Исторический аспект возникновения игры

Игра как одно из удивительных явлений человеческой жизни давно привлекала к себе внимание социума. Уже Платон считал игру одним из полезнейших занятий, а Аристотель видел в игре источник душевного равновесия, гармонии души и тела. Предметом специального психологического исследования игра стала только в XIX веке, в это время появляются первые научные теории игры.

Теория избытка нервных сил Г. Спенсера возникла в середине XIX веке. Он считал игру результатом чрезмерной активности, возможности которой не могут быть исчерпаны в обычной деятельности. Согласно Г. Спенсеру, игра значима только тем, что позволяет разрядить избыток жизненной энергии. Под влиянием голода или опасности животное или человек напрягает все свои силы ради достижения известной цели. Когда принуждение исчезает, эти силы проявляются свободно и необузданно, и потребность движения проявляется уже не в труде, а в игре.

Г. Спенсер установил, что люди и животные способны играть и в состоянии усталости, и при этом не только тратить, но и восстанавливать силы. Они утверждали, что игра не только компенсаторна, но и обладает уравновешивающей активностью, что позволяет ей вовлечь в активную работу ранее бездействовавшие органы и тем самым восстанавливать жизненное равновесие. Дети играют в состоянии усталости, когда у них нет избытка сил, и именно игра становится фактором их восстановления, допингом появления новой энергии ребенка.

Уже в конце XIX века швейцарский ученый К. Гросс констатировал, что избыток силы не причина появления игры, а лишь очень благоприятное для нее условие. Он разработал теорию предупражнения. Согласно его представлениям, игра — вечная школа поведения.

К. Гросс рассматривал игры детей как подготовку к будущей трудовой деятельности, к жизни, как средство естественного самовоспитания ребенка.

Он назвал свою теорию так, потому что ребенок в игре совершенствует те или иные навыки. Таким образом, Игра — практика развития. Ребенок многократно к ней обращается, испытывает удовольствие от повтора. Признавая, что у высших животных и человека недостаточно наследственных реакций для поддержания жизни, ученый вместе с тем принимает именно наследственные реакции (упражнения) за основу.

К. Гросс сводит игру детей и высших животных к деятельности прежде всего инстинктивной: «Игра сама является только своеобразным способом проявления различных инстинктов и влечений».

К. Гросс стоял на позиции укрепления и развития наследственных форм поведения в играх, критически относился к теориям отдыха и избытка нервных сил. Объясняя свою теорию игры, он исходил из «принципа разряда».

Вся суть концепции К. Гросса сводилась к отрицанию рефлекторной природы и к признанию спонтанности развития за счёт «разряда внутренней энергии в организме». По К. Гроссу — развитие игры ребёнка идет за счет внутренних сил и внутренней энергии, в игре упражняются лишь инстинкты.

В теорию игры К. Грооса хотя и вносились самые разнообразные поправки и дополнения, в целом она была принята Э. Клапаредом (в его ранних работах), Р. Гауппом, В. Штерном, К. Бюлером, из русских психологов — Н. Д. Виноградовым, В. П. Вахтеровым и другими.

Ф. Бейтендейк, критикуя позиции К. Гросса, утверждал, что инстинктивные формы поведения животных не нуждаются в упражнении (предупражнении). Он считал, что в игре лежат исходные влечения, а именно: к освобождению, к слиянию, к воспроизведению и относил игру к категории ориентировочно-исследовательской деятельности, полагая, что игра есть действие с предметом, который для животных обладает элементами новизны.

Американский психолог Г. С. Холл выдвинул идею рекапитуляции (сокращенного повторения основных этапов развития человечества) в детских играх. Г. С. Холл полагал, что в процессе развития ребенка в разных его играх как бы оживляются типы деятельности, последовательность которых можно проследить на протяжении истории человеческой цивилизации.

В детских играх можно заметить приметы этого прошлого — элементы охоты, войны, собирательства, сочинительства, семейного быта. Игра, по мнению Г. С. Холла, помогает преодолевать инстинкты прошлого, становиться цивилизованнее. Г. С. Холл воспринимал обычную беготню детей, их рогатки, стреляющие трубки, луки, как воспроизводство охоты из далекого прошлого. Детские карнавалы, театральные костюмы, маски, шапочки — отражение культовых церемоний.

Эта теория происхождения игры возникла на границе биологического и социального. В играх детей есть некие корни прошлого, но возникают они на базе традиций культуры, на порою неуловимых источниках, питающих игровое воображение детей.

Существует также идея антиципации (предвосхищения) будущего в детской игре. Её сторонник — французский педагог А. Валлон. Её гипотеза состоит в следующем: «Игры можно рассматривать как предвосхищение и научение тем видам деятельности, которые должны появиться позже.» Игры у мальчиков и девочек различны, потому что обусловлены жизненной ролью, которая их ждет.

О временных аспектах игры писал и О. С. Газман, занимавшийся в последние десятилетия XX века игровой деятельностью детей: «Игра всегда выступает одновременно как бы в двух временных измерениях: в настоящем и будущем. С одной стороны, она дарит сиюминутную радость, служит удовлетворением назревших актуальных потребностей. С другой — игра всегда направлена в будущее, так как в ней моделируются какие-то жизненные ситуации либо закрепляются свойства, качества, состояния, умения, способности, необходимые личности для выполнения социальных, профессиональных, творческих функций, а также для физической закалки развивающегося организма.».

Таким образом, приверженцы этих теорий пытаются доказать, что игры, с одной стороны, генетически повторяют прошлое, с другой стороны, предвосхищают будущее, но «работают» на настоящее.

А. Адлер — австрийский психиатр и психолог — объясняет появление игры и ее своеобразие как реализацию желаний, которые ребенок не может осуществить в действительности.

Учитель А. Адлера З. Фрейд исследовал идею компенсаторного характера игры. По З. Фрейду, бессознательные влечения реализуются в детских играх символически. Игры, по данным З. Фрейда, очищают и оздоровляют психику, снимают травматические ситуации, являющиеся причиной многих неврологических заболеваний. Полезность игр, согласно теории З. Фрейда, заключается в том, чтобы вызвать с помощью удовлетворения, подлинный катарсис (очищение). Игры позволяют высвободить чувственность, стремящуюся испытать и познать себя.

Немецкий психолог К. Бюлер также определял игру как деятельность, совершаемую ради получения функционального удовольствия. В теории К. Бюлера внимание обращается на то, что в игре важен не практический результат, а сам процесс игровой деятельности, от которого ребенок испытывает удовольствие.

Для детей погружение в мир игры — это ожидание откровения, предощущения тайны, скрытого, но важного для них смысла жизни. Предполагается, что такая внутренняя установка, особенный личностный настрой и создают состояние радости, полноты переживаний и наслаждений.

Родоначальником теории игры в отечественной науке считается К. Д. Ушинский. Он противопоставляет стихийности игровой деятельности идею использования игры в общей системе воспитания, в деле подготовки ребенка через игру к трудовой деятельности.

Выступая против гедонистической (удовольствие) теории игры, К. Д. Ушинский свидетельствует, что дети в игре ищут не только наслаждение, но и самоутверждение в интересных занятиях. Игра, по К. Д. Ушинскому, своеобразный род деятельности, притом свободной и обязательно сознательной деятельности, под которой он понимал стремление жить, чувствовать, действовать.

«Не надо забывать, — пишет К. Д. Ушинский, — что игра, в которой самостоятельно работает детская душа, есть тоже деятельность для ребенка».

Лишение ребенка игры как сознательной деятельности есть самое страшное наказание для него.

В теориях Ж. Пиаже и К. Левина, в работах отечественных психологов Л. С. Выготского, Д. Б. Эльконина моделирующая и ориентационная функции игры объясняются способностями ребенка оперировать игровыми символами.

Д.Б.Эльконин полагал, что организуя деятельность при помощи символов, ребенок учится в игре ориентироваться в явлениях культуры, духовности в целом, использовать их соответствующим способом.

На этой же позиции стоял и С. Т. Шацкий, который полагал, что появление игры зависит «от богатства внутренней жизни, развивающейся в душе ребенка». Он полагал, что игра возникает в свете духовности и служит источником духовного развития ребёнка.

С.Л.Рубинштейн, советский психолог и философ, также одним из первых сделал попытку создать отечественную теорию игры. Рубинштейн понимает игру, как вечную потребность ребенка, рождающуюся из контактов с внешним миром, как реакцию на них. Согласно С. Л. Рубинштейну, сущность игры заключается в том, что она есть порождение практики, через которую преобразуется действительность, изменяется мир: «В игре формируется и проявляется потребность ребенка воздействовать на мир». Мотивы игры кроются в многообразных переживаниях, значимых для ребенка, вызванных окружающей действительностью.

Выводы о том, что игра является осмысленной деятельностью, развивал в своих трудах и А. Н. Леонтьев. А. Н. Леонтьев считал игру ведущим типом деятельности дошкольника.

А.Н.Леонтьеву принадлежит следующая мысль: «Игра не является продуктивной деятельностью, её мотив лежит не в результате, а в содержании самого действия».

Таким образом, заключает он, овладение ребенком более широким, непосредственно недоступным ему кругом действий, может совершаться только в игре.

С.Л.Рубинштейн, А. Н. Леонтьев и их последователи объясняли игру как доступный для ребенка путь понимания и освоения мира. Своеобразие игровой деятельности, таким образом, проявляется в единстве с практической деятельностью и потому носит активный, действенный характер.

Также в отечественной педагогике попытки создать свою теорию игры делали Д. Н. Узнадзе и Л. С. Выготский.

Л.С. Выготский и его ученики считают исходным, определяющим в игре то, что ребенок, играя, создает себе «мнимую» ситуацию вместо реальной и действует в ней, выполняя определенную роль, сообразно тем «переносным» значениям, которые он при этом придает окружающим предметам.

Переход действия в воображаемую ситуацию действительно характерен для развития специфических форм игры. Однако создание «мнимой» ситуации и перенос значений не могут быть положены в основу понимания игры.

Д. Н. Узнадзе видел в игре результат тенденции уже созревших и не получивших еще применения в реальной жизни функций к действованию. Снова, как в теории игры от избытка сил, игра выступает как плюс, а не как минус. Она представляется как продукт развития, притом опережающего потребности практической жизни. Серьезный дефект этой теории состоял в том, что она рассматривала игру, как действие изнутри созревших функций, как отправление организма, а не деятельность, рождающуюся во взаимоотношениях с окружающим миром. Игра превратилась по своему существу в формальную активность, не связанную с тем конкретным содержанием, которым она как-то внешне наполняется. Такое объяснение «сущности» игры не смогло объяснить реальной игры в ее конкретных проявлениях.

Во второй половине XX века в развитии теории игры наметился переход от биологических, индивидуально-психологических подходов к социологическим и культурологическим. Испанский философ и публицист Х. Ортега-и-Гассет, нидерландский историк культуры, философ Й. Хейзинга, швейцарский писатель Г. Гессе и другие деятели связывают игру с общественным разумом, с культурой в целом, с культурой как системой игр, организованной «по правилам игры» в виде вечно развивающейся совокупности сюжетов, сценариев, ролей, норм, ценностей, символов, языка культуры и т. п.

Г. Гессе, увлеченный идеей создания универсального языка культуры, некой системы символов культуры, единых для всех и позволяющих через эти знаки культуры выражать любую идею, любое содержание религии, философии, музыки, живописи и т. п., пытался дисциплинировать ум художника. Г. Гессе считал, что именно через игру ума можно достигнуть глубины общения и взаимопонимания людей.

Известный голландский историк культуры Й. Хейзинга, автор известной книги «Человек играющий», исследуя в ней феномен игры и её воздействие на духовную жизнь человека, считает игру первичным импульсом человеческой истории. Игра даёт жизнь и обуславливает развитие всей культуры, ее разнообразных форм и направлений. По мнению Й. Хейзинга, интенсивность игры не объяснить никаким биологическим анализом. Феномен игры, как он считает, и кроется в этой поразительной интенсивности, в ней сущность, исконное качество игры. Не разрядка избыточной энергии, не отдых после напряжения сил, не компенсация несбывшихся желаний, а именно природная сила делает игру игрой с напряжениями, творчеством, радостью и всеми заботами. Выдающийся мыслитель XX столетия выводит игру из мира повседневного, как «внеразумное занятие».

Й. Хейзинга, изучая жизнь и культуру первобытного, античного и средневекового обществ, рассматривает игру как побуждение к самопроявлению: «Игровое состояние как общественный импульс, более старый чем сама культура, издревле заполняло жизнь и, подобно дрожжам, заставляло расти формы архаической культуры. Культ перерос в священную игру». Поэзия родилась в игре и стала жить благодаря игровым формам. Музыка и танец были сплошь игрой. Мудрость и знание находили свое выражение в священных состязаниях.

Культура, в ее первоначальных формах, «играется». Она не происходит из игры, как живой плод, который отделяется от материнского тела; она развивается в игре.

Таким образом, к XX веку было разработано множество теорий возникновения игр, в том числе теория избытка нервных сил Г. Спенсера, теория предупражнения К. Гросса, теория рекапитуляции Г. С. Холла, теория антиципации А. Валлона, теория компенсаторности З. Фрейда, теория реализации желаний А. Адлера, теория трудовой деятельности К. Д. Ушинского. Все исследователи по-разному объясняли возникновение феномена игры, рассматривая его с разных точек зрения и различных подходов, вследствие чего появилось множество разнообразных классификаций, опирающихся на различные признаки. Подробнее классификации игр будут рассмотрены в следующем параграфе.