Процесс переходности – как объект социальных наук

к. ф. н. Т. Ахмедова

Процесс переходности — как объект социальных наук

Новейшая история Азербайджана разворачивается как сложный «переходный процесс» в развитии общества и государства. Как известно, термин «переходность» в науке используется для выражения специфичных состояний любой динамичной системы — в том числе особой фазы в развитии общества. Такое переходное состояние общества столь своеобразно, что уместно говорить о его кризисном состоянии — болезненном отклонении от нормальной линии развития. В фазе переходности общество теряет стабильность, а его развитие сопровождается ростом хаоса и неопределенности. В данном состоянии общественные процессы приобретают специфичный «бессистемный» характер, и в этом смысле «переходное (транзитное) общество» структурно и функционально резко отличается от нормального общества.

Как известно, современное мировое сообщество представляет «семейство стран», которые подразделяются на различные группы в зависимости от их принадлежности к той или иной цивилизационной (социокультурной или этно-конфессиональной) системе, по уровню или механизму развития, отношению к модернизации или демократизации и т. д. Во всех современных классификациях особое место отводится категории «переходных стран». Ныне в мире в таком «переходном состоянии «находятся несколько десятков стран. Понятно, что эти страны отличаются от других своим переходным статусом: это указывает на то, что они характеризуются некоторыми общими чертами, присущими всем переходным обществам. С другой стороны, общеизвестно, что современные переходные страны, при наличии общих «переходных черт», резко отличаются друг от друга, как предкризисными историческими линиями развития, так и кризисными пертурбациями. Так, в частности, из общего класса современных переходных стран (порядка 50) исследователи выделяют специфичный подкласс «постсоветских переходных обществ», в который входит и наш Азербайджан.

Постсоветские переходные страны возникли на почве уникального по природе и механизму политического и геополитического коллапса — развала «советской системы». По этой причине все эти страны стали заложниками специфичного переходного состояния: благодаря системному кризису, поразившему советское общество и подготовившему его спонтанный распад, постсоветские страны были обречены на прохождение особых трансформационных процессов перехода от тоталитарного прошлого к демократическому будущему. Внутренний (то есть имманентный) кризис советской системы стал главным спусковым механизмом ее коллапса, в результате которого все новые государства попали в состояние «переходного развития», характеризуемое своими особыми чертами.

И не удивительно, что новейшая история всех постсоветских (в том числе и Азербайджана) стран, начинается с системного кризиса советской системы — ее трансформации в переходное состояние (этот процесс начался с эпохи «горбачевской» гласности и перестройки). Для всех этих стран «переходный период» стал своеобразным «системным наказанием», компенсирующим позитивы обретения ими независимой государственности.

Переходный период, переживаемый ныне всеми странами СНГ, стал закономерным следствием процессов саморазложения советского общества. Этот внутренний системный кризис и явился основным источником трансформационных процессов, он же задал главный вектор переходных изменений. Так что для этих переходных обществ наиболее «серьезной проблемой является преодоление системного наследия социализма» (1, с.69). Перефразируя известную фразу Карла Маркса о «призраке коммунизма», можно сказать, что по всем переходным странам постсоветского пространства ныне «бродит призрак советской системы», который существенно отличает их от других переходных стран и создает специфично сложные препятствия на пути их продвижения к демократическому порядку. Происходящие в постсоветском обществе переходные метаморфозы (преимущественно негативные на ранней стадии), так или иначе, обусловлены процессами преодоления деструктивного наследия прошлого. Этим обстоятельством и объясняется то, что переходные преобразования в странах СНГ, несмотря на некоторые локальные особенности этого процесса в том или ином обществе, имеют много общих черт: «Речь идет о переходных — в социально-экономическом и общественно-политическом плане — социумах, где потребности доминирующей политической элиты не интегрируют и выражают, а подменяют собой еще не сложившиеся общественные интересы. Социальная однородность, политическая однотипность государств СНГ — мета их родовой общности и остаточный признак не вполне утраченного единства постсоветского пространства. Для всех государств СНГ равно характерно сходная социальная структура: доминирующая, номенклатурная по своему убеждению элита, слабо разбавленная новыми сверхбогатыми с полукриминальным прошлым, незначительный и весьма зависимый слой мелких предпринимателей, основная масса населения, существующая близ или за чертой бедности, утратившая прежнюю социальную стратификацию и еще не обретшая новой, постоянно расширяющийся люмпенизированный слой и, наконец, криминалитет, который в постсоветских обществах вполне может быть квалифицирован как системообразующий элемент социально-экономической структуры» (2, с.57−58). Этот, в целом верный, анализ в случае с Азербайджаном можно дополнить некоторыми реалиями, порожденными специфичным течением переходных процессов в нашем обществе: карабахская война, миллион беженцев, угроза гражданской войны, вынужденная миграция и т. д.

Несомненно, что сходство протекания переходных процессов в постсоветских странах имеет объективную предысторию и системные предпосылки, но при этом даже в условиях советской действительности каждая республика сохраняла свои социокультурные, религиозные особенности, которые, так или иначе, отражались в общих политико-экономических процессах социализации (в плане их причастности к социалистическому универсуму). А после развала советской системы и «парада суверенитетов», а также углубления кризиса переходности, эти «специфичные аспекты» стали проявляться более колоритно и оказывать все возрастающее влияние на политико-экономические процессы. Так что при анализе проблем переходности постсоветского общества следует уделять повышенное внимание не только на моменты сходства, но и, прежде всего, на те различия, которые, в частности, характерны для переходного состояния азербайджанского общества. Несомненно также, что в ходе исследования коллизий переходности нашего общества можно и нужно принимать в расчет присущие всем постсоветским странам факторы и мотивы, но наряду с этим, и в гораздо большей степени, необходимо подробно анализировать все те явления, которые порождены сугубо «азербайджанским» контекстом. Такой «двуединый» подход к проблематике переходности постсоветского общества важен в плане выявления более полной картины реального переходного состояния нашего общества. Лишь в рамках такого подхода нам удастся подобрать ключ к решению большинства проблем переходного периода — разработать эффективную стратегию вывода азербайджанского общества из полосы кризиса.

Общеизвестно, что в результате кризиса и коллапса «нормальной советской системы» все постсоветские страны оказались в поле трансформационных процессов. Пользуясь концепцией Куна, можно квалифицировать такой системный кризис как разрушение парадигмальной основы советских обществ (бывших республик), в результате чего последние перешли в особое состояние (аморфно-хаотическое и неустойчиво-неопределенное), которое и передается понятием «переходное состояние» или «переходное общество». Перемены затронули все сферы жизни, и они были столь значительны, что в совокупности характеризовали «переходное общество» как совершенно новую политическую и социокультурную реальность, которая существенно отличалась от прежней — социалистической — действительности. Поэтому естественно, что к переходным реалиям никак не могли адаптироваться «советские люди» .

Когда общество вступает в переходную фазу развития, спонтанно запускаются процессы разрушения его структуры и в результате трансформаций возникает совершенно новая социокультурная среда «хаоса и неопределенности», которая существенно деформирует жизнь людей. При анализе особенностей переходного периода в развитии общества, как правило, напрашивается аналогия с обычной болезнью: когда человека неожиданно поражает серьезный недуг, его жизнь мгновенно преображается радикальным образом, и он превращается в объект пристального и сочувственного внимания окружающих — родственников, друзей, врачей. Нечто подобное произошло и с советским обществом: оно как бы неожиданно впало в болезненное переходное состояние и в силу этого стало объектом пристального и повышенного внимания со стороны не только ученых и политиков, но и простых людей. Аномалии столь очевидны, что они начинают оказывать заметное влияние и на умонастроение людей. Этот аспект также характеризует «переходное общество» как особое его состояние. Так, Азимова Р. Д. рассматривает переходный период в развитии общества как специфичный «социологический феномен (исторически сложившаяся болезненная полоса общества), в котором интенсивно нарастает ломка мировосприятия и мировоззрения человека. Здесь обновление миропонимания личности выступает условием качественного обновления общества в целом» (3, с.16).

Таким образом, в условиях переходного кризиса любое общество претерпевает столь радикальные (качественные) изменения, что становится невозможной нормальная жизнедеятельность людей. Происходящие в обществе переходные процессы сопровождаются разрушением его институциональных основ, а также появлением новых: формируется совершенно новая «бессистемная» реальность, которая не укладываются в продолжающую существовать старую систему ценностей и не соответствует привычным стереотипам и нормам поведения. Меняется не только само общество, но и коренным образом меняется образ жизни людей и их мироощущение. В таком обществе заметно доминирует аномалия (нестабильность, неопределенность, хаос и т. д.). Естественно, что и специфично болезненные процессы, явно преобладающие на ранней стадии «переходного периода», оказывают первостепенное влияние на характер умонастроений людей и восприятия ими особенностей переходной деструкции общества. Именно своими аномалиями и неожиданными новациями переходный феномен привлекает к себе пристальное внимание людей, что объясняет и повышенный интерес к нему со стороны ученых и политиков.

Обстоятельному исследованию современных переходных государств (обществ) посвящено так много серьезных научных работ, что лишь простой их перечень занял бы десятки страниц. Поэтому здесь мы ограничимся лишь ссылкой на реферативный сборник, в котором дается краткий анализ многих современных исследований, посвященных изучению транзитологических проблем (4). Самое поверхностное знакомство с современной транзитологической литературой представляет для нас несомненный интерес, хотя бы в том плане, что такой экскурс может оказать позитивное влияние на настроение азербайджанцев. Переходное состояние нашего общества не уникально, в таком болезненном состоянии развития находятся десятки современных стран Европы, Латинской Америки, Азии, Африки. Одним словом, «болезнью» переходности страдают не только постсоветские страны (Азербайджан, в частности), но и десятки стран из других регионов мира.

Знакомство с современной литературой по транзитологической проблематике, кроме того, дает возможность сформулировать ряд предварительных рабочих гипотез. Во-первых, можно констатировать распространенность в современном мире переходной «болезни»: в состоянии переходности находится все современное человечество. Так, например, в концепции «третьей волны» Тоффлера подчеркивается пребывание современной цивилизации в хаотичном переходном состоянии, которое при определенных условиях может обернуться катастрофой и ввергнуть человечество в пучину войны, или создать предпосылки для возрождения неототалитарного миропорядка (см. 6).

Во-вторых, особая открытость и динамичность современного миропорядка стимулирует рост взаимозависимости стран, а это создает для некоторых малых стран (особенно переходных) неожиданные дополнительные «нагрузки», которые могут спровоцировать серьезные политические, экономические, социокультурные кризисы. Именно в такое состояние попадают многие страны при их вхождении в сферу непосредственного влияния волн демократизации, модернизации, глобализации и т. д. Отмеченные цивилизационные процессы провоцируют в «переходных странах» дополнительные деструктивные явления, которые заметно осложняют кризисную ситуацию и затрудняют ее преодоление. На этот момент особо обращают внимание многие исследователи, отмечая, например, что, в отличие от прежних исторических переходных периодов, современные переходные процессы особенно рельефно проявляются на фоне сегодняшней глобальной модернизации.

В-третьих, каждая переходная страна при столкновении с особенностями переживаемого переходного состояния и поиске путей выхода из кризиса может и должна использовать накопленный другими странами опыт. В решении многогранных задач переходного периода в Азербайджане нам следует использовать опыт социальных и гуманитарных наук, изучающих «феномен переходности», а также опыт современных переходных стран, в особенности постсоветских. Но из этого вовсе не следует, что при решении собственных проблем переходного периода нам следует рассчитывать только на внешнюю поддержку. Следует согласиться с мнением, что «переходный период представляется своеобразной исторической полосой в развитии государства и общества, в рамках которой осуществляется поиск, отбор и апробация различных вариантов формы правления и строя на основе глубокого изучения и осмысления мировой практики и собственного опыта» .(7, с. 44).

Современные транзитологи подчеркивают, что наличие сходных черт или общих закономерностей развития переходных обществ различных стран вовсе не исключает, а скорее, предполагает наличие специфичного для каждого общества сценария течения переходного процесса. Так, согласно популярной концепции Хантингтона, все современные страны можно отнести к различным «цивилизационным типам» (автор выделяет 8 цивилизаций), которые характеризуются самобытными и самодостаточными политическими, экономическими, религиозными, социкультурными и другими особенностями. Современные страны в данном ракурсе отличаются друг от друга цивилизационными контекстами, и по этой причине практически невозможно разработать универсальный «рецепт», который можно однозначно использовать для решения переходных проблем любого общества. Каждое общество (впрочем, как и каждая личность), несмотря на наличие общих черт, имеет свой особый «генетический код и биографию развития». А это означает, что при решении переходных проблем азербайджанского общества нам придется обратить внимание, как на «внешний контекст» кризиса, так и на его специфичные «внутренние мотивации» .

Следует отметить, что реалии переходного общества по-разному воспринимаются представителями элиты (транзитологами, политиками) и простыми, средними людьми. Если первые располагают определенным ресурсом понимания сути и механизма причинной обусловленности переходного состояния, то вторые, не ведая «что происходит с миром и с людьми», просто погружаются в атмосферу хаоса и неопределенности, которая еще больше усугубляет их существование и усиливает непонимание происходящих событий. Одной из наиболее примечательных черт переходного общества заключено в том, что оно своими трансформациями приводит людей в особое экзистенциональное состояние, когда их жизнь мгновенно и радикально меняется, причем для большинства в худшую сторону. В условиях переходности люди очень остро и болезненно переживают потерю привычной реальности как результат погружения в состояние аномии. Между тем, как представляется, в большинстве транзитологических работ редко уделяется достаточное внимание именно этому аспекту проблематики переходности.

Метаморфозы переходности и волны социокультурного кризиса, провоцируемые разрушением парадигмальной основы общества, в первую очередь, накатываются на сферу человеческого бытия и именно «переходная жизнь» простых людей служит наиболее чутким индикатором своеобразия переходного общества. Этот аспект особо подчеркивает в своей работе Г. Кулиев, анализируя переход не в контексте системного кризиса общества в целом, а как лавинообразный процесс драматичных перемен в жизни людей: «Никто не ведал, что спокойное течение жизни неожиданно втянется в хаос переходного кризиса и все стремительно начнет меняться. Есть афоризм, звучащий как самое ужасное проклятие: жить тебе в переходном периоде. Лет десять назад многие из нас восприняли бы этот афоризм как игру мистических слов, смысл которых затерян в глубинах архаичного прошлого. Но теперь мы знаем, что жизнь в переходном периоде на самом деле есть самое ужасное проклятие. Некоторые народы просто утопали в хаосе и неопределенности, другие вырождались до неузнаваемости, третьи обретали иной ментальный лик… (люди) барахтаются в пучине переходности и не могут понять, за что свалилось на них такое проклятие и каким образом выйти из этого хаоса, не потеряв при этом свой ментальный лик. Для многих жизнь теряет смысл, и утомленное отчаяние не согревает душу надеждой. Из пучины хаоса еще не просматривается обнадеживающее будущее. Жизнь ныне превратилась в несносное существование между тоской по ушедшему прошлому и ожиданием достойного будущего. Надежда устала от метаний между прошлым и будущим». (8, с. 232−233). Как видно, при рассмотрении общества переходного периода с позиции обыденной жизни (реалий человеческого существования), у наблюдателя складывается больше эмоционально-образная картина, и это можно объяснить только тем, что при таком подходе на первый план выходит жизнедеятельность простых людей, а не общие институциональные коллизии общества (его системный кризис) или поведение элиты. Приведенная картина переходного кризиса общественной жизни, присуща не только азербайджанскому обществу, она характерна для всех переходных стран.

Общей чертой всех переходных периодов в развитии общества является то, что коренное преобразование его парадигмальных (институциональных) основ, как правило, сопровождается глубоким кризисом — условием существования людей — формированием совершенно новой социокультурной реальности. В этой новой социокультурной среде люди «задыхаются» от избытка неопределенности и дефицита надежды на преодоление кризиса. По этой причине, наверно, анализ человеческого существования в условиях переходного периода, проводимый различными исследователями, обнаруживает много общих черт. Сходство картин переходной жизни, переживаемой людьми в различных странах, находит свое выражение и в соответствующих научных анализах. Результаты анализа переходных реалий нашей страны можно проецировать на любое другое трансформируемое общество, поскольку люди во все времена и во всех странах реагировали на тотальные переходные катаклизмы сходным, весьма болезненным, образом. Переходное состояние общества переживается простыми люди крайне болезненно, и такое их поведение мотивируется особенностями процессов, происходящих в обществе в этот период. Этот вывод можно проиллюстрировать картиной переходной жизни, которую дает Т. Лестер: «Когда нарушается равновесие, перестают действовать прежние типы человеческого поведения, а новые ценности, в которых ощущается необходимость и которые рано или поздно появятся, становятся угрозой старым, привычным моделям. Когда нарушается равновесие, растет неопределенность. Никто не знает точно, что должен делать, чтобы добиться успеха, никто не может дать общее определение тому, что такое успех, и даже тому, что морально, а что аморально… Китайское проклятие „Желаю тебе жить в интересные времена“ весьма точно отражает реальные человеческие воззрения. Интересные времена — это период перемен, когда человеческое поведение должно меняться. Сказать человеку, что он должен измениться, если хочет выжить, равносильно пожеланию, чтобы он горел в адском пламени» (9, с.207−208).

Как видно, вышеприведенные интерпретации переходных состояний в развитии общества очень схожи, несмотря на то, что в одном случае анализируется современное состояние азербайджанского общества, а во втором — переходное общество вообще. Такие совпадения в оценке особенностей переходной жизни не случайны: они указывают на то, что в состоянии переходности общество предстает как качественно новый социум, который своим своеобразием резко отличается от нормального общества. Переходная жизнь предстает как особое бытие в «пограничной экзистенции» — хаотической и неопределенной. Жизнь в таком переходном состоянии предстает как безнадежное метание между двумя нормальными состояниями общества — уже необратимым прошлым (применительно к Азербайджану — советским) и еще не возникшем (официально декларируемым курсом на демократическое будущее). Анализ кризиса с экзистенциональной позиции позволяет увидеть сквозь драматичные коллизии человеческой жизни многие особенности переходного состояния общества. Именно с этим аспектом переходного кризиса, как правило, сталкиваются простые люди, и их видение проблем, как правило, не совпадает с научным взглядом. Для ученых и политиков переходность обычно предстает как системный кризис общества, сопровождаемый коренной ломкой структуры и трансформацией ключевых элементов (институтов) в новое состояние. Не подлежит сомнению, что переходное состояние одинаково воспринимается теоретическим (научным) и обыденным сознанием как сложный клубок весьма актуальных проблем. В то же время своеобразие уровней сознания оказывает определенное влияние, как на видение проблем, так и на модели поведения в поле проблематики. Другими словами, переходное общество самобытно преломляется в обыденном и научном сознании. Если первое пассивно следует за переходными метаморфозами и реагирует на новации «в догоняющем режиме», то второе — настраивается на активный поиск способов управления переходным процессом. Эти особенности можно представить в виде следующей образной формулы: простые люди — объекты манипуляции переходными новообразованиями (в том числе «новой элитой») — становятся заложниками кризиса, в то время как ученые и политики заняты поиском процедур манипуляции ситуацией и обществом в целом.

Таким образом, простые люди, не будучи специалистами и политиками, не способны манипулировать реалиями переходного периода, они самой своей жизнью становятся его заложниками: в их сознании переходный период ассоциируется с серьезным экзаменом на выживаемость. Люди становятся подверженными суевериям и воспринимают реалии переходного общества как ниспосланное судьбой испытание, кару за прежние грехи. Следует, видимо, говорить о некой психологии человека переходного периода, новом состоянии сознания, являющимися результатом шокового воздействия переходного периода, которое влияет на состояние и образ жизни людей столь сильно, что некоторые из них предпочитают уход от такой переходной реальности. Как только общество вступает в полосу коллапсирующего кризиса, начинаются перманентные процессы преобразования социокультурной среды обитания, к новым реалиям которой многим не удается адаптироваться. Долговременное пребывание людей в переходном состоянии ведет к необратимым изменениям их образа жизни, психики, умонастроения и т. д. Так, по мнению Фатимы Албаковой, в зоне затянувшегося переходного кризиса «формируется устойчивое состояние фрустрации, означающее, что конкретные индивиды теряют смысл жизни… Длительное пребывание этноса в крайне негативных жизненных ситуациях, подрывающих основы его существования, усиливает кризисность. В таком состоянии этноса трудно просчитать и предсказать последовательность стихийно возникающих явлений и действий» (10, с. 116, с.118).

Кстати, многие исследователи, не вдаваясь в подробный анализ смыслового поля термина «переходный период», анализируют это явление с позиции, которую можно условно назвать феноменологической или экзистенциалистской. В условиях перехода жизнь людей на самом деле столь резко преображается, что уместно говорить о переходе в особую «полосу экзистенции», где личность претерпевает самые неожиданные метаморфозы. К такому выводу приходит и Р. Д. Азимова: полоса переходного периода, отмечает она, окажется, по всей вероятности, «для человека и человечества своего рода «индикатором» выживания, в равной мере как морального, так и физического. В чем же суть сложностей и противоречий переходного периода, переживаемого нами сегодня? Ответить на него однозначно вряд ли может оказаться плодотворным, ибо реформы переходного периода проникают во все структуры материальной и духовной жизни общества, проявляясь специфично и неоднозначно во времени. И оттого, что для массового человека в этой «переходной жизни» многое не понятно, и от многих жизненных ситуаций не уютно, именно он чаще всего задает вопрос: Когда же этот переходный период завершится? «(11, с.5).

Казалось бы, в атмосфере переходного общества «витают» одни и те же вопросы, которые в равной мере актуальны как для ученых и политиков, так и для простых людей. Все одержимы желанием найти ответы на вопросы «почему такое произошло и что вообще происходит?», «что такое переходный период?», «когда и каким образом завершится это?» и т. д. Поиск ответов на такие вопросы носит не праздный характер, во всяком случае, для большинства людей. За этими вопросами скрывается суровая реальность, подвергающая серьезному испытанию жизнь.

Но есть существенное различие между природой озабоченности простых людей и поведением ученых и политиков. Для большинства простых людей переходный период оказывается непонятным явлением, именно негативы которого они очень четко ощущают и потому само явление воспринимается ими как некое зло. В то же время ученые и политики располагают определенным ресурсом понимания сути и причин переходности и в гораздо меньшей степени подвержены негативному прессингу данного явления. Это различие столь принципиально, что можно говорить о двух стратегиях поведения: в одном случае «переходный период» манипулирует людьми, а в другом — ученые и политики, манипулируя данным явлением, стараются решать свои отнюдь «не транзитные» проблемы. Кстати, на это обращают внимание и некоторые исследователи: «нельзя не признать, что термин «переходный период» подобран политиками (и политическими технологами) исключительно удачно. В нем скрыто обещание того, что все трудности и неудачи — дело личное и преходящее. Если бы Романовы догадались объявить свою династию переходной, она продержалась бы не 300 лет, а гораздо дольше… Почему же все согласны с тем, что страны региона переживают переходный период? Да просто потому, что политическая ситуация во всем постимперском мире предстает перед взором непредвзятого аналитика как неустойчивая. А опыт и теория (которая на беспристрастном языке называется «теория катастроф») подсказывает, что все неустойчивое следует воспринимать и понимать как временное. Как переход к стабильному, устойчивому (и в силу этого — более продолжительному) состоянию. (13, с. 40−41).

Хотя переходный период может иногда доставлять неприятности и некоторым представителям элиты (ученым, политикам, «новым олигархам» и т. д.), тем не менее, реальными его жертвами в основном становятся простые люди. Поэтому, наверно, они отказываются признать феномен переходности как объективную реальность — как закономерную фазу в развитии общества. Для одних феномен переходности представляется как случайное, спонтанное зло и для них актуален вопрос «когда оно исчезнет?». Для других, переходный период — это либо ошибка нерадивых политиков, или ими же придуманная игра: и такие люди уповают на «приход особой личности». И надо сказать, что сами политики довольно часто своими популистскими акциями дают повод простым смертным считать «переходный период» результатом неудачной политической игры. Так, например, и сегодня некоторые ученые и политики навязывают обществу тезис, что распад Советского Союза и все последующие события есть результат ошибок М. Горбачева. Безусловно, что ошибки политиков или ученых могут дать толчок тем или иным негативным процессам в обществе. Но неправомерно «теорией личностных ошибок» вводить людей в заблуждение относительно механизма развития общества и, в частности, места и роли «переходных периодов» в данном процессе. Сегодняшнее азербайджанское общество реально пребывает в «переходном состоянии», и задача ученых и политиков заключается в том, чтобы показать людям пути и возможность выхода из этого кризисного состояния.

Во все времена надежды и устремления простых людей обращены на ученых (мудрецов) и государство, именно от них вправе они получить необходимую поддержку. В условиях переходного периода, когда жизнь простых людей как бы мгновенно «проваливается в бездну», чрезмерно возрастает ответственность ученых и государства. Именно в такие периоды, несмотря на пребывание государства и научного сообщества под прессингом объективного кризиса, последним надлежит быстро стабилизироваться и попытаться найти стратегию обуздания переходных катаклизмов. Важной составной частью программы поведения элиты переходного общества является глубокое и всестороннее исследование сложившейся кризисной ситуации и наведения порядка в общественном мнении. В условиях переходности большинство людей объективно оказываются в особо экстремальной среде, которая их сильно угнетает атмосферой неопределенности. Неопределенность ситуации и особенно непонимание причин кризиса, неспособность своевременной адаптации к происходящим переменам и невозможность отчетливо представить ближайшие перспективы, катализирует общественную напряженность. А это, естественно, нежелательно как для простых людей, так и для государства. Поэтому главной задачей науки (сообщества ученых) и государства является обстоятельное изучение особенностей переходного периода и разработка стратегии вывода общества из полосы кризиса. Составной частью данной стратегии является и доведение до людей необходимого «ресурса знания» о переходной ситуации и ближайших перспективах ее развития. Это важно, прежде всего, в плане обуздания негативных аспектов неопределенности и общественной напряженности.

В транзитологических исследованиях нередко реальная жизнь людей выводится из сферы внимания и в центре внимания остается «чистое общество», которое находится в переходном периоде. Между тем реальность переходного общества непосредственно отражается на коллизиях человеческой жизни, в которой и заключено его сущностное своеобразие. Для постижения сути переходности, по нашему мнению, следует отводить более важное место феноменологическому анализу. При традиционном подходе внимание обычно акцентируется на общие системные аспекты переходного состояния общества, а реальная жизнь людей как бы игнорируется: научный анализ порою производит такое впечатление, будто речь идет о решении «очень серьезной головоломки», которая, кажется, не имеет отношения к человеческому обществу.

По нашему мнению, понятие «переходный период», широкое используемое в транзитологических исследованиям, своим аморфным семантическим содержанием создает определенную неразбериху, смещая акцент внимания преимущественно на формальные стороны исследуемого явления. В этом понятии «период» очень мало говорит о хаотически-анормальном состоянии общества и почти ничего не сообщает о драматичной жизни людей. Между тем в различных науках оперируют широким спектром понятий, отражающих более адекватно особенности феномена переходности: точка и область перехода, фазовые переходы, переходное состояние и процесс, переходные превращения и новообразования, переходный кризис и т. д. Этот неполный перечень дает более емкое представление о необычном явлении, нежели безликий термин «переходный период». Поскольку речь, прежде всего, идет о необычном состоянии реального общества, более уместно, по нашему мнению, пользоваться понятием «феномен переходности». Это понятие формирует ассоциативный ряд представлений об особом состоянии объекта, характеризуемое необычными свойствами (проявлениями). С термином «феномен переходности» внимание концептуально настраивается на анализ особенностей переходного состояния.

1. Европа: Проблемы переходного периода. Ред. А. И. Анисимов. РАН ИНИОН. М., 1995, 166 с.

2. Постсоветские государства в Европе ХХ1 века. Под ред. Л. К. Воронина. РАН. Институт Европы. М., 1999, 79 с.

3. Азимова Р. Д. Реалии переходного периода и проблема статуса личности.//Личность в процессе демократизации общества. Ред. Р. Д. Азимова. Баку. Элм. 2001, с. 8 — 19

4. Демократизация в Африке: 1980;1990;е годы (предварительные итоги). Ред. А. Сагадеев. М., РАН ИНИОН.1997, 24 с.

5. Переход от авторитаризма к демократии: латиноамериканская специфика. Под ред. А. С. Миланова. РАН ИНИОН. М., 1997, 112 с.

6. Тоффлер А. Третья волна. М., АСТ. 1999, 781 с.

7. Туксок А. Узбекистан: Демократия и власть в переходный период.// Центральная Азия и Кавказ. Швеция. 5(17) 2001, с. 43 — 52.

8. Кулиев Г. Г. Архетипичные азери: лики менталитета. Баку. Ени Несил. 2003, 246 с.

9. Туроу Лестер. Будущее капитализма. Как экономика сегодняшнего дня формирует мир завтрашний. // Новая постиндустриальная волна на Западе.

М., Akademia. 1999, с. 189 — 222.

10. Албакова Ф. Кризис государственной системы как катализатор политической напряженности.// Центральная Азия и Кавказ. 2002 4(22), с. 112 — 121.

11. Личность в процессе демократизации общества. Ред. Р. Д. Азимова. Баку. Элм. 2001, 66 с.

12. Брудный А., Чотаева Ч. Центральная Азия: пути и модели развития.// Центральная Азия и Кавказ. 6(12) 2000, с. 39 — 46.

13. Банс В. Элементы неопределенности в переходный период.// Полис. 1993, N 1, с. 40 — 51.Process of transitivity as an object of social sciences.

SUMMARY

The main destination of the arising transitlogic investigations has to become the study of system peculiarities of «transitional condition» of the society — its genesis and conformity to natural laws of transformation into a new system condition. In prospective providing a stable development of the society. For the present theoretical transitiology disposes of only fragmentary base of ideas and notions, which however is enough for carrying out empiric and comparative investigations and formation fruitful theoretical orienting points. This potential «sphere of activity» is to a considerable extent well founded? it is determined by a real condition and development of the contemporary transitiology can be successfully removed by means of introducing fruitful ideas of dialectics? system and synergetic concepts of cognition into its theoretical base. Sharp discussion on a transitional problem of the postsoviet society existing should define sources of transients, features of a present status of the postsoviet countries, the time period necessary for overcoming of a transitive status and a measure, promoting all these.