Истоки интерлокальности кочевнической цивилизации скифов и взаимовлияние культурных элементов на территории Северного Причерноморья в раннескифский период

Истоки интерлокальности кочевнической цивилизации скифов и взаимовлияние культурных элементов на территории Северного Причерноморья в раннескифский период

А.В. Волкова, В. В. Горовой На современном этапе развития исторической науки уделяется большое внимание проблеме кочевнической цивилизации как особому феномену в истории человечества, что вполне закономерно и необходимо. Однако без определения места и значимости кочевнической цивилизации в культурно-историческом развитии ранних обществ трудно представить полную картину мирового исторического процесса. С появлением на границах оседлых земледельческих территорий кочевых народов и возникновением взаимоотношений между оседлыми и кочевыми обществами были созданы предпосылки для существенных изменений в судьбе племен и народов целых континентов, в частности Евразии. Заслуживает внимания тот факт, что взаимовлияние происходило не только в политической и экономической, но и в культурной сфере социумов.

Скифская культура представляет собою феномен, в определение которого исследователи вкладывают разный смысл. В узком значении этой характеристикой обозначают культуру только самих скифов, занимавших, по данным Геродота, территорию степей Северного Причерноморья между Дунаем и Доном. В более широком смысле она употребляется как название культуры, распространенной на территории степной и лесостепной зон к северу и востоку от Черного моря (главным образом бассейны нижнего и среднего течения рек Буг, Днепр и Дон) и Северного Кавказа (Прикубанье) в 7 в. до н.э.-3 в. н. э. В ее ареале выделяется много локальных вариантов, которые могут сопоставляться с данными Геродота о расселении скифских и различных нескифских народов. Для скифской культуры характерно широкое применение курганного обряда при захоронениях. Обычные мужские захоронения сопровождаются определенным набором оружия (бронзовые наконечники стрел, железные кинжалы и мечи, копья, боевые топоры) и конского снаряжения. Бронзовые котлы, навершия, зеркала с петельками и столбиками-ручками в центре диска, распространение звериного стиля в искусстве являются выразительными элементами скифской культуры. Весь комплекс этих ярких признаков имел широкое распространение в культурах кочевников степей Евразии, или, так называемого, «скифо-сибирского мира». Скифская культура Северного Причерноморья является самым западным вариантом этой культурной общности. Ясно, что процесс становления скифской культуры на территории данного региона протекал достаточно длительно, и в начальный период влияние культуры местного населения было ничуть не слабее влияния пришлой культуры.

В.Ю. Мурзин, рассматривая вопрос происхождения раннескифской культуры, пишет, что «к числу основных категорий, которые собственно и определяют облик раннескифской культуры, мы относим оружие, конскую узду, каменные блюда, антропоморфные изваяния и еще некоторые элементы"1. Поэтому нам следует начать именно с триады. Она действительно стала символом скифской эпохи и чрезвычайно яркой чертой материальной культуры населения Северного Причерноморья, а ее распространение явилось грандиозным событием. Однако еще в 50-е годы была поднята проблема надкультурного характера основных элементов триады. В качестве аргументов обращалось внимание и на ее чрезвычайно широкое распространение, выходящее даже за пределы евразийских степей, и на то, что триада образована элементами, чрезвычайно легко заимствуемыми. И оружие, и конская узда, и украшения в зверином стиле — все это вещи престижные, относящиеся к парадной сфере культуры, и их распространение можно связывать прежде всего с механизмом моды; к тому же эти портативные элементы, легко переходящие из одной культуры в другую, достаточно вариативны и непохожи в различных частях евразийских степей. кочевнический цивилизация скифский культура Сейчас уже не вызывает сомнения, что основой для формирования скифского керамического комплекса послужила керамика автохтонного населения позднейшей предскифской поры. Этот вывод подтвержден Н. А. Гаврилюк в специальном исследовании2. Более или менее ясны местные корни таких элементов скифского погребального обряда, как катакомбы и гробницы в виде ямы с облицованными деревом стенками. В свою очередь достаточно твердо закрепилось в археологической литературе представление о восточном, центрально-азиатском происхождении характерных для раннескифской культуры каменных блюд и бронзовых зеркал с ручкой «евразийского типа» на обратной стороне3. Археологически фиксируется проникновение на территорию юга европейской части России в начале железного века двух последовательных волн носителей протоскифской культуры из восточных районов Евразии. В результате, в X в. до н.э. в Северном Причерноморье появляются чуждые местной линии развития формы кинжалов, наконечников стрел, удил, псалиев, а также антропоморфные изваяния, непосредственно связанные с солеными камнями Южной Сибири и Центральной Азии. Последнее, по справедливому замечанию Н. Л. Членовой, окончательно убеждает, что речь должна идти «не о торговых связях, а именно о передвижении населения"4. Проявившись наиболее ярко в X—IX вв. до н.э., импульс восточного влияния в Северном Причерноморье постепенно затухает, если не считать выработки новочеркасских форм цельножелезных кинжалов и каменных антропоморфных изваяний на основе эволюции привнесенных элементов5. Группы населения, составлявшие первую волну протоскифских племен, по-видимому, распространились в местной киммерийской среде. Может быть, лишь как память об этих событиях сохранилось до времен Геродота предание о древней Скифии. Действительно, рассказывая о приходе скифов из-за Аракса и вытеснении ими из степей Северного Причерноморья обитавших там киммерийцев, Геродот в то же время упоминает о наличии в Северном Причерноморье некой исконной Скифии, сообщает о неких «коренных» скифах, численность которых вызывала споры у его информаторов6. Отметим, что упомянутая «исконная Скифия» локализуется обычно в Северном Причерноморье, т. е. именно там, где, по наблюдениям А. М. Лескова, имеет место наибольшая концентрация памятников черниговского типа, в отличие от памятников в Новочеркасске, основная масса которых размещается восточнее — на территории Кавказа7.

Возникновение на территории Северного Кавказа и Северного Причерноморья скифского объединения было результатом появления здесь второй волны носителей протоскифской культуры, принесших с собой целый комплекс элементов материальной культуры (наконечники стрел, акинаки, антропоморфные изваяния, навершия, стремечковидные удила и трехдырчатые псалии, круглые зеркала с петлей на обороте, каменные блюда), сложившейся на востоке Евразии к IV в. до н.э. Начальное проникновение второй волны протоскифов на указанную территорию фиксируется прежде всего по находкам наиболее архаических — удлиненно-ромбических, бронзовых двухлопастных — наконечников стрел скифского типа и погребальных комплексов, в составе инвентаря которых обнаружены вещи, свойственные как новочеркасской, так и скифской культуре8. Эти комплексы археологически отражают факт встречи местного доскифского населения пришельцев с востока. К числу таких комплексов относятся прежде всего погребения у Енджи и Белогородца в Болгарии.

В современной историографии надкультурный, космополитичный характер триады не только признается, но даже подчеркивается ее внедрение в заведомо разные культуры. Скифизация может отражать вовсе не явление симбиоза и доминации скифов, но только восприятие моды, тем более, что распространение «скифских типов» ослабевает к северу в приднепровской лесостепи еще в пределах скифской культуры — в каневской группе в памятниках, синхронных старшежуровским, мало предметов оружия, конской узды, скифского звериного стиля, отсутствуют навершия и бронзовые котлы.

Парадокс заключается в том, что скифизируется наиболее мощная в военном отношении этнокультурная группа лесостепи. В этом же ключе работает и то, что, по сведениям Геродота, на территории Азербайджана, служившего «скифской дорогой» для нашествий в Переднюю Азию, в скифское время продолжает существовать без значительных изменений ходжалы-кедабекская культура, скифское влияние на которую слабо ощутимо и ограничивается восприятием отдельных элементов триады. Так что факта присутствия триады явно недостаточно для утверждения о завоевании скифами какой-либо территории. С другой стороны, обращает на себя внимание и факт отсутствия единого архетипа триады даже в границах Северного Причерноморья, выраженный в том числе значительным разнообразием и «отсутствием стандарта» в оформлении отдельных элементов триады даже в одном могильнике. По словам В. Г. Петренко, «для каждого региона скифской культуры характерны все же свои особенности развития материальной культуры и, в частности, типов наконечников стрел», сохраняется только «общая тенденция в развитии форм"9. В некоторых локальных группах отсутствуют отдельные элементы триады, даже весьма яркие, как, например, зооморфные псалии.

Отметим также, что если рассматривать степные памятники как конденсат среды, в которой происходил генезис триады, то в них отсутствует ряд таких ее важных элементов, как навершия, шлемы кубанского типа, зеркала с боковой ручкой, а каменные блюда все-таки представлены в незначительном количестве — четыре экземпляра. Все это не согласуется не только с концепцией завоевания лесостепи скифами — носителями триады, но и вообще с идеей триады как целостного комплекса, присущего конкретному этносу. Триада — собирательный, абстрактный образ, созданный не скифами, а скифологами. Поэтому бессмысленны и поиски некоего гипотетического очага генезиса триады, не увенчавшиеся, кстати, до сих пор успехом. Из проявившегося полицентризма происхождения элементов триады возникает мысль о принципиально ином механизме ее распространения и, шире, иной модели реконструкции событий. Не завоевания скифов, а взаимодействие культур, в ходе которого вырабатываются общие стереотипы, не затрагивающие, в принципе, основ существования этих культур. Несколько диссонирует с этим утверждением, пожалуй, только наличие в триаде таких элементов, как каменные блюда и бронзовые жертвенные ножи — вещи явно сакрального, ритуального характера. Но мы имеем и другие примеры распространения вещей подобного рода на огромные расстояния и внедрения в «заведомо разные культуры», весьма труднообъяснимые, — в позднебронзовое время от Северного Причерноморья до Сибири чернолощеной керамики, образующей в памятниках Коба-ни, Тагискена, Дындыбай-Бегазы и карасукских разную по удельному весу, но чрезвычайно яркую группу, или «топоров с крылышками» во всем Средиземноморье, Малой Азии, Северном Причерноморье, Гальштате, Поволжье и Казахстане. Видимо, здесь мы имеем дело с какими-то глобальными изменениями идеологии в масштабе Евразии.

Распространение скифской триады также вписывается в контекст подобного глобального изменения, особенно если иметь в виду ее важнейший элемент — скифский звериный стиль. Возникая, он сменяет в Северном Причерноморье так называемый спирально-геометрический стиль орнаментации, характерный для предскифского времени. Но северопричерноморский геометрический стиль — только часть более значительного явления — европейского геометрического стиля, и его вырождение начинается практически одновременно в Северном Причерноморье, Греции и Италии. Эти синхронии в развитии разных культур были замечены еще в начале века. При этом в Средиземноморье причиной распада геометрического стиля становится ориентализирующее влияние переднеазиатского искусства. Именно в результате ориентализации в среднеевропейском гальштате возникает в VII в. до н.э. так называемый стиль Кляйн-Кляйн, одновременно в Италии в памятниках Эсте появляется звериный стиль ориентализирующего характера. Происходит своеобразное «озверение» Евразии, «озверение» весьма широкомасштабное — чрезвычайно популярный в это время сюжет «шествия зверей» с характерным набором участников встречается от Алтая до памятников группы Эсте в Северной Италии, причем решающую роль в «озверении» сыграли не только скифы, но и импульс со стороны цивилизаций Ближнего Востока. На фоне этого «озверения» и с учетом значимости фактора ориентализации в рождении звериных стилей в различных регионах Евразии, в том числе и на Алтае, чрезвычайно интересно, что и сам скифский звериный стиль представляет, по существу, именно переработку перед-неазиатских, т. е. доминантой возникновения в Северном Причерноморье нового стиля является тоже ориентализация.

Любопытной иллюстрацией вписанности скифского звериного стиля в контекст глобальной культурной флуктуации выступает феномен такого яркого элемента триады, как скифские зеркала с боковой ручкой. Выделяются две основные группы — с головой барана на ручке и с фигуркой кошачьего хищника; встречается и фигура оленя. Распространяются они преимущественно в Ольвии и других античных полисах Северного Причерноморья. Одно происходит с территории Венгрии из погребения с кремацией, три — с территории савроматов, два — из кобанской культуры, два — из западноподольской группы, из комплексов с невыразительным составом инвентаря, два — с территории остальной украинской лесостепи; в степи их нет. Одно такое зеркало найдено в Северной Африке, в Кирене. Эти зеркала большинство исследователей традиционно связывают со скифами, в этом убеждает и их оформление в зверином стиле. Но баран — символ Диониса, кошачий же хищник — его второй половины — Аполлона. Лев был покровителем и хранителем Лидийского царства и конкретно Сард, служил гербом Милета, чеканился на его монетах, монетах Пантикапея и особо почитался в Дидимах, так же как баран в Дельфах. Олень являлся одновременно символом и Диониса, и Аполлона.

Звериный стиль не единственный компонент триады, соотносимый с глобальными культурными процессами. Одним из подобных компонентов выступает и такой типичный признак раннескифской культуры, как стремечковидные удила. Одновременно с ними в Европе распространяется так называемый среднеевропейский тип удил, для которого также характерно оформление концов в виде стремени, но повернутого широкой стороной внутрь. Представляется, что это только разные вариации одной и той же модели, вариации самостоятельные и обусловленные оригинальной интерпретацией общей идеи.

Скифские антропоморфные изображения, которые сегодня признаются одним из важнейших признаков скифской культуры, этнокультурным индикатором, не уступающим по значимости скифской триаде, распространяются только в степной части Северного Причерноморья. Насколько они отражают хотя бы единство культуры степи, сказать трудно. Ряд исследователей считают, что и в степи они не едины, распадаясь на локальные варианты и наводя на мысль о том, что это тоже не признак культуры одного этноса, а, скорее, отражение процессов военизации евразийских обществ в это время и формирования у них культа военных вождей. Отсутствие стандарта в изготовлении этих изваяний у жителей Северного Причерноморья, по мнению П. Н. Шульца, настолько велико, что «нет ни одного изваяния, которое бы повторяло другое», и что «изваяний канонического облика Скифия не создала», но можно говорить только о существовании общей тенденции развития от фаллических изображений к портретным; в ранних чувствуется влияние переднеазиатской скульптуры. Тем не менее П. Н. Шульц выделяет восемь локальных групп скифских антропоморфных изваяний, что, разумеется, не особенно согласуется с идеей единства скифской культуры10. Однако, с другой стороны, В. Г. Петренко категорически отрицает существование локальных вариантов скифских изваяний и видит чрезвычайно высокую степень стандартизации в изготовлении этих вещей, существование единого канона на всем протяжении северо-причерноморских степей — «от Дуная до Предкавказья"11.

У нас остался еще один так называемый «кит» раннескифской культуры — погребальный обряд. Он традиционно считается основным этнои культуроопределяющим признаком, к надкультурным явлениям его отнести трудно. Тем не менее изменения в погребальном обряде, произошедшие в лесостепи с началом скифского времени, имеют некоторые особенности, которые коррелируют с над-культурным характером скифской триады и также выбиваются за пределы традиционной модели архаической Скифии, противореча концепции завоевания скифами лесостепи.

Прежде всего даже в пограничных со степью районах новые формы погребального обряда внедрялись достаточно медленно. Но и в старшежуровское время, когда процесс резко ускорился, сохраняется высокий удельный вес обряда кремации — доскифской, чернолесской традиции, а в более северных областях лесостепи он остается доминирующим. Эта ситуация сохраняется до конца скифской архаики. Сохраняется и традиция грунтовых могильников, особенно в более северных группах. Такая характеристика процесса внедрения новых типов погребального обряда показывает относительность, постепенность и неполноту «скифизации» культуры приднепровской лесостепи на фоне массового сохранения прежних традиций. Но и сами эти новые типы погребального обряда отличаются большим разнообразием. Это разнообразие позволило М. И. Артамонову положить в основу этногеографического разделения Скифии именно погребальный обряд и сооружения12. Действительно, отличия между выделяющимися сегодня отдельными скифскими группами по этому показателю весьма заметны. Можно даже сказать, что различий больше, чем сходства. Однако полученные локальные группы представляют только один уровень этого разнообразия. Критикуя выдвинутую М. И. Артамоновым концепцию этногеографии Скифии, Б. Н. Граков и А. И. Мелюкова писали, что «на Киевщине и в северной части Кировоградской области нередко в одно и то же время в одной и той же курганной группе наблюдается весьма значительная пестрота погребального обряда. Ненамного однообразнее ситуация на Ворскле и Среднем Дону"13.

В памятниках тясминской группы погребальный обряд на протяжении всего скифского времени остается очень разнообразным, малоустойчивым и плохо поддается обобщению. От предыдущего времени сохраняется обычай сожжения погребального сооружения. Также на протяжении всего скифского времени продолжают бытовать скорченные погребения. Ориентация погребенных весьма разнообразна и неустойчива. Неунифицированность погребального обряда — как раз того элемента культуры, который традиционно выступает ее унифицирующим, структурирующим началом, — весьма показательна. Так что степь вряд ли можно рассматривать как генератор единого, хотя бы относительно, скифского погребального обряда, заимствованного затем лесостепью. Более вероятен процесс обратного влияния, проявившегося в появлении в степи огненного ритуала и деревянных гробниц. Такова ситуация в степи. Если же вернуться к лесостепным памятникам, в частности, курганам Предкавказья — «центра архаической Скифии», погребальный обряд скифских памятников столь же не-упорядочен, как и в степи. Можно выделить не менее восьми типов погребального обряда, ориентация погребенных неустойчива. Ряд исследователей, в частности Б. Н. Граков, отрицали и скифскую принадлежность курганов Прикубанья, таких как Келермесский, Костромской, Ульский. Все эти памятники сегодня считаются эталонными для раннескифской культуры и играют важную роль в обосновании гипотезы «первоначальной Скифии» на Кавказе, так что сомнение в их скифской принадлежности — факт чрезвычайно занимательный. Весьма примечательно и мнение А. И. Мелюковой о том, что северокавказские памятники, относящиеся ко времени после переднеазиатских походов скифов, «несут в себе много смешанных черт, которые не позволяют выделить собственно скифские пог-ребения"14. Д. С. Раевский пишет, что «разграничение на Северном Кавказе памятников раннескифского и местного населения в значительной мере условно и приблизительно», объясняя, правда, это тем, что «в это время сама раннескифская культура имеет неустоявшийся характер, в том числе и в погребальном обряде"15. Такая характеристика ситуации с погребальным обрядом хорошо согласуется с выводами о надкультурности скифской триады и иллюзорном характере ее единства, фактической аннигиляции понятия раннескифской культуры даже для Северного Причерноморья. Погребальный обряд тоже не объединяет Северное Причерноморье в единую культуру, более того, перед нами встает проблема выбора — какой тип (или типы) погребального обряда, собственно, принадлежит скифам. Даже ингумацию и подкурганный обряд погребения как таковые невозможно считать скифским нововведением для лесостепи. В Поросье преобладала ингумация в вытянутом на спине положении (с неустойчивой ориентацией) под курганными насыпями, в бассейне Тясмина наблюдается равное соотношение кремации и ингумации. Заметим, что все это более северные, удаленные от степи районы, а для более близкого к степи киевского региона характерна как раз только кремация с последующим захоронением в урнах. В Поднестровье, безусловно, преобладала ингумация в скорченном положении под курганами, а на левом берегу Днепра, в междуречье Орели и Самары, тоже преобладала ингумация, но положение и ориентация погребенных были неустойчивыми. Кроме того, стоит упомянуть, что в конце эпохи бронзы — начале железного века переход от кремации к ингума-ции, а зачастую и подкурганному обряду захоронения происходит практически повсеместно на территории от Центральной Азии до Пиренеев. И не всегда есть возможность объяснить эти перемены деятельностью скифов.

Но остается еще одна категория материальной культуры Северного Причерноморья в скифское время, которая является весьма яркой чертой архаической Скифии, и она-то как раз объединяет Северное Причерноморье. Речь идет о лощеной керамике, которая почти тождественна и на Кубани, и в Приднепровье, особенно в грунтовых могильниках и на поселениях. Уже упомянутый А. М. Лесков считал керамику основной вещевой категорией для решения задач этнокультурной преемственности и идентификации. Она изготавливается для себя и не обладает летучестью элементов триады. К тому же лощеная керамика, видимо, имела ритуальное значение. Поэтому ее общность традиционно считается показателем культурного единства оставившего ее населения. Однако, обратившись к керамике, мы замечаем сильное западное, гальштатское влияние на культуру северопричерноморской лесостепи в скифское время. Причем речь идет о неоднократных, разновременных и разнородных импульсах. Но в отличие от степного фактора, которому придавалось первостепенное значение в рождении Скифии, эти западные импульсы оставались на уровне констатации факта и в интерпретации феномена архаической Скифии практически не учитывались. Такой подход вряд ли оправдан, делая наше видение ситуации неполноценным. О каких же западных импульсах идет речь? Прежде всего нужно отметить явление так называемого «жаботинского орнаментального взрыва» — невиданного расцвета керамического производства и орнаментации в северопричерноморской лесостепи в раннескифское время. В историографии общепринято видеть в нем результат Басарабь-Шолданештского культурно го влияния. Причем любопытно, что такая керамическая форма, как вазы-миски на полом коническом поддоне характерна именно для западного, олтенского варианта культуры Басарабь. Ворсклинская группа вообще выделяется в отношении отчетливости в ней басарабьского влияния, что, видимо, должно расцениваться как его консервация в силу каких-то причин. Керамика этой группы отличается очень широким применением сложной геометрической композиции и инкрустации белой пастой. Кроме этого, одну из особенностей этой группы составляют черпаки с раздвоенным выступом на ручке — «рожками». В других локальных культурных группах украинской лесостепи тоже с началом скифского времени появляются (причем, по мнению исследователей, распространение идет с запада на восток) черпаки с одинарным, правда, выступом или «рожком» на ручке. «Рожки» — реализация чрезвычайно интенсивной гальштатской традиции, они присутствуют в большинстве культур галь-штатского круга на самых разных типах керамики и отражают культ козла — символ Диониса «фракийского», как известно, по происхождению бога. Особенно они характерны для иллирийского Гальштата, где нередки даже комбинации из трех рожек. Интересно, что на территории Западного Бельского городища, расположенного на территории ворсклинской группы, найден также бронзовый котел с ручками, моделированными в виде голов козла.

Как видим, речь должна идти о весьма широком идеологическом, религиозном воздействии и, главное, высокой восприимчивости к нему населения северопричерноморской лесостепи. Инновацией жаботинского времени становится и распространение в лесостепи жилищ каркасно-глинобитно-го типа, происхождение которых А. И. Мелюкова связывает с фракийским миром16. О том, что в это время западные влияния достигали также Кубани и Предкавказья, свидетельствует появление там с началом скифского времени черпаков с «рожком» на ручке.

Итак, западные импульсы в культуре Северного Причерноморья в скифское время весьма ощутимы и в формировании культурной ситуации в регионе были не менее, если не более, важны, чем степные, притом, что они выражаются в наиболее значимой сфере культуры. Но остается вопрос о конкретных механизмах этих импульсов, их природе и получившемся результате в оценке феномена архаической Скифии. Нуждается в прояснении и роль иллирийского и протоиллирийского культурного массива как перманентного генератора импульсов для Северного Причерноморья и отношение к этому античной цивилизации. Ясно только, что феномен архаической Скифии гораздо сложнее и не может быть сведен к идее организующего внешнего влияния — западного или восточного. По всей видимости, должна быть пересмотрена и концепция завоевания скифами лесостепи. Нужно добавить, что по данным палеогеографии местность в ареале распространения раннескифских памятников сохраняла степной характер. Так что в начале раннескифского времени население лесостепи, похоже, не подозревало о скифской зкспансии из степи, и именно оно было доминирующей силой в Северном Причерноморье. С этим согласуется и то, что варварская керамика Березани и хоры Ольвии с момента возникновения этих поселений и до конца VI в. до н.э. представлены «лесостепными и фракийскими типами». И только в старшежуровское время лесостепь ощетинивается мощными укреплениями против степи, свидетельствуя о начале кризиса, который достиг максимума к концу VI в. до н. э. и привел к угасанию архаической Скифии, и происходит переход к классической, геродотовой Скифии.

Анализ тех категорий материальной культуры, которые, собственно, и определяют облик скифской культуры, приводит к мысли о том, что они определяют вовсе не облик этой культуры, а ситуацию конвергентного развития разных культур. Это конвергентное развитие обусловлено в понятиях синергетики принадлежностью этих культур к полю притяжения одного глобального изменения идеологии в масштабе Евразии и существования с весьма ранних времен информационного единства Евразии — своеобразной системы, чутко реагирующей даже на незначительные периферийные раздражения, которые в соответствии с закономерностями существования самоорганизующихся систем могут привести к полному перерождению всей системы. Происходит распространение идей, а не вещей, и масштабные, массовые перемещения людей здесь вовсе не обязательны. Категории, объединяемые в рамках раннескифской культуры, являются надкультурными, а иногда и разнокультурными феноменами и не составляют даже относительно единого целого. Таким образом, мы можем утверждать, что процесс становления интерлокальной цивилизации в Северном Причерноморье в раннескифский период происходил на основе взаимовлияния как кочевой, пришлой, так и местной культуры с уже устоявшимися древними цивилизациями Евразии.

• 1. Мурзин В. Ю. Происхождение скифов: Основные этапы формирования скифского этноса. — Киев: Наук. думка, 1990. -С. 24.
• 2. ГаерилюкН.А. Керамика степной Скифии: Автореф. дис. … канд. ист. наук. — Киев, 1981. — С. 59.
• 3. Петренко В. Г. Правобережье среднего Поднепровья в V—III вв. до н.э. — М.: Наука, 1967. — С. 47.
• 4. Членоеа Н. Л. О связях Северо-Западного Причерноморья и Нижнего Дуная с востоком в киммерийскую эпоху // StudiaThracica. — 1975. — 1. — С. 69−80.
• 5. Тереножкин А. И. Киммерийские мечи и кинжалы // Скифский мир. — Киев: Наук. думка, 1975. — С. 34.
• 6. Геродот. История. IV. (11, 81, 91).
• 7. ЛесковА.М. Курганы: проблемы, находки. — Л.: Наука, 1981. — С. 86.
• 8. Тереножкин А. И. Киммерийцы. — Киев: Наук. думка, 1976. — С. 77.
• 9. Петренко В. Г. Указ. раб. — С. 65.
• 10. Шульц П. Н. Скифские изваяния Причерноморья // Античное общество. — М.: Наука, 1967. — С. 225−237.
• 11. Петренко В. Г. Указ. раб. — С. 74.
• 12. Артамонов М. И. Киммерийцы и скифы: От появления на исторической арене до конца IV века до н.э. — Л., 1974. -С. 86.
• 13. ГракоеБ.Н. Скифы: Научно-популярный очерк. — М.: МГУ, 1971. — С. 32.
• 14. Мелюкоеа А. И. Новые данные о скифах в Добрудже // Российская археология. — 2001. — № 1. — С. 20−32.
• 15. Раевский Д. С. Ранние скифы: среда обитания и хозяйственно-культурный тип // ВДИ. — 1995. — № 4. — С. 27−32.
• 16. Мелюкоеа А. И. Скифия и фракийский мир. — М.: Наука, 1979. — С. 165.
• 17. Марченко К. К. Варвары в составе населения Березани и Ольвии: Во второй половине VII-первой половине I века до н.э. — Л.: Наука, 1988. — С. 35.