Образ меча и особенности его функционирования в древнерусской литературе

Самым благородным оружием средневековья считается прямой меч с обоюдоострым, то есть имеющим клинок, заточенный обоюдно, с двух сторон. Для территории Евразии справедливо следующее правило. В самые разные эпохи эфес меча мог кардинально изменяться и модернизироваться, однако особое значение за мечом, как за оружием воина-профессионала и свободного человека, оставалось всегда. Окшотт, Э. Археология оружия: от бронзового века до эпохи Ренессанса. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2006. — с. 230.

С одной стороны, не каждый кузнец сможет правильно изготовить меч — важно произвести сварку металлов таким образом, чтобы получился железный клинок, как бы обернутый снаружи сталью. С другой стороны, получившийся клинок необходимо еще и умело закалить. Поскольку меч гораздо длиннее самого длинного ножа, его закалка требует установки в кузнице специального оборудования. Там же, с. 180.

С третьей — сражаться мечом нужно уметь, а чтобы уметь — следует много и упорно учиться. С четвертой же, меч — не топор. Если топором одинаково просто рубятся и дрова и головы, то меч в рубке дров бесполезен, это инструмент войны.

Вот эти-то четыре пункта (хотя реально их было много больше) и превращали меч в особое оружие. Даже когда в середине Средних веков мечей стало очень много, особый ореол вокруг меча не растаял. Там же, с. 275 Более того, в литературе и кино он сохранился до наших дней. А начиналось все с древней, в нашем случае — с древнерусской литературы, где меч уже был особым оружием…

Русские мечи. Авторы современных исторических романов часто вводят в повествование фигуру кузнеца, который кует мечи. Это не совсем корректный образ для средневековой Руси, поскольку бесспорно откованных на Руси мечей сейчас известно только два. Дело в том, что кузнецы еще в момент ковки снабжали клинок своим именем, глубоко инкрустированным в металл. Ввиду технологических особенностей процесса, нанести такую надпись на меч уже после его сборки и не выдать подделку, было нереально. Окшотт, Э. Археология оружия: от бронзового века до эпохи Ренессанса. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2006. — с. 171.

Два меча, о которых идет речь как о русских, несут в своем клинке кириллические надписи «Людо (…)а коваль» и «Слав (…)».

В первом случае пятый символ виден нечетко, поэтому имеются вариации прочтения «Людо (т)а» или «Людо (ш)а», причем первый вариант в русской традиции укоренился значительно крепче. Кирпичников, А. Н. Древнейший русский подписной меч / Советская Археология: сб. научных трудов. М.: «Наука», № 3 / 1965. — с.196.

Еще одно бесспорно русское оружие — меч с надписью «Слав (…)». Кирпичников, А.Н. О начале производства мечей на Руси / Труды VI Международного Конгресса славянской археологии: сб. научных трудов, т. 4., М., 1998. — с. 246 Однако он обломан на середине клинка, поэтому сказать, каким был полный вариант надписи, не представляется возможным.

Во всех остальных случаях обнаруженные на клинках мечей клейма — латинские, что говорит о высоком уровне торговли оружием с Русью. Традиционными центрами производства мечей были мастерские на берегах Рейна. Оттуда же мечи поступали на Русь и в Западную Европу, где на них так же имелся широкий спрос. При этом сборка оружия для русского потребителя, то есть превращение клинков в мечи посредством монтажа на них эфесов, производилась уже на Руси. Там же, с. 247.

Далее мы рассмотрим как летописцы и авторы древнерусских воинских повестей описывают использование меча в трех случаях.

• · В бою как оружия,
• · В ритуалах, как сакрального предмета для всей христианской культуры (недаром архангел Михаил стоит возле ворот Рая с огненным мечом). Сюда же включен советско-атеистический период, не успевший растерять богатейший культурный пласт классической литературы, особенно при описании исторических реалий православной страны.
• · В художествено-поэтических образах, размещенных авторами на протяжении всего повествования.

1.2 Ритуальное значение и функции меча в древнерусской литературе

По наблюдениям академика Д. С. Лихачева значение феодальной символики имели не слова «меч», «копье», а самые предметы — сам меч, само копье, в силу чего они входили в ритуал, обрядность, этикет. Лихачев, Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени: Монография. — 2-е изд. доп. — Л.: «Художественная литература», 1985. — 229 с. В данном разделе мы рассмотрим как древнерусская литература сохранила для нас описания воинских ритуалов, связанных с мечом.

Клятва на оружии. Меч это оружие, а значит он являлся священным предметом для языческого мировоззрения, таким же священным, как для христиан — крест. В качестве примера можно привести договор русских с ромеями от 912 года, универсальный для людей обоих вероисповеданий, принимающих положения, которые обозначены письменно.

«Мы же, те из нас, кто крещен, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи, и предлежащим честным крестом, и хартией этой, соблюдать все, что в ней написано, и не нарушать из нее ничего;(…) А некрещеные русские кладут свои щиты и обнаженные мечи, обручи и иное оружие, чтобы поклясться, что все, написанное на хартии этой, будет соблюдаться Игорем и всеми боярами, и всеми людьми и Русской страной во все будущие годы и всегда Повесть временных лет, пер. Д. С. Лихачева, О. В. Творогова. — Спб.: ВитаНова, 2012. 512 с.», — резюмирует «Повесть Временных лет», давая понять, что клятва на мече и клятва на кресте равноценны, поскольку и тот и другой воплощают собой самые важные ценности для каждой религиозной группы.

Заключение

мира. Во время раскопок кургана Черная могила на Черниговщине археолог Самоквасов обнаружил останки очень богатого воина Х века, который был похоронен с двумя мечами и одной саблей. Самоквасов, Д. Я. Могильныя древности Северянской Черниговщины. — М.: Синодальная типография, 1916. — с. 4.

Существует версия что археологам попалась могила киевского воеводы Претича Мусин, А.Е. Milites Christi Древней Руси. Воинская культура русского средневековья в контексте религиозного менталитета — С-Пб.: Изд-во «Петербургское Востоковедение», 2005. — 121 с., который в 968 году спас город от печенегов Напомним, что печенеги тогда воспользовались отсутствием в городе князя Святослава и осадили стольный град плотным кольцом. Внезапно у стен города появился Претич с небольшой дружиной и, невзирая на опасность, забрал на борт ладьи княгиню Ольгу вместе с внуками — детьми Святослава.

Печенежский князь спросил: «А ты не князь ли?» Претич же ответил: «Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет воинов бесчисленное множество». Так сказал он, чтобы их припугнуть.

Князь же печенежский сказал Претичу: «Будь мне другом». Тот ответил: «Будет так». И подали они друг другу руки, и одарил печенежский князь Претича конем, саблей и стрелами. Тот же дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города (…) Повесть временных лет, пер. с древнерусского Д. С. Лихачева, О. В. Творогова. — Спб.: ВитаНова, 2012. с. 44−45.

Именно из-за обнаруженной в Черной могиле, рядом с двумя мечами, сабли, которая вполне могла быть печенежской, и появилась эта версия. Как бы там ни было, но летопись передает нам одно из немногих свидетельств заключения мира — печенег предложил русскому «будь мне другом» и они обменялись воинским снаряжением.

Выражение вассальной покорности. С приведенным выше сообщением интересно сочетается известие Галицко-Волынской летописи под 1254 годом, которое сообщает: «Герборт прислал Даниилу меч, изъявляя покорность». Галицко-Волынская летопись, пер. О. В. Лихачевой. Минск.: ООО «Даниил», 1994. — 70 с.

Иными словами, летопись отразила воплощение в мече вассальной присяги на верность сюзерену. Примечательно, что произносилась она по определенным правилам. Например, вассал должен был держаться за меч своего сюзерена. Окшотт, Э. Археология оружия: от бронзового века до эпохи Ренессанса. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2006. — с. 291 Иными словами, произошла трансформация обряда, знакомого нам еще по договорам киевских князей с Византией — теперь на мече не клялись как на священном предмете, но меч участвовал в церковном таинстве на равных и затем служил доказательством данного слова. Окшотт, Э. Археология оружия: от бронзового века до эпохи Ренессанса. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2006. — с. 291−292.

Здесь можно вспомнить еще и дань мечами, которую, по сообщению «Повести Временных лет», хазары получили от русских, Повесть временных лет, пер. с древнерусского Д. С. Лихачева, О. В. Творогова. — Спб.: ВитаНова, 2012. с. 16 а позднее — Святослав от византийского императора Иоанна Цимисхия. Там же, с. 48 Меч, врученный сильному слабым, как бы говорит — «вот тебе меч, делай с нами и нашими жизнями все что хочешь». Правда, как показала история со Святославом, не всегда слова тех, кто приносил меч в качестве дани, совпадали с их намерением сдаться.

Функция меча, как предмета, дающего право на что-либо, косвенно подтверждается западноевропейским историческим материалом. В работе английского исследователя Эварта Окшотта «Археология оружия» фигурирует следующий эпизод.

«Когда король Эдуард I , — пишет Окшотт, — проводил ревизию всех земель и проверял, на основании каких прав владеют ими феодалы, де Уоррен предстал перед королевскими уполномоченными по этому вопросу. Во время встречи граф бросил перед ними на стол давно вышедший из употребления меч и сказал: „Мои предки владели своими землями по праву ношения этого оружия; и, видит Господь, так же и я буду ими владеть“. После этого чиновникам пришлось отступиться. По-видимому, аргумент был настолько весом, что спорить с ним оказалось бессмысленным, — по этому случаю мы можем судить о значении подобного оружия, передававшегося из поколения в поколение вместе с землями, на которые оно давало права». Окшотт, Э. Археология оружия: от бронзового века до эпохи Ренессанса. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2006. — с. 317.

Таким образом, мы видим, что меч, которым получали некие трофеи или награды, становился документальным подтверждением права на них. В этом можно усмотреть восприятие меча как предмета, большего чем оружие. Часто меч рассматривался как выразитель воли Всевышнего, о чем свидетельствует не только западноевропейский опыт, изученный Э. Окшоттом Там же, с. 116., но и отечественные данные. Так, на «Великом стяге» Иоанна Грозного, который хранится в Оружейной палате и датируется 1560 г., изображен архангел Михаил, скачущий на коне с мечом и патриаршим крестом в руках. Вилинбахов, Г. В. Символика меча в русской государственной геральдике XVII — 1 четверти XVIII вв / Геральдика: Материалы и исследования: сборник научных трудов. — М.: Наука, 1987. — с. 209. И это далеко не единственный пример обожествления вложенной в меч силы — как на уровне предмета, приводящего мир в равновесие с замыслом Всевышнего, так и на уровне образа, выражающего силу, подкрепленную Небесной порукой.

Воплощение княжеской власти. С правом сильного на владение мечом, освященного Божией волей, прекрасно сочетается рассказ Лаврентьевской летописи под 1206 годом, в котором князь Всеволод Большое Гнездо отправлял в Новгород своего сына Константина. Вот как это напутствие звучит уже восемь веков подряд:

«Дал ему отец крест честны и меч, река: се ти буди охраньник и помощник, а меч прещенье и опасенье, аже ныне даю ти пасти люди своя от противных» Лаврентьевская летопись / ПСРЛ, т.1. — Издание второе. — Л., 1926. — с. 418 (полная электронная копия книги).

И здесь отлично читается главная мысль, к которой приучают всех, владеющих оружием. Меч, доносит до нас летописец, это не только воплощение силы, но еще символ ответственности за применение этой силы исключительно во благо.

1.3 Образ и функционирование меча в описании действий в древнерусской литературе

Обычно древнерусские авторы не стремятся расцветить описание того, как воины и князья применяют меч. Используется довольно скудный набор производных конструкций от глагола «рубить» — изрубили, порубили (подробные примеры мы увидим в этой же главе далее).

Так же используются вариации на тему «обнажил меч», то есть извлек его клинок из ножен. Как правило, данное выражение обозначает конкретное действие конкретного человека.

«(…) обнажив меч свой, пошел Даниил на помощь брату, многих он ранил, а иные от его меча погибли» Галицко-Волынская летопись, пер. О. В. Лихачевой. Минск.: ООО «Даниил», 1994. — с. 38. — Сообщает Галицко-Волынская летопись подробности сражения, случившегося в 1231 году.

Спустя 23 года летописец снова расскажет о том, что Даниил обнажил свой меч в бою Там же, с. 59, хотя разумеется это действие совершалось им гораздо чаще. Отрывок же, о котором идет речь, интересен тем, что князь Даниил Галицкий поднял меч против своих же воинов, ошибочно приняв их действия за трусость на поле боя. Аналогичные действия в сороковых годах ХХ века будут обязанностью заградотрядов Красной Армии:

«(…) приказал Даниил слезть с коней и жечь окрестности города. (…) У Даниила внезапно заболели глаза (от дыма — прим. Н.Ч.), и он не видел того, что происходило в воротах. Он видел, что его люди бегут, и, обнажив свой меч, погнал их, и из-за этого не взяли города. Потом, — резюмирует Галицко-Волынская летопись под 1254 годом, — увидев, в чем дело, горевал, что не взяли города». Там же, с. 46.

Далее мы рассмотрим как древнерусские авторы описывали применение меча положительными и отрицательными персонажами своих произведений.

Меч в руках героя. «Задонщина» так описывает события 1380 года, предшествующие Куликовской битве: «Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, сел на своего борзого коня, и взял свой меч в правую руку и помолился Богу и пречистой его Матери. Солнце ему ясно на востоке сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих». Задонщина / Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — с. 172.

Поскольку взять меч в руку Дмитрий Иванович мог только предварительно достав его из ножен, будем считать выражения «обнажил меч» и «взял меч в правую руку» синонимичными. В приведенном фрагменте описание идет сразу на двух уровнях — первый, фактический, показывает как войско отправляется на войну. Впереди князь, который «вступил в золотое стремя», то есть, согласно академику Лихачеву, совершил воинский обряд отправления на битву.

«Одним из наиболее значительных моментов выступления войска в поход, — пишет Д.С. Лихачев, — была посадка войска на коней. (…) Употребление части вместо целого как основы многих терминов XI—XIII вв. еще более ясно проступает в «Слове о полку Игореве»: «вступить в стремень» — в том же значении, что и обычное «всесть на конь», то есть «выступить в поход». Лихачев, Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени: Монография. — 2-е изд. доп. — Л.: «Художественная литература», 1985. — с. 211.

Автор «Задонщины» не случайно указал, что князь Дмитрий взял в правую руку меч. Выражение «правый» в русском языке имеет значение «истинный», «верный». Автор «Задонщины» хотел подчеркнуть, что «наше дело правое, победа будет за нами» — так оно в конце концов и оказалось.

Меч в руках врага. В описаниях монгольских погромов слово «сабля» практически не встречается. Беду приносят мечи: «(…) многих людей и с женами, и с детьми мечами изрубили, иных — в реке утопили» Повесть о разорении Рязани Батыем / Воинские повести Древней Руси.-Л.: Лениздат, 1985. — с. 106, — сообщает «Повесть о разорении Рязани Батыем».

Ей вторит «Сказание о князьях Владимирских»: «(…) рассыпались измаильтяне по всей Русской земле, словно стая птиц налетели. И христиан — одних мечами губили, других в плен уводили, а те, кто уцелел, от нужды и голода умирали» Сказание о князьях Владимирских / Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — с. 214.

Авторы современной исторической беллетристики, напротив, чаще всего вооружают монголов кривыми саблями. Но тогда почему в летописях и воинских повестях монголы сражаются именно мечами?

Евпатий так бился беспощадно, — восторгается «Повесть о разорении Рязани Батыем» — что и мечи притупились, и выхватывал он мечи татарские, и рубился ими. Повесть о разорении Рязани Батыем / Воинские повести Древней Руси.-Л.: Лениздат, 1985. — с. 110.

Неужели внимательный к деталям древнерусский писатель-хронист не знал что такое сабли и записывал их как мечи? Конечно же нет. Выше мы уже определили, опираясь на мнение О. В. Творогова, что русские летописцы фиксировали события такими, какими они были в реальности, вплоть до мелочей. Обратимся за разъяснениями к оружиеведческим исследованиям.

Использование обеими сторонами конфликта одинакового или очень близкого друг другу оружия стало одной из причин, по которой археологи до сих пор не могут определить, где в руинах древнерусских городов сабли и мечи защитников, а где — завоевателей.

Условно, — пишет И. А. Воронцов в работе «Организация военного дела Золотой Орды» Воронцов, И. А. Организация военного дела Золотой Орды. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2011. с. 12, — можно выделить 3 составляющие компоненты (…), оказавшие доминирующее влияние на процесс становления и развития золотоордынского комплекса вооружения: местный, традиционный элемент (…), центральноазиатский элемент (…) и культурно-оружейные традиции сопредельных государств, оказавшие определенное влияние на развитие паноплии Золотой Орды. Это прежде всего элементы ближневосточной, древнерусской, булгарской, кавказской, европейской оружейных культур.

В принципе эти выводы исследователя более чем логичны. Армия монголов состояла из покоренных ими народов, обитавших на огромной территории от Китая и до Венгрии. И, как говорит А. Н. Кирпичников, «снабдить полным вооружением 140-тысячную армию, брошенную в 1236 году в европейские походы, было, очевидно, невозможно. Лишь в ходе наступления монголы обогатились „христианским оружием“, но не поголовно» Кирпичников, А.Н. К оценкам военного дела Средневековой Руси / Древние славяне и Киевская Русь: сб. научных трудов. Ин-т археологии — Киев: Наук. Думка, 1989. — 200 с..

Остается добавить, что скудность собственного арсенала монголо-татар породила этап, аналогичный получению стартового капитала в экономической модели общества, вследствие чего многие из пришедших на Русь агрессоров сражались таким же оружием, что и дружинники владимирских, киевских, галицких князей.

Именно поэтому в летописях и воинских повестях захватчики вооружены мечами, а не саблями, которые к моменту вторжения вовсе не были самым распространенным оружием русских дружинников.

Поражение, «склонить головы под мечи». «Задонщина», одно из самых поэтических произведений древнерусской литературы с большой долей художественности сообщает: «Уже поганые оружие свое побросали, а головы свои склонили под мечи русские» Задонщина / Воинские повести Древней Руси. — Л.: Лениздат, 1985. — с. 171.

Здесь меч выступает как вариант понятия «власть» и отсылает нас к мечу как символу княжеской власти. Действительно, меч не только давал власть над жизнью побежденного противника, но и выступал важным социальным маркером — с мечом могут быть только свободные, без меча — только рабы.

Зависимость личной свободы от оружия интересно закреплена в названии древнерусской должности «мечник». Мечник в Киевской Руси исполнял судебные обязанности, был кем-то вроде судебного пристава, а так же исполнял дипломатические поручения князя. В Новгороде мечник собирал дань в новгородских владениях. Кирпичников, А. Н. Древнерусское оружие, выпуск первый: мечи и сабли. — М.-Л.: изд-во «Наука», 1966. — с. 7.

Интересно в этом выражении и то, что головы склонены под мечи, но не отрублены ими. Буквально «склонили головы под меч», означает «попали в плен к противнику, отдались на его волю».

Существует известная пословица «Повинну голову меч не сечет» в значении «раскаявшегося не наказывают». Ее можно было бы даже рассматривать как разновидность, а то и продолжение фразеологизма о не секущем мече, если бы не одно «но». Действия, которые обозначены данными устойчивыми выражениями, производятся в разных временных категориях. То есть, повинну голову меч не сечет в настоящем времени, а склоненные головы еще не означает, что их не отрубят — но в будущем времени.

Именно поэтому, несмотря на близость значений, два этих выражения не следует путать, а тем более, смешивать между собою.

«Мечом ковал раздоры». Уже многократно процитированное в данной дипломной работе «Слово о полку Игореве» неспроста относится к золотому фонду мировой литературы. Многие выражения, содержащиеся в нем, аппелируют к глубинным смыслам, и при их извлечении читателем расцветают новыми красками.

Одним из таких фразеологизмов является устойчивое выражение «ковать раздоры мечом». Автор «Слова» пишет: «Были века Трояна, минули годы Ярослава, были и войны Олеговы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом раздоры ковал и стрелы по земле сеял». Слово о полку Игореве / Воинские повести Древней Руси.- Л.: Лениздат, 1985. — с. 36.

Образы ковки (раздоров) и сеяния (стрел) возвращают нас к сельскохозяйственным основам древнерусского быта. Княжеский дружинник, так же, как и его западноевропейский коллега — рыцарь, был крупным землевладельцем. Князь, соответственно, располагал еще большими земельными наделами. Были среди его людей и кузнецы, которые обеспечивали и мирный сельскохозяйственный быт и военные потребности каждого феодала.

Образы земледельческого труда, — пишет по этому поводу Лихачев, — всегда привлекаются автором «Слова» для противопоставления войне. (…) автор «Слова» привлекает не только образы земледельческого, но и ремесленного труда, в народной поэзии отразившиеся гораздо слабее, но как бы подтверждающие открытия археологов последнего времени о высоком развитии ремесла на Руси: «тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрелы по земли сеяше» Лихачев, Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени: Монография. — 2-е изд. доп. — Л.: «Художественная литература», 1985. — с. 195.

Как известно, кузнец имеет дело с огнем. Огонь необходим при ковке меча, огонь же пожирает врагов на войне, как это случилось с греческим огнем на страницах «Повести временных лет» в записи под 941 годом Повесть временных лет, пер. с древнерусского Д. С. Лихачева, О. В. Творогова. — Спб.: ВитаНова, 2012. с. 35. И здесь образ перекликается с другим известным фразеологизмом — устойчивым выражением «огнем и мечом».

Варианты художественных описаний, производных от сопоставления огня и меча. Выражение «огнем и мечом» давно и прочно вошло в литературу, причем интересно, что оно даже более древнее, чем христианство.

Первым на тему огня и меча высказался еще легендарный врач Гиппократ, который наставлял: «чего не лечит лекарство, исцеляет железо, чего не лечит железо, исцеляет огонь, а чего огонь не излечивает, то должно считаться неизлечимым» Бегин, Е. В. Гиппократ: клятва, пережившая века / Бегин, Е.В. 100 великих врачей. — М.:ЭКСМО, 2012. — с.9.

Эти слова он сказал две с половиной тысячи лет назад, имея ввиду хирургический нож под словом «железо» и прижигание под словом «огонь».

Через несколько столетий в Риме возникла поговорка о нанесении урона в военных действиях, в основе которой лежал переосмысленный афоризм Гиппократа — «Igni et ferro» (в переводе с латыни «Огнем и железом») Там же, с. 10.

Безусловно, эту поговорку знали и в Древней Руси, книжная полка которой полнилась переводами книг самых разных авторов. Э. Д. Фролов в своей книге «Русская наука об античности. Историографические очерки» Фролов, Э. Д. Русская наука об античности: историографические очерки. — Спб.: Изд-во СпбГУ, 1999. — с. 195 приводит несколько таких произведений, широко известных на Руси в Средние века. В их числе византийская «Хроника Малалы», которая была знакома русским летописцам уже в XII в. и перевод, опять же византийской, «Хроники Георгия Амартола», который был сделан в конце первой половины XI века на Руси, в Киеве. Список, по его мнению, следует продолжить такими произведениями как «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, а также «Александрия» и «Троянская история» .

Однако «Огнем и железом» не сразу превратилось в «Огнем и мечом». Свою окончательную форму данный фразеологизм принял много позже, поскольку, видимо, не был еще известен во времена, когда создавались произведения древнерусской литературы.

По крайней мере, «Огнем и мечом» не встречается ни в одном из произведений древнерусской литературы, отобранных для анализа в данной дипломной работе, даже в тех, которые сообщают о погромах, учиненных татаро-монгольским нашествием.

С другой стороны, поиск случаев употребления древнерусскими авторами выражения «огнем и мечом» привел к интересным выводам. Оказывается в Средние века в книжном слове Руси существовали различные конструкции, основанные авторами на смысловом контенте заданной понятийной конструкции «огонь — меч». Например, автор «Слова о житии великого князя Дмитрия Ивановича» рисует образ своего главного героя, употребляя не форму «огнем и мечом», а его зеркальную лексическую копию — «мечом и огнем»:

«Был он друзьям стеной и опорой, врагам же — мечом и огнем, иссекая нечестивых и сжигая их словно хворост, — легко сгорающий, на уничтожение собранный». Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича / Слово Древней Руси.- М.: Панорама, 2000. с. 283.

Данное обстоятельство позволяет нам сделать наблюдение о появлении формы «огнем и мечом» в русской литературе. Время написания самой первой редакции «Слова» — XV—XVI вв., соответственно к этому времени выражение «огнем и мечом» в русском языке не состоялось, иначе автор неминуемо использовал бы выражение в той его форме, которая известна нам сегодня.

Примечательно, что это один из немногих случаев, когда «огнем и мечом» исходит от положительного персонажа в отношении отрицательных. В остальных случаях все ровно наоборот.

Осада и взятие монголами одного из крупнейших древнерусских городов со слов автора «Повести о разорении Рязани Батыем» изображается так:

И взяли татары приступом город двадцать первого декабря, (…) убили князя Юрия Ингваревича и его княгиню, а людей умертвили, — одних огнем, а других мечом, мужчин, и женщин, и детей, и монахов, и монахинь, и священников". Повесть о разорении Рязани Батыем / Воинские повести Древней Руси.-Л.: Лениздат, 1985. — с. 114.

И вот так — повторно в том же самом произведении:

Увидели князья, и епископ, и княгини, что зажжен город и люди умирают в огне, а других рубят мечами, и бежали князья в Средний город. Повесть о разорении Рязани Батыем / Воинские повести Древней Руси.-Л.: Лениздат, 1985. — с. 115.

Перед нами своего рода рефрен — автор дважды вызывает в сознании читателя образы огня и меча как некоего неизбежного испытания, которые всегда приходят вместе, как Фома и Ерема. Но только они не забавные, а по-настоящему страшные.

Через полтора века автор «Повести о нашествии Тохтамыша» тоже будет «играть» с огнем и мечом и создаст вот такой текст:

«Добро же и всякое имущество пограбили, и город подожгли — огню предали, а людей — мечу. И был оттуда огонь, а отсюда — меч: одни, от огня спасаясь, под мечами умерли, а другие — меча избежав, в огне сгорели. И была им погибель четырех родов. Первая — от меча, вторая — от огня, третья — в воде потоплены, четвертая — в плен поведены» Повесть о нашествии Тохтамыша / Воинские повести Древней Руси.-Л.: Лениздат, 1985. — с.286.

От произведения к произведению мы наблюдаем развитие темы — авторы разных столетий прощупывают образ, приводя его к тому жесткому состоянию предельной лаконичности, которое нам известно в литературе дня сегодняшнего.

«Предать мечу». В «Легенде о граде Китеже» автор немного отходит от устоявшейся связки «огонь-меч», и разделяет их в отдельные понятийно-смысловые блоки:

(…) пришел на Русь войной нечестивый и безбожный царь Батый. И разорял он города и огнем сжигал их, и церкви Божий тоже разорял и огнем сжигал. Людей же мечу предавал, а малых детей ножом закалывал, младых дев блудом осквернял. И был плач великий". Легенда о граде Китеже / Слово Древней Руси.- М.: Панорама, 2000. с. 153.

Нас интересует первый понятийно-смысловой блок, то есть словосочетание «Предать мечу». Здесь меч одушевляется, выступает в роли некоего палача, которому на уничтожение предаются жители Руси. Казалось бы совсем немного остается до объединения выражения «предать мечу» с выражением «предать огню», во фразеологизм «предать огню и мечу», но этого не происходит.

«Послал меч против нас». В продолжение ряда фразеологизмов, одушевляющих меч, относиться и выражение «Послал меч против нас». Фактически, смысл его близок выражению, рассмотренному в предыдущем пункте, но здесь отправная точка — не место, где творится насилие посредством меча, а место, откуда был дан приказ это насилие учинить.

Возможна разнообразная трактовка данного выражения, однако следует заметить, что, благодаря окружающему фрагмент контексту, смысл сказанного летописцем вычленяется достаточно просто.

Итак, можно было бы сказать «послал меч против нас», имея ввиду вполне конкретный меч конкретного воина, которого некто отправляет на задание — убить кого-то или победить. Однако из контекста мы получаем информацию, которая заставляет нас пересмотреть данную выкладку как в корне неверную: «В год 1287, Бог послал против нас свой меч (…)» Галицко-Волынская летопись, пер. О. В. Лихачевой. Минск.: ООО «Даниил», 1994. — с. 12.

И сразу становится ясно, что речь идет о наказании Свыше, что и подтверждает продолжение фразы «служить гневу своему за умноженье наших грехов», а так же последующие предложения, которые уже полностью раскрывают смысл сказанного летописцем.

Вот как звучит фрагмент летописи целиком: «В год 1287, Бог послал против нас свой меч — служить гневу своему за умноженье наших грехов. Пошли Телебуга и Алгуй с ним с огромным войском, а с ними и русские князья Лев, Мстислав, Владимир и Юрий Львович и много других князей. Тогда все князья русские были в подчинении у татар, покорены гневом Божиим. И так пошли все вместе» Галицко-Волынская летопись, пер. О. В. Лихачевой. Минск.: ООО «Даниил», 1994. — с. 12.

Для древнего летописца это явление совершенно обычного порядка — если Бог посылает против людей свой меч, его удар воплощается в виде нападения внешнего врага. В этом смысле он продолжает библейскую традицию описания бедствий народа Израилева от филистимлян и других противников.

«Терзать мечами». Еще одна разновидность вышеприведенных выражений — «терзать мечами». Здесь меч уже теряет категорию одушевленности и некую самостоятельность. Однако образ агрессии становится еще более драматичным за счет использования глагола «терзать».

Единственный случай применения данного образного выражения встречается в «Слове о полку Игореве», где Святослав говорит, обращаясь к своим племянникам — князьям Игорю и Всеволоду: «Рано вы начали Половецкую землю мечами терзать, а себе искать славу. Но не по чести одолели, не по чести кровь поганых пролили». Слово о полку Игореве / Воинские повести Древней Руси.-Л.: Лениздат, 1985. — с. 41.

Поступок Игоря и Всеволода рассматривается князем как отрицательный и бесчестный даже по отношению к поганым. Кроме того, Святослав сообщает, что главная цель всех воинских подвигов того времени — поиск славы, незадачливыми князьями достигнута не была.

Вот почему слово «терзать», которое несет негативный оттенок, создает удивительно лаконичный образ разрушений, огня и мечей.

«Затупились мечи от бесчестья». В продолжение темы бесчестных поступков следует привести еще одну цитату из того же самого источника.

Ярославовы все внуки и Всеславовы! — Обращается ко князьям автор «Слова о полку Игореве». — Не вздымайте более стягов своих, вложите в ножны мечи свои затупившиеся, ибо потеряли уже дедовскую славу. В своих распрях начали вы призывать поганых на землю Русскую, на достояние Всеславово. Из-за усобиц ведь началось насилие от земли Половецкой! Слово о полку Игореве / Воинские повести Древней Руси.-Л.: Лениздат, 1985. — с. 42.

Логика автора «Слова» такова: меч остр когда есть слава. Дедовская слава сделала русские мечи острыми, но в недостойных делах потомков она померкла. Слава для средневекового сознания — это история доблестных дел представителей своего рода.

Эта идея была также близка западноевропейскому обществу, и потому ничего удивительного в том, что, много позже, враг нашей страны и практик информационной войны Йозеф Геббельс выскажется в аналогичном ключе. Он скажет: «Отними у народа историю — и через поколение он превратиться в толпу, а еще через поколение им можно будет управлять как стадом» Цитата приводится по материалам интернет-сайта «Викицитатник», раздел «Геббельс, Йозеф», URL: http://ru.wikiquote.org/wiki/%D0%99%D0%BE%D0%B7%D0%B5%D1%84_%D0%93%D0%B5%D0%B1%D0%B1%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81.

К сожалению, в обществе (не только среди молодежи!), как в России, так и на Украине, сейчас наблюдается скрупулезное и точное воплощение «формулы Геббельса».

Применение меча в 1071 году. Завершая параграф, посвященный мечам, хочется несколько уточнить тезисы, высказанные академиком Д. С. Лихачевым в работе «Слово о полку Игореве» и культура его времени". Он пишет:

«Меч употреблялся высшими дружинниками и князем. Он был оружием феодальной аристократии по преимуществу. Любопытно, что его не поднимали против смердов. Новгородский князь Глеб поднял на восставших в Новгороде топор, а не меч (1071 г.), топором же расправился с восставшими и Ян Вышатич на Белоозере (1071 г.)» Лихачев, Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени: Монография. — 2-е изд. доп. — Л.: «Художественная литература», 1985. — с. 195.

Действительно, история меча знает времена, когда он был безумно дорог и потому доступен только военным вождям. А так же тем, кого эти военные вожди решили наградить за храбрость.

Однако эти времена закончились в конце 8-го века, на заре Киевской Руси. С этого момента в Европе, а следом в Скандинавии и на территории земель, населенных славянами, распространился новый тип меча, который принято называть «мечом каролингского типа». Кирпичников, А. Н. Древнерусское оружие, выпуск первый: мечи и сабли. — М.-Л.: изд-во «Наука», 1966. — с. 7.

Данный вид меча отличался относительной дешевизной из-за двух причин. Первая — оружейники перестали превращать мечи в художественные шедевры, которые украшались драгоценными камнями и золотом. Второе — был совершен прорыв в кузнечных технологиях.

Следствием дешевизны стала их доступность потребителю, поэтому каролингские мечи получили широкое распространение на всей территории Древней Руси и за ее пределами. Их находят и в курганах и на местах сражений.

Еще в раннем Средневековье (9−11 вв), которое иногда еще называют «эпохой викингов», меч стал не просто оружием воина, а непременным атрибутом свободного человека. Окшотт, Э. Археология оружия: от бронзового века до эпохи Ренессанса. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2006. — с. 171 Этот атрибут имел идеологическое наполнение, освященное религией и традицией еще со времен Великого переселения народов. Например, знаменитые торговые договоры, которые заключали русские с греками, предусматривали клятву на оружии не для княжеских дружинников, а для лично свободных язычников, независимо от их профессии — военной или торговой.

Кроме того, в 1071 году, в котором князь Глеб и боярин Ян Вышатич подняли против смердов свои топоры, мечи каролингского типа уже доживали свой век. А значит на территории Древней Руси их было уже предостаточно, тем более не было в них дефицита в арсеналах новгородского князя и высокопоставленного киевского боярина Кирпичников, А.Н. О начале производства мечей на Руси / Труды VI Международного Конгресса славянской археологии: сб. научных трудов, т. 4., М., 1998. — с. 246.

Менее чем через полвека появится меч нового, романского типа Кирпичников, А. Н. Древнерусское оружие, выпуск первый: мечи и сабли. — М.-Л.: изд-во «Наука», 1966. — с. 27., надежный и дешевый. Им будут вооружаться даже слуги.

В год 6740 (1232), — сообщает Галицко-Волынская летопись, — Глеб Зеремеевич собрал угров и поехал к стягу Василька. Даниил же приблизился к ним, чтобы вызвать на бой, и не увидел у них воинов, а только отроков, держащих коней. Те же, узнав его, пытались мечами убить его коня. Милостивый Бог вынес его из вражьих рядов без ран, только концом острия меча на бедре его коня срезана была шерсть. Он приехал к своим и принудил их выступить против них. Галицко-Волынская летопись, пер. О. В. Лихачевой. Минск.: ООО «Даниил», 1994. — с. 14.

Галичанский летописец называет противников Даниила не воинами, но отроками, то есть еще не прошедшими посвящение в дружину новобранцами, либо — по другой версии, ближними слугами князя / воеводы. А. Н. Кирпичников «Древнерусское оружие», выпуск первый: мечи и сабли, с. 40 В летописи прямо сказано, что НЕ воины были вооружены мечами — во множественном числе. Еще два «не» — они были вооружены НЕ копьями и НЕ топорами, а именно мечами.

Второе уточнение касается использования против смердов не мечей, но боевых топоров. Однако уместнее рассмотреть ее в самом начале главы, которая посвящена боевым топорам.