Специфика заблуждений в науке

Философское понятие заблуждения. Виды и формы заблуждений

Все проблемы гносеологии касаются либо средств и путей достижения истины, либо форм существования истины, форм ее реализации. Категории, которыми оперирует гносеология при описании различных познавательных явлений («практика», «субъект», «объект», «чувственное», «рациональное» и т. п.), объединены между собой посредством категории «истина», с которой они так или иначе соотносятся. Однако, «…истина,-как отмечал немецкий философ Г. Гегель, — не есть отчеканенная монета, которая может быть дана в готовом виде и в таком же виде спрятана в карман». У этой монеты есть аверс — собственно истина и реверс — заблуждение. Заблуждения представляют собой трудности в познании.

Процесс познания предстает со страниц книг зачастую как «торжественное бесповоротное шествие к… истине без проблем и противоречий, в ходе, которого происходит прирост все новых и новых истин, дополняющих друг друга». Но такая картина развертывания знания по существу отражает не имманентный процесс его развития, а лишь узловые этапы, арифметическую сумму достигнутых знаний, перечисляемых хронологически. Реальный познавательный процесс не свободен от заблуждений, имеющих место в познавательном процессе. Без исследования связи познания с заблуждением не является достаточно полным и само понимание истины.

Необходимо отметить, что несмотря на изменения в понимании истины (фаллибилизм и правдоподобие К. Поппера, плюрализм истин П. Фейерабенда, ис тина как анахронизм А. Назаретяна), последняя сохраняет статус высшей цели науки. Мы согласны с утверждением К. Зуева, который считает, что истина, очевидно, относится к тем фундаментальным понятиям, раздумывать над смыс-I лом которых человеку суждено до тех пор, пока он таковым остается, во всяком случае он обладает разумом и формирует для себя те или иные мировоззренческие, познавательные, нравственные принципы и установки. Другое дело, что этот смысл как и смысл многих других ключевых понятий, обновляется, трансформируется по мере развития знания и накопления социального опыта, сохраняя при этом существенно важные элементы своего прежнего содержания". С. И. Трунев, исследовавший понятие научной истины, указывает, что «семантико-модельный, эволюционный с опосредованным характером взаимодействия субъекта объекта познания вариант концепции истины не исчерпал своих возможностей и, в принципе, остается наиболее значимым для области теоретического естествознания».

Истина остается характеристикой объективного в знании. «Так объективность знания под углом зрения его согласования с реальностью оказывается обобщенным выражением множества таких показателей истины, как доказуемость, фальсифицируемость (т. е. установление ложности положения, альтернативного истинному), когерентность (согласованность высказываний системы или систем знания, включая отношение истинной теории к исследуемой), проективность (как способность истинного знания к прогрессивному сдвигу проблем, расширению базисной теории), конструктивность (как показатель существования и способ утверждения идеальных объектов), инвариантность (как независимость от конкретной системы преобразований) и др». В зависимости от познавательных ситуаций объем этих показателей истины может меняться.

Без обоснования правомерности и необходимости применения понятия истины невозможно употребление понятия заблуждения и изучение связанных с ним феноменов.

Истина объективна, но творит ее субъективность, абсолютизация объективного или субъективного моментов в познании порождает заблуждения. Объективность истины означает, что ее содержание не зависит от субъекта. Но истина познается субъектом и выражается им. Субъектом могут выступать в познавательном плане индивиды, научные сообщества, социальные группы, человечество. В процессе познания объекта, субъект исключительно активен. В ходе изучения он выдвигает ряд догадок, гипотез, предположений. Такая активность необходима, поскольку некоторые суждения, отражая те или иные свойства объекта, все полнее раскрывают его сущность, накапливают знания о нем, достигая рано или поздно объективной истины.

Но в то же время в познавательной активности субъекта таится возможность возникновения заблуждений в связи с тем, что не все знания могут соответствовать действительности. Из того, что заблуждение свойственно познанию было бы неверным выводить мнение, что знание не содержит объективной истины, что познание представляет собой движение мысли от одного заблуждения к другому. В объективной истине наряду с относительной истиной содержится и истина абсолютная, имеющая непреходящее значение. И. В. Гете был прав, когда писал: «Я жалею людей, которые много носятся с преходящестью вещей и уходят в созерцание земной сущности. Ведь мы для того и существуем, чтобы сделать преходящее непреходящим, а это может быть осуществлено лишь тогда, когда мы можем ценить и то и другое». В познании всегда присутствуют объективные и субъективные факторы, к первым относятся наличный уровень знаний, практики, степень разработанности проблемы и т. п.; ко вторым — степень одаренности, компетентность, внимательность и т. п.

Представления о заблуждении в истории философии

Единство и противоречие истины и заблуждения есть то, что определяет бытие и смысл деятельности познающего субъекта. Онтологический статус заблуждения, с одной стороны, обусловливает различный подход к исследованию заблуждений, а с другой — позволяет объединить разные гносеологические концепции на основе их обращения к феномену неверного отражения действительности, принимаемого за истинное.

Анализ проблемы заблуждений изначально принадлежал философии, следовательно необходимо обратить взгляд на историю исследований и анализа заблуждений. Попытки решения проблемы достижения истины, выявления и преодоления заблуждения можно обнаружить на протяжении всех этапов развития науки. В древнейшей философии эта проблема обсуждалась в связи с выявлением наличия у человека абстрактного мышления, возникновением зачатков логики, появлением и осознанием понятия истины и в связи с этим осмыслением ее противоположности — заблуждения, а также выяснением различия мнения и знания. Так, видный представитель даосизма Чжуан-цзы (ок. 369−286 гг. до н. э.) говорил: «Истина существует лишь постольку, поскольку существует ложь, а ложь существует лишь постольку, поскольку существует истина Утверждение есть в то же время отрицание, отрицание есть в то же время утверждение. Отрицание заключает в себе истину и ложь, утверждение также заключает в себе ложь и истину». Следует отметить, что в истории философии понятие ложного совпадает нередко с понятием заблуждение. Следовательно, хотя и в форме противополагания как чего-то внешнего друг другу, Чжуан-цзы утверждает мысль о связи истины и заблуждения, существующей в форме противополагания как чему-то внешнему.

В классической теории познания существует большое и принципиальное разделение на психологистов и антипсихологистов. Все философы различали причинное объяснение тех или иных феноменов сознания и их нормативное оправдание. Для психологистов норма, обеспечивающая связь познания с реальностью коренится в самом эмпирически данном сознании. Антипсихологисты ищут источник нормы нормы познания в другой области. Нормы, обеспечивающие связь познания с реальностью, говорят не о сущем, а о должном, не могут быть просто фактами индивидуального эмпирического сознания. Ведь эти нормы имеют всеобщий, обязательный и необходимый характер, они не могут быть потому получены путем простого индуктивного обобщения чего бы то ни было, в том числе и работы эмпирического сознания и познания.

Из факта расхождения показаний органов чувств и выводов разума некоторые философы заключали, что в заблуждениях виноваты органы чувств. Эту идею развивал Платон. Он в диалоге «Федон» излагает устами Сократа следующую концепцию: «виноваты» в заблуждениях органы чувств и влечения тела «Ведь, принимаясь исследовать чтобы то ни было совместно с телом, она (душа — А. К.) всякий раз обманывается — но вне тела». Поскольку тело обманывает душу и вводит в заблуждение, то по Сократу, не оно, а размышление — путь уяснения предметов бытия. Следует отдаваться чистой мысли, стремясь постичь каждую отдельную чистую сущность в ней самой отрешаясь при этом возможно более от зрения, слуха, от посредства тела вообще, как возмущающего душу и не позволяющего ей достигать истины и мудрости во всех случаях, когда она приходит с ними в соприкосновение. Итак, — делает вывод Сократ, отсюда для нас очевидно, что если мы желаем что-нибудь настоящим образом знать, то нам необходимо отрешиться от тела и одной только душой созерцать сущность вещей, ведь «лучше всего мыслит она, конечно, когда… стремиться к… бытию, прекратив и пресекпш насколько это возможно общение с телом» .

В знаменитой притче о пещере Платон поднимает вопрос об укорененности заблуждений в повседневной жизни, что постижение истины может разрушить привычный образ мира. Освобожденный человек, считая ранее виденные и привычные тени более истинными, чем вещи, ошибается в оценке их истинности. Еще более странными, кажутся человеку, вышедшему из пещеры, сущности вещей. «И он подумает будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь». Притча заканчивается спуском освобожденного обратно в пещеру, к тем кто там еще закован. Освобожденный должен теперь их тоже увести от их заблуждения и привести к истине. Но освободитель чувствует себя в пещере уже не на своем месте. Ему грозит погибнуть под властью господствующих там представлений, т. е. притязания той пещерной действительности на свою единственность. Концепция Платона предусматривает постижение абсолютной истины как идеальной сущности.

С иных позиций давал ответ о причинах заблуждений Аристотель. Он подчеркивал значение изучения того, «что такое заблуждение: ведь оно еще более свойственно живым существам, и душа немало времени проводит в ошибках». По Аристотелю ощущения являются достоверными, хотя он допускает, что в исключительных случаях возможны обманы органов чувств (например, у больных людей), но как правило, чувства не обманывают. Ведь если предположить, что все наше знание в конечном счете основывается на ощущениях, а ощущениям не свойственна истина, то тогда истина, как соответствие материальных и идеальных образов вообще была бы невозможна. Философ подчеркивает, что без восприятия нет представления, а без представления нет мышления. «Заблуждение объясняется не ощущениями, а воображением и особенно неадекватными связями содержания восприятия разумом"3. Воспринимается всегда лишь отдельный предмет или явление, поэтому знание восприятия всегда отдельное и случайное, оно не является научным знанием, а лишь его предпосылкой. Переходным моментом от восприятия к мышлению является наблюдение.

Специфика заблуждений в науке

В своем осознании мира и самого себя человечество шло и продолжает идти через лабиринт заблуждений, обусловленных ограниченностью исторической практики и соответствующей этому относительностью (неполнотой, ограниченностью) знаний об окружающей его действительности. Заблуждения составляют важный момент развивающегося знания, который дает возможность лучше понять познание.

Какими бы достоверными ни были методические принципы, указывающие дорогу к истине, познание нового можно уподобить пути, ведущему в ней естное. На этом пути ученый не снабжен однозначными ориентирами. Как правило, теоретические представления, на которые он опирается показывают ему на один из нескольких возможных, а иногда и просто равновероятных способов исследования, в силу чего ученому всегда предстоит решать задачу выбора, который не всегда может быть верен, может привести к истине или к; заблуждению. Однако, «заблуждения на пути движения знания были не иррациональным началом в познании, отвращающим от истины, а наоборот, необходимой ступенькой, спираясь на которую наука приближалась к истине» .

На процесс познания влияют объективные и субъективные факторы, первые совершенно независимы от познающего субъекта и могут привести исследователя к неверным выводам при изучении тех или иных объектов. Возникающие в познании заблуждения объективно могут быть результатом ограниченности знания и практики в каждый конкретный исторический момент. В этом смысле показателен пример геоцентризма. Астрономы древности на основании наблюдений небесных тел могли придти к заключению о гелиоцентрическом строении мира, однако, именно из-за ограниченности знаний был сделан противоположный вывод: Земля на несколько столетий стала центром мира Критикуя в работе «Альмагест» идею гелиоцентризма, Птолемей указывает, что она обладает «большой простотой» и что с астрономической точки зрения ей «ничто не мешает». То есть в формальном отношении гелиоцентрическая система признавалась Птолемеем вполне удовлетворительной. Главное возражение сводилось к содержательным физическим аргументам, которые вполне соответствовали возможностям науки того времени, а «уровень науки каждого исторического периода … отражает достижения практики этого периода». «Если бы Земля, — писал Птолемей, — имела движение, общее со всеми другими тяжелыми телами, то, очевидно, вследствие своей массы она опередила бы эти тела, оставила бы всех животных, а равно и прочие тяжелые тела без всякой поддержки в воздухе, а наконец скоро и сама выпала бы из неба. Таковы последствия, к которым мы пришли: нелепее и смешнее нельзя себе вообразить». В этом рассуждении содержится мысль, что движение Земли должно вызвать не связанные со взаимодействием тел ускорения. Чтобы отвергнуть это возражение, необходимо было доказать, что движение Земли не изменяет происходящих на ней процессов. А это можно было сделать лишь оперируя понятием инерции. Факты, противоречащие геоцентризму, астрономы пытались согласовать с наличной системой астрономических знаний. Окончательно это сделал Птолемей, объяснивший реально наблюдаемое, «петлеобразное» движение планет по небосводу теорией эпициклов и эквантов, которая математически точно описывала траекторию движения любой планеты. Явление было приведено в соответствие с мыслимой сущностью не совсем точно (хотя и удовлетворяло многие поколения астрономов). Дело в том, что для описания движения планеты необходимо было постоянно изменять количество эпициклов, что делало сложными вычисления. К тому же получалось, что планеты вовсе не двигаются по эпициклам, а последние просто являются приемом описания реального движения. Как это ни парадоксально во времена Птолемея (и еще много веков спустя) черты формального объяснения фактов были присущи гелиоцентрической системе (объективно истинной), в то время как геоцентрическая (заблуждение) обладала всеми признаками содержательного их объяснения.

Н. Коперник изменил принцип объяснения планетного движения: Земля стала рядовой планетой, а позиция земного наблюдателя уступила место некоторому «космическому взгляду» со стороны. Формой, верного содержания теории гелиоцентризма, оказались упрощение и точность математических расчетов. Именно поэтому коперниканство не воспринималось как антицерковная доктрина, но принималась как более точная схема вычислений. Поэтому глава инквизиции кардинал Беллярмин и пытался использовать гелиоцентризм как аргумент против последователей Н. Коперника. «…Действительно, если говорят, что предположение о движении Земли и неподвижности Солнца лучше объясняет наблюдаемые явления, чем гипотеза эпициклов и эксцентров, то этопрекрасное утверждение и оно не заключает в себе никакой опасности. Его вполне достаточно для математики». Содержательное обоснование теория Коперника получила после разработки научного понятия инерции Г. Галилеем и И.Ньютоном. При анализе существования заблуждений в познании и их диалектической взаимосвязи с истиной, возникает вопрос об их роли в познании. Отрицательная, негативная сторона заблуждений хорошо известна, но мы разделяем ту точку зрения, которая признает существование позитивных функций заблуждений. Так, несмотря на то, что теория геоцентризма была заблуждением, она несла в себе элементы положительного знания.

Заблуждение и альтернативное знание

Познание человека об окружающем его мире многогранно, многоаспектно. Оно включает в себя не только научное познание, но и альтернативные формы познания.

В структуре знания присутствуют элементы, не укладывающиеся в традиционное понятие научности разного рода, религиозные и магические представления; интеллектуальные и сенсорные навыки, не поддающиеся вербализации и рефлексии, социально-психические стереотипы, интересы и потребности; большое число противоречий и парадоксов; следы личных симпатий и антипатий, привычек, ошибок, небрежностей заведомого обмана. Приоритет в производстве знаний принадлежит науке. Само знание, как уже отмечалось, таит в себе возможность возникновения заблуждений. Нас интересует, прежде всего, как функционирует заблуждение в альтернативном знании, как здесь проявляют себя ложь (в том числе обман), дезинформация, ошибки, а также какое отношение к этому имеют такие феномены познания как лженаука (псевдонаука) и альтернативное околонаучное знание — паранаука. заблуждение наука познавательный Наука как сфера исследовательской деятельности, направленная на производство новых знаний о природе, обществе, мышлении и т, д. Она занимает особое место в истории Нового и Новейшего времени. Хотя историю науки можно выводить из глубокой древности именно с XVI века наука превращается в самостоятельный вид общественной деятельности и отделяется не только от непосредственной материальной деятельности, но и от других видов интеллектуального труда (религии, искусства и др.). Возникновение нового вида интеллектуальной деятельности, в котором нуждается производство, потребовало перехода от дилетантизма к профессионализму. Создается особая социальная группа — ученые. Наука, в своей истории, не всегда успешно на пути к истине, были и взлеты и падения, да и само значение науки оценивалось в разное время по-разному. А. С. Кравец выделяет 4 этапа качественно отличающихся социальной зрелости науки: 1) от XVI до XVIII века. Это время молодости науки, ювенильная фаза в ее развитии, которой соответствует «романтическая» идеология, основанная Ф. Бэконом и его последователями; 2) охватывает XIX век и может называться классическим; 3) постклассический — примерно с начала Первой мировой войны до окончания Второй мировой войны; 4) с окончания Второй мировой войны до современности. В результате естественнонаучных открытий (особенно в XIX веке) именно наука стала восприниматься как носитель истины, последней инстанцией, образом беспристрастности и объективности, как абсолютный непререкаемый авторитет. В период с XVI века до окончания Второй мировой войны сложился сциентизм — положительное отношение к науке, с верой в ее могущество и неоспоримое превосходство перед другими формами духовной деятельности. При этом за эталон принимались точные науки, нередко противопоставляемые гуманитарным наукам. Доминантной чертой науки было изображение ее как двигателя общественного прогресса. Однако, во второй половине XIX века вследствие успехов науки в создании оружия массового уничтожения, в результате научно-технической революции и загрязнения окружающей среды благостное отношение к науке сменилось негативным. Ее объявляли вредоносной, а в обществе сложилось отрицательное отношение к науке — антисциентизм, который видит в ней «принципиально ограниченную форму культуры, а в некоторых крайних вариантах — и силу, враждебную гуманистической сущности человека"3. Социум приобрел огромное влияние на науку. Но в социально обусловленной динамике производства научного знания оказываются в наличии объективные результаты, независимые от социального контекста их получения и признания. Процесс отбора научных утверждений, процесс их социализации безусловно сложен и малоас-пектен. Но в конечном счете, — отмечает Л. Б. Баженов, — итог все-таки определяется не социальными факторами, а соответствием объективной реальности» 4. Сместилась сфера исследовательских интересов методологии. «Современная методология исходит из того, что реальная наука постоянно движется, изменяется, перестраивается и методология, целью которой является формулировка критериев научного метода, вынуждена считаться с тем, что критерии эти должны прилагаться к изменяющемуся знанию, т. е. к знанию вечно незавершенному, вечно нарушающему в своей динамике сложившиеся каноны научной рациональности». В этой вечной незавершенности знания методология обратилась к формам и способам познавательной деятельности, которые прежде квалифицировались как «пограничные», спорные, а то и просто расположенные по ту сторону традиционно принятых границ науки. В сфере методологических интересов оказывается магия, астрология, парапсихология, уфология, комплекс «народных наук» (народная синоптика, народная агрикультура и др.). Итогом стало то, что науку не стали отделять от иных форм познавательного освоения действительности. Эту позицию озвучил П. Фейерабенд. Для него наука — это «наиболее современный, наиболее агрессивный и наиболее догматический религиозный институт». По характеру своего содержания наука ничем не отличается от мифа, колдовства, магии. П. Фейерабенд протестует против того, что он называет «шовинизмом науки», понимая под ним непримиримость и нетерпимость науки к ненаучным построениям в сфере науки2. Суть позиции П. Фейерабенда в том, что нельзя найти ни одного методологического предписания (нормы, правила, требования), которое бы никогда в истории науки не нарушалось и притом не нарушалось успешно. Да, правила, нормы нарушались, но в изменяющихся условиях развития знания и практики. Вместе с этим сохраняются критерии позволяющие однозначно по четким гносеологическим основаниям идентифицировать научно-познавательную деятельность в ее отличии от псевдонауки и ненауки. Критерии научности знания следующие: объективность, рациональность, системность, проверяемость. Теоретически аппелировать к различным формам познавательной деятельности возможно, но практически это означает, что «методология, призванная нормировать научную практику, оказывается вне реальной практики науки"3. На наш взгляд обращение к безграничной сфере иных, ненаучных форм познавательной деятельности, методом от противного доказывает особый статус науки в производстве новых знаний.