Геройный мир глазами Вересаева и Булгакова

Пьеса М. А. Булгакова «Последние дни» — биографическая пьеса, где читатель видит не только правдивые события, но и персонажей, что существовали в пушкинскую эпоху. Но в чем тогда заключается работа автора, когда сюжет уже написан, геройный состав подобран? Неужели Булгакову досталась лишь роль стенографиста? Вряд ли его можно так назвать. Работа над пьесой должна была быть похожа на конвейер: Вересаев, соавтор Булгакова и автор популярной тогда книги «Пушкин в жизни», должен был поставлять материал, а Михаил Афанасьевич «обрабатывать» эту информацию. Таким образом, получилась бы пьеса, к которой и с точки зрения истории, и с точки зрения литературы не было бы нареканий. Но, увы, их творческий союз распался, и Вересаев отказался от авторства.

Как нами уже было сказано, многие персонажи пьесы списаны с реально существующих прототипов. Это и Кукольник, и Бенедиктов, и Бенкендорф, и Долгоруков, и Гончарова, и Николай I, и Дантес, и его приемный отец, и Жуковский, и Данзас. Все они «жители» XIX века, чьи судьбы объединил один великий человек, талантливейший поэт — Александр Сергеевич Пушкин. Однако не стоит полагать, что их характеры, манеры, внешность остались неизменны. Многим из них пришлось преобразиться, дабы пройти «кастинг» и стать персонажами пьесы «Последние дни».

Пушкин не единственный поэт, чьи стихотворения появляются на страницах пьесы. Бенедиктов и Кукольник плодотворно трудятся на литературном поприще, составляя, по их мнению, конкуренцию Александру Сергеевичу.

«У Пушкина было дарование, это бесспорно. Неглубокое, поверхностное, но было дарование. Но он растратил, разменял его! Он угасил свой малый светильник! Он стал бесплоден, как смоковница! Единственно, что он сохранил, — это самонадеянность! Мне жаль его!» Булгаков М. Последние дни — М.: Современник, 1991. — 525−526 с. — говорит о Пушкине Кукольник. В его оскорбительных словах видна неприкрытая зависть, создается ощущение, что перед нами несостоявшийся литератор с великим самомнением. Все вокруг меркнет по сравнению с его колоссальным талантом. Что и говорить об этом Пушкине, когда перед нами поэт такого масштаба!

Действительно, Нестор Васильевич Кукольник, русинский русскоязычный писатель первой половины XIX века, не был дилетантом в свой профессиональной сфере, сфере литературы. Однако в отличие от Пушкина он более поражал своего читателя не поэтическими этюдами, а прозой. Кукольник успешно пробовал силы в драматургии, в жанре авантюрного романа, исторической повести, художественной критике, поэзии и даже в музыке. Он был новатором и первооткрывателем в русской литературе. Писатель стоит у истоков жанра драматической поэмы, первым вводит в обиход приёмы и мотивы, которые позднее найдут отражение в творчестве А. К. Толстого и М. И. Цветаевой. Разве может такой человек опуститься до черной зависти? Вероятно, Булгакову понадобился персонаж, что примкнет к «гильдии» несостоявшихся поэтов, озлобленных и готовых на любые козни, только бы побольнее «ужалить», оскорбить, унизить своего более талантливого врага-поэта.

Пушкин и Кукольник действительно не были друзьями. Александр Сергеевич считал драматурга бездарным, не способным написать ни хорошей трагедии, ни сносной комедии. Однажды поэт сказал о нем так: «А что, ведь у Кукольника есть хорошие стихи? Говорят, что у него есть и мысли». Вересаев В. Спутники Пушкина. Т. 2. — М.: Советский спорт, 1993. — 362 с. Кукольник, напротив, ни разу не усомнился в таланте Александра Сергеевича, он старался держать нейтралитет, избегая резких отзывов и нелестных оценок творчества поэта. В день смерти Пушкина Кукольник записал в своем дневнике: «Пушкин умер… Мне бы следовало радоваться, — он был злейший мой враг: сколько обид, сколько незаслуженных оскорблений он мне нанес — и за что? Я никогда не подавал ему ни малейшего повода. Я, напротив, избегал его: а он непрестанно меня преследовал… Но в сию минуту забываю все и, как русский, скорблю душевно об утрате столь замечательного таланта». Вересаев В. Спутники Пушкина. Т. 2. — М.: Советский спорт, 1993. — 363 с.

Еще один поэт и переводчик, что стеснительно декламирует свои романтические стихи, — Владимир Григорьевич Бенедиктов. В пьесе он скромен, нерешителен, не произносит пламенных речей о даровании своем и пушкинском. Булгаков не говорит напрямую об отношении своего героя к великому русскому поэту, но стоит лишь взглянуть на новое творение Бенедиктова — стихотворение «Напоминание», и мы найдем источник вдохновения юного романтика. «Нина, помнишь ли мгновенье…», что-то подобное мы уже где-то слышали, но вот где? Конечно, у Александра Сергеевича! «Я помню чудное мгновенье…» одно из стихотворений, принадлежащих к любовной лирике поэта.

Сочетание неистовой образности с прозаизмами — характерная черта стиля Бенедиктова, что прослеживается и в этом стихотворении — производила на различных критиков то ощущение «безвкусицы», то впечатление «нового поэтического стиля». Стихотворение «Напоминание» кажется несколько банальным и пошлым по сравнению с пушкинским «Я помню чудное мгновение…», где чувства так милы и кротки, где перед нами любовь возвышенная, духовная, а не плотские утехи разнузданных вельмож.

Однако друг Пушкина Жуковский отзывался о новом поэте с восторгом, высказывая о нем самые лестные суждения. А вот Белинский взглянул на произведения Бенедиктова с иной точки зрения и заявил, что в них виден только талант стихотворца, то есть умение ловко владеть размером и рифмой, но почти совсем отсутствует поэтическое дарование.

Может сложиться ощущение, что Пушкина в пьесе «Последние дни» окружают одни лишь враги, доносчики, завистники, однако это не так. Жуковский, Данзас, Гончарова — вот те немногочисленные товарищи поэта, что в любую минуту готовы ринуться на помощь своему неосмотрительному другу.

Творческие и личные отношения Пушкина и Жуковского — важная страница в истории русской литературы. В течение всей своей жизни Пушкин питал к Жуковскому уважение и привязанность, что очень точно удалось передать в своей пьесе Булгакову, не исказив действительности. Александр Сергеевич часто делился с ним теми из своих переживаний, которые не хотел раскрывать посторонним: «посторонним» Жуковский для Пушкина не был. Пушкин именно Жуковскому поверяет во время Михайловской ссылки свои переживания по поводу столкновений с отцом: «Скажи моему гению-хранителю, моему Жуковскому, что, слава богу, все кончено…». Из письма брату Л. С. Пушкину от конца ноября 1824 года Жуковский был верным заступником Пушкина перед всевидящим оком власти. В 1826 году, после воцарения Николая I, Пушкину особенно дороги хлопоты Жуковского: «Не смею надеяться, но мне было бы сладко получить свободу от Жуковского, а не от кого другого». Из письма П. А. Плетневу от 26 мая 1826 года.

Жуковский относился к Пушкину с необыкновенным вниманием и заботой, видел в нем великого поэта, гордость России, всячески стремился уберечь его сначала от правительственной травли, затем, уже в 1830-х годах, от травли со стороны «светской черни». Жуковский у Булгакова без раздумий вступается за своего неосторожного друга, прося царя об очередной милости по отношению к Пушкину: «Ваше величество, будьте снисходительны к поэту, который призван составить славу отечества…». Булгаков М. Последние дни — М.: Современник, 1991. — 529 с.

К сожалению, Жуковский в последний период жизни Пушкина не смог понять, что единственным спасением для него был бы разрыв с придворными сферами; он всячески отговаривал Пушкина от ухода в отставку. Но в данном случае винить Жуковского трудно; он ошибался, как в этот последний период ошибались в своих суждениях о Пушкине самые близкие его друзья.

Данзас, сам не подозревая этого, сопровождал Пушкина на смерть, вел его на импровизированный эшафот. Всю жизнь Пушкин был окружен друзьями, и каким-то странным диссонансом показалось бы, если бы на Черной речке он остался одинок, без преданного друга, знавшего его с детства и не терявшего из виду долгие годы. Поэтому нет ничего удивительного, что в час смертного боя рядом с Александром Сергеевичем оказался один из лицеистов, один из первых его «друзей души». Образ Данзаса столь же точен, как и образ Жуковского. Константин Карлович не покинул раненого Пушкина, он не только привез умирающего поэта в его дом, но и в последующие несколько дней не отходил от Пушкина ни на шаг, вплоть до самой его смерти.

Еще один второстепенный персонаж пьесы, но не второстепенный человек в жизни великого поэта — его «дядька» Никита. Никита Козлов сопровождал Пушкина всю его жизнь: в детстве он состоял при Пушкине в Москве, затем, после окончания лицея, в Петербурге; был при Пушкине в ссылке на юге и в селе Михайловском; служил камердинером после женитьбы Пушкина и отвозил со своим барином тело матери поэта из Петербурга в Святые горы, в начале февраля 1837 отвозил туда же гроб с телом самого поэта. Никита получился у Булгакова наподобие донкихотовского Санчо Пансы. Он неотступно следует за своим хозяином всюду, переживает все его неудачи и потери как свои собственные, забыв о рангах и своем социальном положении, дает поэту мудрые наставления. Бесхитростный и мудрый одновременно предстает перед читателем камердинер Никита.

Николай I был не просто строгим цензором, но и редактором пушкинских работ. Он не отрицал таланта Пушкина, но считал его чересчур дерзким, хотел направить его литературный потенциал в нужное русло. Конечно, царю не престало лично давать Пушкину рекомендации, да и вообще общаться с поэтом-декабристом. Для этих целей ему служил его верный слуга — шеф жандармов Александр Христофорович Бенкендорф.

Куда бы ни отправился поэт, Бенкендорф неотступно следовал за ним по пятам. Бенкендорф не отличался особым умом, он готов был исполнить любое поручение Николая I без раздумий. Слежка за Пушкиным не доставляла особых хлопот, так как поэт вел себя достаточно смирно. Российский император Николай I, зная, что поэт-бунтарь в надежных, цепких руках верного Бенкендорфа, очень скоро охладел к персоне Пушкина и особо заинтересовался его красавицей женой. Пока Пушкин пытался избавиться от докучливого Бенкендорфа, по Петербургу поползли слухи о романе великого владыки с Натальей Николаевной, говорили, что поэт воспитывает не своих детей, а наследников царского престола.

Булгаков упоминает в первом акте своей пьесы некие анонимные письма, адресованный Пушкину каким-то искателем правды. В первом действии пьесы Пушкина сжигает в камине письмо, о содержании которого читателю приходится лишь догадываться. Вероятно, какой-то «доброжелатель» решил рассказать поэту о вольном поведении его жены. Но кто же этот загадочный аноним? Интрига раскрывается уже во втором действии. Оказывается этот настойчивый искатель правды — Петр Долгоруков!

В реальности эти послания имели место быть. Князь Петр Долгоруков, пожелав остаться неизвестным, наградил Пушкина дипломом, присвоив поэту звание заместителя великого магистра ордена рогоносцев. Эти анонимные письма стали последней каплей, переполнившей чашу терпения Пушкина, они и послужили одной из причин дуэли Пушкина с Дантесом. В заключении графологической экспертизы, проведённой в 1927 году, значилось следующее: «…я, судебный эксперт, Алексей Андреевич Сальков, заключаю, что данные мне для экспертизы в подлинниках пасквильные письма об Александре Сергеевиче Пушкине в ноябре 1836 г. написаны несомненно собственноручно князем Петром Владимировичем Долгоруковым».

В изображении этих персонажей Булгаков несколько сгустил краски. Вероятно, драматургу необходимо было достигнуть эффекта всеобщей ненависти, озлобленности власти по поводу дерзких стихов неугомонного поэта.

Наталья Николаевна Пушкина не отличалась целомудрием и особой верностью своему супругу, иначе поэт не был бы возведен в ранг рогоносца, однако он и сам был не безгрешен. Пушкин был любвеобилен и никогда не скрывал этого, однажды он писал Вяземскому: «Первая любовь всегда есть дело чувства. Вторая — дело сладострастия. Натали — моя сто тринадцатая любовь». Вересаев В. Спутники Пушкина. Т. 2. — М.: Советский спорт, 1993. С. 486. Сто тринадцатая и далеко не последняя, хочется добавить.

Графиня Воронцова и сестра Натальи Пушкиной Александра были для поэта более чем верные подруги и заступницы. «Разве он одинок? Ты ухаживаешь за ним, а я смотрю на это вот так… (Подносит пальцы к глазам.)» Булгаков М. Последние дни — М.: Современник, 1991. С. 550. — из реплики булгаковский супружницы Пушкина не сложно догадаться, что ей давно уже известны симпатии сестры. У нее нет ревности, Пушкин не интересует ее как мужчина, ей совершенно все равно, кто занимает теперь его досуг — родная сестра или старая знакомая Воронцова. Графиню Пушкин знал еще до встречи с Гончаровой, и знал очень близко, несмотря на замужнее ее положение. Теперь ясно, к чему все эти хвалебно-заступнические речи Воронцовой: «Ах, как жаль, что лишь немногим дано понимать превосходство перед собой необыкновенных людей… Как чудесно в Пушкине соединяется гений и просвещение! И, право, Бенедиктов — очень плохой поэт. Он пуст и неестественен…». Там же. С. 526.

Как мы видим, Михаил Булгаков не пытался утаить от нас правду о героях биографической драмы «Последние дни», он лишь как литератор позволил себе приукрасить образы некоторых из них. Да и к тому же не стоит требовать от писателя, фантазера и мечтателя по своей натуре, исторической объективности. Все события и лица российской истории пушкинского периода автор пропустил через призму своего мышления и вынес на суд зрителя материал, в котором главенствуют не факты, а чувства и мысли персонажей.