К вопросу о психологизме значения русского языка

К ВОПРОСУ О ПСИХОЛОГИЗМЕ ЗНАЧЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА

слово психологический языковой знак К. М. Аносова Слово как психологический феномен находится в центре внимания психолингвистики и дериватологии, в ее когнитивной, ономасиологической и деривационнолексикологической версиях. Особый интерес представляет проблема психологической реальности языкового знака, объединяющая вопросы закономерностей восприятия действительности и «отражения особых интенций говорящего» [6. С. 44] в значении как факте индивидуального сознания. Выступая результатом номинативно-познавательной деятельности или результатом употребления языкового знака в акте коммуникации, воплощая «личностный смысл», «мотивированное отношение» к содержимому знака, значение одновременно встроено в систему общественного сознания.

В настоящей статье проблема психологической природы значения рассматривается с привлечением данных проведенного экспериментального исследования, направленного на вскрытие стратегий означивания и принципов осознания номинативных кодов. Экспериментальную логику определили задачи исследования, призванного смоделировать процесс создания и деривационного функционирования производного слова. Так, в ходе первого эксперимента была сконструирована ситуация номинативного акта, в связи с чем испытуемым предлагалось номинировать реалию по описанию реалии с целью наблюдения логики создания, конструирования производного знака, рациональных принципов выбора мотивировочного признака, стратегической природы обработки информации и обусловленности выбора мотивировочного признака рациональными стратегиями номинации и лингвокреативными особенностями субъекта номинации. Второй эксперимент был направлен на выявление рациональных стратегий осознания, выделения мотивировочного признака воспринимающими, слушающими. В условиях эксперимента предполагалось проследить закономерности и особенности осознания и интерпретации значения знака, соотношения объективного в его семантике, служащего опорой для идентификации, и субъективного, «привнесенного», индивидуально переживаемого воспринимающим сознанием. Третий, ассоциативный, эксперимент был ориентирован на вскрытие ассоциативномотивационного потенциала производных слов с низкой степенью мотивированности с целью обнаружения опор семантизации и определения роли импликационала содержания знака как внутреннего контекста интерпретации.

Так, экспериментальное моделирование этапов создания и функционирования языкового знака позволяет наблюдать психологические нюансы категоризационноинтерпретационной деятельности «в деталях» [16. С. 63], видеть, как совершается сам процесс означивания и порождения значения [16. С. 86], получать более отчетливое представление о значении как факте сознания, соотношении «объективного» и «субъективного» в семантике языкового знака.

Рассмотрение психологической природы значения начинается с момента создания языкового знака как особой стороны деятельности человеческого сознания, предполагающей, в свою очередь, учет внутренней, психологической стороны знака и знаковой системы, трактуемой как орудие формирования и средства функционирования специфически человеческой формы отражения действительности социально-психологической, или сознательной, формы отражения [8. С. 45]. При этом психолингвистическое описание природы значения базируется на интерпретации слова, включенного в деятельность человеческого сознания, психики, восприятия, учитывающего их особенности, а следовательно, «особенность психолингвистического анализа значения состоит в приложении экспериментальных методов исследования к эмпирическому материалу», для чего необходимо «раскрыть природу значения, факторы его возникновения и развития в речевой деятельности, способ его функционирования и развития в речевой деятельности, способ его функционирования в системе социальной деятельности человека» [13. С. 3].

Такой ракурс рассмотрения предполагает интерпретацию значения слова и как феномена языкового знака, и как феномена человеческого сознания. При этом различные подходы к пониманию значения в психолингвистике: как идеальной сущности языкового знака, как связи между языковым знаком и объектом объективной действительности, как контекстуального воплощения семантики знака,.

— при осуществлении подхода, основывающегося на рассмотрении проблем создания и употребления слова и его значения, способствуют более целостному пониманию феномена значения.

Анализируя природу и формы существования значения, А. А. Леонтьев отмечает, что бытие значения в отношении к индивиду характеризуется особой двойственностью, имеет двойную онтологию: с одной стороны, это объект сознания индивида, с другой способ и механизм осознания. Выступая результатом номинативно-познавательной деятельности или фактом употребления в акте коммуникации одного индивида, феноменом индивидуального сознания, оно одновременно встроено в систему общественного сознания и отражает обобщенный опыт социальнопсихологического взаимодействия языкового коллектива с окружающим миром. Будучи достоянием индивидуальных сознаний, психологическим и когнитивным феноменом и участвуя в формировании частных языковых картин мира, значение оформляет и репродуцирует объективное, привычное, типичное содержание. Таким образом, вопрос о соотношении объективного и субъективного в семантике языкового знака, или, по определению А. А. Леонтьева, социального и психологического, соотносим с вопросом о соотношении категорий значения и смысла, поскольку «личностный смысл, как мотивированное отношение к значению, противостоит ему как форма включенности значения в структуру сознания и личности» [13. С. 9].

Отношения значения и смысла, соотнесенные, таким образом, с представлением о субъективном и объективном в содержании знака, регулируются, в частности, психологическими и семантическими связями слова с другими словами в лексиконе человека. Так, А. А. Залевская, разграничивая понятия значения и смысла, подчеркивает, что слова в лексиконе человека существуют в качестве членов «чувственных групп», «субъективно переживаемых в качестве „значений“ или „смыслов“ этих слов», и предполагает, что «основания для разграничения понятий „значения“ и „смысла“ закладываются именно на уровне связи слова с другими компонентами таких чувственных групп» [4. С. 48]. При этом впечатления от наиболее типичных, многократных «соотнесений аналогичных, но не идентичных чувственных групп с одним и тем же словом формируют „объективное ядро“, или значение данного слова» [4. С. 48]. Однако, помимо типичных отношений слова с другими членами «чувственных групп», неоднократно устанавливаемых в процессе коммуникации, могут устанавливаться и неожиданные связи, детерминированные психологическими особенностями индивида, ситуативными факторами: «такого рода связи, всплывающие в дальнейшем при встречах со словом в процессе речепроизводства, и обусловливают смысл данного слова, или продукт преломления значения слова через призму субъективного опыта индивида» [4. С. 48]. Таким образом, индивид не воспроизводит в акте коммуникации то или иное значение слова, запечатленное в его памяти, а формирует и эксплицирует свое отношение к значению, воплощенное в смысле, представляющем собой «аффективное отношение к обозначаемому в слове содержанию, которое возникает у субъекта в процессе индивидуального опыта и в котором отражаются особо важные для субъекта стороны обозначаемых явлений» [11. С. 8]. Рефлексия индивида над значением предстает в этой связи «как познавательный процесс, позволяющий создавать новые эквиваленты символического представления» [14. С. 342].

Предположение о том, что значение как психологический феномен «должно существовать и вне ситуации употребления, когда слово временно погружается в глубину сознания, готовое, по выражению В. В. Виноградова, в нужный момент „всплыть на поверхность“» [1. С. 19], предполагает определение объективного в семантике знака как чего-то отвлеченного от коммуникативной ситуации и ее участников, но доступного и известного всем говорящим на данном языке. Вследствие этого любой индивид способен формировать и эксплицировать субъективную рефлексию содержания знака, то есть порождать смысл, «существующий только в той мере, в какой существует психика индивида, воспринимающего этот смысл и активно им оперирующего» [15. С. 8]. Таким образом, смысл, «конвертируемый в дифференциальное когнитивное содержание из потенциального значения как типичного результата психологического процесса восприятия» [14. С. 341−342], порождается в процессе рефлексии значения языковой формы как «определенной структуры знания, концепта, схваченного языковыми знаками» [6. С. 31], и прагматичен по природе, являясь «отражением фрагмента действительности в сознании через призму того места, которое этот фрагмент действительности занимает в деятельности субъекта» [7. С. 162]. Отношения объективного и субъективного в содержании языкового знака рассматриваются и как отношения значения и обозначения, при этом значение утверждается как «постоянная» «для данного синхронного среза языка», а обозначение как «переменная», поскольку «в акте коммуникации один и тот же денотат может быть подведен под разные понятия и, следовательно, получать различные обозначения» [3. С. 15]. Ср., некоторые сконструированные испытуемыми номинации по предложенным в психолингвистическом эксперименте описаниям растений: комнатный цветок, (травянистое растение) с сильным приятным запахом; иногда используется при приготовлении кваса.

— квасник, квасец комнатный, пахун, квасометр комнатный; травянистое растение с листьями, напоминающими по форме копыто жеребенка, используемое в лекарственных целях; растет в сырых местах; не цветет; стелется по земле; применяется в лечебных целях как согревающее средство копытец, жеребица, землестел, лекарственный мокрец, горячее копытце, травяной лекарь.

Исследование же значения как психологического феномена, «процессуального по источнику формирования и по функции» [12. С. 152], неразрывно связано и базируется на рассмотрении проблем процесса семиозиса и «деятельностной, операциональной основы формирования значения в филогенезе и онтогенезе» [13. С. 21], включающих аспекты конструирования языкового знака как формы объяснения и описания окружающего мира, отражения в знаке индивидуальных психологических и когнитивных особенностей индивида, закономерностей интерпретации языковых знаков в процессе коммуникации. Языковой знак выступает результатом определенной направленной на предмет деятельности, в результате которой формируется некоторое знание о предмете, отношение к нему. Таким образом, значение, будучи продуктом деятельности индивидуального сознания, лишь отчасти обусловлено объективными признаками и свойствами самого предмета и во многом зависит от когнитивных, психологических особенностей познающего индивида, от специфики «той деятельности, которая была направлена на этот предмет и продуктом которой было формирование идеального образа» [12. С. 37].

Психологически значение языкового знака воплощено в индивидуальном переживании этого значения индивидом, в его отношении и рефлексии содержания знака, это «ставшее достоянием моего сознания (в большей или меньшей своей полноте и многосторонности) обобщенное отражение действительности, выработанное человечеством и зафиксированное в форме понятия, знания или даже в форме умения как обобщенного „образа действия“, норм поведения и т. п.» [10. С. 290]. Субъективное в содержании языкового знака не существует в неком статичном, окончательно оформленном виде, подобно тому, как «знак никогда не входит в деятельность как „кирпичик“, механически вкладываемый в общую статическую структуру», оно «никогда не „покоится“ в сознании субъекта. За ним всегда стоит система процессов оперирования с этим знаком» [9. С. 53], а следовательно, само слово, переживаемое, осмысляемое, употребляемое человеком «имеет значение не само по себе, а только в силу того, что оно возбуждает определенные психические образы в сознании индивида» [4. С. 107]. Ср., например, разнообразие субъективных суждений и установленных мотивировок при интерпретации производных знаков (номинаций растений) и стратегий номинации в проведенном нами эксперименте: багун (кустарник багульник болотный) растения с цветами ярко-багрового цвета; растение, у которого огромные цветы, но имеющие маленькую высоту самого растения; длинное ветвистое растение; сорняк с мощными стеблями, высокий и живучий (типа хрена); будяк (стебель высохшего подсолнуха, без шляпки) цветок, облегчающий похмельный синдром; растение, которое цветет только утром, до обеда; растение, полезное для животных, в том числе для яков; ветреник (травянистое растение прострел широкоцветный; одуванчик) трава, которая способствует поднятию настроения; потому что у растений пыльца переносится с помощью ветра; растение, растущее на открытых участках местности, на ветру.

Таким образом, объективное в содержании знака может рассматриваться как нечто внеконтекстуальное, a priori переживаемое любым носителем данного языка при оперировании знаком, типичное и многократно воспроизводимое значение «в его вневременном смысле». В субъективное же содержание знака включен весь уникальный психологический и когнитивный комплекс индивида (говорящего), оно ситуативно регулируемо, индивидуально и уникально, это рождение значения в «высказывании в связи с причиной его употребления», «значение говорящего» [2.

С. 23]. Однако незнание воспринимающим объективного содержания знака в рассматриваемом ракурсе не означает невозможности порождения субъективной семантики. Воспринимающий (слушающий, интерпретатор) объясняет языковой знак, осуществляя операции соотнесения наблюдаемого, выраженного в знаке со своими индивидуальными когнитивными структурами, осуществляя «познавательный процесс, который позволяет создавать новые эквиваленты символического представления» [14. С. 342]. Ср., как в условиях ассоциативного эксперимента испытуемые, интерпретируя производный языковой знак порождают и эксплицируют уникальные смыслы: бодожка (растение семейства губоцветных; железняк клубненосный; применяется для лечения грыжи) это можно применить к старому, немощному человеку с больными ногами, который пользуется бодожком (палка, трость для опоры) для обороны при нападении хулигана. В разговоре может звучать так где мой бодожок, моя опора?; посуда из дерева в стиле хохломы = т. к. неустойчивая, бодается туда-сюда, т. е. с двух сторон можно пить из нее; бодяга, только более мягкая интерпретация; это какой-то приятный напиток, который сразу или постепенно приводит человека в веселое состояние, т. е. охмеляет его. Это у меня ассоциируется потому, что оно похоже на слово «бодяжка»!; шалабольник (травянистое растение василек шероховатый) несерьезная личность, много говорящая. Идет ассоциация со словом «болоболка»; на мой взгляд, это можно отнести к болтливому человеку; это какой-то головной убор, похожий на кепку, только гораздо больше и объемнее; моряк, т. е. свободно вращающийся в пространстве; боричка (красная смородина) тяжелая, железная, может быть, с большим колесом телега; коробочка под всякие мелочи; старинная деталь в одежде.

Речевое поведение, включающее «процессы восприятия значения, а затем его кодирования и декодирования» [14. С. 340], как психологический феномен, выступает не только как «перевод с „собственного“ языка на язык „общепринятой“ семантики» [5. С. 11], но и как способ и форма, воплощение «специфически человеческой формы отражения действительности социально-психологической, или сознательной, формы отражения» [8. С. 45]. В реальной коммуникативной ситуации совершается взаимодействие сознаний, чья когнитивно-психологическая деятельность оформляется в знаковых операциях, в оперировании эксплицированными и имплицированными в языковых знаках смыслами.

В процессе коммуникации происходит не просто обмен и передача информации путем манипулирования языковыми формами по известным коммуникантам правилам, а совершается и оформляется познание участниками коммуникации мира. Коммуникативное событие, «охватывая основанное на опыте концептуальное содержание» [14. С. 339−340], представляет собой когнитивно-психологическое взаимодействие сознаний, включенных в данное коммуникативное пространство, уникальность которого обусловлено особенностями этого взаимодействия.

• 1. Брудный, А. А. Значение слова и психология противопоставления // Семантическая структура слова. М.: Наука, 1971. 216 с.
• 2. Брунер, Дж. С. Онтогенез речевых актов // Психолингвистика: сб. ст. М.: Прогресс, 1984. С. 21−49.
• 3. Гак, В. Г. К проблеме соотношения языка и действительности // Вопр. языкознания. 1972. № 5. С. 12−23.
• 4. Залевская, А. А. Слово. Текст. Избранные труды. М.: ГНОЗИС, 2005. 543 с.
• 5. Касевич, В. Б. Языковые структуры и когнитивная деятельность // Язык и когнитивная деятельность. М., 1989. С. 8−19.
• 6. Кубрякова, Е. С. Части речи с когнитивной точки зрения. М., 1997. 331 с.
• 7. Леонтьев, А. А. Слово в речевой деятельности. М., 1965. 245 с.
• 8. Леонтьев, А. А. Язык. Речь. Речевая деятельность. М., 1969. 214 с.
• 9. Леонтьев, А. А. Психолингвистический аспект языкового значения // Принципы и методы семантических исследований: монография. М.: Наука, 1976. С. 46−73.
• 10. Леонтьев, А. Н. Проблемы развития психики. 3-е изд. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1972. 575 с.
• 11. Лурия, А. Р. Основные проблемы нейролингвистики. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1975. 253 с.
• 12. Павлов, В. М. О психолингвистическом подходе к лингвистическим задачам в области семантики // Тез. VI Всесоюз. симп. по психолингвистике и теории коммуникации. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1978. С. 151−154.
• 13. Психолингвистиче ские проблемы се мантики. М.: Наука, 1983. 285 с.
• 14. Титоне, Р. Некоторые эпистемологические проблемы психолингвистики // Психолингвистика: сб. ст. М.: Прогресс, 1984. С. 336−352.
• 15. Фрумкина, Р. Предисловие // Психолингвистика: сб. ст. М.: Прогресс, 1984. С. 5−19.
• 16. Фрумкина, Р. Психолингвистика: учеб. пособие для студентов высш. учеб. заведений.