Социальные предприятия в Европе

С принятием в 1991 г. в Италии закона о социальных кооперативах их существование было разрешено юрисдикцией практически каждой европейской страны. В соответствии с идеологией социального предпринимательства данные кооперативы создавались: инвалидами; бездомными, попавшими в зависимость от алкоголя и наркотиков; психическими больными, освобожденными из заключения; беженцами. В Европе социальное предпринимательство ассоциируется с деятельностью социальных предприятий (в первую очередь социальных кооперативов, построенных по итальянской модели). Так, например, в последние годы в Европе легализованы: в Бельгии — компании с социальной миссией (1996); в Португалии — кооперативы общественной солидарности (1998); в Греции — социальные кооперативы с ограниченной ответственностью (1999); во Франции — кооперативное общество с коллективными интересами (2001).

Опыт развития законодательства о социальных предприятиях был принят и на европейском постсоциалистическом пространстве. Так, например, в Польше принят закон от 27 апреля 2006 г. «О социальных кооперативах», регламентирующий порядок создания, деятельности, слияния и ликвидации социального предприятия, построенного по итальянской правовой модели. Данному социальному кооперативу при соблюдении определенных условий (среди работников кооператива должно быть не менее 50% лиц, находящихся в трудной жизненной ситуации) в качестве безвозвратной субсидии оказывается серьезная финансовая поддержка ЕС.

Если в итальянской модели социального предприятия делается акцент на трудоустройстве социально уязвимых работников предприятий, то в Великобритании внимание сфокусировано на повышении эффективности рыночных показателей работы социальных предприятий, создаваемых с целью ведения коммерческой деятельности в интересах какоголибо сообщества. Особенность британского социального предприятия (Community Interest Company, сокращенно CIC) — компании общественных интересов — состоит в том, что оно не относится ни к коммерческим, ни к некоммерческим организациям. Получение прибыли для инвесторов не должно быть основной целью его деятельности. Характерной чертой британской компании общественных интересов является возможность: блокирования активов (запрет продажи доли предприятия с целью получения прибыли); распределения не более 1/3 прибыли (остальная прибыль должна реинвестироваться в решение социальных проблем); гибкая структура при жестком государственном контроле.

В Германии ситуация с социальными предприятиями парадоксальна: несмотря на то что они реально существуют и занимают важное место в экономике, о них почти не упоминают на политическом уровне. Причина в том, что терминология сталкивается с предубеждениями, ставшими результатом разрушения социалистической экономики в Восточной Германии^[1].

Германское социальное предприятие обладает следующими особенностями^[2]. С 21 марта 2013 г. легализовано некоммерческое общество с ограниченной ответственностью (далее — НООО), прибыль которого должна использоваться для достижения некоммерческих целей, отвечающих требованиям закона об общественной пользе (социальные, благотворительные, религиозные цели), и принципиально не может распределяться среди участников. На некоммерческую деятельность указывает маленькая буква «g» перед обозначением ООО (gGmbH), часто также используется полная форма «gemeinniitzig GmbH» — некоммерческое ООО.

Деятельность НООО регулируется правилами закона об обществах с ограниченной ответственностью, положениями Торгового кодекса и закона «Об общественной пользе». Несмотря на то что в научной литературе данное общество с ограниченной ответственностью относят к некоммерческим организациям, думается, что более корректно их относить к «гибридным» организациям. Преимущества НООО проявляются, в частности, в освобождении от налога с корпораций и промыслового налога, а также в разрешении на выдачу свидетельств на произведенные пожертвования (§ 51—68 Германского налогового уложения). НООО может действовать как в форме классического общества с ограниченной ответственностью (GmbH) с уставным капиталом 25 тыс. евро, так и в форме мини-общества с ограниченной ответственностью (Unternehmergesellschaft (haftungsbeschrankt), сокращенно — UG (haftungsbeschrankt)) с капиталом 1 евро, получившего с ноября 2008 г. большую популярность в бизнес-сообществе Германии^[3].

Наиболее известны в Германии следующие социальные предприятия: Auticon — фирма, специализирующаяся на оказании консалтинговых услуг; 2/3 ее сотрудников — люди с расстройствами аутического спектра; CAP Markte — сеть супермаркетов в формате «у дома», в которых работают в основном инвалиды; «Диалог в темноте» — музей, выставка, тренинг и франшиза компании Dialogue Social Enterprise GmbH, позволяющие преодолеть общественные барьеры между видящими и незрячими людьми. Государство, стремясь сохранить созданные рабочие места для инвалидов, покрывает 80% расходов на обустройство рабочих мест и часть затрат на зарплату для сотрудников с инвалидностью. Согласно закону о квотировании рабочих мест в Германии 5% от общего числа сотрудников должны составлять инвалиды. Закон сопровождает высокая система штрафов: только в земле Берлин ежегодно в казну поступает до 20 млн евро от предпринимателей, не соблюдающих закон о квотировании. Эти деньги идут на поддержку предприятий, в которых трудоустроены люди с инвалидностью^[4].

В российском законодательстве отсутствуют легальное определение социального предпринимательства и критерии получения статуса социального предприятия. ГК РФ не соответствует модели социального государства и нацелен на обеспечение либеральной рыночной экономики. Определение предпринимательской деятельности (п. 1 ст. 2 ГК РФ), в котором получение прибыли рассматривается в качестве квалифицирующего признака, нуждается в корректировке с учетом тенденции социализации экономики и права.

В качестве недостатков гражданского законодательства о юридических лицах можно выделить следующие: систематизация не отвечает тенденциям социализации частного права и требованиям «ГК социального государства»; замена открытых и закрытых акционерных обществ на публичные и непубличные недостаточно способствует защите прав миноритарных акционеров; нововведения ряда организационно-правовых форм видятся крайне неудачными и недоработанными. Так, например, крестьянское (фермерское) хозяйство (КФХ) представляется крайне противоречивом и несовершенной правовой конструкцией. В гражданском законодательстве наблюдается планомерное исключение указания на необходимость кровнородственных связей КФХ. Предложение об изменении режима имущества КФХ и отказ от режима общей совместной (семейно-фидуциарной) собственности в пользу общей долевой говорит о том, что ГК РФ не разделяет идеологию социального (семейного) предпринимательства. Представляется, что легализация модели имущественной ответственности членов КФХ по аналогии с членами хозяйственных товариществ сделает данную организационно-правовую форму юридического лица такой же непопулярной, как хозяйственное товарищество.

К другим недостаткам гражданского законодательства следует отнести то, что легализация хозяйственных партнерств создает потенциальные возможности для криминализации бизнеса, а легализация казачьих общин и общин коренных малочисленных народов РФ видится шагом политическим, а не юридическим. Государственные корпорации, созданные «для осуществления социальных, управленческих и иных общественно полезных функций», представляют собой скрытую приватизацию, способствующую обогащению руководства, а не решению социальных проблем.

У социальных предприятий в Европе будущее более оптимистично^[5]. В ЕС в рамках стратегии «Европа-2020» Еврокомиссия обнародовала план «Инициатива развития социального бизнеса», где предложено: разработать закон о европейских социальных кооперативах; создать нормативную базу для инструментов их поддержки на европейском уровне (90 млн евро); выделить лучшие предприятия в отрасли, создав общую базу данных, эмблем и сертификатов, способствуя наращиванию потенциала на региональном и национальном уровнях; гарантировать участие социальных предприятий в государственных закупках.

В заключение следует сделать вывод, что развитие корпоративного законодательства в России происходит без учета тенденции социализации экономики и права, что негативно сказывается на уровне благосостояния и качестве жизни российских граждан и обусловливает необходимость учета зарубежного опыта.

• [1] См.: Jacques Defourny, Marthe Nyssens. Social enterprise in Europe: recent trendsand developments [Electronic resource], URL: http://www.emeraldinsight.com/doi/abs/10.1108/17 508 610 810 922 704 (дата обращения: 09.08.2017).
• [2] См.: Gemeinnutzige GmbH developments [Electronic resource]. URL: http://de.wikipedia.org/wiki/Gemeinniitzige_GmbH (дата обращения: 10.08.2017).
• [3] См.: Кылина О. Мини ООО по праву Германии [Электронный ресурс] // Блог"Право". URL: http://blog.pravo.ru/blog/3092.html (дата обращения: 10.08.2017).
• [4] См.: Сергачева М. Социальное предпринимательство: бизнес с социальной миссией [Электронный ресурс]. URL: http://www.karta-smi.ru/pr/print.php?id=17 2633(дата обращения: 10.08.2017).
• [5] Robert Т. Esposito. The Social Enterprise Revolution in Corporate Law: A Primeron Emerging Corporate Entities in Europe and the United States and the Case for the BenefitCorporation [Electronic resource]. URL: http://scholarship.law.wm.edu/wmblr/vol4/iss2/7 (дата обращения 10.08.2018).