Психологические основания проблемы «общего пространства» семейных пар

Роль семьи как места, где оформляется, раскрывается и подтверждается идентичность личности, существенно увеличилась в связи с тем, что жизнь человека в современных обществах приобретает все более и более частный характер. Интерес к политике и общественным интересам для многих людей снижается, а традиционно при этом человек все более и более ищет опору и сосредотачивается в небольшом и относительно закрытом мире семьи.

Влияние семьи как фактора формирования и становления личностной идентичности человека возрастает, и альтернатив этой тенденции в обозримый период пока не наблюдается [9].

Современная семья в своей сущности представляет собой, в первую очередь, особый вид психологических связей, но вместе с тем это по-прежнему и хозяйственно-бытовые, и рекреационные, и экономические отношения. Рискуя навлечь на себя обвинения в психологизме, мы еще раз отметим, что характер психологических отношений в семье и возможности личностного роста ее членов вступают как одна из важнейших ценностей современной семьи. Растущий уровень благосостояния и сближение экономических и социальных возможностей мужчин и женщин повышают значимость психологической составляющей брака. Вместе с тем надо в полной мере отдавать отчет в том, что понимание супругами друг друга, их заинтересованность в партнере как уникальной личности и иные психологические ценности реализуются в конкретных условиях повседневных жизненных практик. Одной, если не главной, частью таких практик, то наиболее длительно действующей является организация совместной жизни супружеской пары.

Различная пространственно-временная организация семейных отношений задает особую организацию жизни семьи. Вариации в видах семейной жизни открывают возможности для изучения того, как соотносятся у членов семьи потребности в принадлежности и индивидуальности, совместности и приватности. Брак возникает как осуществление стремления к интимности, близости и совместности, но реализуется как длительная совместная жизнь супружеской пары, а затем детей в общем символическом, а также и физическом пространстве жилого дома или квартиры. В ходе совместной жизни происходит развитие и становление идентичности обоих супругов. семья домашний личностный Для описании происходящего в такой семье нами используется термин «общее домашнее пространство». Он подразумевает наличие разделяемых членами семьи повседневных деятельностей и занятий, обеспечивающих возможность и необходимость развития особого типа отношений.

Важным аспектом в пространственной организации личностью домашнего пространства является так называемая социальная зонированность. Разделенность среды и выделение в ней приватного пространства позволяет личности с одной стороны реализовать свою субъектность, а с другой зонирование среды становится средством для балансирования личностью своих потребностей в совместности и автономности. Во взаимодействии с супругом личность входит в иную бытийность, устроенную по иным в сравнении с ее собственными особенностями. Индивидуальное бытие превращается в совместное бытие, в событие с партнером. Последнее включает создание единого образа мира, согласование и взаимоподгонку соответствующих ему поведенческих схем [5]. Мы полагаем, что событием целесообразно именовать такое положение дел, когда субъект, рассматривая особенности своего бытия, признает за другими участниками ситуации в принципе такие же стремления и права на уникальность, автономность и самоактуализацию как и за собой. Тогда возникает пространство, в котором возможно и необходимо разделение и выделение партнерами некоторых зон взаимодействия, организация которых представляет предмет для их обоюдного интереса и, одновременно, проблему для процессов согласования и понимания индивидуальных смыслов [4].

Жилище может выполнять для человека множество функции. Надо начать с того, что человек где-то должен жить, то есть отдыхать, принимать пищу, проводить свободное время, воспитывать детей, хранить принадлежащие ему вещи, возможно, выполнять некоторые рабочие функции, реализовывать сексуальные потребности. На следующем уровне потребностей человек может использовать среду своего проживания как материал для опредмечивания своих вкусов и интересов, оформляя ее как своего рода экспозицию своих желаний и ценностей. Жилище может играть и символическую функцию, обеспечивая для своего хозяина некоторые важные маркеры его принадлежности к определенным социальным стратам. Однако, как и в случае с общей иерархией потребностей, наиболее известной моделью которой является так называемая «пирамида Маслоу», первыми в очереди на реализацию стоят базовые, то есть необходимые для минимального обеспечения жизненного процесса потребности. Жилище тогда есть место, где эти потребности могут быть удовлетворены в более или менее приемлемых условиях.

С ростом благосостояния происходит и рост значимости психологических потребностей, ведущими из которых принято считать потребности в приватности. Можно утверждать, что она занимает одно из первых по значимости мест в перечне условий удовлетворения жизненных потребностей человека [1]. Приватность как оппозиция публичности есть не столь старое приобретение человечества, причем надо сказать, что представления о приватности несомненно являются культурно обусловленным конструктом, имеющим очень точно определенную историческую природу. В рамках различных исследовательских школ, ставящих вопросы о значениях приватного и публичного в современной культуре, место приватного определяется прежде всего через соотнесение с публичным: приватное характеризуется как антоним публичного, недостача публичного, наконец, как «приватизация» публичного [3].

Публичность жизни исторически первична, сам человек в процессе своего развития становится публичным существом. Но вскоре он начинает искать нужную ему меру автономности, а средством ее достижения становится приватность. При этом приватность, выступая оппозицией публичности, предполагает ее, отстраивается от нее, постоянно имея ее в виду. Приватность относительна в том смысле, что она выступает как мера публичности. Одним из наиболее необходимых для человека в пространстве города приватных мест является туалет, но именно поэтому он и должен быть легко обнаруживаем и снабжен указателями. Отсюда и термин для обозначения подобных заведений публичный туалет, своего рода публичное приватное место. Несмотря на некоторую щекотливость (приватность!) темы, взятой для примера, взаимодействие приватности и публичности может быть обнаружено в каждом случае.

Не ставя здесь задачу рассмотрения исторических этапов развития феномена приватности отметим, что современное понятие личности отождествляется не только с индивидуальностью, с самосознанием человека, но и с особым личным пространством, личной дистанцией в человеческом общении. Это позволяет, по мнению исследователей, считать, что личность приобретает «пространство» и сама «опространствливается» именно в этот период [8, с.189−196].

Здесь надо поставить вопрос о смысле личного или приватного пространства. Что означает приватность пространства? Что в него не должен быть допускаем Другой? Но мы знаем, что допуск Другого в приватное пространство есть один из механизмов осуществления интимности, значит, этот критерий не подходит. Более того, ряд социальных ритуалов и процедур как раз основывается на приглашении Других к осмотру и знакомству с приватным жизненным пространством личности. Приглашение в гости, демонстрация семейных альбомов, предъявление и апробация кулинарных изысков хозяйки и обсуждение рецептов ее блюд, экскурсия для гостя по дому хозяина это все относится к области оперирования в личном жизненном пространстве субъекта. Мы видим, что личное пространство используется как инструмент и символическое знаковое средство для развития отношений. «Ему отказано от дома», «велено не принимать» известные формы управления отношениями через вариации формы допуска в различные области жизненного пространства, практиковавшиеся в российской культуре прошлых столетий. Получается, что личное жизненное пространство или, как его можно также обозначить, приватное (в отличие от публичного) пространство не является изолированным от публичной сферы и уникально принадлежащим только и только индивиду. Оно вариативно в использовании и контроле и само по себе является продуктом вполне определенной исторической эпохи и условий жизни определенных социальных групп.

Приватное пространство используется личностью в ряде случаев для оформления и поддержания своей идентичности. «Именно индивидуализация приватной территории, ее отождествление с территорией персональной идентичности, с образом «я» делает представления о приватном столь размытыми и неустойчивыми: чем напряженней осознается потребность «быть собой», тем острей переживается потребность в «других», «чужих», коль скоро удостоверить образ «я» могут только «другие"[3].

Личностная идентичность отражает два аспекта связи человека с миром: 1) его причастность к социуму, различным группам и их социально значимым деятельностям, а также к продуктам этой деятельности; 2) отдельность, особость личности, заявляющей о своей уникальности и своем пространстве бытия. Овладение личностью пространствами бытия мира, в котором она живет, переструктурирование мира в соответствии с собственными потребностями и импульсами развития [5; 6, с. 10 36] можно представить как основной способ выстраивания человеком личностной идентичности. Таким образом, человек преобразует мир и тем самым преобразует себя, стремясь к определенности и гармонии мира по отношению к себе. Обретение идентичности через присвоение пространства в самом простом виде выглядит как занятие пространства следами собственного Я. В простейшем случае это фотографии, личные вещи, определенные конфигурации их расположения, единственное значение которых напомнить присутствующим о том, что здесь обитает некоторое индивидуальное Я. Смысл этих напоминаний тем не менее заключен в других, чье пребывание в данном пространстве ожидается или подразумевается как возможное, тревожное и провокационное. Если в этом пространстве не может появиться другой человек, то смысл его предупреждающего занятия его распредмеченными копиями своей личности исчезает.

Приватное существует на фоне Другого, если нет Другого, то не возникает и вопроса о приватности. Приватное есть ответ на вопрос: «Что мне делать при появлении Другого, который может подтвердить меня в том образе, который я хочу видеть. Но он также может закрепить меня в том образе, который не соответствует моим чаяниям, хотя он и есть тот реальный на данный момент „снимок“ меня физического и бытийного». Но моментальный снимок уставшего, немного недомогающего, оставившего на потом уборку чайных чашек и письменного стола человека не соответствует той его сущности, которую он за собой знает и которая должна приложить определенные усилия, чтобы показать себя миру такой, какая она есть.

Приватное может выступать и инструментом контроля Другого, создавая условия для постоянной проверки действенности контроля и тренировки Другого на подчинение ему. Значительная часть ограничений в нормах поведения, предписываемая в пространствах с ограниченной публичностью, а, следовательно, в той или иной мере приватных, преследует именно эти цели. Форма одежды, требуемая в различных зонах этого пространства и способы общения в них, относятся к этим формам контроля. Появление в зоне вашего приватного пространства мужа или сына предполагает их реакцию на вас, форма которой определена, задана и требует точного выполнения («Доброе утро, как ты себя чувствуешь?»).

Приватное становится возможным определять через нормы, действующие в нем, и источник или автора этих норм субъекта приватности, той личности, вокруг которой выстраивается ее жизненное пространство. Это в первую очередь пространство ее норм, а лишь затем (и не существенно) физическое пространство, которое как таковое проницаемо во всех направлениях Другими. Это создает для нас лучшие возможности для конструирования жизненных пространств близко взаимодействующих людей, а также открывает перспективы по терапевтической работе в случаях, когда нарушения личного пространства становятся фактором, отягощающим отношения. В самом деле, что является существенным для того, что лично пространство каждого члена семейной пары было достаточно автономно? То, чтобы жена пространственно не приближалась к пиджакам мужа или чтобы она не читала его ежедневник? Возможно ли бесконфликтное использование двумя людьми одного и того же (в физически пространственном смысле) персонального компьютера? Разумеется, если они придерживаются некоторых норм работы с компьютером и отношения к информационным файлам друг друга. Нормы эти могут быть предметом обсуждения, но по происхождению они как правило задаются личностью «владельцем» пространства.

На протяжении всей человеческой жизни отдельность и самостоятельность Я выступают устойчивой ценностью, состоянием, к которому стремится человек. Потребность в уникальности, прежде всего для самого себя, побуждает его особо бережно относиться к своему Я, лелеять его как особое образование, обладающее изначальной и несомненной собственной ценностью. Но другой значимой ценностью оказывается причастность к группе и включенность в нее. Человек стремится быть особым и тут же продемонстрировать свою особость группе людей, оценки и взгляды которых оказываются значимыми для него [11, с. 337 354].

Переход от индивидуального и автономного бытия партнеров к совместной жизни традиционно рассматривался как сложный и чреватый кризисами период взаимного приспособления, проверки и уточнения отношений. Однако в традиционных подходах для его описания применялась модель адаптации. Однако кто и к чему адаптировался? Слова «взаимная адаптация» мало проясняют проблему, потому что адаптация представляет собой изменение индивида как в части его поведения, так и в части восприятия мира, установок и отлаживания его инструментальных способностей таким образом, чтобы обеспечить его соответствие заданным физической ситуацией требованиям деятельности или культурным требованиям. Но чьи нормы принимаются за основу и как определяется необходимое направление адаптивного движения тогда, когда встречаются и пересекаются бытийные пространства двух партнеров в браке? Модель адаптации не дает ответа на эти вопросы. Она не отвечает также и на вопрос о том, «чьим» становится бытие брачной пары после некоего периода согласования или притирки ее жизненных реалии. Модель события представляется более удачной, хотя и ее надо развернуть от уровня образного обозначения состояния дел совместного бытия двух людей до уровня психологических механизмов, обеспечивающих функционирование семьи как системы.

Здесь оказываются полезными инструменты и наблюдения, сделанные исследователями повседневных практик совместной жизни людей, связанных узами родства и так называемыми отношениями соседства. Попытки описать частное или приватное пространство исключительно в психологических терминах дают следующие результаты. Субъект ощущает это пространство как «свое, присвоенное или созданное им самим»; само это пространство представляет для человека ценность именно как «свое», поскольку он выступает автором этого пространства. Полагается, что признаком приватного пространства является то, что человек стремится контролировать это пространство, а также защищать от воздействии извне все, там находящееся. Вместе с тем, психологическое пространство, подобно другим субъективным феноменам, переживается как естественное и разумеющееся, но с трудом поддается позитивному описанию [4].

Можно исходить из того, что функции семьи, традиционно отмечаемые социологами семьи, (рекреационная, психотерапевтическая, интимно-личностная, воспитательная и так далее) фактически обозначают пространства, которые участникам брачной пары удалось лучше или хуже организовать для реализации своих ценностей [9].

Тогда бытие семейной пары возможно и необходимо рассматривать как событие, в котором возможны и необходимы разделяемые партнерами пространства, а их организация представляет предмет для обоюдного интереса членов пары. Если понимать пространство в физически-предметном смысле, то есть как физическое пространство, в котором размещены различные предметы, например, пространство жилья или «общее домашнее пространство», то и на этой модели можно проанализировать обсуждаемую проблему [2, с. 30 33].

Мы уже делали попытку анализа распределения пространства жилья на основе феномена овладения личностью бытийными пространствами [5] и получили картину того, как члены семейной пары распределяют пространства жилья по переживанию их как «своего» [10]. В этом исследовании эмпирическим объектом выступал особый тип семей, в которых по роду профессиональной занятости супруг длительное время отсутствует, затем возвращается домой на не очень продолжительное время отдыха и перерыва до следующего цикла работы. Такое чередование типично для рабочих и специалистов, работающих вахтенным методом, для моряков, занятых на длительных рейсах. Количество семей с такими супругами возрастает, все чаще можно увидеть пары, в которых из-за необходимости профессиональной карьеры один из супругов длительное время работает в другом городе. Семья в этом случае воссоединяется через некоторое время или же встречается в полном составе только периодически.

В настоящей статье мы продолжаем анализ полученных эмпирических данных, привлекая теоретические модели психологии повседневности. Исследовательский вопрос применительно к семьям моряков состоял в попытке установить, какие именно особенности отношений задаются периодическим появлением и исчезновением супруга из пространства повседневной жизни семьи, а также выяснить, каковы последствия такой организации семейной жизни для становления идентичности ее участников. Супруги в таких семьях живут в нескольких пространствах. Для жены жизненное пространство семьи разворачивается в стабильных границах частного дома или квартиры в многоквартирном доме и организуется почти по обычным способам его построения. «Почти по обычным» потому, что во время отсутствия мужа на жену ложится выполнение всех родительских ролей, что делает ситуацию отчасти похожей на концентрацию всех семейных ролей у женщины в неполной семье. Но то, что делает ситуацию семей с мужем, работающим вахтовым методом, совершенно особой, это периодическая смена или перераспределение семейных ролей при его возвращении домой, что каждый раз запускает процессы адаптация и мужа и жены к периодически возникающим изменениям в пространстве домашней жизни.

Для исследования была сформирована выборка из тридцати семей моряков, оценивающих свой брак как стабильный и имеющих детей. Контрольная группа такое же количество «береговых» семей, имеющих обоих супругов и детей. Средняя продолжительность брака в обеих группах около 15 лет.

Интерпретация данных исходит из теоретической посылки о том, что развитие личности есть расширение границ ее бытийности [5]. Экспансия структуры личностных смыслов на внешние пространства осуществляется через овладение ими, то есть расширение той сферы, которая репрезентируется субъектом как «Мое». Физическое пространство, его места, а также размещенные в этом пространстве предметы и вещи также могут быть включены субъектом в сферу «Моего». Согласно данным нашего исследования, женщины в обеих выборках называют своими большее число вещей и мест в домашнем пространстве, чем мужчины. Что касается мужчин, то здесь выявились отчетливые различия между представителями «периодически возвращающихся в семейное пространство» и постоянных его обитателей. Так, 40% моряков в качестве своего отмечали пространства, не являющиеся частью основного жилого помещения: гараж, котельное помещение, мастерскую, машину. Таких ответов в контрольной группе («береговые» семьи) отмечено только 13%. Это различие может интерпретироваться как недостаточная включенность, а, возможно, и вытесненность территориального аспекта идентичности мужей исследуемой выборки в периферийную зону домашнего пространства.

Для жен моряков жизненное пространство как бы пульсирует: во время отсутствия мужа во время рейса все жизненное пространство (домашнее пространство) переживется женой как принадлежащее ей. Так, 90% опрошенных женщин ответили на вопрос, меняется ли и как именно их отношение к домашнему пространству во время периодического отсутствия супруга «Все мое в отсутствие мужа» и только 10% указали, что их переживание персонально закрепления пространства не меняется в зависимости от присутствия или отсутствия мужа. Такая смена состояний от полного контроля за пространством жилища до возвращения либо к модели разделения зон на персональные приватные, либо к модели пространства общего пользования представляет собой адаптационную проблему. Ее эффективное решение возможно при хорошей рефлексивности и при достаточно большой ситуационной гибкости, что свойственно зрелой личности. Если же личностной зрелости оказывается недостаточно, то возможны такие фиксации идентичности, которые затем могут оказаться источниками катастрофических напряжений в отношениях супружеской пары.

Проблема реадаптации к появлению в жизненном пространстве другого человека, пусть даже близкого по определению, существует примерно для трети респондентов основной выборки. Так, 37% жен моряков отмечают, что они ощущают более высокую стесненность в домашнем пространстве с возвращением домой мужа, 27% сообщают о том, что «проблемы добавляются», «приходится подстраиваться при планировании своего личного времени». У моряков возвращение домой помимо позитивных чувств связывается также с необходимостью привыкания к новому (отмечено 33% респондентов). Надо отметить, что адаптационные проблемы существуют параллельно с общим позитивным отношением членов брачных пар друг к другу, но выступают как некоторая дополнительная трудность в обеспечении желаемого уровня жизненного комфорта.

Таким образом, можно говорить о том, что рядом с публичными и общими нормами возникают приватные нормы, некоторое «правильное» устройство мира для данной личности и тогда само принятие Другим этого мироустройства может служить критерием для принятия «хозяином» или «хозяйкой» жизненного пространства самого этого Другого. Известно, что одной из сложностей в создании устойчивых пар для людей с достаточным жизненным опытом (утверждается, что в особенности для женщин, но вполне возможны и варианты для мужчин) является нежелание вводить в выстроенный ими мир, отлаженный в соответствии с индивидуальными вкусами и отображающий предметно-символически их личность, нового человека, резко нарушающего выверенный уклад жизни.

Молодые пары переживают этот период заметно легче. Он выступает для них как естественный кризис совместного формирования мира семьи и создания жизненных пространств различного статуса пользования, уровня автономности и так далее. Их задач упрощается еще и тем, что многие из них не имели еще опыта собственного сформированного жизненного пространства и делили сферу своего обитания дома с родителями, а также с братьями и сестрами. Опыт создания собственного жизненного пространства, осуществляемый совместно и со сходных стартовых позиции, несмотря на заложенную в нем конфликтность, имеет гораздо больший потенциал конструктивного сотрудничества и формирования совместных норм, чем ситуация, когда новый член пары входит в уже сложившийся и опредмеченный в пространстве и времени мир другого партнера. В этом отношении опыт пар с длительным отсутствием дома одного из партнеров (вахтенный метод работы, разные места постоянной работы и проживание в разных городах, длительные рейсы у моряков) становится промежуточным вариантом проблемы взаимодействия личных жизненных пространств субъектов брачных пар. При этом еще раз подтверждается вывод о том, что зрелая личность способна к персонализации и удержанию границ своего персонального пространства путем формирования разделяемых с другими людьми норм совместности, а следовательно, к такой автономности в сообществе, при которой взаимодействие с другими людьми не становится разрушительным ни для ее эго, ни для отношений с близкими ей людьми.

семья домашний пространство.

• 1. Бурмистрова-Савинкова А. А. Личность и среда: регуляция границ бытийного пространства. Краснодар, 2006.
• 2. Диденко Е. Н. Личность в пространстве супружеских отношений // Личность и бытие: субъектный подход. Психология субъекта и гендерные аспекты бытия личности. Краснодар, 2005.
• 3. Каспэ И. Дом на экране: атрибуты и символы домашнего пространства в Интернет-средах (2005) / http://www.ruhr-unibo chum. de/russ-cyb/library/texts/ru/kaspe_ home. htm
• 4. Нартова-Бочавер С. К. Психологическое пространство личности. М., 2005.
• 5. Рябикина З. И. Личность и ее самоактуализация в общении // Мир психологии. 2001. № 3.
• 6. Рябикина З. И. Бытийный подход к рассмотрению личности и личностный подход к рассмотрению бытия // Психология личности и ее бытия. 2005.
• 7. Рябикина З. И., Тиводар А. Р. Проблема личностной идентичности в супружеских отношениях//Синергетика образования. 2007. № 10.
• 8. Сайкина Г. К. Есть ли собственное пространство у человеческой личности? // Перспективы развития современного общества. Казань, 2004. Ч. 5.
• 9. Тиводар А. Р. Ценностные аспекты взаимодействия субъектов в брачном союзе / Проблемы социальной психологии личности. Саратов, 2007. Вып. 5.
• 10. Тиводар А. Р., Диденко Е. Н. Особенности взаимоотношений супругов в домашнем пространстве (сравнительное исследование семей моряков и «береговых» семей). В печати, 2007.
• 11. Vignoles V. L., Chryssochochoou X., Breakwell G. M. The distinctiveness principle: Identity, meaning, and the bounds of cultural relativity // Personality and Social Psychology Review. 2000. № 4.