно повторяется формула: «Чтоб иным на то смотря, не было повадно так делать». Публичное совершение жестоких казней считалось как нельзя лучше соответствующим этой цели.

Усвоен был Уложением и принцип возмездия (талиона), воздаяния за причиненный вред причинением равного вреда: «А будет кто… учинит над кем-нибудь мучительное надругательство, отсечет руку или ногу, или нос, или ухо, или губы обрежет, или глаз выколет, и сыщется про то допряма, и за такое его надругательство самому ему то же учинити…» (гл. XXII, ст. 10). Принцип материального соответствия наказания преступлению М. Ф. Владимирским-Будановым усматривается в том, что поджигатель карается сожжением, за кражу усекается рука, за лжеприсягу урезается язык (Улож., гл. XIV, ст. 10). Яркое воплощение принцип возмездия, как указывает дореволюционный криминалист Л. С. Белогриц-Котляревский, находит в наказании подлога, учиненного подьячим по приказанию дьяка. Главный виновник этого преступления, как уже отмечалось, наказывается кнутом, а менее виновный соучастник (подьячий) карается отсечением руки: все потому, что чинившая подлог рука рассматривается как орудие преступления.

К числу особенностей карательной политики этого периода относится применение за одно и то же преступление многих видов наказаний. Так, за первую татьбу следует наказание кнутом, урезание левого уха, тюремное заключение на два года и ссылка (Улож., гл. XXI, ст. 9). За надругательство над человеком, выразившееся в избиении его кнутом или батогами, полагалась торговая казнь, заключение в тюрьму на месяц, а также уплата штрафа за бесчестье (там же, гл. XXII, ст. 11). За переход тяглых посадских людей в крестьяне и в закладчики предусмотрено наказание кнутом и ссылка в Сибирь на житье на р. Лену (гл. XIX, ст. 13).

Другая особенность состоит в неопределенности назначаемых за ряд преступлений наказаний. Так, Царский Судебник предписывает «казнити торговой казнью и кинута в тюрьму» (ст. 6, 8−10), а Уложение нередко предусматривает заключение в «тюрьму до государева указу» (гл. X, ст. 8, 9), битье «кнутом или батогами, что государь укажет» (гл. X, ст. 106).

Соборное Уложение, по сравнению с Московскими судебниками, располагает более разветвленной системой мер уголовной репрессии. Оно знает следующие виды наказаний: смертная казнь, торговая казнь, членовредительство, иные телесные наказания, тюремное заключение, ссылка, имущественные наказания, лишение чести.

Смертная казнь, можно сказать, венчает эту систему уголовных кар. Она отнюдь не исключительная, а распространяемая на широкий круг преступных деяний мера наказания. Уложение предусматривает ее применение к 60 составам преступлений. Наряду с простыми видами смертной казни (обезглавливание, повешение и утопление) московское законодательство XVI—XVII вв.еков знало и квалифицированные, отличающиеся изуверской жестокостью, такие как: сожжение, закапывание живым в землю, залитие горла расплавленным металлом, четвертование (пятерение), колесование.

Следующей по степени тяжести была торговая казнь (нещадное избиение кнутом). Впрочем, по уровню мучительности она превосходила простые виды смертной казни. Зачастую эта изуверская экзекуция заканчивалась смертью жертвы «правосудия».

За торговой казнью следовали членовредителъные наказания: отсекание конечностей, уха, носа и т. д.

За менее значительные преступления полагалось битье батогами, палками. Однако эти наказания нельзя включать, как это делают авторы ряда учебников, в один с торговой казнью разряд телесных наказаний. Между этими видами экзекуции существовало принципиальное различие. Торговая казнь по сути была скрытым видом смертной казни. Ей по праву принадлежит особое место в системе уголовных кар. И не всякое наказание кнутом рассматривалось как торговая казнь. Предусмотренное как наказание за лжеприсягу битье «кнутом по торгам три дня» — торговая казнь. Наказание кнутом за оскорбление судьи, думных чинов — ею не являлось.

В XVI—XVII вв.ека более широко стало применяться тюремное заключение, в том числе и пожизненное. Наряду с каменными и деревянными существовали земляные тюрьмы, которые представляли собою вырытые в земле ямы с опущенными в них бревенчатыми срубами, а иногда и без срубов. Организация тюремного дела находилась на самом примитивном уровне. Заключенным не полагалось никакого содержания. В целях пропитания время от времени они с кандалами на ногах небольшими группами выводились стражниками из тюрьмы для собирания милостыни.

В XVII веке в число распространенных мер наказания стала входить ссылка. Особенно часто она применялась в отношении раскольников, которые в массовом порядке ссылались на жительство в Сибирь. Имущественные наказания (штрафы и конфискация имущества) продолжали применяться как основные и дополнительные. Наиболее широкое применение имели штрафы (бесчестья) по делам об оскорблении словом. Но прежнее значение денежных наказаний в целом утрачивается. Идея причинения преступнику физических страданий все более полно воплощается в уголовном законодательстве.

К числу наиболее редко применяемых наказаний относилось лишение чести. Ему подвергались в основном носители думных чинов. За вынесение неправосудного решения, за посул, «по дружбе или по недружбе» полагалось «у боярина, и у окольничего, и у думного человека отнята честь» (Улож., гл. X, ст. 5).

Жестокость московского уголовного законодательства до некоторой степени смягчалась существованием института «печалования», суть которого состояла в праве церкви на ходатайства о замене смертной казни пожизненным заточением осужденного к ней в монастырской келье.

Как мы видим, карающая десница государства обрушивалась на всех и каждого, кто посягал на господствующую религию, основы государственного и общественного строя, на жизнь, здоровье и честь государя, на установленный властью правопорядок, на жизнь и собственность подданных. В этой связи у нас нет достаточных оснований для утверждения об «откровенно классовом» характере московского уголовного законодательства. Лица, принадлежавшие к сословию феодалов, за совершение тяжких преступлений несли в основном равную с представителями тяглых слоев населения ответственность. Будучи уличенными в татьбе или разбое и облихованными при повальном обыске, они подвергались пытке и наказывались наравне со всеми в зависимости от ее результата, разделяя во всем участь лихих людей. Неправомерно в этой связи, еще раз подчеркнем, вести речь о разбое как о форме массового протеста. Разбойничали и дворяне, и дети боярские. А страдали от разбоев главным образом крестьяне и тяглые посадские люди.

Что касается дифференциации уголовной ответственности в зависимости от объекта и субъекта преступления, то она последовательно проводилась в основном только по делам об оскорблении чести. Но уголовный штраф (бесчестье), строго говоря, был не столько наказанием, сколько возмещением морального ущерба. Но, разумеется, размер его соответствовал высоте должности и общественного положения лиц, оскорбленных непристойным словом, и их оскорбителей. Убеждает нас в таком понимании бесчестья и установление за оскорбление женской чести более высокого штрафа. Но телесные наказания полагались только за оскорбление думных чинов, высших духовных особ.

Освобождались от телесных наказаний лишь думные люди, но это не класс, а небольшая привилегированная группа высших сановников государства, носителей вместе с царем верховной власти. Но, разумеется, при совершении государственной измены и им не избежать было общей участи. Под особую защиту становился, таким образом, опятьтаки сугубо государственный интерес.