О понятии «назначение семейных прав»

В этой связи возникает острая необходимость в объективации понятия «назначение семейных прав», создания для судов руководящих принципов, позволяющих в каждом конкретном споре устанавливать назначение тех или иных субъективных семейных прав.

В первую очередь нельзя не отметить то, что в ст. 7 СК РФ не поясняется, о каком назначении идет речь при осуществлении семейных прав (в отличие от ГК РСФСР 1922 г. и 1964 г., в которых указывалось на необходимость осуществления прав в соответствии с их социальнохозяйственным и социальным назначением соответственно). Кажется, что законодатель преднамеренно не стал указывать в этой статье на социальный характер осуществления семейных прав, тем самым ограждая брачно-семейные отношения от излишнего внешнего (общественного и государственного) вмешательства, что в некоторой мере соответствует требованиям ст. 1 СК РФ, устанавливающей недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в семейные дела.

Но все же следует думать, что в ст. 7 СК РФ речь идет именно о социальном назначении семейных прав, т. е. о предназначении тех или иных семейных прав в социуме (обществе). Это следует хотя бы из того, что всякие субъективные права могут быть реализованы только в обществе (в системе юридических связей, возникающих между двумя или более лицами).

Отправной точкой при раскрытии социального назначения субъективных гражданских прав для В. П. Грибанова было то, что социальное назначение следует рассматривать в двух плоскостях — общей и конкретной.

Общее назначение определяется через общие задачи регулирования. «Определяя общие задачи гражданско-правового регулирования, закон вместе с тем определяет и общее назначение тех субъективных прав, которые гражданское законодательство признает за управомоченным лицом»^[1]. В действующем СК РФ (в отличие от Кодекса 1969 г.) отсутствует самостоятельная статья, посвященная задачам семейного законодательства. Подобные задачи могут быть выведены из ст. 1 СК РФ, в которой указывается, что семейное законодательство исходит из необходимости укрепления семьи, построения семейных отношений на чувствах взаимной любви и уважения, взаимопомощи и ответственности перед семьей всех ее членов и т. д.

При этом общего назначения нормы права может быть недостаточно для определения того, противоречит ли данное осуществление права его назначению. Верность данной идеи хорошо прослеживается на осуществлении супругами прав в рамках алиментных обязательств. Так, стал хрестоматийным пример, приводимый В. А. Рясенцевым и ныне воспроизводимый в учебниках по семейному праву: «Противоречит природе права на алименты иск жены к мужу, с которым она совместно воспитывает ребенка, о взыскании средств на его содержание, предъявленный с единственной целью — добиться снижения размера алиментов, выплачиваемых ответчиком на детей от другой матери»^[2]. По всей видимости, под «природой права на алименты» автор имеет в виду общее социальное назначение субъективного права. Признавая правильность подобного вывода, тем не менее сложно определить конкретную норму, из которой ученый делает такой вывод. В конечном счете подобный путь грозит множеством коллизий на практике, когда каждый отдельный судья будет самостоятельно определять «природу» того или иного права сквозь призму его общего назначения.

Видя данную проблему, В. П. Грибанов предложил выделять также конкретное назначение права, которое определяется в самом законе. При этом законодательная техника в каждом конкретном случае может варьироваться^[3]. Так, возможны ситуации, когда в законе прямо формулируются цели, для достижения которых субъективное право может быть использовано. Например, согласно п. 1 ст. 145 СК РФ опека или попечительство устанавливаются над детьми, оставшимися без попечения родителей, в целях их содержания, воспитания и образования, а также для защиты их прав и интересов. Право лиц, указанных в п. 2 ст. 35 ГК РФ, быть опекунами или попечителями в отношении детей, оставшихся без попечения родителей, может быть реализовано исключительно в целях содержания, воспитания и образования, а также для защиты прав и интересов детей.

В других случаях в нормах права устанавливаются запреты на осуществление того или иного права в определенных целях и формах. Классическим примером такого законодательного приема является п. 1 ст. 126.1 СК РФ, согласно которому посредническая деятельность по усыновлению детей, т. е. любая деятельность других лиц в целях подбора и передачи детей на усыновление от имени и в интересах лиц, желающих усыновить детей, не допускается.

Есть и третья группа случаев, когда закон определяет конкретное назначение субъективного права не прямо, как в ранее приведенных случаях, а косвенно, «путем определения назначения того или иного имущества»^[3]. Данный законодательный прием менее характерен для регулирования семейных отношений, поскольку в отличие от гражданских правоотношений, в семейных — «личные права не только не вытекают и не связаны с имущественными, но занимают ведущее место во всей системе правоотношений, превалируют над имущественными»^[5]. Тем не менее и в нормах семейного права встречаются такие конструкции. Согласно п. 2 ст. 34 СК РФ к имуществу, нажитому супругами во время брака (общему имуществу супругов), не относятся денежные выплаты, имеющие специальное целевое назначение (суммы материальной помощи, суммы, выплаченные в возмещение ущерба в связи с утратой трудоспособности вследствие увечья либо иного повреждения здоровья, и др.). Конкретное назначение прав супругов на их имущество позволяет разграничить совместную собственность (ст. 34) и имущество каждого из супругов (ст. 36).

• [1] Грибанов В. П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 80.
• [2] Рясенцев В. А. Семейное право. М., 1971. С. 60.
• [3] Грибанов В. П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 82—83.
• [4] Грибанов В. П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 82—83.
• [5] Белякова А. М., Ворожейкин Е. М. Советское семейное право. М., 1974. С. 36.