Судоустройство и судопроизводство

Созданная Екатериной II судебная система не претерпела в первой половине XIX столетия сколько-нибудь существенных изменений. Были упразднены лишь некоторые сословно-судебные верхние расправы (для государственных крестьян и однодворцев), верхние земские суды (для дворян) и губернские магистраты (для мещан). Сохранились соответствующие дворянские и крестьянские уездные суды. Дела купцов и мещан по-прежнему рассматривались магистратами и ратушами. В крупнейших городах были созданы особые для разбора торговых споров коммерческие суды. Им были подведомственны также дела вексельные и о торговой несостоятельности. Разбором мелких торговых споров, вексельных, ярмарочных дел занимались существовавшие в крупных городах словесные суды. Рассмотрение дел велось в них словесно с краткой записью в судебную книгу.

Продолжали действовать в губернских городах учрежденные Екатериной II совестные суды, наряду с законом руководствовавшиеся естественной справедливостью. Их рассмотрению подлежали дела о колдовстве, о преступлениях, совершаемых малолетними и безумными, а также гражданские дела, если стороны избирали органом разрешения своего спора совестный суд. Разбор гражданских дел этим судом носил примирительный характер. Совестный суд состоял из судьи и шести заседателей, по два от дворянского, городского и сельского сословий. Для разрешения споров между дворянами заседатели от последних двух сословий не привлекались. Начиная с 1828 года, правительством принимались меры к постепенному упразднению этих судов.

В качестве всесословных судебных органов продолжали выступать губернские палаты уголовного и гражданского суда, являясь апелляционной инстанцией для уездных и городских судов и судами первой инстанции по делам о должностных преступлениях, о поджогах и др. Палата гражданского суда выполняла также нотариальные функции.

В Петербурге, Москве, Вильно и Архангельске действовали надворные суды, разбиравшие дела по личным обязательствам между иногородними разночинцами, а также дела военнослужащих, находившихся на значительном отдалении от расположения их войсковой части.

Существовали многочисленные ведомственные суды: военные, морские, духовные, горные и т. д. Малозначительные имущественные споры и проступки государственных крестьян разбирались, как указывалось, учрежденными в 1838 году волостными и сельскими расправами.

Суд был только частично отделен от администрации. Решения губернских палат нуждались по-прежнему в утверждении губернаторами. Правосудие продолжали отправлять чины полиции: городничие, частные приставы, квартальные надзиратели, становые приставы. Полицейские органы правомочны были разбирать дела о кражах на сумму до 20 рублей, сумма по тем временам довольно значительная.

Высокие судебные должности зачастую замещались далекими от юриспруденции, некомпетентными в судебных делах, но чиновными людьми.

Не составлял исключения и высший судебный орган России — Сенат. Декабрист М. С. Лунин писал по этому поводу: «Кавалеристы, которые не усидят в седле; моряки, которые не снесут уже качку; иностранцы, которые не понимают русского языка; одним словом, все, которых некуда девать, находят мягкое кресло в правительствующем сенате»^[1].

Судебный аппарат был насквозь продажным, состоял в основном из людей, чуждых гражданской чести и совести, взяточников и мздоимцев. «Лихоимство их взошло до неслыханной степени бесстыдства, — читаем мы в письме А. А. Бестужева Николаю I, — в столицах под глазами блюстителей производится явный торг правосудием»^[2]. Низшие судебные чины не отставали в лихоимстве от судей. «Низшие места и должности, — писал М. С. Лунин, — наполняются людьми, также чуждыми познаний юридических, но одаренными чутьем к ябеде и знающими, наверно, сколько тяжба может принести им доходу»^[3].

Не случайно А. М. Хомяков писал в 1854 году о России: «Черна в судах неправдой черной».

Судопроизводство в первой половине XIX века продолжало сохранять многие жестокие черты инквизиционного процесса, получившего свое законченное воплощение в «Кратком изображении процессов или судебных тяжеб» (1716 г.). Единственным серьезным шагом в плане его гуманизации следует признать отмену пыток указом 1801 года.

Судебное разбирательство оставалось письменным, облеченным канцелярской тайной, совершенно безгласным. В основе его лежали материалы, добытые следственным путем. Стадия судебного следствия тому процессу была неведома. «Наше судопроизводство, — писал М. С. Лунин, — начинается во мраке, тянется в безмолвии, украдкой, часто без ведома одной из участвующих сторон, и заканчивается громадою бестолковых бумаг. Нет адвоката, чтоб говорить за дело, нет присяжных, чтобы утвердить событие, и в особенности нет гласности, чтобы просветить, удержать и направить облеченных судебной властью»^[4].

От грабежа судейского, «черной неправды» судов, страдали и представители дворянства. Подсудимый был не субъектом, а объектом процесса. Однако надо заметить, что теория формальных предустановленных доказательств в известной степени ограничивала простор судейского усмотрения. Одной из причин ее сохранения почти в первозданном виде во второй книге 15-го тома Свода законов Российской империи было соображение составителей о необходимости держать судей в строгих рамках системы полных и неполных доказательств.

Ту же цель, как уже отмечалось, преследовали и авторы Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года, проявляя стремление предусмотреть все до мелочей, чтобы лишить судей, невежество и продажность которых была всеми сознаваемой язвой, возможности произвола. Но такая заформализованность судебной деятельности обрекала подсудимого на участь жертвы бездушной машины правосудия, совершающей над ним расправу по заранее заданной программе. Не вписавшийся в схему обвинения, вместо его оправдания, оставался судебным решением в «подозрении». С ярлыком оставленного в «подозрении» трудно было рассчитывать на общественное доверие и на место в жизни вообще. Сельские общества нередко высылали опороченных таким судебным решением сочленов на постоянное жительство в Сибирь.

Уголовный и гражданский процесс, несмотря на разведение уголовного и гражданского процессуального законодательства по разным томам Свода законов (уголовное было сосредоточено в 15-м, а гражданское — в 11-м томе), не получили еще четкого разграничения.

Сущей чумой России была судебная волокита. Разбирательство по ряду дел, особенно гражданских, тянулось десятилетиями. По мнению декабриста П. Г. Каховского, мучительно долгим судебным разбирательством уничтожается справедливость, составляющая существо правосудия: «Медленное отправление справедливости уже не есть справедливость. У нас же дела тяжебные длятся с апелляциями десятки лет, и очень часто справедливость вознаграждается лишь убытками»^[5]. Впрочем, по делам о государственных преступлениях был предусмотрен ускоренный порядок разбирательства. Они подлежали рассмотрению «без малейшего промедления». Однако нельзя видеть в этом установлении (ст. 1241 т. 15 Свода законов) проявление «четко выраженного классового характера» норм уголовного процесса^[6]. Это законоположение, продиктованное государственным интересом, и «бесцеремонность» такого рода в отношении государственных преступников в равной мере распространялась и на дворянство, тем более, что в николаевское царствование государственные преступления совершались в основном дворянами.

• [1] Лунин М. С. Сочинения, письма, документы. Иркутск, 1988. С. 110.
• [2] Избранные социально-политические и философские произведения декабристов.Т. 1. С. 496.
• [3] Лунин М. С. Указ. соч. С. 110.
• [4] Там же. С. 110.
• [5] Цит. по: Бороздин В. И. Из писем и показаний декабристов. СПб., 1906. С. 20.
• [6] См.: История государства и права России: Учебник /Отв. ред. Ю. П. Титов. М.,