Значение лексики шапсугского диалекта для исторической лексикологии и ее роль в обогащении словарного состава адыгейского литературного языка (на материале «Русско-черкесского или адыгского словаря» Л.Я. Люлье)

Значение лексики шапсугского диалекта для исторической лексикологии и ее роль в обогащении словарного состава адыгейского литературного языка (на материале «Русско-черкесского или адыгского словаря» Л.Я. Люлье)

Лексика адыгейского языка находится в процессе постоянного развития. Она обогащается за счет внутренних ресурсов самого языка, а также путем заимствования слов. В лексическом развитии адыгейского литературного языка немаловажную роль играют диалекты, откуда литературный язык получает лексическое пополнение. В связи с развитием и совершенствованием литературного языка, ставшего государственным языком Республики Адыгея, возникают задачи, требующие создания не только толковых и орфографических, но и специальных словарей. Поэтому лексические данные диалектов имеют непреходящее значение в развитии и обогащении адыгейского литературного языка. Расширение сферы применения литературного языка требует пополнения лексики новыми лексическими единицами. В связи с этим значительную роль играет основательное изучение лексической системы чемгуйского диалекта, являющегося опорным диалектом литературного языка. Вместе с тем литературный язык «…продолжает обогащаться и за счет лексики других диалектов, в частности шапсугского» [2:9].

В этом отношении представляет интерес «Русско-черкесский или адыгский словарь» Л. Я. Люлье, созданный в первой половине XIX века. В нем содержится значительный пласт лексики шапсугского диалекта, имеющий большое значение, поскольку в связи с климатической зоной проживания шапсугов только в данном диалекте встречаются отдельные слова, относящиеся к флоре и фауне, а также этнографии шапсугов. Следует отметить, что в этом диалекте есть слова, которые не имеют эквивалентов в других диалектах и литературном языке. Например: шъхъэ «град», кулъэ «порт», уэрэлъ «бочка», гъуамэ «запах», гъуамэ IэшIу «благовоние», дамкуэ «лещина, т. е. орешник, не дающий плодов», йэкIьэяшъутI «ольха», жъуэ «весло», майтэ «топор», щэзан «пресное молоко», чъыглъэбыц «мох», ткIуанэ «капля», гъуайэ «тошнота» и т. д. [4:соответственно 47, 14, 10, 73, 7, 131, 129, 19, 215, 108, 109, 85, 216]. Лексический материал словаря помогает в некоторых случаях уточнить значение слова. В частности, благодаря шапсугскому диалекту удалось установить, что цызэ соотносится не с понятием куница. По словарям адыгейского языка цызэ — это белка. Однако на самом деле белка — это чъыгышъхьацыз [4: 15].

В шапсугском представлены иногда слова с простой основой, тогда как в других диалектах и в адыгейском литературном языке функционируют сложные слова. Например, ср. шапс. быйэ и темир. чIыхъум-бый-нэшъу «крот», шапс. хьафы и темир./бжед. шIы-хьафы «коллективная помощь», шапс. дэ и темир. дэ-шхуэ «грецкий орех», шапс. тхьыбы/тхьабы и темир. тхьабыл-(ы) «легкое», шапс. фуэ и темир. ины-шхуэ «большой» и т. д. Слово шъолач переводится в «Адыгейско-русском словаре» как «хрящ», а в Русско-адыгейском словаре" лексеме хрящ соответствует адыгейск. къупшъхьэ шъаб «мягкая кость». Однако ни в том, ни в другом словаре не приводится шъоласкI, впервые зафиксированное в словаре Л. Я. Люлье и правильно переведенное как «хрящ». На самом деле слово шъолач означает не «хрящ», а «кляча». В словаре Люлье слово «умытый» переводится как таджига и ггычёга. (Эти слова в современном адыгейском языке звучат как тхьакIыгъэ и гыкIыгъэ и имеют соответственно значения «умытый» и «постиранный»). Это показывает, что адыги, возможно, в то время не разграничивали понятия «мыть» и «стирать», о чем свидетельствует материал Л. Я. Люлье. По-видимому, не является случайным использование в фольклоре гыкIын «стирать» там, где следовало бы ожидать тхьакIын «мыть (лицо)» или фыкIэн «мыть (волосы)». Например: ХьакIэмэ яшыхэр псым дэжь ыщэхи чэпэгыкI ышIыгъ [1: 145] «Лошадей гостей (он) повел на речку и помыл (букв. постирал) бока». Это же действие встречается в повести Т. М. Керашева «Дочь шапсугов» как чэпэфыкI: «…пчыхьэм факIоу пытэу чэпэфыкIы фишIынэу» [3: 281] «…К вечеру усиленно мыть бока (у лошади)». Наблюдения показывают, что важно изучение лексического состава языка в разные периоды его существования.

Данные диалектов помогают установить этимологию отдельных слов. Например, в адыгейском литературном языке имеется слово тхыдэжъ «сказание» наряду с таурыхъ, тарихъ. В шапсугском же диалекте имеется глагол тхыдэн «говорить»: (ср.: сэтхыдэ «говорю», уэтхыдэ «говоришь»), позволяющий определить этимологию слова тхыдэжъ. Таким образом, на материале шапсугского диалекта проясняется первоначальное значение слова тхыдэжъ букв.: «старое сказание». Диалектный материал дает возможность восстановить лексический состав языка: ряд бытовавших, но вышедших из употребления слов, могут сохраниться в различных диалектах. Например, в шапсугском диалекте, в котором существует дифференцированное название различных хранилищ: куэны, тыукуэн, тыу. Только в шапсугском диалекте есть лексема пцыкъуэ «снегоступы» (приспособление из дерева в виде круга с кожаными ремешками, надеваемое для хождения по глубокому снегу) [2: 118].

По предположению автора «Адыгейского топонимического словаря» К. Х. Меретукова, слово шэдыгъо в шапсугском диалекте означает «черешня» [5: 151]. Исследователь считает одним и тем же словом названия поселка Шедок и кустарникового леса Шэдыкъу, возводя его к шэдыкъу // щэдыгъо что означает «черешня», тогда как Л. Я. Люлье это слово связывал с понятием «липа». Вообще шапсуги черешню называют не шэдыгъо, а чэдыгъо. В «Толковом словаре адыгейского языка», «Русско-адыгейском словаре» слово липа переводится на адыгейский язык как бзыфы. Поэтому, Л. Я. Люлье ошибался, когда переводил слово шедогуо как «липа».

Лексический материал диалектов адыгейского языка является важнейшим источником изучения истории происхождения ряда сложных имен, так как один из компонентов композита в некоторых диалектах может функционировать как самостоятельная лексическая единица.

В других диалектах адыгейского языка (ни в чемгуйском, ни в бжедугском, ни в абадзехском) не находим некоторых лексем, зафиксированных в словаре Л. Я. Люлье. Это свидетельствует о том, что словарь составлялся в Шапсугии. Ценность словаря Л. Я. Люлье заключается в том, что он помогает нам проследить развитие лексического состава шапсугского диалекта. Сравнение современной шапсугской лексики с лексикой, представленной в словаре, дает возможность установить ряд слов, вышедших из употребления в самом шапсугском диалекте.

В процессе развития языка есть необходимость в сохранении и приумножении лексического богатства адыгейского языка, особенно это касается терминологической лексики. Поэтому следует вести работу по формированию и нормализации терминологии по всем отраслям знаний. Адыгейский народ, имеющий многовековую историю, теперь получил возможность возрождения родного языка. Поэтому лексика шапсугского диалекта имеет важное значение для исторической лексикологии и для развития лексического богатства адыгейского литературного языка. В этом отношении значительна роль «Русско-черкесского или адыгского словаря» Л. Я. Люлье.

лексический диалект адыгейский язык.

Примечания

• 1. Гишев Н. Т. Некоторые особенности языка адыгейского фольклора. // Вопросы адыгейского языкознания. — Майкоп, 1982. — Вып. II. — 170 с.
• 2. Керашева З. И. Особенности шапсугского диалекта адыгейского языка. // З. И. Керашева. — Майкоп, 1957. — 146 с.
• 3. КIэращ Т.М. ЛIыгъэ // Т.М. КIэращ. — Мыекъуапэ, 1972. — З40 с.
• 4. Люлье Л. Я. Словарь русско-черкесский или адыгский с краткою грамматикою сего последнего языка // Л. Я. Люлье. — Одесса, 1840. — 246 с.
• 5. Меретуков К. Х. Адыгейский топонимический словарь // К. Х. Меретуков. — Майкоп, 1981. — 179 с.