Концепт «человек-природа» в поэзии американского писателя

На протяжении всей творческой жизни Фрост писал как рифмованные, так и белые стихи. Рифмованные были, как правило, невелики по размерам и традиционны по форме, белые — насчитывали порой по много сотен строк. Забегая вперед, отметим, что славой своей Фрост обязан пяти-шести рифмованным стихотворениям, попадающим во все антологии англоязычной поэзии, и всем без исключения белым.

Белые стихи Фроста написаны в форме драматического монолога (или иногда диалога), восходящей к английскому поэту XIX века Роберту Браунингу, учившемуся, в свою очередь, у Шекспира. Порой перед нами монолог автора (лирического героя), порой — персонажа, порой — диалог или последовательные монологи нескольких персонажей. Тот же Бродский освоил фростовскую технику в ряде стихотворений, первым в ряду которых следует назвать «Посвящается Ялте». Образ рассказчика, обстоятельства места, времени и образа действия, наконец, рассказываемая или обсуждаемая в стихотворении история проступают не сразу; часто читатель вообще не понимает поначалу, о чем идет речь, а порой — как в знаменитом «Страхе» или в не вошедшем в наш сборник «Черном коттедже» — так и остается если не в неведении, то в полузнании, остается в сомнении. Читатель колеблется, как принц Гамлет, и питая подозрения, и не решаясь проникнуться ими до конца. Но те же сомнения, то же полузнание или, если угодно, полупознание — базовая предпосылка философии экзистенциализма, к которой Фрост пришел стихийно и уж в любом случае не читая ни французских экзистенциалистов, ни немецких. Впрочем, до сомнения в ресурсах языка как средства познания (сомнений, предвосхищенных Федором Тютчевым и актуализованных прежде всего «франкфуртской школой») Фрост не доходит: изреченная мысль не становится для него ложью, но попадает в двусмысленное положение неполной правды. А чтобы дойти до правды… нет, не дойдешь, но никто не мешает тебе искать разгадку, разрабатывать гипотезу, интуитивно нащупывать нечто важное…

Сегодня мы можем назвать поэзию Фроста интерактивной — более того, можем признать интерактивность одним из главных ее достоинств.

Ну и, конечно, магия стиха. Теряется ли она в переводе? Фроста у нас печатали много, а переводили мало, переводили не все, кому следовало бы переводить его, переводили и те, кому переводить Фроста не следовало бы. В настоящем издании многие ключевые стихи Фроста представлены в двух переводах — и читатель сам в силах проследить угол расхождения, в силах на стыке двух переводов выстроить виртуальный третий.

В поэзии Фроста природа паритетна человеку, то есть он выставляет их с одной стороны равными и взаимозаменяемыми, а с другой показывает насколько человек ничтожен перед мощью и бесконечностью природы. Человек в поэзии Фростасоздание конечное, а природа и время, хоть и быстротечны по своей сущности, но всё же властны над людьми.

В данной курсовой работе мы хотели бы рассмотреть ряд стихотворений поэта, в которых основным условием является прогулка на природе, где единение человека и природы максимально близко («Stopping by Woods on a Snowy Evening /"Зимним вечером у леса"/, «Acquainted with the night"/ «Знакомый с ночью"/).

STOPPING BY WOODS ON ASNOWYEVENING.

Whose woods these are I think I know. He gives his harness bells a shake.

His house is in the village though; To ask if there is some mistake.

He will not see me stopping here The only other sound’s the sweep.

To watch his woods fill up with snow. Of easy wind and downy flake.

My little horse must think it queer The woods are lovely, dark and deep.

To stop without a farmhouse near But I have promises to keep,.

Between the woods and frozen lake And miles to go before I sleep,.

The darkest evening of the year. And miles to go before I sleep.

ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ У ЛЕСА Стихотворение «Stopping by Woods on a Snowy Evening» («Зимним вечером у леса» в пер. О. Чухонцева) американского поэта Роберта Фроста (Robert Frost, 1874−1963) впервые напе-чатано в книге стихов «Нью Хемпшир» (Frost Robert. New Hampshire: A Poem with Notes and Grace Notes / With Woodcuts by J. J. Lankes. N. Y.: Henry Holt & Company, 1923. X, 113 p.; раз-дел «Мелизмы», Grace Notes), которая стала четвертым фростовским сборником. Точная дата написания этого стихотворения неизвестна. Английский текст печатается по изд.: AmericanLiterature: The Makers and the Making. Shorter Edition / Ed. by Cleanth Brooks, R. W. B. Lewis, Robert Penn Warren. N. Y.: St. Martin’s Press, 1974. P. 1191.

Чей это лес и эти дали? Звеня уздечкой еле-еле, Хозяин этих мест едва ли Мол, что такое, в самом деле, Поймет, к чему мы здесь, у кромки Она всё ждёт, пока ездок Заснеженного поля, встали. Прислушивается к метели.

И непонятно лошаденке, Прекрасен лес, дремуч, глубок Зачем мы здесь в ночной поземке, Но должен я вернуться в срок.

Стоим, где пасмурные ели И путь до дома ещё далёк, Глядятся в белые потемки. И путь до дома ещё далёк.

«Одно из величайших стихотворений, когда-либо написанных на английском языке… Стихотворение о зимних лесах, о мрачных сумерках, о том, как тихо позвякивает колокольчиком лошадка, словно в чем-то мягко упрекая хозяина, о сгущающейся тьме и хмуром небе… А потом, этот чудесный финал с его заключительными строками — совершенно одинаковыми, не отличающимися ни одним слогом, но первая повествует о тайне личности и земного бытия, а вторая — о тайне вечности и Вселенной». Nabokov V. Pale Fire. L., 1991. P. 162.

Нельзя не упомянуть о самом названии стихотворения. «Stopping by Woods on a Snowy Evening» дословно можно перевести как «Остановившись у лесов вечером, во время снегопада». Указывая в заглавии время и место, в котором разворачивается воображаемый монолог лирического героя, автор задает определенную инерцию развития образов и ориентирует читательское восприятие. Время действия — зима, вечер, пора снегопада, место действия — опушка леса. Фрост не случайно использует в названии герундий «stopping», подчеркивая не столько факт совершения действия, сколько его длительность, пребывание лирического героя в некоем состоянии. Одновременно, выбирая заглавие, Фрост словно превращает малый фрагмент создаваемого поэтического мира в целую Вселенную и возвышает мимолетное впечатление до акта познания.

В частности, странным и даже фантастическим кажется упоминание о «хозяине лесов», недовольства которого опасается лирический герой. Разумеется, можно предположить, что это всего лишь угрюмый и необщительный сосед-фермер, не терпящий даже самых невинных «вторжений» в его владения. Вместе с тем, Фрост, хотя и сообщив о «доме в деревне», явно намеренно избегает дальнейших характеристик «хозяина лесов» и заставляет читателя невольно воображать некое подобие фольклорного персонажа — Лесного царя, Повелителя таинственного зимнего царства, властного покарать незваного гостя за дерзкое пересечение его границ. Одновременно на этой загадочной призрачной ноте читатель заново открывает для себя звукопись первой строфы. Она строится, во-первых, на использовании консонантного повтора согласного «h» («whose» — «his» — «house» — «he» — «here» — «his»), создающего эффект слышимого дыхания: может быть, лирический герой дышит.

на озябшие руки?

Во-вторых, «дыхание» лирического героя заглушает зов ветра,.

передаваемый аллитеративными повторами полугласного звука «w»: «woods» — «will» — «watch» — «woods». Здесь поэт посредством звукописи предвосхищает появление ветра среди наименований природных феноменов в третьей строфе (кстати, само английское существительное «ветер» начинается с полугласного звука «w» — «wind»).

Особое внимание хотелось бы обратить на почти единственную ярко выраженную метафору в стихотворении- «fill up with snow" — будто говорится о наполнение какого-то сосуда. Лирический герой вглядывается и вслушивается в процесс преображения, — ландшафт обретает новый, непривычный, колдовской облик по воле стихий — ветра и снега. Однако в то мгновение, когда в стихотворении возникает отмечавшаяся выше метафора «fill up with snow», когда лирический герой почти растворяется в самозабвенном созерцании этого нового зимнего мира, а читатель настраивается на новую поэтику таинственного, — Фрост снова меняет тональность, возвращая нас во второй строфе к зримому, привычному «миру.

малых вещей".

Теперь обратимся к стихотворению «Знакомый с ночью». «Acquainted with the night" — «Знакомы с ночью"-перевод Анны Калачик, 2014.

© Copyright: Анна Калачик, 2014Свидетельство о публикации № 114 032 610 375.

ACQUAINTED WITH THE NIGHT.

I have been one acquainted with the night.

I have walked out in rain — and back in rain.

I have outwalked the furthest city light.

I have looked down the saddest city lane.

I have passed by the watchman on his beat.

And dropped my eyes, unwilling to explain.

I have stood still and stopped the sound of feet.

When far away an interrupted cry.

Came over houses from another street,.

But not to call me back or say good-by;

And further still at an unearthly height,.

One luminary clock against the sky.

Proclaimed the time was neither wrong nor right.

I have been one acquainted with the night.

ЗНАКОМЫЙ С НОЧЬЮ.

Я тот, кому знакома ночь.

С дождем я уходил, с дождем и возвращался.

В своих прогулках видел города далекий свет.

Внизу — проулки, что печальней нет.

На сторожа печальный стук, я глаз не поднимал.

Я мимо проходил. Я к объяснениям не склонен был.

Остановился. Стих звук моих шагов.

С соседней улицы, поверх домов Донесся крик. Прервался.

И не меня он звал, и не со мной прощался.

А надо мною времени бесстрастный ход Провозглашают с неземных высот Часы из звезд. Их бег никто не в силах превозмочь И я — кому знакома ночь.

Данное стихотворение заключено в рамки, так как мы сталкиваемся с повтором первой и последней строк (I have been one acquainted with the night/Я тот, кому знакома ночь/). Для чего Фрост использовал данный приём? Возможно, для того, чтобы усилить впечатление от состояния души лирического героя, возможно, чтобы показать круговорот событий в природе и жизни одного человека.

Как и было сказано нами в начале статьи, лирический герой Фроста всегда противопоставлен природе или существует параллельно с ней, но никогда — внутри неё, не является её составляющим. Так и в этом стихотворениичеловек существует не в ночи, а как бы парит над ней (I have outwalked the furthest city light. I have looked down the saddest city lane / В своих прогулках видел города далекий свет. Внизу — проулки, что печальней нет/).

Прогулка лирического герояосновной элемент этих двух стихотворений. Разница лишь в том, что в первом («Зимним вечером у леса») человек лицом к лицу сталкивается с «голой» природой, а во втором («Знакомый с ночью») — с природой города. Их объединяет время суток, одиночество лирического героя, таинственность леса и ночной жизни спящего города.

Вся эта сверхъестественная естественность стихотворения Фроста сохранена и в ряде других его маленьких шедевров. Каждый из них, как стихотворение «Войди!», можно читать на разных уровнях, но от степени проникновения в загадку его звучания и смысла, пожалуй, не изменится понимание главного.

Фростовское творчество дает ощутить, что в век, когда сложность поэзии, свобода стиха, мечта о принципиально новом языке, различные эксперименты, эпатаж были объявлены самодовлеющими, нищета поэзии стала самым сложным поэтическим заданием, «простотой идеальной и бесконечной» (Б. Пастернак) — и едва различимым золотом, от соприкосновения с которым любая руда блестит, и тем эталоном, который вопреки моде, конъюнктуре устанавливает надежную границу между стихами «хорошо написанными» и «написанными дурно».