Принимая заключение судебно-медицинской экспертизы в качестве возможного доказательства на выходе

Принимая заключение судебно-медицинской экспертизы в качестве возможного доказательства на выходе, суд не считает нужным придать ему удовлетворяющий потребности конкретной правовой процедуры вектор на входе. Иными словами, суд смещает акценты с предварительной правовой квалификации правонарушения на основании искового заявления на выявление правонарушения (и его правовую квалификацию) после фактической оценки в результате судебно-медицинской экспертизы безотносительно предмета и основания иска.

Однако суд принимает исковое заявление, если в нем указано, в чем заключается нарушение либо угроза нарушения прав, свобод или законных интересов истца и его требования (подп. 4 п. 2 ст. 131 ГПК РФ), а также приведены обстоятельства, на которых истец основывает свои требования, и доказательства, подтверждающие эти обстоятельства (подп. 5 п. 2 ст. 131 ГПК РФ), без чего исковое заявление оставляется без движения (п. 1 ст. 136 ГПК РФ).

Если суд принимает исковое заявление при условии, что фактические обстоятельства определены как нарушение либо угроза нарушения прав, свобод или законных интересов истца (в сравнении с законодательной моделью соответствующих норм права) и его требований, то, очевидно, уже при приеме искового заявления дальнейшее движение (производство по делу) определяется правовой квалификацией правонарушения. Применительно к вопросам причинения вреда при оказании медицинских услуг выбор применимых норм права невелик: либо это генеральный деликт (ст. 1064 ГК РФ), либо усеченный состав (ст. 1095, 1079 ГК РФ) деликта (независимо от вины). Соответственно, правовая квалификация правонарушения предваряет последующий сбор доказательств по делу, а не сбор таких доказательств приводит к правовой квалификации правонарушения. Изменение квалификации правонарушения в ходе процесса возможно в случае изменения иска. Если же истец настаивает на применении норм права, которые не соответствуют фактическим обстоятельствам, суд приобретает возможность отказать в удовлетворении исковых требований по этим основаниям.

Таким образом, пренебрежение судом правовой квалификацией правонарушения в соответствии с иском порождает неопределенность, с которой сталкивается судебно-медицинская экспертная комиссия при получении определения суда.

Из суда для проведения судебно-медицинской экспертизы поступают определения, в которых вопросы не приведены к потребностям правовой процедуры.

Из вопросов, сформулированных в определении суда, не вытекает, какие обстоятельства дела нуждаются в таком доказательстве, как заключение судебно-медицинской экспертизы, и какие факты подлежат доказыванию для того, чтобы суду убедиться в обоснованности позиции сторон.

Судебно-медицинская экспертная комиссия, с одной стороны, оказывается перед фактом несистематизированного, а зачастую сумбурного, невнятного и противоречивого формулирования вопросов сторонами; с другой стороны, судебно-медицинская экспертная комиссия и не проявляет необходимой инициативы, чтобы нивелировать ситуацию, достигнуть необходимой определенности в том, что конкретно необходимо суду по соответствующему делу.

Нельзя сказать, что комиссия судебно-медицинских экспертов лишена необходимых для этого инструментов. Она может направить в суд запрос об уточнении вопросов, например, для элиминации тех вопросов, которые заведомо не относятся к компетенции судебномедицинских экспертов или которые заведомо не требуют экспертной оценки и потому не найдут ответов у экспертов, а также с просьбой уточнения, какие обстоятельства дела нуждаются в экспертном подтверждении или опровержении в соответствии с предметом доказывания, исходя из применимой нормы права — т. е. с просьбой структуризации вопросов в соответствии с потребностями конкретной правовой процедуры.

Неопределенность в том, что конкретно необходимо суду по соответствующему делу, создает условия для вольных или невольных злоупотреблений со стороны судебно-медицинской экспертной комиссии. Так, произвольное сокращение и объединение ответов на вопросы ставит стороны в процессе в затруднительное положение.

Заключение

судебно-медицинской экспертизы является доказательством по делу для суда, а для сторон — инструментом, средством доказывания. Посредством использования экспертных выводов каждая из сторон обосновывает свою позицию и (или) опровергает позицию противоположной стороны. Если заключение судебно-медицинскои экспертизы не предоставляет сторонам такой возможности, то нарушается принцип состязательности в процессе (ст. 12 ГПК РФ, ст. 15 УПК РФ).

Кроме того, судебно-медицинская экспертная комиссия делает выводы на медицинском поле, но поскольку эти выводы интерпретируются в последующем на правовом поле и не медиками, а юристами, медицинская терминологичность, присущая этим выводам, создает затруднения в их немедицинской интерпретации.

Соответственно, выводы, изложенные языком медицинских терминов, нуждаются в своего рода переводе — объяснении, толковании, уточнении смысла понятий на общеупотребимом языке. Это также затрудняет использование экспертных выводов в суде для процессуальных целей.

Наконец, судебно-медицинская экспертная комиссия не утруждает себя обоснованием своих выводов как в процессе, так и в результате их формулирования. Между тем в отсутствие писаных правил медицины, с одной стороны, и при том обилии научных школ в медицине — с другой, отсутствие необходимого обоснования ведет к волюнтаризму и профессиональной безответственности утверждений, что дискредитирует судебную медицину в целом.

Отсюда берет начало негативизм профессиональных представителей (процессуалистов) в отношении судебно-медицинской экспертизы. Поскольку заключение судебно-медицинской экспертизы пишется для суда и стороны не имеют возможности использовать его в качестве инструмента, то опытные процессуалисты переносят акцент доказывания с опоры на экспертные выводы на работу в процессе с другими доказательствами и доказательными фактами. Именно это обстоятельство чаще всего и приводит к дополнительной необходимости допроса эксперта в заседании, назначения дополнительной или повторной экспертизы.

Наконец, немаловажно, что судебно-медицинская экспертиза сейчас складывается в изменившихся экономических условиях. За ее производство кто-то платит — государство (в уголовном процессе) или сами стороны (в гражданском процессе). С юридической, материально-правовой точки зрения производство экспертизы, в том числе судебной, включая судебно-медицинскую, — это услуга. Поэтому судебно-медицинская экспертиза подчиняется правилам договора о возмездном оказании услуг (гл. 39 ГК), даже если договорная практика в этой сфере пока не сложилась. Соответственно, если заказчик оплачивает услугу, он вправе на соразмерение цены и ценности этой услуги. Если услуга лишена надлежащей ценности, она не может иметь не соответствующую ей цену. Если же цена устанавливается стороной экспертизы, то сторона заказчика должна иметь строгие гарантии обеспечения исполнения обязательств по уровню экспертизы.

Экспертные выводы должны обладать не только силой процессуального доказательства, но и материально-правовой доказательной силой, что оплата судебно-медицинской экспертизы не произведена ни за что, впустую. И это не вопрос того, что оплата производства экспертизы должна потворствовать ожиданиям заказчика, привести к желаемым им результатам. Но экспертиза, действительно, должна быть убедительной, свидетельствующей о том, что применены серьезные познания на основании обширной информации и по каждому вопросу сделан единственно правильный вывод.

Таким образом, заключение судебно-медицинской экспертизы требует такого приведения к потребностям правовой процедуры, которое позволяет сторонам свободно, без ограничений пользоваться своими правами и надлежащим образом использовать свой процессуальный потенциал, а суду — вынести правосудное решение.

Не озадаченные распределением бремени доказывания, стороны формулируют вопросы так, чтобы обосновать свою позицию и опровергнуть позицию противоположной стороны, а не так, чтобы доказать каждая положенное ей. Это в последующем — в процессе доказывания — на основании имеющихся доказательств, включая заключение судебно-медицинской экспертизы, стороны могут пользоваться соответствующими аргументами, а для целей проведения такой экспертизы им следует сосредоточиться на том, в чем сходятся их диаметрально противоположные интересы. Этого — из-за отсутствия единого консолидирующего начала — не происходит.

В результате все зависит, во-первых, от уровня пассивности (как в последней группе) или активности (как во всех остальных) сторон; во-вторых, от выбора поля процессуальной активности — правового (первая группа) или медицинского (вторая группа); в-третьих, от степени ситуационного паритета между сторонами, достигнутого в процессе: достигнут он — обе стороны решают вопрос на правовом или медицинском поле (первая и вторая группы), не достигнут — на разных полях (третья группа).

В значительной степени на таком явном распределении по группам сказывается и процессуальная активность представителей сторон. В первой группе явно оказались с обеих сторон процесса те, кто активно придерживается классических юридических канонов, в последней — те, кто их, возможно, придерживается, но пассивно. А вот во второй и в третьей группах — ситуация иная. Желание профессиональных юристов действовать на медицинском поле требует объяснений. Вероятно, основным из них является сформировавшееся из опыта недоверие к институту судебно-медицинской экспертизы и желание перенести акцент в процессе доказывания со статики экспертного заключения на динамику процедуры в судебном заседании. Возможно, дополнительным объяснением является учащение появления представителей с профессиональной медицинской компетентностью. Возможна также прямо противоположная ситуация, когда представителями обеих сторон являются не профессиональные юристы, а также появившиеся в последнее время профессиональные врачи, способные действовать только на медицинском поле. Это касается второй группы. С третьей группой ситуация, похоже, другая: с одной стороны в этих процессах представителем выступает профессиональный юрист (предположительно, и с профессиональной медицинской компетентностью либо с помощью компетентных специалистов), с другой — врач. Именно медицинские познания представителя первой стороны не позволяют в этом случае сторонам скатиться на медицинское поле разрешения правового спора. В противном случае дело было бы отнесено ко второй группе.

Зависимость хода процесса от этих обстоятельств, конечно, может быть устранена судом. Неприведенность вопросов судом к единому знаменателю посредством распределения бремени доказывания между сторонами и формулирования определенности предмета доказывания для каждой является пусковым моментом, инициирующим последствия в виде невыполнения судебно-медицинской экспертизой своего назначения.

Было бы по меньшей мере странным ожидать от судебно-медицинской экспертизы того, что в ее заключении будут устранены пороки организации судебной процедуры и представлены нужные для суда сведения, обеспечивающие потребности правоприменительной процедуры и, самое главное, ожидания сторон в доказательственной эффективности заключения судебно-медицинской экспертизы, различающейся для каждой в состязательной процедуре.

Таким образом, стороны не поставлены судом в положение наиболее эффективного использования выводов судебно-медицинской экспертизы, а потому, будучи предоставлены своему усмотрению, находят всевозможные эрзац-способы тактического участия в процессе.

Все это в наиболее общем виде позволяет объяснить причины невыполнения судебно-медицинской экспертизой своего назначения по делам такого рода в настоящее время:

• 1) судебно-медицинская экспертиза не обладает надлежащей объективностью, обоснованностью и достоверностью;
• 2) судебно-медицинская экспертиза не обладает надлежащей полнотой ответов на поставленные и необходимые для каждой из сторон вопросы;
• 3) судебно-медицинская экспертиза не обладает надлежащей пригодностью для использования в качестве процессуального инструмента при доказывании и для подтверждения каждой из сторон своей позиции или опровержения позиции противоположной стороны.

В целом изложенное свидетельствует, что в настоящее время состояние судебно-медицинских экспертиз по гражданским делам о причинении вреда здоровью при оказании медицинских услуг таково, что не удовлетворяет потребности правовой процедуры (Г. А. Пашинян, О. В. Родин, А. В. Тихомиров, 2009; Е. X. Баринов, Д. В. Сундуков, 2011; Е. X. Баринов, П. О. Ромодановский, 2011). Пусковым механизмом этого является самоустранение суда от определения того, что необходимо получить от судебно-медицинской экспертизы по конкретному делу (Г. А. Пашинян, О. В. Родин, А. В. Тихомиров, 2009; Е. X. Баринов, П. О. Ромодановский, 2011).

Самодеятельность сторон в этом вопросе переводит последующее рассмотрение дела с поля правового на поле медицинское, и в этом же русле следует судебно-медицинская экспертиза. Все это создает дисбаланс в судебном механизме разрешения споров по «медицинским» делам и приводит к выраженным различиям судебной практики по сходным делам (Е. X. Баринов, А. В. Тихомиров, 2010, 2011).