О языке художественной литературы

Московский государственный лингвистический университет.

Кафедра русского языка.

Реферат по книге Г. О. Винокура

«О языке художественной литературы»

студента 1 курса 101кор. — англ. учебной группы Акимова Ильи.

Москва 2003 год. ПЛАН Введение.

Основная часть. Нововведения Маяковского в литературный язык.

1 Слово и классы слов.

2 Слово внутри класса слов.

3 Слово во фразе.

4 Слово в предложении.

Заключение

.

Известный языковед и литературовед советского периода профессор МГУ с 1942 года Григорий Осипович Винокур (1896−1947) на протяжении своей творческой жизни занимался вопросами истории русского литературного языка, текстологии, культуры речи. Основные труды его посвящены изучению языка и тваорчества А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова и В. В. Маяковского.

Книга Григория Осиповича Винокура"О языке художественной литературы" в разделе «Анализ» даёт представление о возможностях языка на примере творчества выдающегося поэта «серебряного века» В. В. Маяковского, широко использовавшего различные языковые средства.

Прежде всего нужно сказать, что свои новаторства Маяковский не считал годными для употребления в повседневной жизни. Но все его нововведения представляют большую ценность и материал для исследования с филологической точки зрения, что и находит отражение в книге Г. О. Винокура. Слово и классы слов.

Слова, как известно, делятся на изменяемые и неизменяемые, часть из которых выполняют такую же синтаксическую функцию: как и изменяемые. Маяковский изменяет правилам современного языка, делая из несклоняемых склоняемые существительные (чаще всего это — фамилии и иностранные слова). Интерес представляет то, по каким принципам он склоняет то или иное слово так, а не иначе. В основном Маяковский руководствуется звуковой формой слова: если слово заканчивается на твердый согласный то оно относится к мужскому роду, если на гласный — к женскому, если на «о», то к среднему (хотя здесь попадаются исключения, например: «Ромеов», «в бюре»). Этот стилистический прием придает тексту яркую фамильярную экспрессивность. Интересно, что Маяковский превращает в существительные транскрипцию иностранных слов даже не являющихся существительными — «каторза"(от фр. cators-14), «лимитеды» (от англ. limited-ограниченный).

Любопытны случаи образования существительных от наречий, происшедших когда-то от существительных. Синтаксически любое слово может выступать в роли существительного, но здесь происходит морфологическая переделка:"мир обложен сплошным долоем", «сиял в <... >нагише"(воскрешение слова «нагиш», зарегестрированного у Даля как «бедный, голый человек»), «сыпало дребезгою звоночной» и т. д.

А так же случаи образования от прилагательных :

Идите голодненькие,

потненькие,

покорненькие,

закисшие

в блохастом грязненьке (новаторство подчеркнуто суффиксом «еньк»). Или только синтаксически:"смотрела, кривясь, в мое ежедневное «.

Применяется и способ субстантивизации, например от местоимения «всяк»:

Ведь глазами

видел

каждый всяк, где новаторство подчеркивается определением перед «всяк».

Встречаются и случаи субстантивизации и целых выражений:"... разве былая массовость «отченаша» оправдывала его право на существование... «(из статьи «Вас не понимают рабочие и крестьяне»), где часть выражения переходит из одного морфологического класса в другой (нашего-наша), что соответствует просторечному: «в дом отдыхе «. Этот же прием был использован еще до Маяковского — в «Братьях Карамазовых» ;при включении в русский текст иностранных выражений:»... чувство сельского pater familias’а"(Герцен «Былое и думы»)

Следующим значительным явлением в творчестве Маяковского является словообразование и словотворчество, когда к основе одного класса он добавляет различные аффиксы. Эти процессы могут протекать как внутри одного класса так и между разными классами слов. Сначала рассмотрим второй вариант: образование существительных от глаголов-«рыд», «фырком», «ор"-безприставочным (непродуктивным в современном языке, но часто употребимом в старинном народном языке) способом. То же видим у Пушкина в «Евгении Онегине «-"топ, хлоп, шип». Маяковский образует существительные от любых частей и частиц речи, например, от глагольных междометий «звяк», «теньк»; от действия добавлением суффикса «ло"-"заткните<... >орло»; существительные, обозначающие результат действия, — суффиксом «ево»:

Бродвей сдурел.

Бегня и гулево.

«Стальной изливаются леевой» — «леева"(сущ. ж. р. от «лить»).

Любопытен способ образования притяжательных прилагательных: к основе присоединяется непродуктивный суффикс-«слонячий», лаечный, квартирошный, трамвайский, легкомыслой головенке", или :

Вот и вечер

в ночную жуть

ушел до окон

хмурый

декабрый (качественное прилагательное).

Также в поэзии Маяковского наблюдаются неклассифицированные, но, безусловно, любимые им новообразования: «серпастый молоткастый паспорт», «штыкастый еж». Или даже то чего в русском языке быть не может: «кафейные двери», «поцелуйная сладость», «мелочинным роем», «слух ухатый».. .

Притяжательные прилагательные имеют особое положение, способствуют персонификации: «ущелья кремлевы ««не дослушал скрипкиной речи» «губы вещины» «бумажкин вид». В современном языке от этих существительных можно образовать только относительные прилагательные, но никак не притяжательные. У Маяковского рядом стоят выражения «ущелья кремлевы» и «вышки кремлевские», следовательно, употребление той или иной формы зависит от стилистической задачипритяжательная форма употреблена для уничтожения разницы между лицом и вещью («что характерно для современного языка» Потебня). С другой стороны Маяковский воскрешает древнерусскую традицию типа «сын Владимиров», «зуб зверин». Притяжательное прилагательное обусловливает употребление существительного в значении особи, чего и пытался достичь Маяковский. Поэтому в творчестве поэта встречается множество притяжательных прилагательных на «ий», «ов», «ин», определяющих не вещи, а людей и животных:"веселостью песьей», «человечьего мяса», «в лошажьи животы», «в компании ангельей», «тома шекспирьи»; и даже два суффикса притяжательности «на собачьевой площадке». Замечателен факт образования притяжательных прилагательных от существительных и местоимений, когда-то произошедших от прилагательных:

Если ж он

старший усвоит

сменит мнение мненье старшино.

Под пером Маяковского начинают изменяться и неизменяемые иноязычные слова: «с настойчивостью Леонардо да-Винчевю"(хотя в данномслучаетв. пад., ед. ч., ж. р. -формы на «-ин» и на «-чный» совпадают Винокур склонен считать, что употреблена притяжательная форма («-ин»). В разговорном языке чста замена притяжательной формы качественной («соль бертолетовая» вместо «бертолетова «).

Небезынтересна работа Маяковского над сравнительной степенью прилагательных, особенно произошедших от существительных. Например:"романнее", «чем дальше — тем ночнее»;а когда указано исходное существительное пример становится нагляднее:

Взлетел,

простерся орел самодержца

черней, чем раньше,

злей,

орлинее. Образуются у Маяковского прилагательные и от наречий: «гимн еще почтее «. Или: «Ну, а меня к тебе и подавней-я же люблютянет и клонит». Интересно, что современная морфология не соотносят слова «давний» и «подавно».

Ну и конечно, поэт не мог обойти своим вниманием глагол — образует его и от наречий, и от междометий, и от звукоподражаний:"расчересчурясь", «размерсился», «сердце изоханное», «дундудеть». Образование таких слов можно наблюдать в городской обиходной речи, хотя ей явно присуща форма на «-кать"(не «мерсить», а «мерсикать»). Интересен случай со словом «дундудеть», где современное звукоподражание наслаивается на древнее.

Многочисленны и продуктивны случаи наращения приставки на обычную форму слова:"испешеходить", «замашинив», «вытелю». Здесь возможны два варианта: либо от беприставочного глагола, либо, наращивая приставку на неглагол получаем приставочный глагол. Винокур подмечает, что и в общеупотребительном языке от есть случаи образования глаголов от имен наращением приставки «оформить» «укрупнить», но этот способ не очень популярен в современном языке. У Маяковского этим способом производятся необычные образы:"обезночел", «разбандитят».

Подводя краткий итог, Винокур говорит об отсутствии семантической разницы для Маяковского от какой части речи образовывать глагол. Если образуется от имени, то обозначает деятельный признак, и все равно, абстрактные, конкретные или какие-либо другие существительные берутся за основу:"развеерился", «иззахолустничается» «головастить», «сгитарьте», «зарождествели». Винокур отмечает образование глаголов от имен собственных: фамилий-«чемберлениться», «муссолинит», «убиганятся губы"(от парфюмерной фирмы houbigant);от географических названий- „миссисипиться“. Автор статьи считает недостаточно разработанной тему анализа связи семантики и морфологии этих новообразований. По его мнению в некоторых случаях промежуточные звенья словообразования пропущены:"озноенный», «раскитаенные фамилии».

Слово внутри класса слов.

Как только у слова появляется род, слово вступает в морфологические отношения с другими словами. Категория рода определяется по двум признакам — семантическому и морфологическому. Винокур замечает, что Маяковский обычно сохраняет существительным род, присущий им в общеупотребительном языке, хотя иногда, меняя суффиксы, влияет на категорию рода. Например:"пироженью рвотной". Но так как Маяковский — новатор в рамках (хотя бы сколько-нибудь) употребительного языка, а языку это явление не свойственно, такие нововведения редки в творчестве поэта. Однако можно найти такие примеры: иностранные слова типа рояль -«фильм — фильма», «зал — зала — зало»; употребление явно подчинено рифме «муча перчатки замш"(далее идёт «замуж»); больший интерес с точки зрения Винокура представляет употребление таких вариантов с сатирической задачей (например, присвоение мужчине женского свойства):"взревел усатый нянь"(из поэмы «Хорошо» о Милюкове в иммитации сцены разговора Татьяны и няни из «Евгения Онегина»):

Её

утешает

усатая няня,

видавшая виды,

Пэ Эн Милюков.

Другая мотивация изменения категории рода дляМаяковского — иммитация детского языка:

Обезьян.

Смешнее нет.

Что сидеть, как статуя?1

Человеческий портрет,

даром, что хвостатая.

Варианты нововведений в категории числа в поэзии Маяковскиого намного богаче — зачастую поэт, заменяя единственное число множественным создаёт образы никак не ассоциирующиеся в обыденной жизни с множественностью. Если имя собственное употребляется во множественном числе этим выражается обобщённость, подчёркивается риторичность и, конечно, свидетельствует об эмоциональности.

Это труднее, чем взять

тысячу тысяч Бастилий 1

Если ударами ядр

Тысячи Реймсов разбить удалось бы.. .

... сдохнут Парижи,

Берлины,

Вены1

Здесь, по мнению Винокура, ярко просматривается связь с гиперболизмом (особенно раннего) Маяковского: «армиями Ромео и Джульетт», «Ллоид Джоржи ревели со своих постов».

Любопытно употребление абстрактных понятий во множественном числе. Этим автор подаёт это понятие в виде конкретизированного образа, олицетворения, овеществления. Употреблением названия вещества во множественном числе Маяковский добивается опрелмечиваемости, так как перед читателем сразу встают сорта (обычное употребление мн. ч. с сущ. веществ). Также употребление множественного числа в этих случаях придаёт тексту экспрессию фамильярной речи.

Легло на город ргомадное горе и сотни маленьких горь.

«Чтоб природами хилыми не сквернили скверы... «. А вот с веществами:"Есть ли наших золот небесней?», или «товары, питья, еды... «. Категория числа в русском языке менее формальна, чем категория рода, хотя формально любое существительное может стоять во множественном числе. Это и использует Маяковский: «... в мягких мебелях». (Любопытно, что во времена Пушкина форма «мебелях» была вполне употребительной.)Категория числа даёт Маяковскому богатую пищу для словотворчества:

Тащусь меж канавищ

канав,

канавок.

Хлеба!

Хлебушка!

Хлебца!

А в стихотворении «Евпатория» поэт выстраивает целый ряд необычных форм от слова евпатория-«евпаторийскую — евпаторийцами — евпаторийки — евпаторьяки — евпаторьяне — евпаторёнки — евпаторьячьи — евпаторство», и что интересно, к каждому из этих слов Маяковский находит рифму. Обилие подобных форм можно видеть и в других его стихах, например, в «Военно-морской любви». Пристрастие к слову определяет частое употребление несвязанных морфем:

кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходился народ в учреждения.

Или: «на заседании А-БЕ-ВЕ-ДЕ-ЖЕ-ЗЕкома». И ещё:"-идите и обрящетеиди и «рящь» её-«. Этот приём используется с разными стилистическими целями: для иммитации крика толпы, его истолкования; насмешки или сатиры; стилизации деской речи; и, по мнению Винокура, просто ради творчества (особенно в ранних футуристических работах)"как бы устраивая смотр словообразовательным средствам языка». На этой почве филолог сравнивает Маяковского с Хлебниковым и, выявляя различия в принципах употребления нововведений, всё-таки признаёт, что Хлебников повлиял на оформление стиля молодого Маяковского.

Винокур также говорит о смещении обычных отношений слов с абстрактными и конкретными значениями. При этом слова отвлечённые превращаются в вещи или живые организмы. Морфологически это достигается присоединением суффиксов, характерных другому семантическому классу. Здесь возможно несколько вариантов: во-первых присоединение увеличительных суффиксов к отвлечённым существительным («духотище», «красотищи», «войнищи»). Здесь наблюдается иммитация явлений фамильярной речи типа «силища», «хвостище». Это и обусловливает понятность и экспрессивность подобных конструкций. Во-вторых — присоединение уменьшительных суффиксов (задача и принцип те же):"плачики", «нэпчик», «любовишки», «смертишек».

К этому же типу относятся случаи приращения увеличительных суффиксов к существительным материалов:"лучище", «водища», «народина»... Есть и третий случай, когда увеличительные или уменьшительные суффиксы присоединяются к именам собственным:"Бродвеище", «декабрик», «поцелуишко», «потерийка"(любопытно, что здесь вычленяется новый суффикс «-ийк», не существующий в языке). Все эти приёмы служат для материализации понятий.

Есть в произведениях Маяковского и работа обратная этойсоздание обобщённых, отвлечённых, собирательных понятий от конкретных существительных:"бароньё", «стоэтажие», «рыхлотелье», «мещанья», «доисторичье».

Любопытно образование нового типа слов, женского рода, заканчивающихся на мягкий согласный «рабкорь», «склянь». Зачастую Маяковский берёт за основу действие или признак, вытесняет привычные суффиксы и получаются: «нищь и голь», «лёгочь», «ясь», «ёжью кожи», «в жадности и в алчи». Автор стихов не ограничивается этим: «трелёр"(тот, кто издаёт трели), «читаки», «красавка», «калекша», -все эти слова имеют значение действующего лица, ведь в рамках будничной речи ему тесно. Именно поэтому также создаются сложные слова. Винокур останавливается на четырёх классах таких новообразований:1)с суффиксом «-ье»: тупорылье, рыхлотелье, визголосие (интересноне «визгоголосие», как по правилам языка). 2) слова, основанные на принципе теле-, радио-: «радиосплетни», «звездомедведья», «молодолес» (прилаг.).

3)сложением основ, или, точнее говоря, сложением слов: «людогусь», «пролетариатоводец», «дрыгоножество»... 4) сложносокращённые слова (типа современного «хозрасчёт»): «млечпуть», «самокритик-совдурак».

Автор филологического труда также отмечает большое количество сложных прилагательных. Причиной этого он видит ритмические особенности стиха, а также «тяготение к „грандиозным“ образам» (что характерно для классицизма):"быстролётный", «мордой многохамной», «стодомым содомом», «тысяче-миллионо-крыший волжских селений гроб». Принцип образования этих неологизмов — книжный, необычность и новизна — семантические. Занятны конструкции, часть основы которых составляет определение: «крикогубый», «быкомордая орава», «кудроголовым волхвам», причём отношения в этих прилагательных сходны с отношениями существительного и приложения в предложении. Маяковский имеет в виду «с губами — криком», «мордой — быком» и т. д. Такое истолкование Винокуром этих конструкций является новым к ним подходом.

Также филолог отмечает, что поэт не избегал и обычного способа образования слов, например, «красноязыкий», «звонконогие», «лазоревосинесквозные». Иногда сложные прилагательные создают комический эффект: «эскадры верблюдокорабледраконьи».

Не обошёл своим вниманием Винокур и способа образования слов присоединением приставки «-раз», которая усиливает признак. «Разужасная», «разувлекательный», «распробабкиной», «время. .. распроститучье» и даже от united — разЬюнайтед. А когда эта приставка присоединяется к превосходной степени прилагательного получается как бы превосходная степень в квадрате, что характерно не только для творчества Маяковского, но и для разговорной речи: «пресволочнейшая штуковина», «распронаиглавнейший». То же видим и с существительными: «рассоциализм», «архиразиерархия»…

Довольно много у поэта новообразований в приставочных глаголах. Подробно Винокур не описывает этот приём (в связи с освещённостью его в филологии), а останавливается на двух частных случаях:

1)"вторичное наращение приставок на глаголы, уже снабжённые ими" Тренин. Языковед выделяет здесь два случая: принцип — «испозолочено» (как в древнерусском «изурезались», «порастыкали»), где наращение возможно из-за потери первой приставкой свойств этой части слова:" изъиздеваюсь". Маяковский тем самым воскрешает сложное слово, превратившееся в современном языке в простое.

2)отсечение дополнительных морфем (приставок и суффиксов) от глагола. Этим поэт обновляет восприятие слова: «ложите», «взвидишь», «Ну и сон приснит вам полночь-негодяйка». Винокур отмечает, что анализ его, разумеется, не полный, но «общие тенденции намечены в некоторых существенных отношениях».

Слово во фразе

Якобсон говорит, что поэзия Маяковского — это поэзия выделенных слов по преимуществу. Винокур в своей работе пишет о том, что с точки зрения версификационного анализа позиция Якобсона верна, но нужны синтаксические обоснования. Их он приводит в главе «Слово во фразе».

Дело в том, что стиль Маяковского — это разобщённые отрывки, связанные семантически, а не синтаксически. Поэтому при устранении синтаксической зависимости речь превращается из связанного потока в обрывки, которые превращаются в строй независимых синтаксических единиц, дополняющих друг друга своими семантическими значениями без опоры на форму слов. В то время как в языке приняты конструкции «уехал вчера», «очень умён», у Маяковского чаще встречается не «примыкание», а «обособление» в филологии эти термины употребляются применительно к другим конструкциям; Пешковский. Для поэта нет разграничений между «вы, с вашей добротой... «и «вы с вашей супругой... «т. е. обособление доходит до крайних пределов (слова, семантически составляющие одно целое, синтаксически разобщены и превратились в несколько синтаксических целых.

Для того, чтобы понять детали нужен более тщательный рвзбор.

Здесь Винокур выделяет несколько случаев: употребление изолированных именительных падежей (чаще поэт употребляет их несколько подряд, с опредедениями и без них, но обязательно без глаголов). Функции таких конструкций различны: а) картинное изображение места и обстановки действия, обрисовка аксессуаров сюжета:

Ночь.

Надеваете лучшее платье.

Или: Бульвар

Машина.

Сунь пятак, ;

что-то повертится,

пошипит гадко.

Или такой яркий пример из стихотворения «Про это»:

Лубянский презд.

Водопьяный

вид

вот.

вот

фон.

В постели она.

Она лежит.

Он.

На столе телефон.

б) достижение «кинематографического эффекта»:

Мотоцикл.

Толпа.

Сыщик.

Свисток.

в) именительный падеж как исходный пункт для рассуждения.

г) употребление для лаконизма (например в автобиографии «Я сам»): «Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. «

Как мы видим функции разные, но смысл один — разобщённость именительных падежей, которые превращаются в независимые синтаксические целые, связанные семантически. Это явление выделяется и в общеупотребительной речи, что отмечают Шахматов и Пешковский. Но они склонны толковать разобщённые именитльные падежи как сказуемые, а, следовательно, как педложения. Винокур считает иначе: в синтаксических целых (которыми являются разобщённые именитльные падежи) нет наклонения и времени, поэтоу они не предложения. Хотя филолог отмечает аналогичную с предложениями функцию этих конструкций, но только с оговоркой, что это достигается различными средствами.

Другие именительные тоже не сказуемые.

Отличие от существительных синтаксических единств состоит в том, что они разобщены с текстом, что придаёт новую художественную ценность слову. Например, числительные обычно не употребляются без существительных, но:

Четыре.

Тяжёлые, как удар.

«Кесарево Кесарю — Богу богово». Где именительный отделён от других определений. Наиболее ярко разобщение видно на примере конструкции «именительное ФРАЗА глагол"(Винокур склонен считать, что такая конструкция предложением не является).

Морган.

Жена.

В корсетах.

Не двинется.

Или: Москва.

Вокзал.

Народу сонм.

Набит, что в бочке сельди.

Изолированные именительные аналогичны по функции в тексте — т. к. любые синтаксические связи с текстом отсутствуют, то они несут лишь смысловую нагрузку, которая и позволяет относить их к тексту.

Май стоял.

Позапрошлое лето.

Вещи.

Всем по пять кило.

Лингвист говорит нам о сходных конструкциях, которые также встречаются в стихах Маяковского. Если бы у данного слова не было тире, его можно было бы принять за прямое дополнение. Кто-то предлагал — сквозь Землю

до Вашингтона кабель. Здесь нет вопроса в винительном или именительном падеже кабель, да это и не важно т. к. конструкция синтаксического смысла не имеет.

Или например: Обалдело дивились:

выкрутас монограмма,

дивились сиявшему серебром

полированным.. .

Монограмма синтаксически равна сиявшему !!!

Атак же: Картина третья.

Бытовая.

Развёртывается у трамвая. — ТРИ отдельные синтаксические целые, которые в обычном языке были бы подлежащим, дополнением и сказуемым ОДНОГО предложения.

Разобщённые именительные — частный случай «преодоления синтаксиса"(поэтому и короткая строка в творчестве поэта и разброс слов, обычно связанных).

Скушно Пушкину.

Чугунному ропщется.

Были времена — прошли былинные. — здесь одно существительное употреблено в двух местах — сначала без определения, а затем определением. Поэтому повышается вес прилагательного, появляется возможность его субстантивизации. Вот и ещё пример своеобразия языка Маяковского.

Другое словесное разобщение достигается вытеснением зависимой формы независимой.

Пелагея,

что такое?

где ещё кусок

жаркое?

Вместо двупланоаой конструкции «кусок жаркого», этим и обусловлено такое разделение на строки.

А вот ещё способ освобождения слова от синтаксических связей: слово, принудительно требующее дополнения, употребляется без него. «Я не могу на улицах!».

Независимое употребление разных звеньев предложения приводит к отсутствию глагола там, где по норме он нужен. Но т. к. основанием высказывания, как правило, является независимый член речи, нет надобности в глаголе. Здесь нет предикации, а есть нерасчленённый способ выражения, которым обладает каждое слово.

«Доглагольное» синтаксическое построение делится на несколькослучаев. 1) восклицания:

Нагнали каких-то.

Блестящие!

В касках!

Нельзя сапожища!

Скажите пожарным.. .

2) Условные конструкции после если

Если б рот один, без глаз, без затылка ;

сразу могла б поместиться в рот целая фаршированная тыква.

3) Целевые конструкциипосле чтобы:

Глупые речь заводят:

чтоб дед пришёл,

чтоб игрушек ворох.

Одно обдумывает

мозг лобастого,

чтобы вернее,

короче,

сжатее.

4) Иллюзия недоговорённости:

И когда говорят мне, что труд, и ещё, и ещё,

будто хрен натирают на заржавленной тёрке... (первоначально — «говорят про труд»).

Дальнейшим следствием этого принципа является отсутствие союзов: Замечали вы ;

качается

в каменных аллеях

полосатое лицо повешенной скуки.. .

Иззахолустничается.

Станет — Чита.

Иногда у Маяковского независимость получает грамматическое выражение:

Глаза у судьи — пара жестянок мерцает в помойной яме.. .

Сказуемое тяготеет к сравнению (что можно наблюдать в древнерусской литературе: «... а князь их — фота на голове... «): красная

— клюквы воз — щека.

Любопытно, что между членами нет отношений подчинения, есть присоединение независимых членов. Синтаксическая самостоятельность уравнивает все слова и уничтожает иерархию: Маленькая,

но семья.

Хорошо

и целоваться,

и вино.

Тот же смысл и при преобразовании других, менее свободных категорий: «Мы знаем, кого мети!», «Поэзия — это сиди и над розой ной... «

Зачастую видим изменение ранга слова, например, превращение предлога в наречие (занимательно, что в древности эти предлоги скорее всего и были наречиями):

И за,

и над,

и под,

и пред домов дредноуты.. .

Иногда поэт производит инверсию и без перемены функции, например: Возрадуйтесь,

найден выход

из

положенья этого.. .

Нередко он опускает предлоги, тем самым замедляя онаречивание существительного с предлогом: «По Красному морю плывут каторжане, трудом выгребая галеру». Или: «Склонилась руке... «, где обозначение предмета, к которому обращено действие опять же подвержено древнерусской традиции («... избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. «).

Винокур отмечает, что Маяковский не любит подчинения, а предпочитает свободные присоединительные конструкции: Оскольких

можно

упразднить,

заменя

добросовестным «телевоксом».

Испустит чих ;

держусь на месте еле я.. .

Таким образом, особенностью языка Маяковского является ослабление синтаксической связи за счёт семантической; слово может быть синтаксическим целым без иерархических отношений с другими словами. Также в языке литературы этого неординарного поэта нет различия между словом и предложением (что, как отмечает Винокур, было присуще прародителю всего земного языка т. е. существовала одна единица общения — предложениеслово-звук-крик). О чём это говорит? Нет, совсем не об архаизации или стилизации — Маяковского трудно представить человеком, берущим что-либо из прошлого, он жил самым современным; это говорит о сохранении некоторых черт праязыка, которые интуитивно оживил и пустил в литературу Маяковский.

Слово в выражении.

Фразеология Маяковского представляет соединение слов как носителей материальных значений. Выражение для него — фразеологический аналог синтаксического целого (т. е. предложения).

«Фразеологическими сращениями называются такие лексическо неделимые обороты, обобщённо-целостное значение которых не определяется значением составляющих его компонентов. «М. И. Фомина У Маяковского наблюдаем борьбу с омертвением отдельного слова в фразеологическом сращении. Слова восстанавливают свои отдельные значения, т. е. происходит процесс, аналогичный тому, что прослеживался в синтаксисе. Поэт создаёт такие условия, что слово во фразеологизме должно ожить, чтобы фраза была понятна.

1) употребление слова в его буквальном и примитивном значении, что зачастую слышим в разговоре детей. (После того, как одна дама сказала, что в каком-то деле она собаку съела, мальчик перед её появлением стал прятать своего щенка.) Совершенно так же Маяковский пишет:

Она (буржуазия);

из мухи делает слона и после продает слоновую кость.

Налицо разложение идеоматики: Если зуб на кого ;

отпилим зуб.. .

Кто из вас,

из сёл,

из кожи вон,

из штолен не шагнёт вперёд?!

Буквальность из кожи вон подчёркивается параллельными конструкциями: из сёл, из штолен.. .

И, конечно, разложение более слабых конструкций:

«Как трактир мне страшен ваш страшный суд»,

«Розданные Луначарским венки лавровые сложим в общий товарищеский суп. «

Или: Сегодня с денщиком:

ору ему

— Эй,

наваксь

штиблетину,

чтоб видеть рыло в ней!;

и конешно ;

к матушке,

а он меня

к моей,

к матушке,

к свет

к Елизавете Кирилловне!

Такое употребление обусловливает двойное восприятие — и целого, и частей. С таким подходом поэт получает возможность подбирать слова в выражения не боясь омонимии с фразеологизмами. «Сплошной ливень вспенил белый океан, сшил белыми нитками небо и воду. «В данном случае наличие фразеологического сращения «шито белыми нитками» просто игнорируется.

Это я

попал пальцем в небо,

доказал:

он — вор!

Принципы Маяковского дают богатый материал для каламбуров:

На земле

огней — до неба.. .

В синем небе

звёзд ;

до чорта.

Метафора — это подмена одного значения слова другим; в общеупотребительном языке есть разграничение сочетаемости слов вообще и метафор в частности. Поэтому мы говорим: «духовные искания» но «поиски работы».

А у Маяковского: Я

ногой, распухшей от исканий

обошёл.. .

Тут оживает первоначальное значение (которое не зависело от контекста).

в сердце таком

слова ничего не тронут :

трогают их революций штыком.

Это четверостишье напоминает полемику о слове трогать в эпоху Карамзина.

Дорога до Ялты

будто роман:

всё время

надо крутить. (от просторечного «крутить любовь»).

Зачастую каламбур рождается при использовании чистого омонима: Чтобы суше пяткам ;

пол

стелется,

извиняюсь за выражение,

прбковым матом.

Ещё одно нововведение — подмена части фразеологизма:

В этой теме,

и личной,

и мелкой,

перепетой не раз

и не пять.. .

Или: Если кто кого ругает

особенно по общеизвестной матери.. .

Та же природа в «Окнах роста» — пословицы: «нашла коза на камень», «Колчак — не воробей, вылетит, не поймаешь»... «Это написано 50 лет тому вперёд», «Мы аж на тракторах пахали"(от мы пахали), «Облако в штанах» (по аналогии с «философ в юбке»).

Все эти нововведения не просто для эксперимента, цель поэта — максимально полно использовать экспрессивность языка вообще и разговорного языка в частности. Только такое слово могло всколыхнуть массы, сагитировать, убедить.

Как пишет сам Винокур, это не полный анализ творчества Маяковского, но он является полным, довольно интересным, освещающим те стороны творчества поэта, о которых не было сказано ранее. Филолог высказывает мысли, теперь ставшие основополагающими в исследовании языка Маяковского.

СПИСОК

ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Г. О. Винокур «О языке художественной литературы» (глава «Анализ»)