Уголовно-правовая защита чести и достоинства граждан в сфере массовой информации

Защита чести и достоинства граждан в сфере массовой информации осуществляется не только гражданско-правовыми, но и уголовноправовыми средствами. В частности, УК РФ устанавливает ответственность за клевету в СМИ. Принципиальное отличие клеветы (ч. 2 ст. 128.1 УК РФ) от распространения не соответствующих действительности порочащих сведений заключается в заведомой ложности обнародованной информации. Причем если раньше случаи клеветы в СМИ были крайне редки в судебной практике по политическим причинам, то сегодня — по чисто юридическим, поскольку обычно крайне сложно доказать заведомую ложность распространенной информации, а без этого нет состава преступления.

В юридической науке и правозащитном сообществе неоднократно поднимался вопрос о целесообразности декриминализации клеветы в СМИ. В декабре 2011 г. в рамках масштабной либерализации уголовного законодательства состав преступления «клевета» (ст. 130) был исключен из УК РФ и перенесен в КоАП РФ (ст. 5.60), однако уже в июле 2012 г. был возвращен обратно. Правда, при этом из перечня возможных санкций исчезло лишение свободы.

Совет при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека неоднократно ставил вопрос о необходимости, если не декриминализировать, то как минимум уточнить понятие клеветы таким образом, чтобы защитить добросовестных журналистов. Предлагалось, в частности, усилить признак заведомой ложности наличием корыстных или иных низменных побуждений, что было бы весьма ценно для целей отграничения оснований уголовной ответственности по ст. 128.1 УК РФ от гражданско-правовой ответственности по ст. 152 ГК РФ. Однако эта позиция не получила поддержки ни в научном сообществе, ни во властных структурах со ссылкой на то, что мотив имеет второстепенное значение и не влияет на наступление негативных последствий для репутации потерпевшего.

Судебная статистика по делам о клевете в СМИ представлена на рис. 4.3.

В отличие от клеветы, оскорбление в СМИ, длительное время пребывавшее в УК РФ (ч. 2 ст. 130), в декабре 2011 г. было декриминализировано и остается ныне лишь в КоАП РФ (ч. 2 ст. 5.61). Данный деликт будет налицо тогда, когда имеет место умышленное унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме и содержащееся в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или СМИ. Важно подчеркнуть, что закон связывает в данном составе унижающее честь и достоинство содержание с неприличной формой. Одного наличия неприличной формы для объективной стороны оскорбления недостаточно.

Очевидно, что выражение положительной оценки, выраженное в неприличной форме, не может считаться оскорблением, поскольку оскорбление представляет собой выраженную в неприличной форме отрицательную оценку личности потерпевшего, имеющую обобщенный характер и унижающую его честь и достоинство. Если отрицательная оценка опирается на не соответствующие действительности и одновременно порочащие сведения, то — при наличии неприличной формы ее выражения — налицо объективная сторона оскорбления. Если же отрицательная оценка опирается на соответствующие действительности и одновременно порочащие сведения, то объективная сторона оскорбления отсутствует.

Рис. 4.3. Сведения о рассмотрении судами дел о клевете и оскорблении в СМИ (по данным Верховного Суда РФ за 1990—2015 гг.)

При этом отрицательная оценка лица в СМИ может содержать некоторый элемент преувеличения, являющийся следствием особенностей творческого процесса и социальной роли СМИ. Так, в решении ЕСПЧ по делу Де Аэс и Жизельс против Бельгии от 24.02.1997 (§ 46) подчеркивается, что «свобода журналистов включает обращение к некоторой дозе преувеличения и даже провокации». В докладе по этому делу Европейская комиссия по правам человека отметила, что «всеобщий интерес в публичном обсуждении, если его предмет достаточно серьезен, даже если при этом используются оскорбительные либо шокирующие выражения, преобладает над законным интересом защиты репутации других людей»^[1].

Принципиальное значение имеет определение понятия неприличной формы. Хотя закон такой дефиниции не содержит, однако буквальное толкование с неизбежностью приводит нас к определению неприличной формы как нарушающей рамки приличия, сложившиеся в обществе. Если те или иные выражения обычно встречаются в обыденном общении и текстах СМИ, то они не могут считаться неприличными. Именно так к вопросу о неприличной форме критических оценок относился великий русский юрист А. Ф. Кони. «От отсутствия брани и ругательств, — отмечал он, — правда ничего не теряет, а достоинство печати только выигрывает, ибо нельзя, указывая обществу на больные места в его жизни, в то же время понижать его развитие и обращать вспять его воспитание, приучая его к заурядному употреблению грубых и поносительных выражений, которые более рисуют лишь раздражение говорящего, чем свойства бранимого»^[2].

Оценка оскорбительности высказываний требует их исследования в общем контексте публикации, а также личных отношений между оскорбителем и оскорбленным, если таковые имеют место. В критической статье автор может допустить некоторые эпитеты, которые в отрыве от контекста показались бы достаточно резкими. Однако если умысел автора не был направлен на то, чтобы нанести оскорбление, а использованные эпитеты адекватны всему контексту статьи, которая в целом не является клеветой или оскорблением, то такие эпитеты не могут считаться оскорбительными.

Судебная статистика по делам об оскорблении в СМИ показывает высокий уровень корреляции с практикой рассмотрения судами дел о клевете в СМИ (см. рис. 4.3). Можно предположить, что в связи с декриминализацией оскорбления и рекриминализацией клеветы в СМИ корреляция между этими переменными уменьшится.

В сфере массовой информации большое значение имеет вопрос о границах права каждого на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ст. 23 Конституции РФ). Речь идет о гарантированном невмешательстве СМИ и журналистов в сферу частной жизни человека. Данная проблема усугубляется тем, что в деятельности СМИ значительное место традиционно занимают темы морали и нравственности, освещение которых предполагает использование сведений, относящихся к области частной жизни (отношения в семье, с друзьями, родственниками, досуг, состояние здоровья и т. д.). Здесь очевидно неприменимы нормы, подобные той, которая запрещает медицинским работникам разглашать ставшие им известными в силу исполнения профессиональных обязанностей сведения о болезни, интимной и семейной жизни больного. Наоборот, журналисты должны иметь право оглашать сведения, касающиеся частной жизни гражданина, но только при соблюдении определенных условий.

Закон о СМИ закрепляет эти условия, в частности, обязывая журналиста получать согласие на распространение в СМИ сведений о личной жизни гражданина. Это согласие может дать сам граждан или его законный представитель. Согласие не требуется, если распространение указанных сведений необходимо для защиты общественных интересов (ч. 1 ст. 49). Поскольку законодательное определение общественных интересов как таковое отсутствует, а определение, данное Верховным Судом РФ, ограничивается примерами^[3], то вопрос в значительной степени оказывается в сфере усмотрения правоприменителя.

Заботясь о том, чтобы СМИ добросовестно выполняли свои социальные функции, ПАСЕ приняла уже упоминавшуюся выше Резолюцию 428 (1970) относительно Декларации о средствах массовой информации и правах человека. Здесь отмечается недопустимость ущемления права на уважение личной жизни в угоду свободе выражения мнений. Право на уважение личной жизни толкуется Декларацией главным образом как право вести свою жизнь по собственному усмотрению при минимальном постороннем вмешательстве в нее. Оно касается личной, семейной и домашней жизни, физической и духовной неприкосновенности, чести и репутации. Оно предполагает запрет несанкционированной публикации частных фотографий, защиту от шпионажа, от самовольного использования материалов личной переписки и т. д.

Очевидно, что не требуется испрашивать согласия для обнародования в СМИ сведений, непосредственно связанных с государственной, общественной, служебной деятельностью конкретного лица. Правда, упомянутая Декларация особо оговаривает необходимость уважать личную жизнь общественных деятелей. Тезис «там, где начинается общественная жизнь, личная жизнь заканчивается» не является адекватным для охвата данной ситуации. Совет Европы считает, что личная жизнь общественных деятелей должна защищаться, за исключением случаев, когда она может оказать воздействие на общественно значимые события.

В этом же направлении развивается и правоприменительная практика Совета Европы. Так, в решении Европейской комиссии по правам человека по делу «Брюггеман и Шейтен против ФРГ» прямо указывается: «Требование уважения личной жизни автоматически ограничивается в той степени, в какой отдельное лицо ставит свою личную жизнь во взаимоотношения с общественной жизнью или в тесную связь с иными защищаемыми интересами». А в деле «Лингенс против Австрии» ЕСПЧ заметил: «В отличие от частного лица, политический деятель неизбежно и сознательно отдает себя на суд журналистов и широкой публики в отношении каждого своего слова и действия»^[4].

Здесь уже содержатся определенные наметки решения проблемы, касающейся, кстати, очень узкой группы лиц — политиков, артистов, коронованных особ и т. д., — которую условно назовем «общественными деятелями». Но однозначного общепризнанного решения пока нет, поскольку нет критериев, позволяющих отделять право на информацию от «права на любопытство»^[5].

В рамках права на неприкосновенность частной жизни можно выделить право на имя (ст. 19, 150 ГК РФ). Законодательство исходит из того, что имя как форма индивидуализации физического лица находится под защитой. Действительно, в СМИ постоянно приводятся подлинные имена граждан. Кажется, любой может быть назван в публикации при соблюдении условий защиты его чести, достоинства и деловой репутации.

Однако общественные интересы далеко не всегда требуют упоминания конкретного имени, и в принципе существует гипотетическая возможность того, что заинтересованный гражданин может интерпретировать использование его имени в СМИ (например, в материале о посетителях ночного увеселительного заведения) как ущемление его прав и законных интересов (ст. 46 Закона о СМИ). Отсюда не следует, конечно, что в остром материале нужно ограничиваться инициалами. Неконкретная, безадресная, бесфамильная критика утрачивает как свои качества общественного сигнала о конкретном нарушителе социальных норм, так и свое значение в качестве средства общей превенции. Другое дело — оглашение имени человека в материале, содержание которого никак не связано с его личностью.

Предусмотрена законодательством и защита граждан от произвольного использовании в СМИ их изображений, записей их голосов. Закон о СМИ (ч. 1 ст. 49) обязывает журналиста при получении информации от граждан и должностных лиц ставить их в известность о проведении аудиои видеозаписи, кинои фотосъемки. Практическая реализация данного правила может выражаться, например, в том, что журналист, включая магнитофон или видеокамеру, прежде всего спрашивает своего собеседника, не возражает ли тот против записи, причем как вопрос, так и ответ фиксируются на пленке. Согласие, разумеется, не требуется, если изображение или голос не персонифицированы.

Но делать отсюда вывод о безусловном запрете съемок скрытой камерой не следует. Напротив, ст. 50 Закона о СМИ, презюмируя право журналистов на использование скрытой аудиои видеозаписи, кинои фотосъемки, определяет три ситуационных варианта, когда подготовленные таким образом сообщения и материалы могут быть распространены в СМИ.

Первый вариант: если это не нарушает конституционных прав и свобод человека и гражданина. Речь идет в первую очередь о материалах, которые не могут быть добросовестно интерпретированы как порочащие честь и доброе имя лица, его достоинство, раскрывающие личную или семейную тайну и т. д.

Второй вариант: если это необходимо для защиты общественных интересов и приняты меры против возможной идентификации посторонних лиц. Таким образом, материал, который не укладывается в жесткие рамки первого варианта, может тем не менее увидеть свет, если от этого зависит достижение общественной пользы (выявление должностного лица, совершающего преступление, или аморального общественного деятеля и т. п.). Вторым обязательным условием распространения материала «по второму варианту» является обеспечение неидентифицируемости посторонних людей, случайно попавших в кадр при скрытой съемке в общественном месте.

Третий вариант: если демонстрация записи или материалов съемки производится по решению суда.

Существует и четвертый вариант, который присутствует в законе в неявном виде, а именно: если после проведения скрытой записи (съемки) гражданин будет о ней проинформирован и даст согласие на распространение подготовленного таким образом материала в СМИ. Это особенно важно для тележурналистов, снимающих комические сюжеты, ставя прохожих в необычное и смешное положение.

Право на изображение защищается и ГК РФ (ст. 152.1). По общему правилу использование изображения гражданина допускаются только с его согласия. Однако такого согласия не требуется, в частности, когда использование изображения осуществляется в государственных, общественных или иных публичных интересах.

• [1] См.: Т. 19 983/92, Доклад 29.11.1995. § 63.
• [2] Кони А. Ф. Судебные речи. СПб., 1905. С. 464.
• [3] В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15.06.2010 № 16 «О практикеприменения судами Закона Российской Федерации „О средствах массовой информации“» указывается, что «к общественным интересам следует относить не любой интерес, проявляемый аудиторией, а, например, потребность общества в обнаружении и раскрытии угрозы демократическому правовому государству и гражданскому обществу, общественной безопасности, окружающей среде».
• [4] См.: Решение ЕСПЧ по делу Лингенс от 08.07.1986. Сер. А. Т. 103, § 41.
• [5] В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15.06.2010 № 16 «О практикеприменения судами Закона Российской Федерации „О средствах массовой информации“», как уже отмечалось, указывается: «Судам необходимо проводить разграничениемежду сообщением о фактах (даже весьма спорных), способным оказать положительноевлияние на обсуждение в обществе вопросов, касающихся, например, исполнения своихфункций должностными лицами и общественными деятелями, и сообщением подробностей частной жизни лица, не занимающегося какой-либо публичной деятельностью. В то время как в первом случае средства массовой информации выполняют общественный долг в деле информирования граждан по вопросам, представляющим общественный интерес, во втором случае такой роли они не играют».