Фреймы когезии реплик в русском диалоге

Вопрос этот ставился еще в самых пионерских работах по русскому диалогу (Якубинский, 1924 г., Виноградов, 12 927 г., Винокур, 1953 г.). После появления известной монографии Н. Ю. Шведовой (Шведова, 1960 г.), в которой, в частности, ставилась и решалась задача выделения диалогических «скреп» как существенной «строевой» характеристики диалогической речи, проблема связности реплик русского диалога решалась в течение 10−12 лет в рамках формального подхода (работы Святогора, Ященко, Орловой и др.), особняком здесь стоит работа Одинцова, 1969 г.). Затем последовали работы ономасиологического направления, возникшие под влиянием различных вариантов функциональной лингвистики (Арутюнова 1971 г., Алисова 1970 г., Балаян 1971 г.) и психолингвистики (Радаев, 1984 г.).

Наступивший вслед за этим период «дискурсного анализа», отмеченный активным интересом лингвистов к прагматическим аспектам языковой деятельности и к поискам когнитивных механизмов последней, направил лингвистическую мысль на путь поисков инвариантных стереотипов различных дискурсных форм. Под влиянием «когнитивной парадигмы» и тесно связанной с последней «компьютерной метафоры», лингвистика обязана новой интерпретацией достаточно уже известного в ней термина фрейм (Frame). Если для дескриптивных лингвистов 40-х годов этот термин означал рамку, установленную узусом для структурной модели какой либо языковой формы, то уже к середине 80-х годов его стали понимать, прежде всего, как схему организации языковой компетенции (см. Кубрякова 1998 г., Демьянков 1999 г.).

Мы понимаем дискурсную схему вслед за Балаяном и Тетеревым (Балаян, Тетерев 1999) как особый тип организации языковой формы, присущий дискурсу. В этом способе организации сочетаются потенции языка, системы и модели дискурсной структуры, имеющие более общий, типологический характер. Как показал Тетерев на примере иронических реплик (Тетерев, 2000), реплика (2) в микродиалоге.

• (1) — А вам не хочется начать новую жизнь?
• (2) — Хочется. Каждый понедельник по своей схеме Вопрос? Ироническое согласие + Уточнение, видимо, представляет собой дискурсную универсалию, однако ее языковое оформление будет различным для русского и английского языков.

Логично было ожидать, что фреймовые схемы удастся обнаружить в такой элементарной (с «технической» точки зрения) форме диалогической когезии, как отраженная речь (echo speech), далее ОР. Как показала Давкова (Давкова 1994 г.), они там действительно существуют. Обнаружилось, что фреймы-схемы с ОР, по характеру отношений между планами содержания и выражения организуются в функциональные группы (по Давковой — «Кластеры»). Оказалось даже возможным построить в перспективе нечто вроде «периодической таблицы» ОР, однако это не было сделано.

Исследования ОР как средства когезии в диалоге еще раз показали методологическую важность «принципа Карцевского» — принципа асимметричного дуализма планов выражения и содержания и содержания в языке — системе. Например, переспрос, который иногда считают риторической фигурой, присущей лишь имитации устной речи в художественном тексте, достаточно частотен в бытовом диалоге, где он может использоваться для выражения широкого спектра дискурсных интенций — от сознательного риторического украшательства, стремления следовать «книжным» образцам, до попытки выяснить, уточнить непонятную информацию. Возможно, здесь имеет место и функция создания «диалогического плацдарма», т. е. попытка выбрать время для обдумывания своей реплики, и ряд других дискурсных функций (Давкова 1994 г.).

Таким образом, если рассуждать строго логически, во всех этих случаях мы имеем омонимичные формы переспроса. Но принцип соответствия планов выражения и содержания в языке (принцип коммутации) предполагает, что омонимичные формы все равно должны различаться какой-либо иной языковой формой Например:

• — Иванов уехал?
• (1) — Иванов? Какой Иванов? Кто это?
• — Иванов уехал?
• (2) — Иванов? Да он и не собирался!

Переспросы (1) и (2), различаясь резко по функции, будут соответственно иметь и совершенно разное «правое окружение» (если не говорить также о различном интонационном оформлении), если учесть все эти моменты, то перед нами вообще разные Дискурсные формы.

Я считаю, что исследование всей глубины и разнообразия диалогической когезии с позиции категории «дискурсная языковая форма», предложенной Балаяном и Тетеревым (1999г.), весьма перспективно.

Возможно, более интересный аспект, занимающей нас проблемы, — случаи эстафетности диалогических реплик с отсутствием экстенцитной ОР. Например:

• — Трудно нам здесь!
• — Непонятно, что в этой ситуации делать.

Такие диалогические эстафеты, изучались в лингвистике текста, но надежной, проверяемой процедуры их описания так и не было предложено. Между тем, о полноценном лингвистическом исследовании можно говорить лишь тогда, когда предложена какая-либо системная модель, в рамках которой упорядочивается разнообразие фиксируемый языковой эмпирики.

Разработка поставленной здесь проблемы требует, кроме того, решения ряда методологических вопросов:

• 1. Необходим гибкий, разнообразный и в то же время простой метаязык для описания плана содержания («дискурсной семантики») и отношения между планами.
• 2. Целесообразно вернуться «на новом витке» к поиску строгих процедур описания и верификации моделей применительно к дискурсному анализу — к идее, одушевлявшей дескриптивистов (Паик, 1979 г.).
• 3. Следует более глубоко взглянуть на соотношение фреймов когезии и когерренции, поскольку попытки ученых в этой области исследований также не привели к построению надежных моделей.

Нет необходимости говорить о больших прикладных перспективах предложенной здесь исследовательской программы. Особенно важны ее результаты для одной из самых актуальных проблем лингводидактики — задачи контроля уровня дискурсной компетенции в диалоге.