Особенности менталитета русской культуры

Исследование менталитета русской культуры представляется актуальным во многих отношениях. Во-первых, тема актуальна с теоретической точки зрения. Современная наука имеет в своем распоряжении ряд культурно-антропологических и историко-психологических, а так же философских теорий, посвященных анализу и выявлению особенностей менталитета культуры.

Термин менталитет зародился во Франции. Он встречается уже в отдельных работах Р. Эмерсона в 1856 г. Кроме того, У. Раульф на основе анализа французской публицистики рубежа XIX—XX вв. пришел к выводу, что смысловой заряд слова менталитет образовался до того, как термин появился в обыденной речи.

Принято считать, что в научный терминологический аппарат категорию менталитет одним из первых ввел французский психолог и этнограф Л. Леви-Брюль после публикации своих работ.

Нужно обратить внимание на то, что, начиная с Л. Леви-Брюля, категория mentalitй стала употребляться не столько для характеристики особенностей типа мышления какого-либо социального объединения или этнической общности, сколько для отражения ее специфики в рамках конкретной исторической эпохи.

Менталитет — это одно из основных понятий современного гуманитарного знания. Оно включает в себя главные характеристики этноса и является одним из ведущих критериев при сопоставлении наций друг с другом.

Менталитет является предметом рассмотрения нескольких гуманитарных наук, каждая из которых вносит свою черту в определение данного понятия. Современный Философский энциклопедический словарь трактует менталитет как образ мышления, общую духовную настроенность человека или группы, ограничиваясь лишь изучением мышления. Энциклопедический словарь Терра Лексикон под данным понятием подразумевает определенный образ мыслей, совокупность умственных навыков и духовных установок, присущих отдельному человеку или общественной группе. В такой трактовке отсутствует упоминание о языке как о важной составляющей менталитета, а из культурных особенностей, вероятно, учитываются только особенности поведения.

Односторонняя трактовка не является особенностью только лишь современной науки. Менталитет как самостоятельный предмет исследования стал рассматриваться в 20−30-е гг. XX в. В начале XX века термин «ментальность», видимо, применялся двояким образом. В обычной речи этим в некоторой степени модным термином обозначались предпочтительно коллективные системы мироощущения и поведения, «формы духа». В это же время он появляется и в научном лексиконе, но опять же как «образ мыслей» или «особенности мироощущения».

Надо отметить, что уже на протяжении Нового времени в ряде философских разработок (например, работы Ш. Монтескье, Ж. Б. Вико, И. Гердера, Г. В. Ф. Гегеля и др.) получила развитие идея о народном духе какого-либо народа. Ко второй половине XIX в. эта идея настолько утвердилась в науке, что в 1859 г. М. Лацарус и X. Штейнталь объявили о формировании нового научного направления — этнической психологии и издании по данной проблематике соответствующего журнала. Эта новая наука должна была заниматься, по мнению ученых, изучением народной души, т. е. элементов и законов духовной жизни народов. В дальнейшем это направление поддержали В. Вундт, Г. Г. Шпет, Г. Лебон, Р. Тард и ряд других ученых.

В отечественной науке понятие менталитет, точнее некоторые его аспекты, также отражены. Так, для раскрытия духовной структуры общества часто использовались как синонимы такие категории, как «национальный характер», «национальная душа», «национальная сознание». Структура национальной души раскрывается исследователями, в частности, на примере анализа духовного мира русского народа. Надо отметить, что традиция изучения русского национального характера была заложена историками России XIX в. Н. М. Карамзиным, С. М. Соловьевым, В. О. Ключевским. Выработать философское и психологическое обоснование для исследований указанной проблематики в рамках «психологической этнографии» попытались К. М. Бэр, Н. И. Надеждин и К. Д. Кавелин. Кульминацией в развитии этого направления явились работы таких отечественных религиозных философов конца XIX — начала XX вв., как Н. А. Бердяев, B. C. Соловьев, Л. П. Лосский, Г. П. Федотов, Л. П. Карсавин, В. В. Зеньковский и др.

Стоит отметить тот факт, что практически никто из ученых не разграничивал понятия менталитет и ментальность. Аналогичная ситуация наблюдается и в современной отечественной и зарубежной науке. В то же время отдельные исследователи предпринимали попытки установить содержание и соотношение терминов менталитет и ментальность.

Так, одним из первых разграничить эти категории попытался О. Г. Усенко, предложивший определять ментальность как универсальную способность индивидуальной психики хранить в себе типические инвариантные структуры, в которых проявляется принадлежность индивида к определенному социуму и времени. Иными словами, индивидуальная ментальность, по сути дела, растворяется в социальном менталитете, что представляется не совсем реальным отражением действительности.

В рамках социологического подхода различать термины менталитет и ментальность попытался В. В. Козловский. Менталитет, по его мнению, выражает упорядоченность ментальности и определяет стереотипное отношение к окружающему миру, обеспечивает возможность адаптации к внешним условиям и корректирует выбор альтернатив социального поведения.

Данное определение представляет собой особый взгляд на менталитет и ментальность. Во-первых, В. В. Козловский указывает на то, что оба явления, менталитет и ментальность, связаны с особенностями индивидуального и группового мышления. Само мышление характеризуется такими специфичными, хотя и взаимосвязанными чертами, как набор свойств, качеств, особый тип, способ мыслительной деятельности. Во-вторых, по мнению ученого, ментальность не является психическим состоянием, а представляет собой социокультурный феномен.

Другой исследователь, Л. Н. Пушкарев, пришел к выводу, что менталитет имеет общечеловеческое значение, в то время как ментальность можно отнести к различным социальным стратам и историческим периодам.

В определенном смысле сходную точку зрения высказали Е. А. Ануфриев и Л. В. Лесная, которые отметили, что в отличие от менталитета под ментальностью следует понимать частичное, аспектное проявление менталитета не столько в умонастроении субъекта, сколько в его деятельности, связанной или вытекающей из менталитета … в обычной жизни чаще всего приходится иметь дело с ментальностью …, хотя для теоретического анализа важнее менталитет. При этом исследователи сближают феномены менталитет и ментальность настолько, что в одном случае индивид обладает ментальностью, а в другом — менталитетом.

Таким образом, обзор основных подходов к рассмотрению категорий менталитет и ментальность указал на диалектическую взаимосвязь указанных понятий. В то же время, в силу частой идентичности в употреблении да Представление о важнейших свойствах русского менталитета можно попытаться получить из опыта русской истории и культуры.

Под словом «культура» я понимаю накопленную в данном обществе сумму универсальных знаний и навыков, которые можно использовать в самых различных целях, но все эти знания органично спаяны в одну систему со своеобразными моральными ценностями. Такая спаянность ни есть нечто само собой разумеющаяся. Она может быть очень слабой или отсутствовать вовсе. Еще славянофилы замечали, что в России существует глубокая антитеза между русским типом духовности и культурой. Такое обстоятельство, на мой взгляд, имеет не только негативное, но и позитивное значение.

Общественные процессы позволяют достаточно хорошо выявить «истинно человеческое», а в нашем случае «истинно русское». Своего рода путеводителем, направляющим наше внимание при обращении к отечественной истории и культуре, будет служить спор славянофилов и западников, начавшийся, как известно, в России в 40-х годах XIX в. и продолжающийся в наши дни.

Вспомним сначала, что согласно славянофилам Россия должна исторически развиваться самобытно, следуя своим духовным традициям. Пытаться европеизировать страну не только бессмысленно для нее, но и губительно. О каких самобытных традициях, образующих пропасть между Западом и Россией, может идти речь?

В первую очередь следует сказать о решительном возвышении милосердия над справедливостью. Если на Западе человек будет отстаивать свои права из принципа, то названная особенность русского типа нравственности делает русского очень инертным и снисходительным, всепрощающим даже тогда, когда активных действий требует насущная необходимость, просто инстинкт самосохранения. Следующим качеством, отличающим нравственно-психологический тип русского человека, можно назвать его нелюбовь к формализму, в том числе к правовому. Русским свойственно импровизировать закон. В России формальные соглашения не любили купцы, которые, заключая договор о сделке, часто, что называется, били по рукам, доверяясь данному партнером слову, не любили и крестьяне, никогда не признававшие юридических правил поведения, а руководствовавшиеся в своей жизни обычаями и традициями.

Нелюбовь русских к формализму можно заметить уже даже по тому, как мы общаемся. В России принято общение «по душам», т. е. простота и правдивость в разговоре с собеседником. Делиться личными переживаниями, иногда с первым встречным, это для нас норма. Отмечая такую особенность нашего поведения, европейцы говорят, что у них люди принципиально стараются держать дистанции между собой. Формализм ими блюдется как подстраховка в личной жизни.

Правовая культура — вопрос, на котором стоит остановиться чуть подробнее. В правовом сознании западного индивида живут убеждения, родственные его нравственному миру. Но это не значит, что развитое правовое сознание является само по себе критерием высокой нравственности. К нравственным этическим принципам, способствующим эффективному функционированию права, следует отнести приоритет справедливости над милосердием и эгоистическое самопринуждение. Нравственное содержание наличествует в людях в разной степени. Справедливость выше милосердия, но не всегда превыше всего. Когда мы говорим о правовой этике, речь должна идти о том, что именно из нравственных качеств преобладает в человеке. Так, приоритет справедливости над милосердием, а не наоборот, будет отвечать такому правовому принципу, как равномерное воздаяние за содеянное. Правовые нормы, призванные, как хорошо показал Б. Н. Чичерин, защищать прежде всего личный интерес, при условии определенного его ограничения, совпадают с такой этической нормой, как эгоистическое самопринуждение. Не прогресс нравственности привел людей на Западе к правовому строю, но последний удерживает их от нравственного регресса.

Западный человек может нарушить закон, но, во всяком случае, его менталитет делает его более иммунизированным от такого желания, чем русского. Русский же поступает согласно правовым требованиям только для того, чтобы избежать неприятностей, поскольку его нравственные мотивы, как правило, выходят за рамки формального права. При этом существует одна опасность. Если в обществе процветает правовой скептицизм при отсутствии этического эквивалента, тогда общество деградирует в нравственном отношении. В Японии таким эквивалентом являются так называемые гири, т. е. традиции и обычаи. В Корее это буддийская этика. В Китае — конфуцианская культура с ее принципом внешней целесообразности. В России такой замены нет. Православная этика решительно утверждает милосердие и любовь, всепрощение как принципы межличностных и общественных отношений. Но любое гражданское общество предполагает своим основанием социальную справедливость, а не любовь и сострадание. Правовая система развитых правовых государств имеет свое основание в сознании живущих там людей. Это люди, которые все оценивают исходя из своих личных интересов. Эгоизм в этом мире есть норма жизни, но эгоизм облагороженный или, по выражению Маркса, сдержанный. Он находит поддержку в юридическом праве, призванном прежде всего охранять круг личных интересов граждан. В России всегда существовал примат общего над личным как один из критериев русского типа нравственности, русской духовности. Уродливые формы, которые принимает сегодня индивидуализм в России, показывают, что его нет в традициях русской культуры.

Торжество принципа внешней целесообразности в западной культуре чрезвычайно плодотворно сказалось на практической стороне жизни. Достижение какого-либо результата должно быть максимально облагорожено, как и сам результат. Так, например, еще средневековый мастер тратил время и силы на то, чтобы изготовить искусное клеймо на внутренней части замка, которое, как он знал, никто не увидит. Существующие сегодня в России немецкие поселки снабжены водопроводом усилиями самих поселенцев. Важно не просто получать воду, но делать это максимально удобно. Русские в соседних поселках, презрев такое удобство, будут носить воду на руках с помощью ведер. Они понимают, конечно, что и как можно сделать, чтобы облегчить свой труд, но русским несвойственно прилагать специальные дополнительные усилия ради того, чтобы избавить себя от внешних неудобств, которые в их представлении, в общем, терпимы. Внешние бытовые неудобства, встречающиеся сплошь и рядом в России, есть не результат случайных обстоятельств, а результатспецифики русской культуры.

Можно утверждать, что благоприятные условия какой-либо деятельности не являются для русских ее атрибутами. Потому русский будет эффективно работать в таких условиях, в которых европеец работать с таким же результатом не сможет. Полуголодные русские рабочие в годы Великой Отечественной войны работали за станками зимой под открытым небом, перевыполняя норму. И сегодня, в мирных условиях, русские люди работают за плату, которая едва позволяет им не голодать. Значение такой особенности русской ментальности для экстремальных ситуаций переоценить нельзя.

Когда мы говорим о духовных традициях какого-то народа, то имеем в виду те убеждения людей, которые освящены в их сознании, укоренены в их нравственно-психологическом укладе. Что-то здесь, по выражению А. С. Хомякова, является высшей точкой всех его помыслов и желаний. Это некий идеал, который в отношении русского народа можно сформулировать примерно так: если жить хорошо, то жить хорошо всем. У американца его идеальное стремление может быть выражено следующим образом: жить так, как я хочу. Американская эгоистичная идея получает ограничение в таком мироустройстве, как демократическое правовое государство, обеспечивающее сохранение примата личного интереса любого из граждан над интересом общественным, но не дающее вылиться личному эгоизму в нарушение прав других. Это и есть собственно культурный подход, когда ограничивается, облагораживается естественное и некрасивое. Русская идея, которая прекрасна сама по себе, привела к деспотизму. Этика любви и милосердия не может возвышаться над этикой закона в человеческом обществе. Если политическая власть ставит перед собой цель реализации абсолютных, ничем не ограниченных ценностей, тогда и принуждение становится неограниченным, поскольку не закон, а такие ценности превыше всего. Конечно, при деспотизме любовь и милосердие становятся совершенно отвлеченными понятиями. Пожалуй, первым из русских философов осознал это Вл.Соловьев.

Насильственная европеизация страны Петром I не сделала Россию Европе, не вытравила из России духовное содержание, обеспечившее в будущем победу большевиков.

Феномен большевизма в России некоторые современные исследователи-патриоты объясняют инфекционным заражением, а источником инфекции называют Запад. Но для того, чтобы организм начал болеть, необходимо взаимодействие инфекционных бактерий и организма. Если на Западе коммунизм с его учениями тяжелых последствий не имел, то в России коммунизм пришелся как огонь к хворосту.

Сегодня мы освободили себя от внешнего насилия, отринув, казалось бы, идею, которая помогала такому насилию осуществляться, но в нас не рождается иное достойное содержание. Мы продолжаем мечтать о государстве, которое само по себе будет заботиться о людях, которое можно будет любить и уважать. В русских простых людях нет понимания того, что государство не может быть справедливым без контроля со стороны самих граждан, без наличия гражданского общества, способного поставить перед государством свою волю как закон. Вообще русскому тяжело основать свое благополучие на справедливости.

Русским нужна, прежде всего, не социальная справедливость, а полюбовное идеальное соглашение. Если русского поставить в ситуацию, которая даст ему возможность почувствовать себя судьей, и он будет волен наказать по справедливости или простить, то скорее всего он простит.

В конце XVII в. Россия подошла к краю пропасти и чтобы сохранить себя, должна была начать развиваться вопреки своему духовному укладу. Реформы Петра I не могут быть оценены однозначно уже потому, что, будучи необходимыми для внешнего мироустройства, для традиций русского духа они были чужими и лишними. По меткому замечанию А. Толстого, Петр не вывел Россию на европейский двор как равную среди равных, а вытащил ее туда за волосы, излупив до крови. Россия стояла среди европейских дам в нелепом для себя наряде, вытирая кровь рукавом и дико озираясь, вызывая страх и неприязнь.

Но Россия выжила и заставила считаться с собой других. Феноменально терпеливый русский народ построил государство, чрезвычайно крепкое внешне, но лишенное прочнойвнутренней связи. Страна выросла и окрепла как государство, но то оформление общественной жизни, которое стало получать русское общество, никак не отвечало его внутреннему миру, его душе.

Такое противоречие внешнего и внутреннего присуще русскому человеку. В нем живет мечта о земном рае, не требующем строгого оформляющего начала, необходимого для любого исторического развития. Такую мечту обоснованно попытались выразить еще славянофилы. Ошибочно думать, что они говорили о какой-то особенной форме государственного устройства как о самом заветном. В своих желаниях они шли гораздо дальше. Славянофилы вообще отрицали всякую форму, всякое государство как цель. Государство им виделось только средством, которое до времени следует сохранить и которое поможет прийти к идеальному общественному мироустройству. И это были планы не о небесном, но о земном. менталитет русский культура Русский человек, каким его создала природа, за призрак счастья, за журавля в небе готов пуститься во все тяжкие и обречь себя на годы страданий и великие несчастья. И это действительность, которую надо принять. Почему-то, рассуждая о судьбе России и пытаясь увидеть выход из неудачно складывающейся истории, считают само собой разумеющимся, что такой выход есть и его нужно только найти. Куда больше оснований полагать, что Россия едва ли перестанет быть страной «униженных и оскорбленных». Простые русские люди, не разучившиеся доверять своим непосредственным переживаниям, пессимистично смотрят на свое будущее в отличие от ученых, черпающих свои суждения из книг.

Многие русские мыслители, показывая негативные черты русского менталитета, говорили о необходимости их исправления. Любой нации свойственна определенного типа духовность, которая во многом обуславливает ее тип культуры. В определенной степени любая культура должна быть консервативна, что позволяет нации сохранить ее лицо. В тоже время любая культура должна исторически развиваться во всех своих аспектах. Фактором такого развития является содержание существующих духовных традиций. В противном случае народ обречен на историческое прозябание, какими бы внешне эффектными явлениями периодически не давала о себе знать его история. В такой стране всегда будет что-то начинаться, но начатое никогда не будет получать определенного завершения иных понятий возможно использование их как синонимов.

Добрынина В.И., Большаков А. В. Актуальные проблемы культуры XX века / М. «Знание», 1993 г.

Введение

в культурологию учебное пособие для вузов под ред. Попова Е. В. / М. «Владас», 1995 г.

Культурология, под ред.Г. В. Драча, Ростов-на-Дону, Феникс, 1996.