Лу Синь-основоположник современной китайской литературы и ее реалистического метода

В своих произведениях Лу Синь выступал против схоластики, господствовавшей в литературе конфуцианцев, против вопиющей несправедливости полуколониального и полуфеодального строя в Китае, при котором уделом огромного большинства являлась нищета, а ничтожной кучке эксплуататоров принадлежали неограниченные права на все блага материальной и духовной жизни.

«Материал для своего творчества я черпаю, говорил Лу Синь в статье „Как я начал писать рассказы“, — главным образом из среды несчастных людей больного общества, ставя перед собой цель изучить его и привлечь к нему внимание для того, чтобы излечить его… Мне хотелось силой художественных произведений воздействовать на общество». Заслуга Лу Синя в том, что он сблизил литературу с действительностью, с жизнью, с народом, сделал ее могучим оружием прогресса, поставил ее на службу современности. Как большой художник, он хорошо сознавал, что его задача — борьба и завоевание настоящего, без которого не может быть будущего.

«Бороться за Настоящее, — писал Лу Синь, — это значит быть истинным писателем, борющимся за настоящее и будущее потому, что потерять настоящее — значит не иметь и будущего».

Сама жизнь требовала реалистической литературы, отражающей революционную действительность, и ее начали создавать передовые писатели и поэты Китая, во главе которых с самого начала своей творческой и общественной деятельности встал Лу Синь.

Лу Синь страстно призывал учиться у жизни. Основу творчества он видел в искренности художника и глубоком раскрытии духовной жизни народа. Реализм Лу Синя находился в тесной связи с сознательной политической борьбой против господства и произвола сил реакции.

В литературу, которая была отгорожена «Китайской стеной» от народа, от его жизни и борьбы, Лу Синь принес новый, неведомый ей прежде мир идей и образов. Яркая социальная окрашенность художественного и литературно-критического творчества Лу Синя, его глубокая ненависть к эксплуататорским «верхам», искреннее сочувствие и участие к судьбам закрепощенных «низов» свидетельствуют о глубокой связи писателя с жизнью народа, о принципиально новом отношении писателя к реальной действительности, что в корне отличает Лу Синя от всех его предшественников в Китае.

Лу Синь лучше, чем кто-либо, был знаком с произведениями русской литературы, с наиболее выдающимися представителями русского критического реализма, и это, естественно, не могло не найти отражения в его творчестве.

«Я читал, — пишет Лу Синь, — произведения иностранных писателей, в особенности русских, польских и малых балканских стран, из которых узнал, что в мире много народов с судьбой такой же, как и у наших трудящихся масс, что у них есть писатели, которые возвысили голос и борются за них. Картины, которые я видел в нашей деревне, теперь вставали в моем сознании еще ярче, чем прежде… И я стал показывать в форме рассказов упадок? так называемых общественных верхов и несчастное положение общественных низов».

В творчестве Лу Синя основной его заслугой является реалистический показ наиболее отрицательных сторон китайского общества. Рисуя образы «униженных и оскорбленных», писатель заставляет читателя серьезно задуматься над судьбами своей страны, своего народа. Он убеждал, что источником социального неравенства является сама система государственного устройства Китая. Реализм, острейшая критика общественного зла — самые ценные страницы творчества Лу Синя. Он видел и понимал человека, общественные отношения, эпоху, быт, среду в действительном, наблюдаемом на опыте процессе развития.

Огромная заслуга Лу Синя в том, что своим пером он не только боролся против помещичьих сил и гоминдановской диктатуры, но и неустанно призывал свой народ к свержению этого тюремного, режима. Лу Синь всегда стоял на передовой линии фронта борьбы китайского народа за свое освобождение и принимал самое непосредственное и активное участие в этой борьбе. Последовательный боевой реализм стал главной и действенной силой в его художественном творчестве и публицистической деятельности. Реалистические принципы его творчества способствовали непрерывному движению Лу Синя вперед, укрепляя писателя на позициях диалектического материализма, и привели этого замечательного художника и борца в лагерь пролетарской революции.

Лу Синь смотрел на окружающее острыми глазами художника и беспощадно разоблачал пошлость, жестокость и социальную несправедливость, с которыми ему приходилось сталкиваться на каждом шагу. В своем произведении «Записки сумасшедшего», которое считается первым творческим успехом писателя, Лу Синь изобличил людоедские нравы феодального строя и реакционную сущность конфуцианской морали.

«Я перелистываю книгу истории, — говорится в этом рассказе, — в ней нет дат, здесь каждая страница вкривь и вкось исписана словами: «гуманность, долг, путь истины, мораль». Напрасно силился уснуть, до полночи внимательно читал и, наконец, увидел, что вся книга между строк исписана одним словом «людоедство».

В этом рассказе автор дал убийственную характеристику господствовавшим тогда в Китае феодальным порядкам.

«Только сегодня я понял, что уже много лет живу там, где на протяжении четырех тысяч лет люди едят людей…

Спасите, спасите детей…".

Уже в этом первом произведении Лу Синя обнаруживаются особенности, характерные не только для всего его дальнейшего творчества, но и для творчества других прогрессивных писателей. Это — прежде всего критическое отношение к общественному строю, к людоедским его порядкам, к господству сильных и палачей, ко всему тому, что представляло подлинное лицо класса, отжившего свой век, его закостеневшие традиции, сковывавшие развитие новых здоровых отношений.

Рассказом «Записки сумасшедшего» открылась новая страница в истории китайской литературы. Впервые за многие столетия писатель не свысока, а как равный, как представитель самого народа, заговорил со своим народом необыкновенно взволнованно, с огромной силой социального протеста. Свои мысли и чувства он выражал не традиционным языком древних канонов, далеким и непонятным народу, а живым, звучным, подлинно народным языком. Свежестью, новаторством повеяло в литературе Китая, где веками господствовала затхлая атмосфера обветшалых догм конфуцианства.

«Записки сумасшедшего» — яркое свидетельство того, что существовало два Китая: один — Китай народа, задавленного вековой кабалой, другой — Китай помещичьей аристократии и ее лакеев, ведущих яростную борьбу против всего нового, прогрессивного, против всего, что угрожало их привилегиям. Китайские реакционеры и мракобесы, увидев в Лу Сине своего врага, увидев, что за ним стоит народ, повели против него яростную борьбу.

В письме к своему близкому другу Вэй Су-юаню Лу Синь писал: «Хотя в Китае и трудно стать человеком… тем не менее, пока буду жить, я все силы свои положу на защиту художественной литературы. Мы еще посмотрим, кто раньше будет повергнут в прах и развеян, как дым: то ли новая литература, то ли старая протухшая литература, находящаяся под защитой режима угнетения».

«Записки сумасшедшего» впервые за всю историю китайской литературы явили собой органический синтез новой идеологии и реалистического воспроизведения действительности, властно требовавшей социальных преобразований.

Два десятилетия разгула мрачной реакции и террора в Китае Лу Синь вел упорную борьбу против старого мира и продолжал мужественно идти вперед, отражая злобные нападки и угрозы врагов. Клеветнические измышления реакции преследовали писателя всю жизнь. Но ничто не сломило его. «Я должен жить, — заявил Лу Синь.— Если на свете остаются люди, которые хотят жить, то они должны сметь говорить, смеяться, плакать, гневаться, ругаться и драться, чтобы смести с этого пространства это проклятое время» 2.

Лу Синь призывал к созданию новых сил, способных освободить китайский народ от тирании феодалов, милитаристов и помещиков, социального неравенства и бесправия.

«Уже давно настало время, — писал Лу Синь, — сорвать маски и правдиво, глубоко и смело изобразить человеческую жизнь, ее кровь, ее плоть. Нам уже давно нужна новая литература и решительные, мужественные борцы» 3.

Верность действительности, правдивость изображения жизни, народность литературы были основными критериями писателя в процессе анализа главных явлений общественной жизни. В таких произведениях Лу Синя, как «Подлинная история А-Q», «Кун И-цзи», «Лекарство», «Небольшое происшествие» и др., читатель с удовлетворением находил не наваждения и чудеса, не необычайных красавиц и талантливых «студентов», изображавшихся в повестях и романах средневекового Китая, а жизнь обыкновенных людей с близкими каждому переживаниями. Подкупающая непосредственность, человечность и любовь к простому, забитому человеку, проникновенное участие к его тяжелому существованию — таковы характерные черты реалистического творчества Лу Синя.

Вскоре после «Записок сумасшедшего» Лу Синь создал один из наиболее замечательных своих рассказов «Кун И-цзи», включенный впоследствии в сборник «Клич». В этом рассказе, названном по имени его героя, изображена жалкая участь деклассированного представителя старого ученого сословия, жертвы феодального произвола и идиотизма деревенской жизни, смешного и никому не нужного неудачника.

Перед читателем проходит изможденная фигура с бледным лицом, морщинистым лбом, покрытым рубцами и царапинами, с неопрятной седой бородой. Халат Кун И-цзи был настолько грязным и рваным, точно его не стирали и не чинили целое десятилетие. Кун И-цзи обильно пересыпал свою речь мудреными и непонятными выражениями, взятыми из древних конфуцианских книг. Окружающие не понимали и половины того, что он говорил. Кун И-цзи учился, но выдержать экзамены ему не удалось, а денег на взятки, на покупку ученой степени, на получение доходного места у него не было. Нужда довела его до нищеты и толкнула на путь воровства.

Однажды он попытался пробраться в дом ученого Дина, но был пойман и жестоко избит. Выпустили его, лишь перебив ему обе ноги.

Теперь он не мог даже ходить и вынужден был ползать. Но люди по прежнему продолжали над ним смеяться.

И в одну из холодных осенних ночей Кун И-цзи, осмеянный, униженный, искалеченный, умер голодной смертью.

Автор монографии о Лу Сине Ван Ши-цзин отмечает, что в лице Кун И-цзи Лу Синь изобразил представителя того старого ученого сословия, перед которым в Китае открывались два пути: путь возвышения к благополучию и власти, показанный в лице ученого Дина в том же рассказе, и путь падения и обнищания, превращения человека в объект издевательств и унижений. Первый путь — превращение в людоеда; второй путь — в жертву людоедов. Кун И-цзи, казалось, не имел иного назначения, как служить для других предметом насмешки. Но даже при всем этом он не смог прожить в человеконенавистническом обществе Кун И-цзи настолько задавлен, беспомощен, унижен, что ему, кажется, и в голову не может прийти мысль о сопротивлении, протесте, борьбе за себя, за подобных себе людей. Но читатель чувствует, насколько невыносима такая жизнь, как у Кун И-цзи и тех, кому грозит его судьба, читатель ждет перемены, эта перемена не может не наступить.

В повести «Подлинная история А-Q», самом крупном произведении писателя, Лу Синь отобразил события на фоне революции 1911 года. На живом примере китайской деревни Вэйчжуан художник правдиво и ярко! показал процесс разорения деревни, голод и нищету крестьян, невыносимые условия эксплуатации и гнета, произвол и самоуправство чиновничества и местной знати — все то, что характеризует собой упадок социальной системы в целом.

Эта повесть прежде всего убийственная сатира на буржуазно-демократическую революцию 1911 года, которая «…погибла в зародыше, поскольку в тот период пролетариат еще не принимал сознательного участия в революции, потому что тогда еще не было Коммунистической партии».

А-гуй — это человек, несущий в себе бремя многовековых традиций и болезней феодального общества, превративших его в убогое и жалкое существо.

А-гуй — живой образ одного из типических предетавителей старого китайского общества, бездомного батрака из деревенского захолустья, ставшего предметом всеобщих насмешек, унижений, бесчеловечной эксплуатации.

Немногим удалось понять и передать смешную и жалкую роль, растерянность, тоску и слезы А-гуя, Куи И-цзи и им подобных. В этих образах Л у Синь дал необычайно тонкий психологический анализ людей, стоящих на низшей социальной ступени. Читателя не может не охватить чувство щемящей жалости и стыда за общество, которое терпит такое опустошение человека, такое унижение личности.

Писатель Чжан Тянь-и, посвятивший ряд статей образу А-гуя, рассматривает это произведение Лу Синя как «критику всей культуры и жизни Вэйчжуана», имея в виду старую конфуцианскую культуру в Китае.

«А-гуй, — пишет Чжан Тянь-и, — это не только тип деревенского бродяги эпохи революции 1911 года. Он вполне возможен и до и после 1911 года. Они возможны и в других слоях общества. Никто не упрекает тебя в том, — развивает эту свою мысль в другой статье Чжан Тянь-и, — что твои воззрения, А-гуй, были созданы тобой самим, они отнюдь не представляли твое собственное достояние. Таким воспитала тебя вэйчжуанская культура. Она создала тебя, влияла на тебя, пропитала тебя свойственными ей взглядами, научила ненавидеть людей, остригших косы, ненавидеть революционную партию и клеймить оскорбительными словами любуто женщину, осмелившуюся выйти из дома, любую женщину, разговаривающую с посторонним мужчиной. Тебя, А-гуй, незачем спрашивать, почему все новое следует считать ересью, а твою ненависть к новому т— „ортодоксальностью“. Об этом нужно спросить почтенных Чжао… Вэйчжуанская культура — это культура почтенных Чжао. Она 'Приносит этим господам такую же большую пользу, как мифы — монахам… Эти господа превращают ее в колыбель культуры и растят в этой колыбели тебя, А-гуй… Ты весь проникся вэйчжуанской культурой почтенных Чжао и в конце концов стал ее жертвой…» Фамилия и место рождения героя повести, как и многих ему подобных, неизвестны, как неизвестно его прошлое. Это человек без имени. Жители Вэйчжуана, где А-гуй провел значительную часть своей жизни, никогда не интересовались его прошлым. Да и сам А-гуй об этом не рассказывал, быть может потому, что его прошлое было неизвестно и ему самому.

У А-гуя не было семьи — он едва мог прокормить себя.

Он не имел своего угла, и жить ему приходилось в местном храме «бога земли». Не имея постоянного занятия, А-гуй выполнял поденную работу по найму. Он косил пшеницу, очищал и толок рис, выполнял различные работы в хозяйстве. Если требовалось, он оставался жить у нанимавшего его хозяина.

Вспоминали об А-гуе, лишь в том случае, когда нужны были его руки, и забывали о нем тотчас, как кончалась работа. Никто им не интересовался. Вся жизнь' его была полна поражений, но он всегда считал себя победителем, обманывая самого себя своими «моральными победами».

Голод заставил А-гуя бросить свою деревню и направиться в город на поиски пропитания. Через полгода он вновь вернулся в Вэйчжуан.

«— А видели ли вы, как рубят головы? — спросил А-гуй. — Эх, красиво! Казнили революционеров… замечательно! — Он потряс головой и плюнул в лицо стоявшему перед ним Чжао Сы-чэню. Слушающие при этих словах задрожали.

А-гуй оглянулся по сторонам и вдруг, взмахнув правой рукой, стукнул по затылку Вана Бородатого, слушавшего с вытянутой вперед шеей.

— Раз!.. Вот так!

Когда в Вэйчжуан донеслись вести о приближении революции и все заговорили о том, что революционеры уже подступают к городу, А-гуй решил воспользоваться событиями.

«Сделать революцию, все перевернуть — это хорошо, — думал А-гуй. -гПеревернуть бы всех этих проклятых… ненавистных… Я присоединяюсь к революционерам!».

Но его попытка стать революционером также окончилась неудачей, — этого ему не разрешил господин иностранец— «фальшивый заморский чорт».

А-гуя ожидала жестокая расправа. Он был схвачен и отправлен в город по подозрению в ограблении дома «почтенного Чжао» в Вэйчжуане, к чему он не имел никакого отношения, а затем казнен.

• — Говори всю правду, как было. Этим ты облегчишь свою участь. Признаешься — отпустим тебя!—допрашивал следователь по делу о грабеже дома Чжао.— Я, собственно, хотел… пойти присоединиться…— запинаясь, отвечал сбитый с толку А-гуй.
• — Ну, так почему же ты не присоединился? — продолжал следователь.
• — «Фальшивый чорт» не позволил…
• — Врешь! Теперь поздно выкручиваться… Где твои сообщники?
• — Чего?
• — Кто в тот вечер ограбил дом Чжао?
• — Они не пришли за мной. Онисами все унесли, — заявил сердито А-гуй.

Затем какие-то люди внезапно надели на него белую безрукавку с черными знаками на ней. Он был огорчен, потому что это сильно смахивало на траур, а траур — дурная примета. Тут же ему скрутили руки на спине, вывели его из «Ямыня», усадили на телегу без верха, и несколько человек уселись вместе с ним… И хотя А-гуй узнавал дорогу, ему казалось странным, почему его не везут «месту казни. Он не знал, что его возят по улицам напоказ для устрашения других.

В полутемной душе А-гуя бродит тоска, но все его чувства придавлены, забиты.

• — Через двадцать лет придет другой, такой же, как я… — в возбуждении выкрикнул А-гуй неоконченную фразу, которой он никогда еще не произносил и которая родилась сама, без чьей-либо помощи.
• — Верно!—донеслось из толпы. Но вскоре в глазах А-гуя потемнело, в ушах прозвенел удар, и он почувствовал, будто все его тело разлетелось, как мелкая пыль".

  литература

  художественный писатель произведение

Таков трагический конец существования героя повести Лу Синя. И если далее писатель преувеличил, утрировал отрицательные его черты, несомненно одно: в собирательном типе А-гуя Лу Синю удалось воплотить бесчисленные пороки, созданные прописными истинами конфуцианства, воспитывавшими ' рабскую покорность, столь характерную для феодального общества старого Китая.

«…Когда повесть „Подлинная история А-Q“ стала печататься с продолжением в газете, многие испытывали страх и беспокойство перед появлением новой части; они опасались, что, очередь дойдет до них, и они могут стать предметом насмешки… С этой поры яд сомнения стал распространяться, и каждый узнавал себя и находил свои темные стороны в образе А-гуя» '.

Лу Синь сумел объяснить историческое происхождение своего героя, его судьбу, его общественное значение. Образ А-гуя является огромной творческой удачей Лу Синя, показавшего себя в этой повести крупным мастером социальной сатиры. Писатель нашел такое соединение сатирического и комического, которое не противоречило естественности и простоте его реализма. Сквозь тонкую ткань его сатиры вырисовываются контуры большой социальной трагедии. Мао Цзэ-дун в своих выступлениях нередко использует образ А-гуя в целях критики: «бюрократизм и агуевщина по существу абсолютно непригодны в борьбе против врага, а в отношении к соотечественникам просто смешны».

Однако, высмеивая и критикуя А-гуя, Лу Синь отнюдь не проявляет равнодушия к судьбе своего несчастного героя; напротив, он относится к нему с глубоким сочувствием, как к жертве порабощающей культуры господствующих классов. Он надеется, что наступит день, когда миллионы безземельных тружеников Китая выдвинут иных борцов за свое освобождение — сознательных и свободных от гнета прошлого, людей новой формации, коммунистов.

Оценивая эту мысль Лу Синя теперь, после победы народной революции в Китае, можно сказать, что уже тогда он правильно показывал основные противоречия в китайском обществе, противоречия между помещичьей собственностью на землю и лишенными земельных прав крестьянами, которые ее обрабатывают. Уже тогда Лу Синь смело ставил вопрос о главном: основная проблема китайского народа — это проблема земли, проблема ликвидации помещичьего режима.

Лу Синь не выдвигал конкретной программы земельных преобразований, но его художественные произведения являлись как бы прологом к тем великим преобразованиям, свидетелями которых в настоящее время мы являемся.

Писатель, как никто другой, понимал душу трудового крестьянства, он смог ярко и убедительно показать те испытания, которые выпали на долю крестьянской бедноты. Произведения его «…насыщены глубокой симпатией к обездоленным. Человек, не одаренный подлинной страстью, не мог бы создать их» '. Он по-настоящему глубоко и правдиво изобразил китайскую деревню. В наши дни, участвуя в проведении земельной реформы, многие работники учились и учатся по произведениям Лу Синя правильно. оценивать социальные отношения в деревне: распознавать классового врага, вскрывать социальную сущность помещиков, а также буржуазной интеллигенции, получившей образование в Европе и Америке.

В этом — глубокое революционное значение и воспитательная роль художественных произведений писателя.

В статье «Как я начал писать рассказы» автор указывает: «Я, как и десять с лишним лет назад, придерживаюсь просветительских взглядов, т. е. что писать необходимо „во имя жизни человека“ и для улучшения этой жизни. Всеми силами ненавижу я тех, кто прежде относил художественную прозу к „праздным книгам“, и считаю лозунг „искусство для искусства“ лишь новейшим названием для „развлекательной“ литературы»?.

Сила художественного дарования Лу Синя заключается в огромной глубине, подлинной справедливости, в призыве к людям развить в себе человеческое достоинство, исковерканное столетиями унизительного, рабского существования.

В самые напряженные дни анти япояокой войны, отмечая шестидесятилетие со дня рождения Лу Синя, орган Коммунистической партии Китая «Синьхуа жибао» писал:

«Лу Синь — народный писатель, он творил для широких народных масс и всегда был вместе с народом… Пусть имя Лу Синя станет великим знаменем движения за нашу новую культуру. С этим знаменем мы придем к намеченной дели» '.

Творчество Лу Синя — яркая страница в истории китайской литературы. Реалистические традиции Лу Синя находят свое развитие в творчестве многих современных поэтов и писателей Китая. Они сказываются не только в правдивом изображении жизни, но и в критическом отношении к ее отрицательным сторонам. Критика общественно-политического строя во время господства гоминдана нашла свое отражение в художественно-публицистических произведениях таких писателей, как Го Мо-жо, Мао Дунь, Дин Лин, Ся Янь, Чжао Шу-ли, Чэнь Бо-чэнь, Чжан Тянь-и, Ай Цин и многих других. Народные думы и чаяния во время освободительной войны находили свое воплощение в многочисленных рассказах и зарисовках, сделанных писателями на передовых позициях, в тылу врага, в глухих деревнях и рабочих центрах. Народ изображался в них широко и многогранно. Главная же заслуга этих писателей в том, что они рисовали не только внешние черты народа, но и его внутренний облик.