Русский культурный ренессанс

Рубеж девятнадцатого и двадцатого веков ознаменовался русским культурным ренессансом (так определил этот период Н. Бердяев), расцветом философии, искусства, литературы, в первую очередь — поэзии. Последние десятилетия прошлого столетия подарили миру мощную плеяду русских поэтов, которые при всем многообразии своих художественных устремлений (символизм, акмеизм, футуризм) явились творцами единого культурного феномена, который позднее и получил название «серебряный век». В сферу художественных поисков вовлекались музыка, театр, живопись. Хронологически он укладывается в два-три десятилетия, предшествовавшие 1917, но по своему духовному потенциалу, «энергетическим ресурсам» вполне сопоставим действительно со столетием. «Серебряный век» — эпоха открытий и экспериментов. Художники, поэты, музыканты как никогда много путешествовали по миру, обязательно посещая мекку европейской цивилизации — Париж. Чужая история и культура осваивались русским искусством, прорастая экзотическими темами и изысканными формами. Православие и католицизм, буддизм и индуизм, философия Ф. Ницше и антропософия Р. Штейнера — духовные истоки русского «серебряного века». Определяющими координатами стали пафос жизнетворчества, подразумевавший неразделимость личности художника и его творения, а также культ красоты, вера в могущество слова, поиски нового поэтического языка. Название «серебряный век» отсылает к «золотому» — пушкинскому — веку. Между ними можно провести много параллелей, наметить линии преемственности. Но в «серебряном веке» явственнее звучит драматическая нота — предчувствие приближающейся катастрофы. События 1917 разрушили атмосферу, обусловившую процветание поэзии. Русским поэтам предстоял крестный путь — свой для каждого. Н. С. Гумилев, О. Э. Мандельштам, Н. А. Клюев стали жертвами репрессий. С. А. Есенин, В. В. Маяковский, М. И. Цветаева не смогли жить в условиях губительного для поэтов «отсутствия воздуха» (о нем говорил в речи о Пушкине А. А. Блок, как бы предчувствуя и собственную судьбу). Б. Л. Пастернак и А. А. Ахматова дожили до преклонных лет, постоянно подвергаясь травле. В. Ф. Ходасевич, Г. В. Иванов и многие другие, оказавшиеся на чужбине, испили горькую чашу изгнанничества.

Гумилев Николай Степанович [3 (15) апреля 1886, Кронштадт — 25 августа 1921, близ Петрограда], русский поэт. Сын морского врача. В детстве жил в Царском Селе, с 1895 — в Петербурге, в 1900;03 — в Тифлисе, где в местной газете впервые было опубликовано стихотворение Гумилева (1902). Учился в петербургской и тифлисской гимназиях. Осенью 1903 семья Гумилевых вернулась в Царское Село, где юноша завершил (1906) гимназическое образование. На литературные вкусы начинающего поэта, по-видимому, оказал влияние директор Царскосельской гимназии поэт И. Ф. Анненский; повлияли также труды Ф. Ницше и стихи символистов. В первых сборниках стихов — «Путь конквистадоров» (1905), «Романтические цветы» (1908; отмечен обращением к экзотической тематике) — нашло отражение чувство Гумилева к Анне Горенко, будущей А. А. Ахматовой, с которой он познакомился в 1903 в Царском Селе (их брак, заключенный в 1910, спустя три года распался). Определяющим для поэзии Гумилева стал образ одинокого завоевателя, противопоставляющего свой мир тусклой действительности.

В 1906 Гумилев уехал в Париж, где слушал лекции в Сорбонне, изучал французскую литературу, живопись, театр. Выпустил три номера литературно-художественного журнала «Сириус» (1907). В 1908 путешествовал по Египту (позднее еще трижды ездил в Африку — в 1909, 1910, 1913, собирал народные песни, образцы изобразительного искусства, этнографические материалы).

Некоторое время (1908;09) Гумилев обучался в Петербургском университете — на юридическом, затем на историко-филологическом факультете. Одновременно он знакомится с Вяч.И. Ивановым, печатается в газете «Речь», журналах «Весы», «Русская мысль» и др., издает сборник стихов «Жемчуга» (1910). Гумилев принимает участие в организации журнала «Аполлон» (1909), в котором вплоть до 1917 ведет постоянную рубрику «Письма о русской поэзии» (отдельное издание — 1923), снискавшую ему репутацию проницательного критика: «его оценки всегда по существу; они выявляют в кратких формулах самую сущность поэта» (В. Я. Брюсов).

Желание освободиться от опеки Вячеслава Иванова и организационно отмежеваться от «теургического» символизма привело к созданию в 1911 «Цеха поэтов», в который вместе с Гумилевым, руководившим им в качестве «синдика», вошли Ахматова, С. М. Городецкий, О. Э. Мандельштам, М. А. Зенкевич и другие поэты-акмеисты. Объявив новое направление — акмеизм — наследником символизма, закончившего «свой путь развития», Гумилев призывал поэтов вернуться к «вещности» окружающего мира (статья «Наследие символизма и акмеизм», 1913). Первым акмеистическим произведением Гумилева считается поэма «Блудный сын», включенная в его сборник «Чужое небо» (1912). Критика отмечала виртуозное владение формой: по словам Брюсова, значение стихов Гумилева «гораздо больше в том, как он говорит, нежели в том, что он говорит». Следующий сборник «Колчан» (1916), драматическая сказка «Дитя Аллаха» и драматическая поэма «Гондла» (обе 1917) свидетельствуют об усилении в творчестве Гумилева повествовательного начала.

Житейское поведение Гумилева соотносилось с его поэзией: романтический пафос конквистадорства он транспонировал из стихов в жизнь, преодолевая собственные слабости, исповедуя личный культ победы. В начале Первой мировой войны Гумилев поступил добровольцем в уланский полк; был награжден двумя Георгиевскими крестами. По воспоминаниям сослуживцев, его влекло к опасности. В 1916 Гумилев добивается отправки в русский экспедиционный корпус на Салоникский фронт, но задерживается в Париже, где общается с М. Ф. Ларионовым и Н. С. Гончаровой, а также с французскими поэтами (в том числе с Г. Аполлинером).

В 1918 Гумилев вернулся в Россию. Был привлечен М. Горьким к работе в издательстве «Всемирная литература», читал лекции в институтах, преподавал в литературных студиях. Занимался переводами (эпос о Гильгамеше, английская и французская поэзия). Издал несколько сборников стихов, в том числе лучшую свою книгу «Огненный столп» (1921; посвящена его второй жене — А.Н. Энгельгардт).

Осенью 1920 Гумилев неопределенно обещает участникам так называемого «таганцевского заговора» свое содействие в случае антиправительственного выступления и номинально вовлекается в конспиративную деятельность. 3 августа 1921 он был арестован Петроградской Чрезвычайной Комиссией, 24 августа приговорен к расстрелу. На следующий день приговор был приведен в исполнение.

Гумилев ввел в русскую поэзию «элемент мужественного романтизма» (Д. Святополк-Мирский), создал собственную традицию, опирающуюся на принцип аскетически строгого отбора поэтических средств, сочетание напряженного лиризма и патетики с легкой иронией. «Эпиграмматичность строгой словесной формулы» (В.М. Жирмунский), выверенная композиция в его последних сборниках стали вместилищем концентрированного духовного опыта всего постсимволистского поколения.

Капитаны-мертвецы Третья книга Николая Гумилева «Жемчуга» принесла ему широкую популярность. В этот сборник вошла знаменитая баллада «Капитаны». Недаром Гумилев называл свою поэзию Музой дальних странствий. До конца своих дней он сохранил верность этой романтической теме, повлиявшей на все его творчество. В 1910 Гумилев издает «Жемчуга», разбив сборник на три части: «Жемчуг Черный», «Жемчуг Серый» и «Жемчуг Розовый». Это разделение весьма значимо для понимания сюжета всего сборника.

Название сборника — это не просто романтический возврат к теме драгоценных камней, но это еще и вызывающие обыгрывание значения слова «perl» — «перл» — как замечательное высказывание, утверждение. Возможно, это подражание «Шедеврам» Брюсова.

Поэтому весь сборник воспринимается всего как поэтическая декларация, он переполнен программными стихотворениями — «Одиночество», «Портрет мужчины в Лувре», «Адам»… В «Жемчуге Черном» утверждается идея начала пути, отрицание, уход из рая («Лучше слепое Ничто,/Чем золотое вчера»). А цвет жемчуга — черный — цвет ночи, смерти подчеркивает эти мотивы. Вторая часть — «Жемчуг Серый» — начинается с «Возвращения Одиссея», заканчивается «Капитанами». Центральная идея — идея скитания «капитанов-мертвецов». Океан воспринимается как бездна. А серый цвет жемчуга — цвет пепла, сумерек — означает переходную стадию между ночью и утром. В «Жемчуге Сером» появляется и конквистадор, который ищет свое Эльдорадо и встречает Смерть. «Жемчуг Розовый» символизирует рассвет, зарю, новую жизнь. При этом очень интересен подбор стихотворений: «Христос», «Путешествие в Китай», «Рыцарь с цепью» (где рыцарь все же находит свое Эльдорадо). То есть если рассматривать единый сюжет сборника, то заканчивается он обретением блаженных островов, Эльдорадо.

Чтобы понять значение мотивов «Эльдорадо» в «Жемчугах» в целом необходимо рассмотреть сюжет цикла «Капитаны». При внимательном прочтении некоторые странности в поведении капитанов. Во-первых, капитаны не боятся тех опасностей на море которые губят обычных людей:

Для кого не страшны ураганы, Кто изведал мальстремы и мель…

Автор подчеркивает их необычный внешний вид (ветхость одежды):

Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвет пистолет, Так что золото сыпется с кружев, С розоватых брабантских манжет.

Они полностью пренебрегают правилами мореходства:

Ни один пред грозой не трепещет, Ни один не свернет паруса.

Такое странное поведение вполне может объясняться бесстрашием и презрением к смерти пропагандируемым Гумилевым, но может иметь и иное объяснение. Кое что проясняет исповедь капитана Летучего голландца из сказки Гауфа «Рассказ о корабле привидений»: «с безумной радостью распускали мы все паруса каждый раз, как начиналась буря, надеясь разбиться об утесы, но это нам не удавалось». То есть все «книжные» герои цикла, именованные во втором стихотворении являются мертвыми уже к моменту первого. Поэтому стихии им не страшны. Эти образы (условное название" капитаны-мертвецы") прямо и не двусмысленно встречаются и других стихотворениях:

Нас было пять … мы были капитаны Водители безумных кораблей, И мы переплывали океаны, Позор для бога, ужас для людей…

Если появляется мотив прохождения через смерть, странствия и скитаний по океанам мертвых капитанов («Но в мире есть иные области…»), то, очевидно, можно ожидать и мотив Эдема, который, в свою очередь, тоже трансформируется. Эти мертвые герои, презрев традиционный рай («Все мы знавали злое горе,/ Бросили все заветный рай»), ищут второй Эдем, «безвестные страны», «куда не ступала людская нога» (к таким странам относится и Эльдорадо):

Я спал, и смыла пена белая Меня с родного корабля, И в черных водах, помертвелая, Открылась мне моя земля.

Но эта страна достигается не через смирение героев, а через преодоление «старых заветов»: «Кому опостылели страны отцов». Многие из этих героев совершили какое-нибудь преступление или нарушили божьи законы: Адам (гордыня), Каин (убийство), Одиссей (месть).

Автор объединяет своих «капитанов», открыто подчеркивая их единство. С помощью одного и того же типа определения: открыватели новых земель, мечтатель и царь, смелые пенители моря, конквистадор, покоритель городов, искатель чудес, начинатель игры.

Таким образом складывается единый сюжет сборника «Жемчуга»: Герои-скитальцы (набор персонажей от Адама до Христа, от Каина до Синей Бороды), условно называемые «капитанами», презрели традиционный рай и заповеди для поисков нового Эдема. Бессмертие для них — это переживание и преодоление собственной смерти.

Анна Андреевна Ахматова.

«Есть близости людей заветная черта Ее не перейти влюбленности и страсти Пусть в жуткой тишине сливаются уста И сердце рвется от любви на части…».

«…В 1910 (25 апреля ст. ст.) я вышла замуж за Н. С Гумилева, и мы поехали на месяц в Париж…».

Ахматова (настоящая фамилия Горенко) Анна Андреевна [11 (23) июня 1889, Большой Фонтан, близ Одессы — 5 марта 1966, Домодедово, под Москвой], русская поэтесса. Примыкала к акмеизму (сборники «Вечер», 1912, «Четки», 1914). Верность нравственным основам бытия, психология женского чувства, осмысление общенародных трагедий 20 века, сопряженное с личными переживаниями, тяготение к классическому стилю поэтического языка в сборнике «Бег времени. Стихотворения. 1909;1965». Автобиографический цикл стихов «Реквием» (1935;40; опубликован 1987) о жертвах репрессий 1930;х годов. В «Поэме без героя» (1940;1965, полностью опубликована 1976) — воссоздание эпохи «серебряного века». Статьи об А. С. Пушкине.

В детстве Ахматова жила в Царском Селе, где в 1903 познакомилась с Н. С. Гумилевым и стала постоянным адресатом его стихотворений.

" Бесконечное жениховство Николая Степановича и мои столь же бесконечные отказы наконец утомили даже мою кроткую маму, и она сказала мне с упреком: «Невеста неневестная», что показалось мне кощунством. Почти каждая наша встреча кончалась моим отказом выйти за него замуж".

Весной 1910 после нескольких отказов Ахматова согласилась стать женой Гумилева (в 1910;16 жила у него в Царском Селе, на лето выезжала в имение Гумилевых Слепнево в Тверской губернии); в медовый месяц совершила первое путешествие за границу. Весной 1912 Гумилевы путешествовали по Италии; в сентябре родился их сын Лев (Л.Н. Гумилев).

Ахматова в своих заметках о творчестве Гумилева пишет:

«Невнимание критиков (и читателей) безгранично. Что они вычитывают из молодого Гумилева, кроме озера Чад, жирафа, капитанов и прочей маскарадной рухляди? Ни одна его тема не угадана, не прослежена, не названа. Чем он жил к чему шел?».

Ахматова дает, как мы видим циклу «Капитаны» достаточно резкую негативную оценку. Далее комментируя слова одного из биографов Гумилева («якобы настоящего биографа») опровергая его слова о «безличности» начала творческого пути своего мужа, говорит, что «…это стихи живые и страшные, это из них вырос большой и великолепный поэт… в „Жемчугах“ три четверти стихотворений посвящены мне». Она также утверждает, что их отношения с Гумилевым можно проследить по его творчеству с 1904 по 1910 год — это «почти поэтизированная история его любви…». Тема эта далее разрастается и вытекает в «Жемчугах».

Также в своей работе Ахматова пишет о письме Гумилева к Сологубу, в котором Гумилев недвусмысленно говорит о своей «горькой литературной судьбе» и далее: «Добро Глебу Струве утверждать, что Гумилев прославился после „Жемчугов“ и его товарищи по коммерческому училищу зачитывались „Капитанами“. Сам поэт прекрасно знал, что такое литературный успех и еще лучше знал, что успеха не имел».

По убеждению Ахматовой, Гумилев поэт не прочитанный и по какому-то странному недоразумению оставшийся автором «Капитанов», «которых он сам к слову сказать, ненавидел».

«Где херувим, свое мне давший имя?».

Если она так красива, то почему она себя не показывает? Это все слишком похоже на мистификацию! — охлаждали редактора литературно-художественного журнала «Апполон» Сергея Маковского, единственного, кто мог слышать пленительный голос, читать тонкие и умные письма, всегда переложенные цветами и травками.

— Пусть она даже не совсем такая, как себя преподносит, но все равно это Она, — отвечал Маковский.

Постепенно выяснялись подробности жизни загадочной поэтессы-графини: Воспитывалась в католическом монастыре, рано потеряла мать, полностью предана своему исповеднику. Полна мистической, почти кощунственной любви к Христу, мечтает посвятить ему жизнь. О своей красоте достаточно осведомлена, но не придает ей значения.

Признанный покоритель женских сердец Николай Гумилев уже готовился к очередной победе, молодой художник Николай Врангель встречал и провожал поезда, на которых она должна была ехать и бросался в ноги каждой симпатичной рыжеволосой девушке. Константин Сомов был готов ехать куда угодно с завязанными глазами, чтобы рисовать ее портрет. Алексей Толстой неизменно краснел при одном упоминании имени Черубины. Ее искали в ложах театров и на светских приемах… Но незнакомка была неуловима.

Летом 1909 года в Коктебеле в Крыму, в гостях у Волошина был придуман звучный псевдоним, создана маска таинственной иноземной красавицы и отобраны стихотворения, способные заинтриговать столичную художественную элиту. С тех пор в течение года редактор журнала «Апполон» С. Маковский регулярно получал мелко исписанные листки в траурной кайме со стихами, исполненными трагико-романтической патетики.

Особенно активное участие в судьбе Черубины де Габриак принимал Максимилиан Волошин. Он активно пропагандировал ее творчество, и первая подборка стихов Черубины во втором номере «Апполона» за 1909 год открывалась его предисловием.

Так продолжалось два месяца. За это время Черубина болела, была почти при смерти. Ее письма становились все грустнее, а звонки реже. Она говорила о необходимости уйти, исчезнуть за дымкой, за которой когда-то появилась… Маковский был внутренне готов к разлуке. Все так бы и осталось в памяти, как прекрасная сказка, дар Фата-Морганы. Но однажды Михаил Кузьмин сказал номер телефона, и, набрав его, Маковский услышал знакомый голос. И он назвал имя: «Елизавета Ивановна Дмитриева».

При всем желании вспомнить лицо поэтессы и переводчицы Дмитриевой Маковский не мог. И вот в назначенный день она пришла, долгожданное свидание состоялось. Появившаяся женщина показалась Маковскому на редкость некрасивой.

Таково основное содержание самой известной литературной мистификации начала двадцатого века. Рухнул миф о рыжеволосой красавице Черубине де Габриак, но появился новый: скромная. Хромая, некрасивая школьная учительница Елизавета Ивановна Дмитриева принесла в «Апполон» свои стихи, но они с презрением были отвергнуты эстетствующей редакцией. Ибо внешность поэтессы не произвела должного впечатления. Тогда чтобы отомстить и посмеяться над эстетами, друг Дмитриевой Волошин придумал звучный псевдоним, романтическую историю, подредактировал стихи (или даже сам написал их) и сделал все возможное, чтобы редакция поверила. Эту версию подхватила и Марина Цветаева, с Дмитриевой лично не знакомая:

«В этой молодой школьной девушке, которая хромала, жил не скромный, нешкольный, жестокий дар, который не только не хромал, а как Пегас, земли не знал. Жил внутри, один, сжирая и сжигая. Максимилиан Волошин этому дару дал землю. То есть поприще, этой безымянной — имя, этой обездоленной — судьбу… Некрасивость лица и жизни, которая не может не мешать ей в даре: свободное самораскрытии души.

Это о Елизавете Ивановне Дмитриевой между двух зеркал: настольным и настенным, Елизавета Ивановна Дмитриева насмерть обиженная бы — даже на острове, без единого человека, Елизавета Ивановна Дмитриева наедине с собой.

Как же ее будут звать? Черубина рождалась в Коктебеле, где тогда гостила Е.И. Д. Однажды, год спустя, держу в руках какой-то окаменелый корень, принесенный приливом, оставленный отливом. «А это, что у тебя сейчас в руках, это — Габриак. Его на песке, прямо из волны взяла Черубина. И мы сразу поняли, что это — Габриак». — «А Габриак — что? — «Да тот самый корень, что ты держишь. По нему и стала зваться Черубина». — «А Черубина откуда?» — «Керубина, то есть женское от Херувим, только мы К заменили Ч, чтобы не совсем от Херувим».

Елизавета Ивановна Дмитриева родилась в Петербурге 31 марта 1887 года в обедневшей дворянской семье. Пережила раннюю смерть отца, трагическую смерть сестры, психическое заболевание брата, собственные нескончаемые болезни. Она была воспитана болезнями — отсюда склонность к мистицизму, задумчивость, погруженность в собственный внутренний мир, отзывчивость на чужие страдания. Но при этом Лиля, как ее звали домашние и друзья, была общительна, умна, остроумна, умела притягивать к себе людей. В округ нее всегда были друзья и поклонники. И так ли некрасива она была на самом деле? Взглянем на фотографии. На них миловидная женщина с серьезным, напряженным взглядом. Малороссийский овал лица, большие глаза, опущенные уголки губ. А если учесть, что они были темно-василькового цвета и необыкновенно выразительны, что при оживленном разговоре ее лицо озарялось внутренним светом и очень хорошело… Ее шутки и меткие определения превращались в поговорки расходились в списках… Дмитриева была добра, сердечна. Эти качества привлекали больше, чем эталонная красота какой-нибудь фотодивы.

Вопреки все тому же мифу. Стихи под собственным именем Лиля в «Апплон» не носила. Редколлегий был не принят ее перевод рассказа М. Барреса «коллекционер душ». И вовсе не из-за внешности переводчицы — рассказ Дмитриева передавала через Волошина, но он не подошел для журнала. Начиная с первого номера она значилась в числе основных сотрудников журнала (в дальнейшем наряду с Черубиной), сотрудники «Апполона» собирались в ее доме на вечерние чаепития. Анна Андреевна Ахматова выражает свое отношение к фигуре Дмитриевой:

«Какой, между прочем, вздор, что весь „Апполон“ был влюблен в Черубину. Кто?- Кузмин, Зноско-Боровский, — и откуда этот образ скромной учительницы. Дмитриева уже побывала в Париже, блистала в Коктебеле, занималась провансальской поэзией, а потом стала теософской богородицей».

С Волошиным Дмитриева познакомилась в 1908 году. Завязалась оживленная переписка — их объединял интерес к современной французской литературе и оккультизму. Волошина с первого взгляда эта девушка поразила — глубиной суждений и трагизмом видений. А Лиля впервые встретила собеседника, способного понять ее почти до конца.

В 1909 — роман с Гумилевым. Как пишет сама Дмитриева в своей «Исповеди к Е.Я. Архипову»:

«Первый раз я увидела Николая Степановича в июне 1907 года в Париже в мастерской художника Себастиана Гуревича, который писал мой портрет… Весной уже 1909 года в Петербурге я была в большой компании на какой-то художественной лекции в Академии художеств. На этой лекции меня познакомили с Н.С., но мы не вспомнили друг друга… „Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей. Я нашел себе подругу из породы лебедей“, -писал Н.С. на альбоме, подаренном мне. Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Была одна черта, которую я очень любила в Н.С., — его неблагожелательное отношение к чужому творчеству, он всегда бранил, над всеми смеялся, — а мне хотелось, чтоб он тогда уже был „отважным“ корсаром, но тогда он еще не был таким. Он писал тогда „Капитанов“ — они посвящались мне. Вместе каждую строчку обдумывали мы».

А дальше совместная поездка в Коктебель к Волошину, и, как вихрь ворвавшаяся в жизнь любовь Волошина, любовь к Волошину…

Завершить игру каким-нибудь красивым жестом мистификаторы не успели. Гюнтер, случайно посвященный в тайну Черубины, рассказал ее Кузмину, а Кузмин довел до сведения Маковского. Через несколько дней на Черной речке произошла дуэль между Волошиным и Гумилевым. В дальнейшем эта дуэль была прочно связана с Черубиной. Из ее «Исповеди»:

«Я узнала что, что М.А. любит меня, любит уже давно, — к нему я рванулась вся. От него я не скрывала ничего. Он мне грустно сказал: «Выбирай сама. Но если ты уйдешь к Гумилеву — я буду тебя презирать». — Выбор уже был сделан, но Н.С. все же оставался для какой-то благоуханной, алой гвоздикой… Я попросила Н.С. уехать. Не сказав ему ничего. Здесь родилась Черубина.

Я вернулась совсем закрытая для Н.С., мучила его, смеялась над ним, а он терпел и все просил меня выйти за него замуж… Наконец Н. С. не выдержал, любовь ко мне стала переходить в ненависть. В «Апполоне» он остановил меня и сказал: «Я прошу Вас в последний раз — выходите за меня замуж», — я сказала: «Нет!». Он побледнел — «Ну, тогда Вы узнаете меня»…Н.С. на «Башне» говорил Бог знает что обо мне. Я позвала Н.С. к Л. П. Брюлловой. Я спросила Н.С., говорил ли он это. Он повторил мне в лицо… Через два дня М.А. ударил его и произошла дуэль".

После дуэли что-то надломилось в душе Дмитриевой. Она порвала связь с Волошиным, ушла из литературы, перестала писать стихи…

«И вот с тех пор я жила не живой, — шла дальше, падала причиняла боль, и каждое мое прикосновение было ядом…».

Лиля Дмитриева исчезла вслед за Черубиной. А появилась Елизавета Ивановна Васильева, жена инженера-гидролога Всеволода Васильева. От литературы она отошла. Жила то в Петербурге, то в Средней Азии, где ее муж строил каналы. С 1913 возобновилась переписка с Волошиным и дружба — до конца жизни. В 1918, спасаясь от голода и большевиков, переезжает в Екатеринодар. Там познакомилась с С. Маршаком — вместе они написали для детского театра несколько остроумных и добрых пьес. После ужасных испытаний оказалась в Ташкенте, где работал ее муж. Тяжело болела, умерла 5 декабря 1928 года от рака печени в больнице им. Полторацкого. Ее могила утеряна.

серебряный век поэтический творение.