Cюжет и композиция рассказа «The Sisters»

В анализируемом рассказе применяется композиционный анализ текста, процедура, предполагающая определение типа текста, его пространственновременной организацию, выявление его опорных тематических точек и классификацию механизмов включения и взаимодействия определённых речевых структур, в частности, конструкций косвенной речи.

Заголовок является начальным композиционным элементом текста, организующим читательское восприятие вокруг первой опорной тематической точки текста. Обычно название в любом типе текста предвосхищает дальнейшее повествование и развитие сюжета, служа подсказкой для его первичной интерпретации, выявляя его смысловую доминанту [Арнольд 2009, Гуревич С.2004]. Однако, в случае с анализируемым рассказом, оказалось сложным дать одноплановую трактовку заглавия, его утилитарную интерпретацию по прямым значениям слов.

Структурная модель заголовка данного рассказа, на первый взгляд, проста: название «Сестры The Sisters» выражено именной структурой с именем нарицательным исчисляемым в форме множественного числа и оформлена детерминативом (определённым артиклем), ориентируя читателя на лексикосемантическое поле семейных и родственных отношений. Ясно, что в таком заголовке введена тема семьи умершего католического священника отца Флинна, привлечено внимание не столько к главному члену семьи, сколько к его сестрам. возможно, потому что они являлись самым близким окружением героя и через их комментарии читатель узнает о причине смерти брата.

С другой стороны, описываемые в рассказе сестры священника — рядовые представительницы дублинского общества описываемого хронотопа, чья частная история несет информацию о более общих социальных приметах, о жизни ирландского общества в целом. В рассказе, таким образом, можно полагать, предложена глава из духовной истории страны того времени. Как отмечают исследователи творчества Дж. Джойса [Гениева 2003:167], именно этот рассказ был первым в цикле рассказов о городе Дублине и его жителях, своего рода начальной вехой в антиклерикальной теме автора.

Неудивительно, что медицинский термин в лексеме paralysis паралич, присутствующий в рассказе, распространяется на положение дел в социуме и осмыслен также в более широком контексте как «духовный застой», причиной которого в английской литературе обычно считают католицизм. Столица Ирландии — город Дублин, являлся центром «духовного паралича».

Для понимания цикла рассказов «Дублинцы» важно не столько устанавливать эксплицитно выраженные значения и смыслы, сколько гораздо важнее рассматривать их в широком контексте и находить скрытые символы и подтексты, которые несут у писателя значимую нагрузку.

Заголовок нашего рассказа также несет дополнительный культурный смысл: термин родства должен быть переориентирован на религиозную составляющую ирландского общества, на сестер-монахинь, посвятивших свои жизни Иисусу Христу. Незамужние сестры отца Флинна, Элиза и Нэнни, живут в доме брата, сетуют на бедность и обретают голос после его смерти, объясняя окружающим соседям странности брата: разочарование привело к физическому недугу и духовной пустоте.

Подобный дополнительный компонент обобщения на уровне культурных реалий католицизма в анализируемом рассказе проявляется в ряде лексикосемантических повторов.

Если при первой интерпретации текста может показаться, что в нем рассказано о внутренних переживаниях подростка по случаю смерти друга и духовного наставника, отца Флинна, то при более детальном анализе текста рассказа на поверхность всплывает «говорящая джойсовская деталь», психологическая деталь, которая, по мнению Е. Ю. Гениевой [Гениева 2003:167], становится лейтмотивом, стержнем всего произведения и всего цикла.

Every night as I gazed up at the window I said softly to myself the word paralysis. It had always sounded strangely in my ears, like the word gnomon in the Euclid and the word simony in the Catechism. But now it sounded to me like the name of some malefi- cent and sinful thing [Joyce 2003:7].

Именно так в качестве говорящей детали ключевое опорное слово из зачина paralysis паралич раскрывается в повествовательной канве рассказа; в тексте неожиданно всплывают ключевые слова и фразы религиозного дискурса, такие, как catechism катехизис, изложение христианского вероучения в форме вопросов и ответов, simony симония, продажа и покупка церковных должностей и духовного сана, to confess something покаяться в чем-то, to absolve the simoniac of one's sin отпустить чей-то грех, chalice чаша-дароносица, etc. Их культурнорелигиозный смысл по-иному окрашивает диалоги персонажей и исповедальный монолог героя-рассказчика, как, например, чаша со святыми дарами на груди умершего священника пуста и означает не только конец его жизни и земных страданий, но и является отсылкой к несостоятельности ирландской католической религии, греховности и бездуховности дублинского общества.

Зачин в композиции любого рассказа является не менее важным элементом текстовой постройки, чем заголовок. Зачин нашего рассказа подготавливает читателя к восприятию скрытого в рассказе религиозного дискурса, сюжет в котором начинается с «двойного» предложения. Это начальное предложение вводит прямые и дополнительные смыслы: констатация медицинского факта stroke апоплексический удар звучит как приговор не только на жизненном пути отца Флинна, но и на его духовной стезе священника:

There was no hope for him this time: it was the third stroke [Joyce 2003:7].

Предложение также служит основой для развёртывания последующего повествовательного ряда и относится к сильным композиционным элементам текста, равно как и последнее предложение рассказа в концовке, и название рассказа. Предлагая читателю обработанную вторичную информацию через сознание героя-рассказчика, через восприятие, размышления и переживания подростка, зачин инициирован высказываниями от третьего лица с последующим переходом к я-высказываниям. Повествователь, таким образом, является и персонажем, и наблюдателем, начиная рассказ, как бы, с конца, наоборот. Повествование движется вспять: от заключительного этапа в размышлениях мальчика к событию, положившему начало этим размышлениям, переходя от наблюдений к размышлениям, мотивируя выводы мальчика, направляя его монолог-исповедь.

Место действия (location) в зачине определено строго и незамысловато, улица города Дублина, дом, в котором живет семья и к которому приходит мальчик. Время действия (time) обозначено безотносительно к хронологическому течению времени — это вечер.

Cамо событие или действие (action) разворачивается на улице, когда мальчик, стоя на улице, вспоминает, как он неоднократно проходил мимо этого дома вечером и разглядывал освещённый квадрат окна. Он вспоминает слова друга и священника, жившего в этом доме, возлагавшего на героя большие надежды и, по-видимому, научившего его размышлять во времени исповеди. Слова отца Флинна приведены в виде прямой цитаты через я-высказывание от лица священника и соединены с я-высказыванием героя-повествователя в прошедшем и актуальном временных планах:

I am not long for this world, and I had thought his words idle. Now I knew they were true [Joyce 2003:7].

В целом же, стоит отметить, что временной охват рассказа небольшой — это одни сутки сюжетного времени, суточный цикл, в котором развернуто повествование: рассказ начинается вечером одного дня и заканчивается вечером другого, время фиксирует события вне календарных дат и выглядит таким образом:

1. Вечер — Мальчик наблюдает за окном священника:

If he was dead, I thought, I would see the reflection of candles on the darkened blind [Joyce 2003:7].

Ужин в доме дяди. Разговоры о смерти отца Флинна приведены в прямой речи от лица дяди и его друга, реакции и мысли мальчика, который боится высказать свое мнение, — в я-высказываниях:

I knew that I was under observation… [Joyce 2003:8],.

I crammed my mouth with stirabout for fear I might give utterance to my anger [Joyce 2003:9].

2. Ночь, кошмары мальчика, который не может поверить в смерть священника:

It was late, when I fell asleep [Joyce 2003:9].

But then I remembered that it had died of paralysis [Joyce 2003:10].

3. Утро следующего дня, прогулка к дому священника, чтение карточкиизвещения о его смерти, прогулка по городу:

The next morning after breakfast I went down to look at the little house in Great Britain Street [Joyce 2003:10].

4. Вечер, после захода солнца — визит с тётей в дом священника. Разговор с его сёстрами. История о разбитой чаше-дароносице.

In the evening my aunt took me with her to visit the house of mourning [Joyce 2003:12].

В рассказе 7 действующих лиц, вместе с покойным священником: мальчикподросток, его дядюшка и тётушка, старик Коттер, приятель дяди, Элиза и Нэнни, сёстры священника.

Сюжет рассказа «The Sisters» можно отнести к рассказам ретроспективной композиции, где начало предвосхищает развязку: в зачине говорится о смерти священника, в последнем эпизоде — мальчик идёт прощаться и стоит у его гроба, а динамика развёртывания сюжета — линейная с реминисцентными экскурсами в прошлое.

В рассказе нет собственно авторского повествования, вместо него повествование ведется от имени одного из персонажей — мальчика-подростка, монолог-исповедь которого включает конструкции несобственно-прямой и косвенной речи с точки зрения персонажа-рассказчика.

Согласно типологии французского литературоведа, одного из основателей современной нарратологии Жерара Женетта [Женетт 1998], этот тип повествования является внутренней фокализацией и отражает тип повествования, в котором доминируют чувства и переживания рассказчика, а опыт героя является значимым элементом смыслообразования. При всей популярности творческого метода потока сознания, Ж. Женетт выделяет разные типы внутренней фокализации, из которых в нашем рассказе представлена множественная внутренняя фокализация: на одно и то же событие, смерть отца Флинна, даются точки зрения разных персонажей.

При отсутствующем авторском плане, преобладает план персонажа с формой 1- ого лица, «я-высказывания», определяя для рассказчика способ осмысления действительности как монолог самим собой. Так, повествование начинается с внутреннего монолога мальчика, который размышляет о смерти отца Флинна.

Внутренний монолог по своей информационной структуре может быть ретроспективным в потоке воспоминаний и актуальным, представляя внутренние реакции на событие на момент говорения.

В зачине актуальный внутренний монолог отражает реакцию мальчика на увиденное в окне дома и его размышления по этому поводу. По ходу развития сюжета выясняется, что большинство отрывков относятся к ретроспективному внутреннему монологу, где опорный вводящий глагол выражен в форме Past Indefinite и Past Perfect. Грань между речью рассказчика и размышлениями персонажа стёрта, на первый план поочередно выдвигается точка зрения персонажа и рассказчика, что делает текст более экспрессивным, полнее раскрывает душевное и психологическое состояние героя.

Сам рассказ невелик по объёму, делится на небольшие неравноценные по объему абзацы. Но структурно рассказ выстроен симметрично: длинные и короткие абзацы чередуются, что создает у читателя впечатление цикличности.

Композиционный каркас (схема) выглядит следующим образом:

• 1. Зачин, экспозиция > Размышления мальчика-рассказчика о смерти священника (прямой внутренний монолог) — первый абзац рассказа (17 строк),
• 2. Линейное развитие действия в 7 последовательных эпизодах > Разговор за ужином об отце Флинне (короткие абзацы, включающие прямую речь, несобственно-прямая речь, диалог, внутренний монолог героя) > Сон мальчика (1 длинный абзац), несобственно-прямая речь рассказчика > Утренняя прогулка к дому священника (1 длинный абзац), несобственно-прямая речь > Воспоминания о священнике (2 коротких абзаца) несобственно-прямая речь> Попытка вспомнить сон (1 короткий абзац), несобственно-прямая речь > Посещение с тётушкой дома Флиннов (4 коротких абзаца абзаца), прямая речь персонажей, несобственно-прямая речь > Разговор сестры священника Элизы с тётей мальчика.
• 3. Кульминация — Рассказ Элизы о случае в церкви, который привёл к душевной болезни брата.

Для облегчения восприятия и анализа рассказа опишем более подробно важные эпизоды (событийные макроструктуры текста), рассмотрев их логическую и речемыслительную связь в повествовании.

Эпизод 1. Разговор за ужином об отце Флинне. Место: в доме дяди мальчика Время: вечер Персонажи: мальчик, его дядя и тётя, приятель дяди — старик Коттер.

Форма повествования: диалог дяди, мистера Коттера и мальчика с элементами внутреннего монолога мальчика.

Дядя мальчика и его приятель мистер Коттер рассуждают о пользе и вреде общения мальчика со священником. Анализируя семантику лексических единиц, используемых в данном эпизоде, отметим, что для выражения мнений относительно общения мальчика со священником в речи дяди и старика Коттера один и тот же денотат определен через слова, как с положительной коннотацией, так и с отрицательной оценкой. Например, об отце Флинне один из собеседников отзывается как о старом друге old friend, а у другого собеседника священник определен как нудный старый дурак tiresome old fool. Дядя отмечает, что отец Флинн и мальчик были связаны дружескими отношениями, священник учил его и возлагал на него большие надежды:

The youngster and he were great friends. The old chap taught him a great deal, mind you; and they say he had a great wish for him [Joyce 2003:9].

Старик Коттер, напротив, высказывается о вреде общения и плохом влиянии, которое могло быть оказано священником как на мальчика, так и на другие детские впечатлительные умы:

" It’s bad for children" , said Old Cotter, «because their minds are so impressionable.

When children see things like that, you know, it has an effect…" [Joyce 2003:9]. Эпизод 2 описывает ночные кошмары мальчика после трудного дня, когда он узнал о смерти и, как оказалось, не понял произошедшего; местом действия является комната мальчика, а время — глубокая ночь.

Ключевые слова и фразы здесь следующие: the heavy grey face (о лице священника, которое преследует его в полудреме, атрибутивное словосочетание, в котором имена прилагательные выступают в качестве образных определенийэпитетов), desired to confess something, to absolve the simoniac of his sin (объектные словосочетания при глаголе желания и перформативном глаголе, в семантику которых входит субъективная модальность говорящего лица).

Несмотря на то, что мальчик перед сном старался думать о Рождестве, ему виделось серое лицо священника, он ощущал его воздействие, оно шептало и хотело покаяться в чём-то, требовало отпустить ему страшный грех.

Отношения мальчика-рассказчика со священником можно рассмотреть в трёх ипостасях:

1. Учитель > Ученик

Не he had taught me to pronounce Latin properly. He had told me stories about the catacombs and about Napoleon Bonaparte, and he had explained to me the meaning of the different ceremonies of the Mass and of the different vestments worn by the priest [Joyce 2003:11].

2. Друг > Друг

Sometimes he had amused himself by putting difficult questions to me, asking me what one should do in certain circumstances or whether such and such sins were mortal or venial or only imperfections. His questions showed me how complex and mysterious were certain institutions of the Church which I had always re- garded as the simplest act [Joyce 2003:11].

3. Грешник > Исповедник

I felt that I too was smiling feebly as if to absolve the simoniac of his sin [Joyce 2003:11].

Время и место действия в эпизоде 3 обозначены как утро следующего дня в домике на Грэйт-Бриттен Стрит, где мальчик прочитал карточку-извещение о смерти, пришпиленную к крепу двери, и убедился в том, что преподобный Джеймс Флинн умер. Его дальнейшие размышления во время прогулки по городу носят реминисцентный характер, где мысли о том, что было бы, если бы отец Флинн был жив, перемежаются с реальными воспоминаниями мальчика о живом священнике. Он также предпринимает попытку вспомнить сон.

I remembered that I had noticed long velvet curtains and a swinging lamp of antique fashion. I felt that I had been very far away, in some land, where the customs were strange — in Persia. I thought… But I could not remember the end of the dream [Joyce 2003:12].

Эпизод 4 разворачивается вечером того же дня в доме покойного, куда приходят мальчик с тётей; сестры принимают их и приглашают для прощания в комнату священника. В диалогах тети с сестрами Нэнни и Элизой на темы, уместные в таких случаях, упоминается фраза Бедный Джеймс Ah, poor James! с именем священника. Еще раз подтверждается тот факт, что рассказ отчасти основан на детских воспоминаниях Джойса и имеет автобиографический характер. Имя мальчика-рассказчика в рассказе не называется, а имя священника совпадает с именем самого писателя. Джойс мог стать священником, если бы не ряд обстоятельств.

«Ah, poor James!» she said. «God knows we done all we could, as poor as we are — we wouldn’t see him want anything while was in it» [Joyce 2003:12].

Эпизод 5 чрезвычайно важен для обоснования основного мотива произведения: священник был разочарован и тяготился обязанностями священнослужителя. Одна из сестёр, Элиза, рассказывает, что блестящая жизнь их брата-священника, обучавшегося в Риме, на стезе служения изменилась в тот момент, когда один из прислуживающих на церемонии богослужения мальчиков разбил чашудароносицу, предназначенную для причащения больных и умирающих. Чаша была пустой, но священник придал этому досадному случаю особый символический смысл, приобретя привычку размышлять в одиночку в исповедальне. Причиной душевного недуга брата сёстры посчитали случай с чашей в церкви.

'That affected his mind,' she said. `After that he began to mope by himself, talking to no one and wandering about by himself … And what do you think but there he was, sit- ting by himself in the dark in his confession-box, wide-awake and laughing-like softly to himself? `[Joyce 2003:17].

Чаша для причастия обозначает духовную полноту жизни: в рассказе при внимательном чтении, можно заметить, что на груди покойника стоит чаша и она пуста, как был духовно пуст отец Флинн, как нет духовной полноты в ирландском католицизме: паралич священника стал симптомом всеобщего паралича больного общества.

Психологическая внутренняя точка зрения персонажа выражена через мысли и чувства персонажа, а его субъективная позиция — через употребление глаголов ощущения и внутреннего состояния, описывая события в объёме знаний и восприятия героя-подростка.

Рассказ насыщен несобственно-прямой речью, внутренними монологами с косвенной речью, передающими внутреннее состояние персонажа. Воспоминания мальчика достаточно подробны для установления как макромира вокруг героя в описаниях внешнего мира, места, предметов, пространств, так и его микромира в описаниях внутреннего состояния персонажа. В рассказе передаются два способа восприятия персонажа при познании обоих миров: сенсорный, чувственно обусловленный и ментальный, приводящий к пониманию. Все описание событий представлено через призму осознания рассказчика, мальчика, голосом которого ведётся повествование (narrative voice). Несмотря на юный подростковый возраст, его речь насыщена сложными синтаксическими конструкциями: сложносочинёнными и сложноподчинёнными предложениями, в которых преобладают конструкции изъяснительного типа.