Роман «Последние дни Помпей» Эдварда Бульвера-Литтона с точки зрения исторического романа

Роман Э. БульвераЛиттона «Последние дни Помпей» стал первым из трёх исторических произведений, в которых писатель обращается к художественному воссозданию античного мира. Результатом увлечения писателя античной культурой и поездки в Италию в 1833 году стало появление трёхтомного исследования «Афины». Их возвышение и падение"(«Athens.Its Rise and Fall», 1837), систематизировавшего сведения по истории, искусству, литературе, философии древнего мира.

Замысел сюжета и модель реконструкции эпизода античной истории возникли у Э. Бульвера-Литтона под впечатлением посещения раскопок Помпей, а также под непосредственным влиянием картины Карла Брюллова,.

которую он впервые увидел в 1833 году, когда она из Рима была привезена в Милан, стала истинным потрясением. Он воочию столкнулся с последним актом той драмы, которая разыгралась в августе 79 года в небольшом городке, расположенном у подножия Везувия, куда богатые римляне приезжали развлечься и отдохнуть от оглушающей суеты огромного шумного Рима. Бульвер увидел на полотне оживших обитателей Помпеи в самый страшный и последний час их жизни, и глубоко проникся ужасом и безысходным отчаянием будущих героев задуманного им романа. И рассказ Плиния Младшего: «Был уже первый час дня, — вспоминал Плиний Младший, — день стоял сумрачный, словно обессилевший. Здания вокруг сотрясались; мы были на открытом месте, но в темноте, и было очень страшно, что они рухнут. Тогда, наконец, мы решились выйти из города… Огромное количество людей теснило нас и толкало вперед. Выйдя за город мы остановились… Наши повозки, находившиеся на совершенно ровном месте, кидало из стороны в сторону… Мы видели, как море отходит от берега; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала его от себя. Оно отступало: на песке лежало много морских животных. С другой стороны в черной страшной туче там и сям вспыхивали и перебегали огненные зигзаги, и она раскалывалась длинными полосами пламени, похожими на молнии, но большими… Туча эта стала опускаться на землю, покрыла море… Стал падать пепел, пока еще редкий; оглянувшись, я увидел, как на нас надвигается густой мрак — не такой, как в безлунную или облачную ночь, а такой, какой бывает в закрытом помещении, когда огни потушены. Слышны были женские вопли, детский писк и крики мужчин: одни звали родителей, другие детей, третьи жен или мужей…

Одни оплакивали свою гибель, другие—гибель своих; некоторые в ужасе перед смертью молили о смерти; многие воздевали руки к богам, но большинство утверждало, что богов больше нигде нет и что для мира настала последняя вечная ночь… Чуть-чуть посветлело; это был, однако, не дневной свет: к нам приближался огонь.

Он остановился вдали; вновь настал мрак; пепел сыпался частым тяжелым дождем. Мы все время вставали и стряхивали его — иначе нас раздавило бы под его тяжестью… Наконец мрак стал рассеиваться… скоро настал настоящий день, и даже блеснуло солнце, но желтоватое и тусклое, как при затмении. Все представилось изменившимся глазам еще трепетавших людей; все было засыпано, как снегом, глубоким пеплом", и улицы, и дома Помпеи, по которым он блуждал, и люди, населявшие их, — все это полностью завладело мыслями писателя, ибо он, благодаря искусству художника, встретился лицом к лицу с теми персонажами, которые уже существовали в его воображении.

Вот эта прекрасная пара молодых влюбленных — они станут главными героями его романа; этот алчный жрец, спасающий свои сокровища — он и будет злым гением. А вокруг них, подобно широкой реке, потечет пестрая и беззаботная жизнь беспечных и остроумных обитателей Помпеи, безмолвные улицы заполнятся шумной толпой, забьют молчащие фонтаны, внутренние дворики будут напоены ароматом цветов и окружающий их мир будет светлым и безоблачным вплоть до рокового дня 24 августа 79 года…

Испытав двойное эмоциональное и художественное воздействие от пребывания в Помпеях и от созерцания полотна Брюллова, Бульвер с необычайной даже для него быстротой написал роман «Последние дни Помпеи». Он возвращался из Италии, плывя по Рейну, в голове его теснились новые замыслы, связанные с этим путешествием, но сердце все еще оставалось в Помпеях и покинуло их лишь тогда, когда была дописана последняя строка этого драматического повествования. Из всех исторических романов, созданных Бульвером, «Последние дни Помпеи» до сих пор остается у многочисленных читателей самым популярным. Ведь Бульвер сумел, так же как и Брюллов, стать как бы очевидцем и соучастником переживаемых его героями трагических событий. Самым тщательным образом Бульвер изучил не только план города, но и все дома, открытые археологами, все предметы быта, украшения, произведения искусства, происходившие из Помпеи. Пожалуй, он был одним из самых усердных посетителей Неаполитанского музея, где хранились все находки, обнаруженные учеными при раскопках Помпеи.

Писатель мог с полной достоверностью рассказать все подробности жизни древних помпеянцев — как они одевались, что ели, чем занимались, как трудились и развлекались.

О каждом из обитателей Помпеи, начиная с надменного вельможи, богача или жреца и кончая грубым гладиатором и жалким бесправным рабом, Бульвер знал, вероятно, не меньше, чем о своих английских современниках. Это глубокое проникновение в быт и духовный мир людей, давно исчезнувших с лица земли, и придало роману Бульвера характерную для него достоверность, убеждающую и покоряющую читателя.

Среди действующих лиц романа нет ни одного исторически существовавшего персонажа, за исключением Плиния Старшего, промелькнувшего в одном из эпизодов, но все вымышленные герои Бульвера предстают перед читателем как живые полнокровные люди, чьи характеры и поступки определяются и эпохой, в которой они жили, и временем действия.

Действие романа разворачивается либо в самих Помпеях, либо в их окрестностях — загородных виллах и храмах. Э. Бульвер-Литтон изображает Помпеи как микромодель всей Римской империи. Помпеи напоминали игрушечный город в стеклянном ларце, где «в тесном пространстве, ограниченном городскими стенами, были сосредоточены образцы всех даров, которые роскошь может предложить могуществу, где «словно по прихоти богов была представлена величайшая империя». [9]Далее в романе Бульвер последовательно доказывает это утверждение, воссоздавая смешение элементов различных культур, сосуществовавших в Римской империи: греческое и римское, черты египетской мифологии, элементы верований древних этрусков. Через изображение различных философских и религиозных систем-эпикурейство, стоицизм, противостояние язычества и христианства-показана сложная духовная жизнь города. «Южные народы, в которых смешалась различная кровь, высокомерные и невежественные, соединили обряды всех стран и веков, и глубокие таинства Нила исказились до неузнаваемости из-за множества бесцеремонных, наглых новшеств, привнесенных из чуждых вер, которые процветали на берегах Кефиса и Тибра». 9].

При изображении представителей социальных низов Бульверу удались только образы гладиаторов, выписанные им с большой жизненной правдой. В римском обществе профессия гладиатора считалась ремеслом презираемым. В специальные гладиаторские школы либо отправляли военнопленных, либо хозяева продавали рабов, либо туда шли те бедняки, у которых не было ничего за душой. Дело в том, что гладиаторская школа при всей ее жестокости и железной дисциплине обеспечивала их кровом и сытной пищей, а в случае побед на арене — возможностью обогатиться и бросить кровавое и опасное ремесло. Для рабов открывалась перспектива стать свободными, отличившись на ристалище. Кроме того, ловкость, отвага, хладнокровие и искусство в бою не могли не восхищать зрителей. Презрение к смерти, мужество и находчивость, проявляемые в схватке с противником, делали многих из гладиаторов кумирами толпы. Уличные мальчишки, которые в те времена были точно такими, как и теперь, играли в гладиаторские бои; мужчины и даже женщины имели среди гладиаторов своих любимцев. О таких «звездах арены» было известно все — откуда они родом, в какой школе обучались, сколько побед ими было одержано, сколько раз получали помилование при поражении и т. д. На стенах помпейских зданий сохранились рисунки, изображающие гладиаторов, иногда сопровождаемые надписью, вроде: «Вот непобедимый Гермаиск» или негодующее сообщение о гладиаторе, обратившемся в позорное бегство во время гладиаторских игр в ноябре 15 года — «Оффициоз бежал!» .

Основой романа стала история любви прекрасной пары молодых влюблённых: афинского юноши Главка и прекрасной гречанки Ионы. Они же станут и главными героями романа.

С Главком читатель знакомится в I главе, но его описание появляется только в III главе I книги. Бульвер — Литтон описывает Главка так: «Небеса благословили Главка всем, кроме одного: они дали ему красоту, здоровье, богатство, ум, благородное происхождение, горячее сердце, поэтическую натуру, но лишили его наследия отцов — свободы. Он родился в Афинах римским подданным. Еще в юности, унаследовав крупное состояние, он предался страсти к путешествиям, столь естественной для молодости, и испил до дна пьянящий напиток наслаждений среди пышности и роскоши императорского двора.

Он был второй Алкивиад, но не знал честолюбия. Таков обычно удел человека, наделенного живым воображением, молодостью, богатством, талантами, если отнять у него стремление к славе. Про его дом в Риме говорили все кутилы, но им интересовались и любители искусств; скульпторы Греции с радостью отдавали весь свой талант, украшая портики и экседры в доме молодого афинянина". Главк был страстно влюблен в поэзию и драматургию, которые напоминали ему о мудрости и героизме его народа.

Описание жилища Главка, к которому не мог бы придраться самый опытный специалист по помпеянским древностям, еще раз подтверждает характерное для Бульвера, как исторического писателя, знание быта, нравов и обычаев той эпохи, которую он стремился воспроизвести на страницах своего романа: «Дом Главка был одним из самых маленьких и в то же время одним из самых красивых и совершенных среди частных домов в Помпеях.

За дверью начинался длинный и узкий вестибул, где на полу была выложена мозаичная собака и обычная надпись: «Cave canem», что значит «Берегись собаки». По обе его стороны помещались две довольно большие комнаты; поскольку в жилой части дома не хватало места для деловых встреч, эти две комнаты предназначались для приема посетителей, которые ни по своему положению, ни по праву близкой дружбы с хозяином не имели доступа во внутренние покои.

Вестибул вел в атрий, где при раскопках нашли потрясающей силы роспись, которой не постыдился бы и Рафаэль. Теперь плиты с росписью перенесены в Неаполитанский музей; знатоки и сейчас восхищаются ими — на них изображено расставание Ахилла и Брисеиды. Все считают, что фигуры и лица Ахилла и бессмертной рабыни написаны с большой силой, страстью и выразительностью.

В конце атрия узенькая лестница вела наверх, в помещение для рабов; кроме того, там помещались две или три маленькие спальни, на стенах которых были изображены похищение Европы, битва амазонок и тому подобные сюжеты.

Дальше был таблин, в обоих концах которого висели великолепные занавеси из тирского пурпура, обычно неплотно задернутые. На одной из стен был изображен поэт, читающий стихи друзьям, а на полу выложена на редкость изящная мозаичная картина: режиссер дает наставление актерам.

За этим залом был перистиль, которым дом (как и все небольшие дома в Помпеях) заканчивался. Каждая из семи колонн перистиля была увита гирляндами; посредине, в саду, в белых мраморных вазах на высоких цоколях цвели редчайшие цветы. В левой половине сада была небольшая, посвященная Пенатам часовенка, вроде тех, какие можно увидеть при дороге в католических странах; перед ней стоял бронзовый треножник; по левую сторону колоннады были две небольшие спальни, по правую — триклиний. 9].

Бульвер-Литтон, давая исторически точное описание жизни помпеянцев, уделял главное внимание бытовым подробностям — домам и храмам, обычаям и религиозным обрядам, пирушкам, цирковым зрелищам, сценам на рынке и в тавернах. Изображение жизни социальных низов давалось автору в связи с ходом развития основной романтической линии лишь постольку, поскольку главным героям силою обстоятельств приходилось соприкоснуться с горькой правдой реальной действительности. Но и здесь Бульвер ограничивается беглыми штриховыми набросками нужных ему персонажей, не уделяя их судьбе большого внимания, хотя все благосостояние тех людей, о которых он писал, зиждилось именно на тяжком подневольном труде рабов. На страницах романа Бульвера отношения между людьми самых разных социальных слоев: свободных и рабов, бедняков и богачей — складываются в виде личных взаимоотношений, а не как непреодолимое различие, когда между свободным и рабом лежит глубокая пропасть.

Иона. Упоминание об Ионе первый раз встречается в III главе I книги, когда на пиру у Главка Клодий предлагает тост в её честь. После упоминания о ней, Главк со своими гостями отправился в дом Ионы, где впервые и увидел её. На следующий день Главк начал вспоминать Иону. Но его приятные воспоминания были прерваны приходом Клодия. И если накануне Главк рассказал Клодию про свою первую встречу с Ионой и про то впечатление, которое она на его произвела, то теперь и мысли не мог допустить, чтобы хоть упомянуть при нем ее имя — так окрепла и выросла за один-единственный вечер его любовь. Он видел Иону, веселую, чистую, беззаботную, среди самых блестящих и развязных кавалеров в Помпеях, и очарование этой женщины заставляло самых дерзких уважать ее, а самых беспутных преображало до неузнаваемости. Чарующей силой своего ума и чистоты она, подобно Цирцее, совершила чудо, только наоборот, превратила скотов в людей. Тот, кто не мог понять ее душу, становится чище сердцем под воздействием ее красоты; тот, кто не понимал поэзии, по крайней мере имел уши, чтобы слышать ее чудесный голос. Видя ее в таком окружении, видя, как она все очищает и озаряет своим присутствием, Главк чуть ли не впервые осознал благородство собственной души и понял, как недостойны этой богини все его мечты, его интересы, его друзья. Он словно вдруг прозрел и увидел огромную пропасть, которая отделяла его от друзей. Он осознал очищающую силу своего чувства к Ионе. Он понял, что отныне его удел — стремиться ввысь. Он не мог больше произнести ее имя, которое представлялось ему священным и божественным, в присутствии этого грубого и пошлого человека. Иона уже была не просто красивая девушка, которую он увидел однажды и не мог забыть, — она была теперь повелительницей, кумиром его души. Кто не знал этого чувства? Только тот, кто никогда не любил.

Главк понял, что влюблён в Иону. После ухода Клодия Главк решил отправиться к Ионе. Он застал её, окруженной рабынями, которые сидели с рукоделием подле своей госпожи. Около Ионы стояла арфа, ибо сама она проводила этот день в необычной праздности и была задумчива.

Главку она показалась еще красивее при свете дня, в простом платье, чем накануне вечером, вся в драгоценностях, среди сверкающих огней; прозрачная бледность, которая, едва он приблизился, сменилась ярким румянцем, только украшала ее. Главк привык говорить любезные слова, но, когда он обратился к Ионе, они замерли у него на губах. Ему казалось, что будет недостойно высказать вслух то восхищение, которое таил в себе каждый его взгляд. Они заговорили о Греции. Тут Иона предпочитала слушать, нежели говорить, а Главк готов был говорить вечно. Он говорил ей о серебристых оливковых рощах, которые покрывают берега Илиса, о храмах, не сохранивших и половины прежнего величия, — но как прекрасны они даже в своем запустении! Он вспомнил печальный город свободолюбивого Гармодия и великого Перикла, и за далью времени все грубые и мрачные тени растворились в светлой дымке. Он видел эту страну поэзии в ранней юности — в самом поэтическом возрасте, и любовь к родине смешалась с радостными воспоминаниями зари его жизни. Иона молча внимала ему, и эти речи, эти видения были ей дороже, чем самая щедрая лесть ее бесчисленных обожателей. Разве грешно любить своего соотечественника? Она любила в нем Афины, богов своего народа, и страна, о которой она мечтала, говорила с ней его устами!

С тех пор они стали видеться каждый день. В прохладные вечера они совершали далекие морские прогулки, а попозже снова встречались в портиках или внутренних покоях ее дома. Их любовь была внезапной, но сильной; она целиком заполняла их жизнь.

Сердце, мозг, воображение, чувства стали ее служителями и жрецами. Если убрать препятствие, разделяющее двоих, которые стремятся друг к другу, они сразу соединяются; Иона и Главк удивлялись, как могли они так долго жить вдали друг от друга. И странно ли, что любовь их была так сильна? Молодые, красивые, щедро одаренные природой, они были детьми одного народа; самый их союз был исполнен поэзии. Им казалось, что их любви улыбается даже небо.

Как гонимые ищут убежища в храме, так и они и алтаре своей любви находили защиту от земных горестей; они усыпали свое убежище цветами, не подозревая о змеях, которые притаились меж этих цветов.

Их история любви, все перипетии их нелегко сложившейся судьбы тесно переплетаются с печальной судьбой рабыни Нидии. Она была слепой продавщицей из Фессалии Впервые читатель знакомится с Нидией во II главе I книги: о время прогулки, Главк с Клодием увидели её, когда остановились посреди площади, на пересечении трёх улиц: «В тени портиков красивого и легкого храма стояла девушка; на правой руке у нее висела корзинка с цветами, в левой был маленький трехструнный музыкальный инструмент, под тихий и нежный аккомпанемент которого она пела какую-то странную, почти варварскую песню. После каждого куплета она грациозно покачивала корзинкой, предлагая слушателям купить цветов, и сестерции сыпались к ней в корзину — то ли в похвалу пению, то ли из сочувствия к певице, потому что она была слепа.» [9] После Главк подошёл к ней и предложил работу в качестве смотрителя за цветами в его саду. Нидия согласилась и уже на следующий день пришла в дом Главка.

Вскоре после этого Главк выкупил несчастную Нидию у её жестоких хозяев. Её безответная любовь и благодарность к Главку, помогают ей воспрепятствовать козням, которые воздвигает на пути влюбленных сумрачная фигура красавца-египтянина Арбака — сурового опекуна прекрасной Ионы.

Значимую часть романа составляет сюжетная линия, связанная с египтянином Арбаком. Увлечение Э. Бульвера-Литтона культурой Древнего Египта и мистическими учениями Востока возникло на фоне того, что внимание учёного мира в результате археологических находок в Египте на рубеже XVIII—XIX вв. после длительного перерыва вновь обратилось к египетской истории и мифологии. 10].

Впервые читатель знакомится с Арбаком во главе II книги I: Арбак подошёл к Главку и Клодию. Литтон описывает Арбака так: «Это был высокий, худощавый, но крепкий и мускулистый человек лет сорока. Бронзовая кожа выдавала его восточное происхождение, но в чертах лица было что-то греческое (особенно в подбородке, в губах и во лбу), и только крючковатый, орлиный нос и твердые, торчащие скулы отличали его от греков, чьи лица даже в зрелом возрасте сохраняют красивую юношескую округлость.

Глаза, большие и черные, как ночь, ярко блестели. Глубокое, задумчивое и слегка печальное спокойствие, казалось, застыло в его гордом и повелительном взгляде. Его осанка и выражение лица были невозмутимы и надменны, а что-то диковинное в покрое и неяркой расцветке широких одежд еще больше усиливало впечатление от этого равнодушия и надменности".

Арбак был опекуном Ионы и её братаАпекида. Он называл Иону «своей ученицей» и надеялся, что именно его, Арбака, удостоит она своей любви. С того момента, когда Арбак увидел Главка у Ионы дом и начинается история борьбы Главка и Арбака за Иону. Арбак всяческими способами пытается заполучить Иону, сделать её своей, так как считает, что он имеет на неё право. Ведь это он столько лет был её опекуном и она должна быть ему обязана. Он даже заманивает её обманом к себе в дом. Там он показывает ей якобы её судьбу: она должна быть с ним, Арбаком. Но Иона влюблена в Главка. Арбак недоволен этим и начинает всячески мешать Главку и Ионе быть вместе. Он даже оклеветал Главка, после чего Иона не желала с ним разговаривать. Но благодарная Нидия соглашается отнести письмо Главка Ионе. На протяжении всего романа Арбак противостоит союзу Главка и Ионы, а Нидия всячески помогает Главку, потому как она очень любила его: «Потому что я люблю Главка больше, чем себя». 9] Даже в конце романа, когда Саллюстий зовёт Нидию пойти с ними к морю, она идёт искать Главка с Ионой. И находит их. И несмотря на то, что она никогда не была и не будет с ним, Нидия была преданна ему.

На протяжении всего романа сохраняется интрига: кто же всётаки победит, кто будет с Ионой в итоге. Храбрый и смелый Главк, который готов на всё ради неё или Арбак, который может делать многие вещи с помощью магии и привык подчинять, обманывать людей. Но всё же истинное чувство побеждает, добро побеждает зло: в конце романа, во время извержения Везувия, Арбак гибнет. Он больше не сможет мешать влюблённой паре быть вместе. Они вместе уплывают в Афины.

А Нидия… Нидия, которая не могла больше терпеть свою ревность, бросилась в море. Она считала, что ей больше нечего делать на земле: «Я не могу этого вынести: эта ревнивая иссушающая любовь сводит меня с ума. А вдруг я снова причиню ему зло! Я спасла его, спасла дважды, эта мысль делает меня счастливой, — отчего же мне не умереть счастливой?», так как любимый Главк жив и счастлив вместе со своей любимой.

Лейтмотивом в романе звучат предсказания, зловещие пророчества, таинственные предвестия.

В образе вечного круговорота воплощается в романе Э. БульвераЛиттона идея циклического движения истории. Арбак вспоминает о древнем величии своей страны: Египет явился колыбелью многих народов («the mother of countless nation»). 10] Из Египта исходит мудрость Афин и искусство государственного правления Крита. Из Египта вышли те древние племена, что владели всеми знаниями и плодами человеческой мысли. Затем «орды Ромула наводнили равнины Италии и вечный круговорот событий снова привёл цивилизацию к варварству и тьме» [9]. Через сопоставление прошлого и настоящего выявляется закономерность смены эпох и цивилизаций, когда упадок одних народов и культур предшествует возвышению других. Цветущие города Кампаньи Арбак сравнивает с древними городами Нила, которые сверкали «подобно жемчужинам в императорской короне» [9]. Ныне они лежат в руинах, а дворцы и храмы превратились в могилы. Надменный захватил славу Сесостриса и Семирамиды. Та же участь постигла и прекрасную Элладу.

Представления о времени в романе как философской категории выражаются через сложную систему образов. Эпизод из истории раскопок Помпей, когда в саду дома был найден панцирь черепахи, становится в романе основой для размышлений о судьбе отдельного существа, звена в цепи творения. [9] Герой романа, Главк, наблюдает за размеренными движениями черепахи, пережившей несколько человеческих поколений. «Она сама была как бы символом времени, медленная, неуклонная, вечная, чуждая страстей, волнений и усталости смертных"[9]. Черепаха, как и любое другое существо, тоже своего рода микромодель Вселенной. Погружённая в свой мир, подобно мудрецу-философу, она размеренно и неуклонно двигалась вперёд. Она вращалась по своей маленькой орбите, и долгое время проходило, прежде чем она завершала свой круг. 9].

С черепахой в романе связана и другая ассоциация, важная для концепции истории Э. Бульвера-Литтона. Главк вспоминает предание о смерти Эсхила: «Орёл уронил каень из когтей, думая проломить панцирь черепахи, но камень размозжил голову поэта. Это аллегория судьбы. Появление мотива Рока, Судьбы связано в творчестве Э. Бульвера-Литтона с его размышлениями об античной драме и античной философии. 10].

В романе «Последние дни Помпей» кульминацией становится катастрофа. Повествование, включающее перипетии, мотив предсказаний и предопределённости событий, движется к кульминации, которую подготавливают не только лейтмотивные образы предчувствий и вещих снов, но и такой художественный приём, как смешение временных пластов.

Повествователь в романе представлен как учёный, философ, историк, который смотрит на исторический эпизод из XX века, сравнивает прошлое и настоящее и предсказывает события, поскольку ему известен весь сюжет в целом. «Город теперь выглядел так же, как теперь, по прошествии столетий с ужасающей стремительностью сменявших друг другаэто был Город Мёртвых».

О приближении неизбежной катастрофы повествователь сообщает перед началом последнего акта трагедии: «Это была последняя ночь весёлых Помпей, излюбленного приюта беспечных римлян. Век проходил за веком, не задевая, и не разрушая его, а теперь последний луч трепетал на циферблате его судьбы». 9].

Соласно теории исторического романа Э. Бульвера-Литтона, предметом изображения в историческом произведении как правило становится преступление или заблуждение нации или исторического лица, представленное в его кульминации, «в наивысшей точке страсти"1.Трагический финал, развязка конфликта определяется Э. Бульвером-Литтоном как катастрофа. 10].

В романе «Последние дни Помпей» философия истории связана с двумя основными положениями. Движение времени и истории определяется неким универсальным законом, который в романе представлен образом Рока, Судьбы, Провидения. Исторический процесс движется циклически и поступательно, но обновлению, развитию всегда предшествует эпоха упадка. В то время как в Англии и всей Европе происходила смена эпох, Э. Бульвер-Литтон изображает окончание исторических периодов. Данная особенность восприятия истории отразилась в названиях исторических произведений романиста, в которых ключевым словом является слово «последний». 10].