Криминологические аспекты реализации института необходимой обороны

Применение законодательства о необходимой обороне (по результатам обобщения следственной и судебной практики).

Исследование следственно-прокурорской и судебной практики по делам о необходимой обороне показало, что с использованием такого критерия, как сохранение жизни, можно выделить два типа деяний:

• а) служащие сохранению жизни;
• б) играющие деструктивную по отношению к жизни роль^[1].

При этом общество и государство должны делать все для того, чтобы человеку гарантировать священное право жизни. Действующее законодательство не должно быть оторвано от естественного права, и правоприменительная деятельность не может не быть «человечной».

Между тем, исследование показало иное. Была обобщена практика по уголовным делам, рассмотренным судами Владимирской области в 1991—1998 гг., по которым в результате уголовно-правовой квалификации установлено состояние необходимой обороны либо превышение ее пределов. Одновременно были изучены соответствующие материалы Верховного суда Российской Федерации за тот же период.

С учетом изменений, внесенных в квалификацию совершенных деяний судами всех инстанций, предметом проведенных исследований явились дела, имеющие следующую характеристику (см. табл.1).

По сравнению с предыдущим периодом в 1991—1998 гг. в целом возросло количество осуждаемых за превышение пределов необходимой обороны. Соответствующее увеличение особенно явным было в 1993— 1994 гг. Далее наступает относительная стабилизация. Если в 1991— 1992 гг. по ст. 105, 111 УК РСФСР рассматривалось не более 7—8 дел на всю область с почти двухмиллионным населением, то в 1993—1994 гг. таких дел рассматривалось по 19 в год, т. е. их количество увеличилось: по ст. 105 УК РСФСР в 4—5 раз, по ст. 111 УК РСФСР почти в два раза. Возросла доля этих деяний среди умышленных преступлений против личности с 2 до 5% по ст. 105 УК РСФСР, с 1,5 до 3,5% по ст. 111 УК РСФСР (см. диаграммы 1 и 2). Это связано с увеличением количества преступлений против личности и соответствующим увеличением числа случаев самозащиты. Такую же тенденцию можно наблюдать в целом по России (см. диаграммы 3 и 4).

Таблица 1

Квалификация деяний обороняющихся по изученным уголовным делам, % от общего числа квалификаций деяний осужденных^[2]

Диаграмма 7. Динамика тяжких преступлений против личности, совершенных во Владимирской области в исследуемый период

? Статья 108—114 УК РСФСР (ст. 111—114 УК РФ 1996 г.).

] Статья 110 УК РСФСР (ст. 113 УК РФ).

• ? Статья 111 УК РСФСР (ст. 114 УК РФ)
• —?— Всего зарегистрировано преступлений, предусмотренных ст. 111 УК РФ

Диаграмма 2. Динамика убийств, совершенных во Владимирской области в исследуемый период

• ? Статья 102—105 УК РСФСР (ст. 195—108 УК РФ 1996 г.)
• ? Статья 104 УК РСФСР (ст. 107 УК РФ)
• ? Статья 105 УК РСФСР (ст. 108 УК РФ)
• —Ш— Всего зарегистрировано убийств (ст. 105—108 УК РФ)

Диаграмма 3. Динамика убийств в России

I | Убийство и покушение на убийство (ст. 102 УК РСФСР).

I | Убийство и покушение на убийство (ст. 103 УК РСФСР).

Ш Судимость за убийство без смягчающих обстоятельств (ст. 105 УК РФ) | Убийство и покушение на убийство (ст. 105 УК РФ) Из диаграмм 3 и 4 видно, что в 1986—1998 гг. в России более чем в 3 раза увеличилось число зарегистрированных умышленных убийств, совершенных по корыстным мотивам и при других отягчающих обстоятельствах, а без этих обстоятельств (в ссоре, или драке, из ревности, мести и т. п.) увеличилось так же, почти синхронно, более чем в 3 раза. Число зарегистрированных убийств при превышении пределов необходимой обороны за тот же период увеличивалось теми же темпами.

Диаграмма 4. Динамика убийств со смягчающими обстоятельствами.

в России

• ? Статья 104 УК РСФСР (ст. 107 УК РФ)
• ? Статья 105 УК РСФСР (ст. 108 УК РФ)

И тем не менее, на фоне значительного ежегодного роста преступности количество дел данной категории представляется весьма незначительным по сравнению с числом деяний, имеющих характер посягательств (нападений) против жизни и здоровья, от которых возможна необходимая оборона.

Расчеты свидетельствуют, что граждане оказывали сопротивление преступникам реже, чем в 21 случае из 1 тыс. посягательств, предусмотренных ст. 102, 103, 108, 109, 112, 113 УК РСФСР (соответственно ст. 105, 111, 112, 115, 116, 117 УК РФ 1996 г.). Что касается защиты от посягательств, от которых вообще возможно обороняться, то в 1996 г. во Владимирской области они имели место в 16 случаях из 1 тыс. общественно опасных посягательств.

Полные данные приведены быть не могут, поскольку статистика преступности не предусматривает, несмотря на неоднократные на этот счет предложения^[3], специального учета случаев необходимой обороны — они включаются в общий показатель прекращения дел за отсутствием состава преступления (п. 2 ст. 5 УПК РСФСР), а приговоры, постановленные на основании нормы о необходимой обороне, входят в общую цифру оправдательных приговоров. По мнению автора, с учетов важной социальной роли института необходимой обороны следовало бы предусмотреть специальный учет указанных случаев в форме № 1 «Отчета о работе судов первой инстанции по рассмотрению уголовных дел» и форме № 10 «Отчет о числе привлеченных к уголовной ответственности и мерах уголовного наказания»^[4].

Уголовно-правовая оценка совершенных деяний, данная в процессе предварительного следствия, отличается от оценки судов.

Из числа изученных дел по Владимирской области лишь по 7,6% дел деяния были квалифицированы следствием как превышение пределов необходимой обороны (ст. 105 УК РСФСР или ст. 108 УК РФ), по остальным 92,4% дел применен закон, как правило, о тяжком преступлении. По уголовным делам, рассмотренным Верховным судом РФ, это соотношение иное: превышение пределов необходимой обороны вменялось в вину подсудимым в 29,4% уголовных дел, применение закона о тяжком или особо тяжком преступлении (ст. 102, 103, 108 УК РСФСР или ст. 105, 111 УК РФ) составило 64,7%. Следует учитывать, что по ряду дел отсутствуют данные о применении закона следствием; скорее всего, случаев применения следствием ст. 105, 111 УК РСФСР (ст. 108, 114 УК РФ) в действительности было значительно меньше. В дальнейшем ни по уголовным делам, рассмотренным судами области, ни по публикациям не осталось ни одного случая применения ст. 102, 103, 104, 108 УК РСФСР (ст. 105, 111, 112 УК РФ), а большинство дел, по которым следствием применены нормы о превышении пределов необходимой обороны, будут прекращены по признакам ст. 13 УК РСФСР (ст. 37 УК РФ) — т. е. за отсутствием состава преступления в действиях обороняющегося. При этом ни по одному делу приговор не был отменен по причине неверного применения судом более мягкого закона по сравнению с тем, который следовало применить. Очевидно, мы имеем дело с низким качеством деятельности органов предварительного расследования в рассматриваемой нами области. Отметим исключительную важность уголовно-правовой оценки имевшего место события, от которой зависит признание содеянного общественно опасным или общественно полезным, либо оценки преступления как тяжкого или совершенного при существенных смягчающих обстоятельствах.

Вряд ли нужно много говорить о большом вреде, причиненном подобной «практикой» — как в общесоциальном плане, так и в смысле грубого нарушения прав и свобод конкретных людей. Такая практика противоречит не только праву, но и не согласуется с общественным мнением и представлением людей о справедливости.

Так, многочисленные исследования установили, что в массовом сознании были распространены устойчивые представления о широком размахе преступности и ее постоянном росте (см. диаграмму 5).

По результатам опроса граждан в 1995—1996 гг. условная структура опасений в социальной сфере выглядит следующим образом.

Диаграмма 5. Уровень опасений граждан в социальной сфере¹

В 1995—1996 гг., как и в 1994 г., уровень тревоги граждан России за свою безопасность от преступных посягательств оставался достаточно высоким. Практически каждый второй россиянин постоянно опасался за свою безопасность. И если принять во внимание, что еще у 46% респондентов криминогенная обстановка вызывала определенное беспокойство, то можно утверждать, что 91% опрошенных в той или иной степени испытывали чувство неуверенности, страха за свою жизнь и жизнь своих близких. И только у 10% населения криминогенная обстановка не вызывала тревоги.

По результатам опроса виды преступлений, от которых граждане России не чувствовали себя в безопасности, можно представить в следующем порядке (см. диаграмму 6).^[5]

Диаграмма 6. Опасения граждан, связанные с криминогенной.

обстановкой¹

В ходе Всероссийского опроса в 1995—1996 гг. 85% опрошенных указали, что не чувствуют себя в безопасности от преступных посягательств, ощущают тревогу, беспокойство либо часто испытывают опасность нападения. В первую очередь людей волнует их личная безопасность и безопасность близких людей^[6][7]. Почти на том же уровне — опасение за сохранность своего имущества.

Уровень защищенности от посягательств против собственности в условиях перехода к рынку имел тенденцию к снижению, очевидно, еще и потому, что граждане не ожидали материальной поддержки от государства и окружающих при утрате имущества.

Существовал ряд объективных факторов, объясняющих результаты социологических исследований уровня тревожности граждан России, к которым автор отнес следующие:

• • формирование слоя многочисленных собственников крупных и средних состояний, привлекающих внимание криминальных сил;
• • слабость государственной власти, неспособность правоохранительной системы надлежащим образом обеспечить защиту граждан;
• • хроническая нехватка денежных и других материальных средств для надежной государственной защиты граждан в обозримый период;
• • опережающий рост «квалификации» преступных групп и отдельных должностных лиц, обогащающихся за счет бессилия и правовой беспомощности граждан.

На этом фоне более рельефно выглядели проблемы реализации института необходимой обороны, назревшая необходимость решения которых определялась следующими аргументами:

• • малая активность граждан в поисках эффективных средств самозащиты, отсутствие качественной информации о конкретных законных методах самозащиты в различных сферах юридической деятельности;
• • частый «переход» самозащиты в противоправное поведение;
• • разрешение в соответствии с Федеральным законом «Об оружии» приобретать и использовать для самообороны гражданское оружие (огнестрельное гладкоствольное длинноствольное оружие, огнестрельное бесствольное оружие, газовое оружие, электрошоковые устройства и искровые разрядники);
• • существование целого ряда «дефектов» правосознания относительно сущности, целей и пределов гражданской самозащиты и необходимой обороны, в частности.

При изучении уголовных дел, рассмотренных судами Владимирской области в 1991—1998 гг., и материалов Верховного суда РФ за тот же период автор обращал внимание, прежде всего, на выяснение зависимости между содержанием закона о необходимой обороне и его реализацией. Установлено, что ошибки в квалификации объясняются главным образом игнорированием следственными органами причин возникновения событий, роли той и другой сторон в их развитии, имеющихся показаний участников процесса и т. п. Почти в половине изученных дел адвокаты указывали на имеющиеся признаки «нападение—защита». Однако и по таким делам вопрос о необходимой обороне не обсуждался, несмотря на наличие непосредственного повода; во всех случаях ходатайства адвокатов были отклонены, причем по мотивам, совершенно не связанным с отрицанием нападения.

Прокурорами ни по одному из таких дел при утверждении обвинительных заключений не была изменена уголовно-правовая оценка совершенных действий в соответствии со ст. 214, 215 УПК РСФСР. С целью повышения ответственности за принимаемые решения представляется целесообразным мотивированное подтверждение прокурорами постановлений следствия о продолжении уголовного преследования лиц, в отношении которых поставлен вопрос о применении ч. 1 ст. 37 УК РФ.

Изучение дел показало также, что было немало оснований для вмешательства прокуроров в уголовно-правовую оценку деяний лиц, привлеченных к ответственности. Выяснилось, в частности, что почти из 35% дел оборонявшейся стороной становились женщины. Вряд ли нужно доказывать, что возможности их по отражению преступных посягательств гораздо меньше, чем мужчин. Однако не встретилось ни одного случая, когда бы сам по себе факт обороны женщины от нападения мужчины был отмечен в следственном документе, а применение оружия признано вынужденным, исключающим уголовную ответственность. Состояние необходимой обороны в поведении женщин хотя и фиксировалось, но на общих основаниях, без всякой скидки на их физические возможности по отражению посягательств.

Так, Юрьев-Польским народным судом Владимирской области Ильясевич Р. была осуждена по ст. 103 УК РСФСР. Она была признана виновной в совершении умышленного убийства.

12 мая 1992 г. супруги Ильясевичи пришли в гости к своим знакомым Рассадниковым, где распивали спиртные напитки. В 22.00 на улице между супругами Ильясевичами произошла ссора. В процессе ссоры муж стал угрожать супруге, ударил ее, бегал за ней по двору, пытался душить. Она укрылась в доме, однако он побежал за ней. Когда муж забежал в дом, у него был очень страшный вид, и она, боясь, что муж с ней что-то сделает, нанесла кухонным ножом мужу удары в левую половину груди (область сердца) и живот, причинив колото-резаные проникающие ранения, от которых Ильясевич А. скончался на месте.

В кассационном порядке дело не рассматривалось. Заместитель председателя Верховного суда РФ в протесте поставил вопрос о переквалификации действий Ильясевич Р. со ст. 103 на ст. 105 УК РСФСР.

Как видно из материалов дела, Ильясевич ударил свою жену, бегал за ней по двору, а когда она, спасаясь от мужа, убежала в дом, он преследовал ее и также забежал в дом. Таким образом, у Ильясевич Р. были все основания полагать, что нападение мужа на нее не окончено, и он преследует ее с целью расправы.

Президиум Владимирского областного суда при таких обстоятельствах признал, что Ильясевич Р. действовала в состоянии необходимой обороны с превышением ее пределов, и содеянное надлежит квалифицировать по ст. 105 УК РСФСР^[8].

Среди изученных дел встречались такие, по которым причинение тяжких последствий не одному, а двум-трем нападавшим расценивалось как превышение пределов необходимой обороны, поскольку совокупные последствия оказывались более значительными, чем вред, который причинялся или мог быть причинен оборонявшемуся. В подтверждение этому можно привести следующий пример из судебной практики.

Гражданин Паньков был признан виновным в умышленном убийстве с особой жестокостью X. и 3., совершенном в г. Ростове-на-Дону при следующих обстоятельствах.

Паньков познакомился со студентами Ростовского Государственного университета X. и 3. и распивал спиртные напитки в баре, а затем в своей квартире, куда их привел. Конфликт завязался, когда X. стал домогаться жены Панькова. Предлагая совершить половой акт, X. пошел за Паньковой в спальню, выключил свет и схватил ее, поэтому она вынуждена была обратиться за помощью к мужу. Именно это и явилось поводом к драке, в процессе которой Паньков избил X. и 3., порвав последнему рубашку. Вскоре все успокоились, и они втроем ушли из дома. Покинув квартиру, они направились к проспекту Стачек, однако в пути между ними снова произошла драка. Сначала X. с ножом неожиданно, а затем и 3., напали на Панькова. Последний, защищаясь, вырвал правой рукой нож у X. и ударом левой руки сбил его с ног, но его тут же схватил 3., с которым завязалась борьба, и, чтобы освободиться, он ударил 3. ножом и, упав вместе с ним, продолжал наносить удары ножом в лицо и шею.

К этому времени поднялся X. и ударил его ногой по голове, вскочив на ноги, Паньков нанес удар X. ножом и вновь упал вместе с ним, продолжая наносить ему удары в лицо и шею.

В процессе борьбы Паньков нанес 3. ножом 19 колото-резаных и резаных ран лица и шеи, а X. — 29 повреждений, в том числе 19 колото-резаных и резаных ран лица и шеи, совершив, как квалифицировал суд, умышленное убийство с особой жестокостью двух человек.

По поводу своих действий Паньков в суде показал: «Я не думал убивать или нападать на них. Я оборонялся и потому убил. Думаю, что они из-за мести напали на меня, так как я ударил их у себя дома… Я чувствовал реальную опасность для своей жизни, думал, что они в сговоре».

Утверждение Панькова, что на него напали с ножом, и он вынужден был обороняться, подтверждены объективными данными, полученными в ходе расследования по уголовному делу. Таким образом, вывод суда, что убийство совершено в ходе «продолженной» драки, не основан на материалах дела^[9].

По данному случаю суду необходимо было учитывать, что в соответствии с законом граждане имеют право на применение активных мер при защите от общественно опасного посягательства путем причинения посягающему вреда, независимо от наличия у них возможности спастись бегством или иным способом избежать нападения. Переход оружия или других предметов, использованных при нападении, от посягавшего к оборонявшемуся сам по себе не может свидетельствовать об окончании посягательства. Несмотря на указания Пленума Верховного суда СССР в постановлении от 16 августа 1984 г. № 14 о том, что при совершении посягательства группой лиц обороняющийся вправе применить к любому из нападающих такие меры защиты, которые определяются опасностью и характером действий всей группы, суд переквалифицировал действия Панькова со ст. 102 на ст. 105 УК РСФСР. В приговоре суд сослался на то, что потерпевшие, когда нож оказался у Панькова, реальной опасности для него не представляли, что каждому из них Паньков нанес только по одному ранению, когда они стояли, а все остальные — когда лежали на земле. По мнению суда, все это свидетельствовало о превышении осужденным пределов необходимой обороны, в связи с чем его действия подлежат квалификации по ст. 105 УК РСФСР.

Причинение тяжких последствий нападавшему, находившемуся в состоянии алкогольного опьянения, подчас ставилось в вину оборонявшемуся на том основании, что в отношении нетрезвого преступника достаточно применения менее эффективных мер по сравнению с трезвым, уверенно владеющим собой.

Так, например, был признан виновным в убийстве Мартынова Лебедев, осужденный по ст. 104 УК РСФСР (ч. 1 ст. 107 УК РФ).

Вечером 14.04.1992 г. Лебедев и Мартынов с женами распивали спиртное в квартире Лебедева. Мартынов стал ссориться с женщинами и оскорбил жену Лебедева, затем предложил ему выйти поговорить на кухню. Во время разговора Мартынов неожиданно ударил Лебедева кухонным ножом в шею, причинив колото-резаное ранение шеи. Выдернув застрявший в шее нож, Лебедев нанес два ответных удара ножом в грудь Мартынову, причинив ему колото-резаные ранения с повреждением легких, в результате чего тот скончался на месте^[10].

Заместитель Председателя Верховного суда РФ в протесте поставил вопрос об отмене судебных решений и прекращении дела в отношении Лебедева в связи с отсутствием в его действиях состава преступления. Судом установлен факт нанесения Мартыновым Лебедеву ножевого ранения шеи (легкие телесные повреждения с расстройством здоровья). Таким образом, Мартынов продолжал своими агрессивными действиями угрожать Лебедеву, несмотря на состояние алкогольного опьянения, в котором находился.

На предварительном следствии и в суде Лебедев показал, что он видел, как Мартынов вновь тянется рукой к ножу. Он пояснил: «В моем подсознании было то, кто первым вытащит нож, тот останется жить». На основании этого Лебедеву не был ясен момент окончания совершенного на него посягательства. Кроме того, Лебедев, испытывавший душевное волнение, естественное для состояния необходимой обороны, не имел возможности точно взвесить характер грозящей ему опасности.

В связи с этим, Лебедев действовал в состоянии необходимой обороны в соответствии со ст. 13 УК РСФСР (ст. 37 УК РФ), в его действиях отсутствовал состав преступления, а вывод суда о неправомерности действий Лебедева является необоснованным.

В конце 90-х получила распространение практика признания следствием потерпевшими тех нападавших, которым при обороне причинены серьезные повреждения — в процессуальных документах их именовали именно потерпевшими, а не подозреваемыми или обвиняемыми, со всеми вытекающими из этого правовыми последствиями, предусмотренными УПК. Например, вопрос о привлечении их к уголовной ответственности за совершенное преступление при таком подходе нередко просто не возникал. При этом общественная опасность совершенных ими преступлений затушевывалась, преуменьшалась, невольно в какой-то мере перемещалась на оборонявшихся. Объективности ради нужно отметить, что «провоцирующую роль» при этом играет то обстоятельство, что в ч. 1 ст. 37 УК РФ причиняемое нападающему последствие названо вредом. Между тем вред, как справедливо отмечает Ю. Н. Юшков, — это зло и поощряться не может, тогда как необходимая оборона — деяние общественно полезное^[11].

Применение уголовного законодательства о необходимой обороне судами, судя по данным исследования, носило существенно иной характер. Можно сказать, что судебная практика резко контрастировала со следственной практикой. Так, суды Владимирской области применили норму о необходимой обороне по 4% изученных дел, признали превышение ее пределов по 68% дел, согласились с квалификацией деяний как тяжких преступлений по 28% дел. По материалам Верховного суда применение ст. 13 УК РСФСР (ст. 37 УК РФ) составило 6%, ст. 105, 111 УК РСФСР (ст. 108, 114 УК РФ) — 35%, статей Уголовного кодекса о тяжких преступлениях — 59%.

Еще более радикальной была практика вышестоящих судов после рассмотрения ими дел в кассационном и надзорном порядке. Предложенная органами расследования квалификация деяний сохранилась всего по 12,6% дел по Владимирской области и по 5,8% дел, изученных по публикациям. При этом за отсутствием состава преступления на основании ст. 13 УК РСФСР (ст. 37 УК РФ) было прекращено 13,6% дел по области, 47,1% — по материалам Верховного суда РФ. Столь значительное расхождение в показателях объясняется тем, что в кассационном и надзорном порядке по области рассмотрено всего 14% таких дел. Определенную роль играло и то обстоятельство, что по уголовным делам, попавшим в поле зрения Верховного суда РФ, окончательные выводы делали суды самых высоких инстанций, над которыми почти не довлела угроза отмены их решений, тогда как по делам, рассмотренным народными судами области, высшей инстанцией был Президиум областного суда.

Таким образом, анализ уголовных дел исследуемой автором категории позволил сделать вывод, что суды, рассматривающие дела по первой инстанции, обычно применяли положение о превышении пределов необходимой обороны, когда недостаточно доказательств виновности лица в более тяжком преступлении. Дела данной категории специфичны тем, что установление вины усложняется, так как потерпевший нередко от полученных повреждений умирает, очевидцев преступления, как правило, нет, а имеются лишь показания подсудимого об обстоятельствах совершения преступления, в достоверности которых у суда остаются серьезные сомнения, и он предпочитает не оправдывать последнего, а осудить по статье, предусматривающей смягчающие ответственность обстоятельства.

По-видимому, действует также и сложившийся десятилетиями страх перед оправдательными приговорами. Вышестоящие судебные инстанции иногда «устанавливают» превышение пределов необходимой обороны, чтобы избежать отмены неправосудных приговоров с прекращением дела за необоснованностью осуждения лиц, фактически действовавших в состоянии необходимой обороны, и тем самым «не навлекать беды» на суды первой инстанции.

Характерно, что судебные инстанции применяли закон о менее тяжком преступлении либо прекращали дела на основании ст. 37 УК, располагая такими же доказательствами, которые имели органы предварительного расследования. Это значит, что указанные органы располагали предпосылками для принятия правильных решений. Речь, следовательно, идет о практике применения уголовного закона «с запасом», т. е. проявлении обвинительного уклона. Объективно этому способствует и уголовно-процессуальное законодательство, устанавливающее пределы судебного разбирательства. Так, в соответствии с нормами, предусмотренными ст. 232, 254, 348, 349 УПК РСФСР, не допускается изменение обвинения в суде на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, по которому обвиняемый предан суду. В таких случаях дело направлялось для дополнительного расследования, со всеми неблагоприятными для следственных органов последствиями, вытекающими из этого. Что же касается изменения обвинения в сторону смягчения в отношении обвиняемого, то в этом случае суд первой инстанции вправе продолжать разбирательство дела и, в конечном счете, смягчить ответственность, перейдя с тяжкого преступления на его привилегированный вид, или даже вынести оправдательный приговор, что, справедливости ради, было значительно реже. В этом случае следственные органы ничем не рискуют. Поэтому случаи квалификации, так сказать, «с запасом прочности» принимали и продолжают принимать в следственной практике, в частности, по делам о необходимой обороне, массовый характер, что чрезвычайно опасно. Это явление, достаточно четко обозначившееся в судебно-следственной практике, нередко, а быть может, и, как указывают ученые и практические работники, преимущественно встречается именно по делам о необходимой обороне. Правомерная оборона необоснованно признается преступлением с превышением пределов (ст. 108, 114 УК РФ), либо названные деяния, совершенные обороняющимся при смягчающих обстоятельствах, расцениваются как более опасные умышленные преступления против жизни и здоровья личности. Представляется, что в уголовно-процессуальном законодательстве необходимо установить надежный заслон этой порочной практике, чтобы были созданы условия объективного и всестороннего расследования на всех стадиях уголовного процесса, а следственные органы имели эту возможность в первую очередь, не будучи зависимыми от вышестоящих органов, осуществляющих правосудие по уголовным делам. Как видим, необходимость кардинального изменения уголовного законодательства о необходимой обороне назрела уже давно.

Не случайным является предложение, вытекающее из результатов опроса россиян: необходимо принятие законов, усиливающих защиту граждан от преступных посягательств. В первую очередь, это существенный пересмотр принципа необходимой обороны, переориентация на активную самозащиту, расширение прав граждан на применение технических средств самозащиты и охраны имущества^[12].

С точки зрения автора, освобождение закона о необходимой обороне от такого оценочного понятия, как превышение пределов необходимой обороны, — основной шаг к его совершенствованию. Как справедливо подчеркивают отдельные авторы, судебная практика свидетельствует о том, что это понятие только прикрывает огрехи правосудия^[13]. Несмотря на кардинальные изменения юридической регламентации защиты правоохраняемых интересов на уровне государственно-правового статуса личности, в теории уголовного права и судебной практики по-прежнему внимание акцентируется на обосновании недопустимости превышения пределов необходимой обороны, в связи с чем на правоприменительном уровне значительная часть уголовных дел (более 80%) является результатом переквалификации с обычных преступлений против личности. Другими словами, и теория и практика до настоящего времени обеспокоены созданием надлежащих гарантий не для правомерно обороняющихся, а для неправомерно посягающих.

При этом не учитывается криминогенная ситуация в стране, в настоящее время повысились жестокость и агрессивность действий преступников. Если сравнительно недавно основная часть убийств, причинений тяжкого вреда здоровью и других тяжких преступлений совершались на бытовой почве, из хулиганских побуждений, нередко под влиянием внезапно возникшего умысла, то в последние годы такие преступления все чаще носят характер заранее спланированных и подготовленных акций. Проведем простой подсчет шансов, которыми располагают нападающий и жертва посягательства. На стороне первого — внезапность, спланированное преимущество в силе и вооруженности, расчет на безнаказанность. Даже если отвечать все же придется, его ждет неспешная правовая процедура с многочисленными гарантиями, в том числе и самыми главными — презумпцией невиновности и гарантией собственной жизни, поскольку смертная казнь назначена быть не может при любых обстоятельствах. Кроме того, вполне вероятен оправдательный приговор.

У обороняющегося дела обстоят не столь благополучно: психологическая и физическая неготовность к защите, реальная угроза жизни и здоровью, плюс риск неблагоприятных последствий в случае «превышения» пределов необходимой обороны и, соответственно, вероятность самому стать подсудимым, плюс опасность мести родственников или друзей преступника, плюс отсутствие какой-либо правовой или фактической защиты в ходе привлечения нападающего к уголовной ответственности. Словом, куда ни кинь — всюду клин.

Право на оборону должно стать реальным. Закон и практика его применения обязаны изменить то ненормальное положение, при котором преступник имеет преимущество перед жертвой. Даже элементарное представление о справедливости требует, чтобы было наоборот.

• [1] См.: Скворцов Л. В. Насилие и проблема надежности бытия // Человек: Образи сущность (гуманитарные аспекты). Природа насилия. М.: Ин-т научной информациипо общественным наукам РАН, 1995. С. 23—24.
• [2] Исследования проводились в период действия УК РСФСР 1960 г. Ст. 13 УК в редакции Федерального закона от 1 июля 1994 г.; ст. 105 УК РСФСР соответствует ст. 108УК РФ — убийство при превышении пределов необходимой обороны; ст. 111 УК РСФСРсоответствует, с учетом известных изменений, ст. 114 УК РФ — причинение тяжкоговреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны.
• [3] См.: Применение законодательства о необходимой обороне и превышении ее пределов // Государство и право. 1994. № 3. С. 80—89.
• [4] Это важно сделать еще и потому, что изучение архивных дел и материалов статистической отчетности Министерства юстиции РФ показало продолжающуюся практикуотражения в статистике деяний, предусмотренных ст. 108, 114 УК РФ, в общем массивепреступлений против жизни и здоровья вместе с тяжкими и особо тяжкими умышленными преступлениями против личности (ст. 105, 111, УК РФ).
• [5] В основе построения диаграмм лежат результаты опросов различных слоев населения, в том числе сотрудников органов внутренних дел. В социологических исследованиях приняли участие свыше 20 тыс. человек — представителей основных демографических и социально-профессиональных групп населения и более 13 тыс. сотрудниковорганов внутренних дел 30 регионов России. Это дает основание считать полученныерезультаты достаточно достоверными, а выборку — репрезентативной, и позволяет экстраполировать выводы исследований на всю территорию России.
• [6] См.: Изучение уровня защищенности населения от преступных посягательстви общественного мнения о деятельности органов внутренних дел за 1996 г. (по некоторым регионам Российской Федерации). М.; Рязань, 1996.
• [7] См.: Ефремова Г. Л. Образ преступности в общественном мнении // Преступностьи закон: Тез. докл. науч. конф. М.: Криминологическая Ассоциация, Академия МВД России, 1996. С. 109—110.
• [8] См.: Бюллетень Верховного суда РФ. 1994. № 2. С. 15.
• [9] См.: Бюллетень Верховного суда РФ. 1992. № 2. С. 5—6.
• [10] См.: Бюллетень Верховного суда Российской Федерации. 1993. № 5. С. 13.
• [11] См.: Юшков Ю. Н. К вопросу о понятии и пределах необходимой обороны // Российский юридический журнал. 1994. № 2. С. 39.
• [12] См.: Изучение уровня защищенности населения от преступных посягательстви общественного мнения о деятельности органов внутренних дел за 1994 г. М.: ВНИИМВД РФ, 1994. С. 27—28.
• [13] Колмакова Г. Нужно ли понятие превышения пределов необходимой обороны? //Российская юстиция. 1994. № 11. С. 18.