Сюжет о походе на Кобяка в контексте схожих нарративов в Суздальской летописи

В самой Суздальской летописи также присутствует ряд текстов, выстроенных по рассматриваемой сюжетной модели Тексты различны по степени близости к рассматриваемому сюжетному инварианту. Наиболее близким (не только с композиционной, сюжетной, но и текстологической перспективы) будем считать рассказ за 1169 г. (детальный разбор текста будет приведен далее). — это повествования за 1125 г. и 1169 г., — в них, подобно уже упомянутым летописным рассказам, основными действующими лицами становятся Мономашичи (родство сюжетов, связанных «генеалогическим принципом»). Сюжет за 1125 г. касается похода сына Владимира Мономаха — князя Ярополка (в правление Мстислава Владимировича), на половцев. Из указанного сюжетного инварианта повествования о борьбе русских с половцами наличествуют следующие элементы: 1) перечисление участников похода (русских князей): «И с? де Къэ? в?. Мстиславъ сн? ъ ?го стар? ишии кн? жа с кротостью, а? рополкъ брат? ?го иде Пере? славлю»; 2) позиция половцев: «Потом? же оуслъэшавше Половци. ?ко ?мерлъ ?сть Воло|димеръ кн? зь. присунушас? вборз? х? и наворопиша изгоном?. къ Барочю и ко Бронь кн? зю хот? щю полонити Торкъэ прокл? тъэ?. и с т? ми повоєвати Русску землю»; 3) молитва русских князей и воинов (образ христолюбивого князя): «?рополкъ призвавъ им? Бь?є. и? ц?а сво? го пом? нувъ. дерзну с дружиною своєю»; 4) победа войск русских князей как божественное спасение: «и поб? ди поганъэ?. силою чс? тнаго крс? та. а друзии истопоша в р? ках?»; 5) князь восхваляет Бога, благодарит за победу (спасение) (образ христолюбивого князя, праведника): «и тако воротис? кн? зь ?рополкъ. хвал? и слав? Ба?.? таков? и помощи. и? дар? Бь? и».

Если в повествовании за 1125 г. намечен лишь сюжетный контур выделенного инварианта, то в рассказе за 1169 г. о походе Михалки Юрьевича (сына Юрия Долгорукова, внука Владимира Мономаха) на половцев в княжение его брата Глеба Юрьевича, можно найти большее число не только сюжетных, композиционных, но и текстологических пересечений. В рассказе присутствуют следующие элементы повествования о борьбе русских с половцами: 1) княжеский совет (или перечисление участников (русских князей) предстоящего похода (количественные данные)): «Гл?бъ же се слъэшавъ хот? на нь сам? ити Беренд?єве же? ша за поводъ рекуще кн? же не? зди. тоб? л? по ?здити в велиц? полку. єда совкупишис? с братьєю, а нъэн? пошли брата которого любо и Беренд?євъ н? колико Гл? бъ же посла брата сво? го Михалка. и с нимь Пере? славець. р?. а Беренд?євъ полторъэ. тъэс? чи»; 2) позиция половцев (их характеристика; произнесение бессубъектной «хвастливой» речи): «половци же ти слышавше. обьехавша Глеба. ке Переяславлю. и сдумаша. се Глебе ехале на ону сторону кь онемь половьцемь. а тамо ему постряти. а кь наме не ехале. поидеме за Кыеве. возмеме села. поидеме же с полономе вь Половьце»; «над?юще же с? на силу погании поидоша»; 3) позиция русских князей (произнесение речи): «и думашьть [Глеб Юрьевич] с дружиную о томе кетороме. поидемь переди и сдумаша переже ити ке Переяславлю; наши же слышавше думаша. оже мы дадим симе животе. а половець много есть назаде. а насе есть мало. оже ся с нима начнеме бити. то се наме будуть первии ворози»; 4) начало пути войска русских князей: «Михалко же ц? ловавъ брата сво? го Гл? ба. и всю дружину братию. и иде по Половци и пере? ша Беренд?єве дорогу Половецьскую. и поидоша по них? с Михалкомъ. и наидоша сторож? Половечьскъэ?»; 5) фиксация количественной силы врага (соотношение с войском русских князей; упоминание количественных данных): «и наидоша сторож? Половечьскъэ?. б? же ихъ числом? а Половець много єсть назади. а нас? єсть мало бъэс? же оу поганъэх?. ??. сотъ копии. а оу Руси дев?носто копии»; 6) молитва русских князей и воинов: «и р? ша топерво великъэи полкъ идеть. наши же Бь?єю помощью. и ст? ою Бц? ею кр? пл?хус?. дождашас? того великого полку. и по? хаша противу соб? оуповающе на крс? тъ чс? тнъэи»; 7) описание авангарда: «Пере?славци же дерзи суще. по? хаша напередъ с Михалкомъ. Беренд?єве же? ша кн? з? за поводъ. и не даша имъ? хати. рекуще не? здите въэ напередъ. въэ єсте нашь городъ. а мъэ поидемъ напередъ стр? лци»; 8) перелом в ходе сражения, наступление войск русских князей (русским князьям помогает божественная сила): «…и вид? вше Половци поб? гоша. и наши по них? погнаша. ?въэ с? куще. ?въэ ємьлюще. и? ща ихъ руками полторъэ тъэс? ч?. а прочии избиша, а кн? зь ихъ Тоглии оутече. и бъэс? помощь хрс? та чс? тнаго. и ст? оє мт? ре Бж? ьи Дес? тиньноє Бц? и»; 9) описание военной добычи победителя (наказание нечестивого): «?въэ с? куще. ?въэ ємьлюще. и? ща ихъ руками полторъэ тъэс? ч?. а прочии избиша»; 10) восхваление Бога (благодарность за спасение): «и приде Михалко с Пере? славцї. и с Беренд? и г Къэ? ву. поб? дивше Половци. хрс? ь?не же избавлени то? работъэ. полонении же възвратишас? ?п?т? в сво? си. а прочии вси хрс? ь?не прославиша Ба? и ст? ую Бц? ю. скорую. помощиицю роду хрс? ь?ньску».

Таким образом, на уровне сюжета данное повествование сближает с рассказами за 1185 г. и 1186 г. (Сузд. летопись) то, что в них во всех упоминается Владимир Глебович (хотя его фигура в сравнении с фактическими участниками походов не является центральной); половцы наделены «хвастливыми» речами (исключительным становится то, что и русские отвечают половцам пространной речью: «и думашьть [Глеб Юрьевич] с дружиную о томе кетороме. поидемь переди и сдумаша переже ити ке Переяславлю; наши же слышавше думаша. оже мы дадим симе животе. а половець много есть назаде. а насе есть мало. оже ся с нима начнеме бити. то се наме будуть первии ворози»); «поганые» отличаются самонадеянностью, т.к. осознают свое численное и вооруженное превосходство («над?юще же с? на силу погании поидоша»). В то же время рассказ о походе Михалки Юрьевича выделяется наличием в нем живописных деталей, особой «картинностью». В тексте двукратно повторяются описания жестов и речей (возражения берендеев, допросы пленных) — это касается следующих эпизодов: 1) когда Глеб Юрьевич хотел самостоятельно пойти против половцев, «береньдееве яша коня за поводе» (союзные кочевники далее объясняют князю: «тобе лепо ездити вь велике полку, и егда совокупишася сь братьею. а ньпге пошли брата, которого любо и береньдееве. неколько»); 2) таким же способом («яша коня за поводе») берендеи останавливают Михалку Юрьевича (затем следует очередное объяснение берендеев своего поступка: «не езьдите вы напередь. вы есть нашь городе. ать мы поидеме напередь стрельци»). Подобные «комментарии», объяснения поступков действующих лиц того или иного события напоминают и «нарративную стратегию» автора повестей за 1185 г. и 1186 г. (фигурирование гипотетических речей — свидетельство наличия в тексте дополнительных мотивировок; таковым, например, является обращение Владимира Глебовича к Святославу: «Моя волость пуста от половець; пусти мя, отче Святославе, напередъ с сторожи»).

Сходство рассматриваемых сюжетов становится наглядным и при обращении к лексико-фразеологическому составу трех повествований (1169 г, 1185 г., 1186 г.). В выделенных рассказах местоимение «наши» используется в значении «русские воины» (+князь) — 1169 г.: «наши же слъэшавше думаша», «наши же Бь?єю помощью. и ст? ою Бц? ею кр? пл?хус?», «над?юще же с? на силу погании поидоша. и наши противу имъ», «и пот? ша ст? говника нашего», «и наши по них? погнаша»; 1185 г.: «наши же погнаша, с? куше я», «Сд?я Господь спасенье велико нашим князем и воемъ ихъ надъ врагы нашими»; 1186 г.: «наши же видевше ихе ужасошася», «поб?жени быша наши гн? вом Божьимъ», «а о наших не бысть кто и в? сть принеса за наше согр? шенье». Частотно употребление указательного местоимения в функции определенного артикля — 1169 г.: «умиряся с тыми половци и приду к ваме на мире», «половци же ти слышавше. обеехавша Глеба», «дождашас? того великого полку»; 1186 г.: «а остатокъ бьеных т?х б? жаша дружин? своей». В текстах слова «русь» фигурирует в значении «русские воины» и шире — «русский народ». 1169 г.: «бъэс? же оу поганъэх?. ??. сотъ копии. а оу Руси дев? носто копии»; 1185 г.: «половци же услышавше русь, оже пришли на них» (ср. с др. коннотациями слова «русь» (= русская земля, русское государство) в Киевской летописи: «поиде Дюрги с ростовци и се суждалци и се всими детьми в Русь»; «бежащю же Стославу из Новагорода. идущю в Русь»).

Подобное сличение текстов дает основания предположить о наличии в летописи «родственных» нарративов, созданных в рамках единого сюжетного «инварианта» с опорой на конкретный «пратекст»; при выявлении прямых текстологических пересечений становится вероятным даже атрибутирование годовых статей одному автору — что может касаться сюжетов из Сузд. летописи за 1169 г., 1185 г. и 1186 г. Все три повествования не только следуют определенному «алгоритму» описания русско-половецких битв, но и родственны с точки зрения репрезентации автором образов русских князей — в данном случае, Мономашичей (в частности, потомков князя Юрия Долгорукова: Глеба, Михаила Юрьевичей, Владимира Глебовича). Автор моделирует сюжеты на основе «генеалогического принципа», описывая ратные подвиги князей в едином ключе (деривативным в этом плане можно гипотетически считать текст из ПВЛ за 1103 г., касающийся похода Владимира Мономаха — первейшего представителя рода Мономашичей). Сюжеты смежны и за счет угадываемого интереса автора Суздальской летописи к переяславским князьям и Переяславлю в целом. Эту гипотезу (при анализе двух последних статей (1185 г. и 1186 г.) поддерживает А. А. Шахматов, утверждая, что «Владимирскому сводчику 1192 г. они (сюжеты о походе на Кобяка и Игоря на половцев) стали известны уже в готовом виде; это ясно, между прочим, из того, что в первом из этих рассказов обнаруживается составитель — переяславец, житель Переяславля Южного, или Русского (главное внимание уделено переяславскому князю Владимиру Глебовичу…); того же переяславца легко заметить и в рассказе об Игоревом походе: Игоревы союзники сошлись у Переяславля; уже это обстоятельство послужило основанием для переяславцев. интересоваться исходом похода; но, кроме того, поражение Игоря вызвало нападение на Переяславль торжествующих половцев; мужественный отпор, оказанный им Владимиром Глебовичем, вошел в переяславскую версию о полку Игореве» Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. / А. А. Шахматов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. С. 72, 364. Ту же мысль развивает и М. Д. Приселков: «Упоминание подвигов Владимира Глебовича в военных предприятиях против степи, это и есть тот критерий, по которому мы определяем заимствования из летописца Переяславля Русского как в составе Киевского свода 1200 г., так и в составе Владимирского свода 1193 г.» Приселков М. Д. «Слово о полку Игореве» как исторический источник // Историк-марксист. М., 1938. Кн. 6 (70). С. 112—133; Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. / М. Д. Приселков. СПб.: Изд-во Дмитрий Буланин, 1996. (Впервые — Ленинград, 1940). Несмотря на видимый интерес автора Суздальской летописи к потомкам Юрия Долгорукого и в особенности к переяславскому князю Владимиру Глебовичу, мы не можем достоверно утверждать о «переяславском» происхождении автора (так же как и о его политических убеждениях), приведенные гипотезы ценны для проблематизации вопроса и задают перспективу для его дальнейшего изучения.