Вклад, внесенный в разработку понятия сделки Д. И. Мейером

• — Основы отечественного учения о юридической сделке впервые излагаются только в «Русском гражданском праве» Д. И. Мейера1. В самом общем виде они сводятся к следующим положениям.
• 1) Сделка относится к категории юридических действий. — Действием вообще «называется проявление воли»^[1][2]. «Не всякое действие имеет значение в области права»^[3]; действие приобретает юридическое значение (переходит в разряд юридических) «от соприкосновения одного человека с другим: тогда только возникает понятие о свободе, о мере свободы… Воля может проявиться в одном сознании, но такие проявления воли, ничем не обнаружившиеся во вне, не подлежат области права… Не всякое и внешнее проявление воли считается юридическим действием… нужно, чтобы оно имело какое-нибудь отношение к вопросу о праве…»^[4]. «Действие… с юридическим значением существует только тогда, когда оно действительно есть произведение воли… В каждом внешнем действии нам приходится обращать внимание… на определение воли, направленной к его совершению»^[5].

Далее следует подробнейшее рассмотрение вопроса о том, «какое влияние на силу юридического действия приписывается в нашем юридическом быту… обстоятельствам, временно лишающим человека сознания»^[6]; после (отдельным параграфом) — вопрос о технике и технологии внешнего выражения воли, ее проявления во вне (волеизъявления)^[7]. И лишь затем, по установлении этих общих для всех юридических действии положении, ученый переходит к характеристике собственно юридической сделки, указывая, что он разумеет «под юридической сделкой всякое юридическое действие, направленное к изменению существующих юридических отношений»¹. «Для сделки, — начинает он характеристику исследуемого понятия, — существенны только два условия: 1) чтобы юридическое действие произвело изменение в существующих юридических отношениях: изменение может состоять в установлении какого-либо права, прежде не существовавшего, или в переходе права от одного лица к другому, или в прекращении права; 2) чтобы юридическое действие было направлено к изменению существующих юридических отношений, предпринято с целью произвести это изменение; а действие, не направленное к тому, не подходит под понятие сделки»^[8][9].

2) В приведенных положениях легко увидеть почти буквальное воспроизведение основных постулатов учения Ф.-К. фон Савиньи с той лишь разницей, что тезисы последнего о соотношении воли и волеизъявления распространены не только на сделки, но и на все вообще юридически значимые действия^[10]. Очевидно, что именно с подачи этого (германского) учения в русской литературе впервые прямо и точно звучат два признака, отграничивающие сделку от иных юридических действий: 1) юридическая результативность и 2) юридическая направленность. Показательно сравнение этих характеристик с цитированными выше ранними определениями договора: вместо недостаточно точных указаний вроде «давать и исполнять» Ф.-Г. Дильтея, слишком широких выражений типа «одного предприятия» (его же) и «одного что-нибудь» В. Г. Кукольника теперь появляется точное обозначение реально достигаемого сделкой (а значит, в том числе и договором) результата. Это — изменение (в широком смысле) в существующих юридических отношениях. Причем изменение в юридических отношениях является той целью, во имя которой совершается сделка, а вовсе не средством для достижения «цели совокупного их труда» как прежде писал Г. И. Терлаич.

О полном и всестороннем заимствовании учения Ф.-К. фон Савиньи свидетельствует, в частности, следующая примечательная деталь: в курсе Д. И. Мейера мы еще не встречаем прямого упоминания о таком признаке сделки, как ее правомерность. И это не случайно: подобно своему немецкому предшественнику Д. И. Мейер прямо заявляет, что вовсе не считает это качество необходимой характеристикой всякой вообще сделки. «Подобно юридическим действиям вообще, — пишет он, — и сделки могут быть разделены на законные и незаконные»^[11]. Однако буквально в следующем предложении он утверждает, что «только законные сделки можно назвать сделками, ибо сделки незаконные не считаются действительными, следовательно, и существующими»¹. И еще ниже он говорит о сделке действительной (сделке, стало быть, в собственном, тесном смысле) как, с одной стороны, действии, «удовлетворяющем всем законным принадлежностям» (т. е. действии правомерном), а с другой — «производящим те перемены в юридических отношениях, к которым оно направлено»^[3][13] (т. е. действии юридически результативном и направленном).

3) Русский ученый не ограничился простым воспроизведением научных воззрений германского авторитета, но, осмыслив таковые, ощутил несоответствие соседствующих друг с другом утверждений: 1) о существовании как законных, так и незаконных сделок и 2) о юридической направленности и результативности сделок. В самом деле, если сделка — действие, не только направленное на достижение юридических последствий, но и реально достигающее их, то, спрашивается: как она могла бы их достигнуть, если бы не находила опоры в законе? Как бы сделка могла достигнуть запланированных ее участниками юридических последствий, если бы сама сделка была бы незаконной? А если могут существовать сделки незаконные, и, несмотря на то, юридически результативные, то следует допустить существование внутренне противоречивого закона^[14], т. е. такого закона, одна норма которого как будто позволяет достичь планируемых последствий, а другая достигнутые было последствия тут же… уничтожает. Если такие ситуации и могут существовать, то считать их тем идеалом, к коему следует стремиться законодателю, никак невозможно. Выходит, следует выбрать что-то одно: 1) или сделка суть действие юридически направленное и результативное и, стало быть, непременно законное или правомерное; словосочетание «незаконная сделка», следовательно, становится наименованием пустого понятия (вроде «фашиствующего космополитизма» или «горячего снега»); 2) или же существуют сделки не только законные, но и незаконные, и в таком случае сделку можно охарактеризовать только как юридически направленное, но не обязательно юридически результативное действие. Незаконная сделка если и достигнет какого-нибудь юридического результата, то явно не того, на достижение которого она направлялась. Запланированные сторонами желательные для них правовые последствия будут достигаться только при посредстве законных сделок.

Последствия выбора той или другой концепции представляются чрезвычайно важными не только для теории сделок, но и для всего гражданского права в целом, ибо подобный выбор означает разрешение вопроса о соотношении всеобщего закона и частной воли.

Если мы рассматриваем в качестве сделок исключительно такие действия, которые реально достигают запланированных юридических последствий (юридически результативные — законные — действия), то мы вольно или невольно опираем юридический эффект сделки в первую очередь на положительное право (закон). Закон постановляет, каким именно действиям он придает статус сделок; частным лицам остается только подстраиваться под указания закона. Отсюда следует, что источник юридического результата сделки коренится в первую очередь в законе; воля частных лиц на совершение сделок и акты ее выражения вовне принимаются во внимание только потому, что таков закон и в той мере, каков этот закон. Сделки как акты изъявления воли частных лиц сами по себе ничего не дают и не решают; они что-то меняют в юридических отношениях лишь тогда, когда осенены законом. Если последнее отсутствует, то юридически направленные действия никогда не породят ожидаемого правового результата, а значит не будут сделками.

Иной подход дает иное решение. Если суть сделки как юридически значимого действия ограничивается одной ее направленностью на достижение юридических последствий, то выходит, что сама эта направленность и предопределяет тот или другой юридический эффект сделки. В этом случае благодаря закону суд получает возможность, скажем так, отделить зерна (сделки правомерные) от плевел (сделки незаконные). Единственным (или, во всяком случае, решающим) юридическим началом оказывается частная воля — воля лиц, совершающих сделки. Некоторые продукты частной воли (сделки) закон как бы отбраковывает — обессиливает их, немедленно дезавуируя достигнутый частной волей правовой результат; других же сделок закон не касается, таким образом сохраняя добытый частной волей юридический эффект в силе.

Резюме к пункту 3 части I. — Учение Д. И. Мейера о сделках не может быть названо самостоятельным. Оно базируется на положениях, постулированных Ф.-К. фон Савиньи. Но в нем есть и самостоятельный элемент: именно Д. И. Мейер затронул и обсудил такие вопросы, которые подтолкнули отечественных ученых к постановке и разработке проблемы источника юридической силы сделки. К сожалению, Д. И. Мейер, совершенно справедливо обративший внимание на проблему правомерности и юридической результативности сделки, не решился отречься от основополагающего тезиса именитого германского предшественника: «действие… с юридическим значением существует только тогда, когда оно действительно есть произведение воли». Почему от него стоило отрешиться? А потому, что этот постулат — юридическое значение действия обусловливается его волевым характером (т. е. внутренним свойством) — абсолютно несовместим с положением самого Д. И. Мейера о невозможности наступления юридического результата действия без указания положительного закона (т. е. без действия внешней силы). Или одно, или другое, но не то и другое вместе. Или источник юридического эффекта сделки — в частной воле, или в положительном законе. Третьего (в том числе того и другого вместе) не дано.

Заняв ту или иную позицию, мы по-разному решим сформулированный еще Ф.-К. фон Савиньи вопрос о юридическом значении несовпадения волеизъявления с действительной волей участника сделки. Если сделка — суть продукт положительного закона, то безусловный приоритет должен быть отдан волеизъявлению (тому, что «видел» и на что «опирался» закон). Если же сделка — продукт частной воли, то в отсутствие волевого характера внешне видимого действия ни о какой сделке говорить не приходится, хотя бы все признаки этого действия и свидетельствовали бы о намерении совершившего ее лица достигнуть определенных юридических последствий. Первая позиция социальна (как социален и сам закон), вторая — проникнута глубоким индивидуализмом (как индивидуальна и сама воля).

• [1] Другой корифей отечественной цивилистики позже (в 1902 г.) напишет, чтоименно Д. И. Мейер первым в нашей гражданско-правовой литературе «посвящает учению о сделке… столь же широкое место, какое ему отводили немцы в своих пандектныхучебниках того времени» (Дювернуа Н. Л. Чтения по гражданскому праву. — Т. 2. Учениео вещах. Учение о юридической сделке. М., 2004. С. 72).
• [2] Мейер Д. И. Русское гражданское право. — 10-е изд. Пг., 1915. С. 106.
• [3] Там же.
• [4] Там же. С. 106—107, 107.
• [5] Там же. С. 108.
• [6] Там же. С. 109.
• [7] См.: Там же. С. 119—126.
• [8] Там же. С. 126.
• [9] Там же. С. 127.
• [10] Таким образом Д. И. Мейер получает возможность не обсуждать этого вопросавновь, а воспользоваться отсылочным приемом: «О влиянии на сделку принуждения, ошибки и обмана должно сказать то же самое, что сказано нами о влиянии этих моментов на значение юридического действия вообще» (Там же. С. 131).
• [11] Там же. С. 128.
• [12] Там же.
• [13] Там же. С. 149.
• [14] Явления, в практике нередкого, но вряд ли нормального.