Ф.М. Достоевский и О.Ф. Миллер: история взаимоотношений

Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ И О.Ф. МИЛЛЕР: ИСТОРИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ

Одной из главных задач современного достоевсковедения является создание подлинно научной биографии знаменитого автора, в составление которой значительный вклад первым внёс Орест Фёдорович Миллер.

Ещё при жизни о нём сложилось устойчивое представление как апологете Достоевского, идеализирующем и мифологизирующем творчество популярного литератора. Действительно, искренний почитатель таланта Достоевского в последние годы его жизни, провозгласивший писателя «властителем наших дум», «учителем и пророком», собиравший до тысячи слушателей на своих публичных лекциях, Миллер неустанно популяризировал наследие уважаемого им автора, ревностно оберегал имя Достоевского от резкой критики и в некоторых своих суждениях оказывался излишне пафосен и наивен. Но, как бы восторженно Миллер ни высказывался о Достоевском, он никогда не был его подобострастным поклонником: все его мнения исходили из чистого сердца и искренних убеждений.

И Фёдору Михайловичу импонировала личность учёного — «труженика во Христе», деятельного славянофила-народника, патриота России. Его жизнь «напоминает житие первых христиан» 1: сознательно бессемейная, полностью посвящённая бескорыстному служению русскому народу. Он «…жил и умер девственником при страстной кипучей натуре, и недаром лица, знавшие его близко, называли его евангельским, святым человеком» [1].

По происхождению балтийский немец, лютеранин по вере, Миллер в пятнадцатилетием возрасте осознанно принял православие, выбрав имя Орест — в честь святого мученика, пострадавшего за веру. Мечта о спасении человечества стала выражением пророческой программы всей его последующей жизни.

" Святой бессребреник" [2], «вечный печальник нужд и горестей» [3] студентов, он «буквально роздал [курсив автора. — И. LU] своё имущество неимущим» [1]. За несколько минут до смерти подписав очередное прошение о помощи студентам, Миллер умер от разрыва сердца практически за рабочим столом в «скромной, почти убогой квартире отставного профессора» [4] и был похоронен в «старом рваном платье и белье» [1].

" Проповедник реальной нравственности и идеи народности" [5], он поражал современников единством морали и практики в жизни. Даже современники, не разделявшие идеологических, политических воззрений Миллера, безоговорочно признавали его «высокую моральную личность» [6], гуманность и доброту, принципиальность и правдолюбие.

Он внёс огромный вклад в развитие самосознания российского общества. Являясь активным деятелем славянского комитета, особенно важную роль Миллер сыграл во время Восточного кризиса 1875−1878 годов. Наряду с Достоевским, он стал одним из тех, кто сумел повлиять на общественное мнение в России и вынудить правительство к решительным действиям для решения Восточного вопроса.

Идеализируя древнюю Русь, Миллер видел в ней «народосоветие», торжество общинных и равноправных начал, что и составило суть его славянофильского учения. По своим взглядам он «был убеждённым сторонником идеала земской монархии, „симфонии“ Царя, Народа и Церкви» [7]. Он живо интересовался проблемами современности, деятельно участвуя в различных благотворительных и литературных обществах и комитетах; вместе с Достоевским был членом Литературного фонда. Общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным. Комитета грамотности. Общества для доставления денежных средств высшим женским курсам, с 1873 года товарищем председателя комитета Общества вспомоществования студентам Петербургского университета и т. д.

Миллер — младший современник писателя, но к моменту личного знакомства с ним он был уже известный «учёный народникславянофил и моралист» [8], автор критических статьей практически обо всех произведениях писателя, которые позже в несколько иной редакции вошли в книгу «Русские писатели после Гоголя» .

Взаимоотношения Достоевского и Миллера не были идиллическими, как считали современники. Анализ архивных материалов, изучение переписки и фактов общения двух современников даёт возможность проследить динамику и характер их отношений. Личное знакомство с писателем, как сообщает Миллер в «Материалах для жизнеописания Ф.М. Достоевского», состоялось в начале 1870-х годов. Биограф, скорее всего, имел в виду начавшуюся между ними переписку в 1874 году по поводу публикации собственной статьи о самарском голоде, которую Достоевский как редактор «Гражданина» по цензурным соображениям отказался печатать.

Миллер вначале в резком и непримиримом тоне обвинил его в неискренности и чрезмерной осторожности: «Да, я был очень глуп, что положился на Ваше согласие напечатать мою статью. Я только даром потерял время — статья именно такова, что откладывать её напечатание всё равно, что совсем не печатать: не после же голода взывать о пожертвованиях! Так пусть же там мрут как мухи — а мы здесь — все до единого, всяких оттенков — будем робеть перед каждым цензурным внушением… «[9].

Достоевский, вероятно, был знаком с литературно-общественной деятельностью Миллера ещё в 1860 — начале 1870-х годов, когда Орест Фёдорович активно стал печатать свои работы по фольклору, славянскому вопросу и т. д. Так, Достоевский вполне мог обратить внимание на речь Миллера, прочитанную по поводу юбилея Н. М. Карамзина 2 декабря 1866 года в Петербургском университете. Кроме того, его внимание могла привлечь и статья Миллера «Русско-славянский вопрос и начала народности», опубликованная в «Заре» 27 июня 1870 года.

Сначала Достоевский относился к Миллеру скептически и даже несколько неприязненно. В подготовительных материалах к роману «Подросток» в начале 1874 года писатель (сочувственно относившийся в это время к публицистической деятельности М. Н. Каткова, непримиримым оппонентом которого являлся Миллер), оставил запись: «Мы видим омерзительно застаревшихся либералистов (Оресты Миллеры), износивших свою чудную идейку, почти жалеющих, что состоялось освобождение крестьян и прочее». Через год, продолжая размышления о «либералистах», Достоевский выделяет имя профессора: «Вы питающиеся от либерализма (мошенники) (а Орест Миллер это из настёганных; это — честный настёганный)» [11].

Появление в газете «Неделя» 19 мая и 2 июня 1874 года третьей и четвёртой лекций Миллера из цикла «Русская литература после Гоголя», посвящённых творчеству Достоевского, которые сам Фёдор Михайлович расценил как «очень хвалебные» [12], не могло, по мнению исследователей, не способствовать перемене его отношения к профессору. А. С. Долинин отметил, что после ухода Достоевского из «Гражданина», участие в котором значительно попортило репутацию писателя, эти публикации оказались особенно кстати [13].

Доверительные отношения между Миллером и Достоевским определились с начала сербской войны, когда оба приняли активное участие в деле помощи нуждающимся славянам: «С Достоевским под конец его жизни сблизило меня Славянское общество и совместное участие с ним в публичных лекциях, на которых доставались ему именно со стороны молодежи самые восторженные овации. Это, как и посещения его молодежью и письма от неё с разных сторон, окончательно сделали для меня Достоевского примером победоносного поглаживания не по шёрстке (курсив Миллера)» [14]. достоевский миллер взаимоотношение литературное Судя по упоминаниям имени Миллера в записных тетрадях писателя начиная с 1876 года, личность и общественно-литературная деятельность профессора вызывала повышенный интерес у Достоевского. Говоря о поисках собственного направления, он вспоминает его имя в связи с оценкой славянофильства: «Миллер провозгласил славянофильское учение народным. А я выдумал примирить славянофилов с западниками» [15]. Или: «Орест Миллер, соединивший в себе славянофильство с европейничаньем» [16].

В подготовительных материалах к «Дневнику писателя» за 1976 год Достоевский оставляет запись, связанную с Восточным вопросом и участием в нём славянофилов, главным образом имея в виду активного пропагандиста братской любви всех славян Миллера: «Любвеобильность — вещь, положим, и недурная, но ведь и заездить клячу. Всё [люби]одно да одно — оно и присластится, не любовь то есть, а любвеобильность» [17].

Отметим: субъективная заострённость записей «для себя» только подчёркивает неравнодушное отношение писателя к личности и деятельности профессора. Достоевский не мог не оценить энергичной деятельности Миллера, прежде всего, как славянофила. Не мог не признать писатель и всеобщее уважение студенчества к Миллеру как учителю и наставнику. Его бескорыстное служение России и русскому народу также не могло не импонировать писателю.

К тому же Достоевского волновала проблема тех «обрусевших немцев», которые увидели в Православии всечеловеческое начало. Он угадывал в них «тружеников во Христе». Убеждённое самопожертвование во благо других, вера в целесообразность мироустройства, в спасительный Божий промысел и всепобеждающую силу христианской любви связывает Миллера не только с «положительно-прекрасными» героями Достоевского (это Макар Долгорукий, Зосима, Тихон, князь Мышкин, Алёша Карамазов), но и с самим писателем. Судя по всему, Достоевский увидел в Миллере черты близкого, нравственно и психологически понятного ему человека.

Неслучайно с конца 1870-х годов, по свидетельствам современников, между Достоевским и Миллером завязываются особенно тёплые и доверительные отношения. Миллер часто бывает в доме Достоевских, ведёт переписку с Анной Григорьевной, приглашает писателя к себе в гости; откровенно делится с ним творческими и личными планами. С неподдельным заботливым вниманием относится Миллер к Достоевскому: «Вы постоянно священнодействуете — творите! Берегите только себя, дорогой Фёдор Михайлович; давайте себе отдых хоть по временам, дышите свежим воздухом» [18].

По воспоминаниям П. Г. Кузнецова, служившего в семье Достоевских, Фёдор Михайлович в конце 1870-х годов втайне от жены высылал Миллеру, когда тот оказался в тяжёлом материальном положении, по 100 рублей в месяц. Орест Фёдорович «очень стал бедный, а раньше он мне помогал» [19], — передаёт мемуарист объяснения писателя.

Достоевский даже чуть фамильярно называет Миллера «Оринькой». В ироническом тоне в письме к Анне Григорьевне от 31 мая 1880 года, подшучивая над сыновней преданностью уже немолодого профессора (который ради своей больной приёмной «матушки» не поехал на Пушкинские торжества, куда Миллер и Достоевский были делегированы Петербургским Славянским благотворительным обществом), Фёдор Михайлович пишет: «Оринька подле тётеньки играет с ней в карточки, где ему сюда «2» .

Конечно, писатель не мог не огорчиться его отсутствием на Пушкинских торжествах: красноречивый оратор, преданный критик, он, безусловно, оказал бы дополнительную моральную поддержку Фёдору Михайловичу, который, отправляясь в Москву, боялся «поношения» со стороны противников [21]. «Вы бы превосходно сумели послужить доброму делу Вашим горячим и энергичным словом! — пишет он Миллеру 26 августа 1880 года и без обиняков жалуется: — За мое же слово в Москве, видите, как мне досталось от нашей прессы почти сплошь: точно я совершил воровство, мошенничество или подлог в каком-нибудь банке» [22].

Миллер отозвался в защиту Достоевского горячей и обстоятельной статьёй [23], дав чрезвычайно лестную оценку его Пушкинской речи и обвинив оппонентов писателя, в частности А. Д. Градовского, в безосновательных нападках на автора «Записок из Мёртвого дома». Спорить с Достоевским, по словам Миллера, «…можно, и даже с успехом, останавливаясь на частностях; но сила вовсе не в этом, а в том, чтобы схватить мысль Достоевского в целости» [23].

Но всё же взаимоотношения Миллера и Достоевского нельзя полностью назвать интимно-дружескими. В последние годы, как отмечают исследователи, у писателя не было друзей «до конца ему преданных, свободно вхожих в его внутренний мир», таких, «как когда-то был покойный брат Михаил Михайлович или в молодости — И.Н. Шидловский» [24].

Однако, пожалуй, именно Миллер оказался одним из немногих современников, который принимал Достоевского со всеми его «сложностями характера», как, например, Анна Григорьевна. В некоторой степени об особенностях взаимоотношений Миллера и Достоевского свидетельствует факт небольшой размолвки, произошедшей во время последних их встреч.

За десять дней до смерти писателя Миллер пришёл напомнить ему о данном обещании участвовать в Пушкинском вечере 29 января 1880 года. Возбуждённый Фёдор Михайлович отказался принять участие на этом вечере, ссылаясь на то, что не успевает дописать январский номер «Дневника». Миллер, обратившись к Анне Григорьевне за посредничеством, в письме от 20 января 1881 года сочувственно и не без самоиронии пишет: «Я по своему опыту знаю, что, когда погрузишься в писание, а тут кто-нибудь прилезет с посторонними вопросами, то не можешь такого непрошеного гостя не счесть хуже татарина. Будьте же адвокатом за Пушкина и за меня, грешного право, я заслужил этого, любя Фёдора Михайловича всей душой» [25].

" Видно, — рассказывает Миллер от третьего лица [26] в первой биографии писателя, — что Фёдор Михайлович беспокоился, не обидел ли он неласковым приёмом своего знакомого. «Вот и ещё, пожалуй, человека потеряю» , — говорил он Анне Григорьевне, поручая ей извиниться за себя в письме и сказать, что он непременно будет участвовать в Пушкинском вечере" [27]. «Мне и в голову не приходило сердиться на Фёдора Михайловича, — отвечает Миллер А. Г. Достоевской, — это для меня невозможно (курсив Миллера) — как в прошедшем, так и в будущем» [28]. 25 января Миллер вновь отправился к Достоевскому и получил, наконец, согласие на участие в вечере; однако писатель отказался читать отрывок из «Евгения Онегина», который к этому времени был заявлен в афише вечера, и сам предложил несколько стихотворений Пушкина, категорически заявив, что ничего другого читать не будет. «О. Ф. Миллер в свою очередь, раздражившись, неосторожно попрекнул Фёдора Михайловича недостаточным вниманием к его, Миллера, не легкому положению в качестве устроителя вечера. Тогда Фёдор Михайлович уже не раздражился, а огорчился. „И не грех Вам, — сказал он, — говорить это; сколько раз я по Вашей просьбе читал для студентов“. Небольшая размолвка кончилась миролюбиво. О. Ф. Миллер дал слово выхлопотать разрешение на замену прежнего отрывка другими стихотворениями, только бы Фёдор Михайлович участвовал в вечере» [29].

Складывается впечатление, что Миллер, соблюдая субординацию и почитая своего старшего товарища, видел в нём великого романиста, пророка и учителя молодежи и поэтому прощал ему маленькие человеческие слабости.

Думается, что Миллер ценил, прежде всего, общественную значимость авторитета писателя, поэтому их взаимоотношения, скорее, можно назвать доверительно-деловыми. Позиция «великий учитель — внемлющий ученик», кажется, совершенно устраивала профессора: он сумел, в отличие от современников, «схватить мысль Достоевского в целости» и понять её непреходящее значение.

Работая с архивными материалами после смерти Достоевского, общаясь с окружением писателя во время подготовки к печати первой биографии автора «пятикнижия», Миллер проникся к нему ещё большей симпатией, убедившись в том, что «этот человек жил, как писал имел право писать то, что писал «3» .

Своим гражданским долгом Миллер считал задачу популяризации наследия Достоевского. В письме от 28 июля 1881 года он признавался Анне Григорьевне: «Осиротев и сам со смертью Фёдора Михайловича, я, однако же, более с ним, чем при его жизни. Я питаюсь его мыслями и крепну от них, желая и другим того же» [31].

После смерти писателя Миллер страстно и неустанно пропагандирует, истолковывает его творчество. Он становится основным организатором конкурса на надгробный памятник Достоевскому и сбора пожертвований для его создания (1882−1883), принимает участие в вечере памяти для учреждения именной стипендии (1881). А впоследствии, вплоть до 1887 года, вместе с Анной Григорьевной проводит ежегодные литературные вечера, посвящённые памяти великого художника; помогает в организации и присутствует на открытии народной школы имени Достоевского в Старой Руссе (1883). Наконец, он собирает биографические материалы о жизни и деятельности писателя и составляет первую его биографию, читает цикл публичных лекций о нём в Петербургском университете, публикует сборник «Русским детям. Из сочинений Достоевского»; посвящает ряд речей и статей жизни и деятельности уважаемого им автора.

В 1880-е годы он самоотверженно проводит в жизнь идею борьбы с «бесовщиной». В разгар русского террора Миллер покаялся в неправильном понимании романа «Бесы» в своих ранних статьях (1874). Так, в третьем издании книги «Русские писатели после Гоголя» (1886−1888) он признаётся: «Я недавно прочёл мой отзыв о «Бесах» и нашёл в нём не что иное, как общее место с казённо-либеральным оттенком. Тут же я понял и односторонность моего тогдашнего взгляда на «Преступление и наказание» … «[31].

Самому Достоевскому, без сомнения, был близок тот тип русской святости, который олицетворял православный немец Миллер как «труженик во Христе». По Достоевскому, «…самовольное, совершенно сознательное и никем непринуждённое самопожертвование всего себя в пользу всех есть признак величайшего развития личности» 32, величайшего его могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. В «безоглядной и бескорыстной любви к ближнему, в немеркнущей вере в людей Ф. М. Достоевский видит черты человека будущего», «положительно-прекрасных» людей. И в этом смысле О. Ф. Миллер — это «человек Достоевского» .

Примечания

• 1. Шляпкин И. А. Биографический очерк О. Ф. Миллера / И. А. Шляпкин // Миллер, О. Ф. Русские писатели после Гоголя: чтения, речи и статьи: в 3 т. / О. Ф. Миллер. — 5-е изд. — СПб.; М., [1908]. — Т. 1. — Л. XX (первая пагинация).
• 2. Вересаев В. В. В студенческие годы / В. В. Вересаев // Вересаев, В. В. Собр. соч.: в 5 т.-М., 1961. — Т. 5. — С. 206.
• 3. Глинский Б. Б. Орест Фёдорович Миллер. Биографический очерк / Б. Б. Глинский. — СПб., 1896.-С. 91.
• 4. Струве П. Ответ архиепископу Антонию /П. Струве // Слово. — 1909. — № 791. — С. 3.
• 5. Глинский Б. Б. Орест Фёдорович Миллер. Биографический очерк. — С. 114.
• 6. Платонов С. Ф. Несколько воспоминаний о студенческих годах / С. Ф. Платонов // Дела и дни. — 1921. — Кн. 2. — С. 111.
• 7. Лебедев С. В. Миллер Орест Фёдорович / С. В. Лебедев // Платонов, О. А. Святая Русь. Большая энциклопедия Русского народа. Русская литература / О. А. Платонов. — М., 2004. — С. 568.
• 8. Глинский Б. Б. Орест Фёдорович Миллер. Биографический очерк. — С. 53.
• 9. Там же. — С. 522.
• 10. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. / Ф. М. Достоевский. — М.; Л., 1972; 1990. — Т. 16. — С.6.
• 11. Там же. — С. 257.
• 12. Достоевский Ф. М. Достоевская А.Г. Переписка. — Л., 1976. — С. 99.
• 13. Достоевский Ф. М. Письма: в 4 т. / Ф. М. Достоевский; под ред. А. С. Долинина. М.; Л., 1928;1959. — Т. 3. — С. 325.
• 14. Миллер О. Ф. РГАЛИ. Ф. 1380. On. 1. Ед. хр. 11. Воспоминания и признания (1833- 1886).
• 15. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. / Ф. М. Достоевский. — М.; Л., 1972; 1990. — Т. 24. — С. 205.
• 16. Там же. — Т. 25.-С. 228.
• 17. Там же. — Т. 24. — С. 247.
• 18. Достоевский Ф. М. OP РГБ. Ф. 93. P 2. К. 6. Ед. хр. 85. Письма О. Ф. Миллера к Ф. М. Достоевскому 1874, 1879−1880 гг.
• 19. Кузнецов П. Г. На службе у Достоевского в 1879—1881 гг. / П. Г. Кузнецов // Литератур, наследство. — М., 1973. — Т. 86. — С. 335.
• 20. Достоевский Ф. М. Достоевская А.Г. Переписка. — Л., 1976. — С. 336.
• 21. Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского: в 3 т. — СПб., 1993;1995. -Т. 3,-С. 413.
• 22. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 14 т. / Ф. М. Достоевский. — СПб., 1883. — Т. 1: Биография, письма и заметки из записной книжки. — С. 343 (вторая пагинация).
• 23. Миллер О. Ф. Пушкинский вопрос / О. Ф. Миллер // Русская мысль. — 1880. — № 12.-С. 32−33.
• 24. Волгин И. Л. Последний год Достоевского / И. Л. Волгин. — М., 1990. — С. 216.
• 25. Литератур наследство. — М., 1973. — Т. 86.-С. 527.
• 26. По просьбе Н. Н. Страхова Миллер пишет воспоминания о последних ветречах с Достоевским, которые вошли в главу «Последние минуты» «Воспоминаний о Ф.М. Достоевском» — второй, страховской, части посмертной биографии писателя, которую они вместе составляли. В примечании к главе сказано, что она «составлена общими силами очевидцев» (Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч.: в 14 т. / Ф. М. Достоевский. СПб, 1883. — T 1, — С. 321, первая пагинация).
• 27. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 14 т. / Ф. М. Достоевский. — СПб., 1883. — Т. 1: Биография, письма и заметки из записной книжки. — С. 322 (первая пагинация).
• 28. Литератур наследство. — М., 1973. — Т. 86. — С. 528.
• 29. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 14 т. / Ф. М. Достоевский. — СПб., 1883. — Т. 1: Биография, письма и заметки из записной книжки. — С. 322 (первая пагинация).
• 30. Миллер О. Ф. Карамазовщина и иночество / О. Ф. Миллер // Миллер, О. Ф. Русские писатели после Гоголя: чтения, речи и статьи: в 3 т. / О. Ф. Миллер. — 5-е изд. — СПб.; М., [1908]. — Т. 1. — С. 230.
• 31. Миллер О. Ф. Русские писатели после Гоголя: чтения, речи и статьи: в 3 т. /О.Ф. Миллер. — 3-є изд. — СПб., 1886−1888. -Т. 1. — С. 1.
• 32. Достоевский. Эстетика и поэтика: словарь-справочник / сост. Г. К. Щенников. — Челябинск, 1997. — С. 235.