Московский текст в произведениях Владимира Сорокина

По сути, автор воспринимает город как некое живое существо, при том не имея в виду его жителей, а именно его материальную выраженность в зданиях, дорогах, и т. п. При этом город также даётся в сравнении, но в сравнении потому впечатлению, которое города оказывали на автора. Таким образом, перед нами достаточно субъективное описание, недаром в конце писатель подчёркивает этот индивидуализм словами другого автора-поэта: Как писал Пригов: «У каждого своя Москва Небесная, у каждого своя Москва земная». Этот подчёркнутый индивидуализм очень важен автору, что связывает его с традициями декадентов Серебряного века. Итак, как пишет дальше Сорокин:

«В каждом городе есть свой эрос.

Москва для меня — не город. И не страна. И даже не Внутренняя Россия.

Москва — спящая великанша. Она лежит навзничь посреди России. И спит тяжелым русским сном".

Город в сознании автора теряет свою значимость территориальной топонимической единицы, но трансформируется в некий образ спящей великанши.

С одной стороны, читательское сознание должно вспомнить интертекстуальный ряд: сказка «Спящая царевна» и текст Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». В совокупности с мотивом сна автор перемещает нас в некую сказочную реальность, полную фантасмагоричности, загадочности, таинственности, и при том в огромных размерах (великанша и интертекстуальная связь с текстом, где функционирует амбивалентный смех ренессансного автора) — последнее добавляет контексту ироническую коннотацию.

Таким образом, текст Москвы снова претерпевает ряд изменений: так по сравнению с романом, Москва уже не страна и не город, заменяющий всю страну. Это некий сказочный образ. Интертекстуальная связь с романом Ф. Рабле тут важна и в том смысле, что именно в нём воспевается телесная сущность человека, возводится до уровня божества.

Так, будучи иерархичным по своей структуре образованием, имеющим как ядро, так и периферийную часть, текст предполагает необходимость наличия и знания читателем некоего необязательно статичного, но относительно стабильного круга текстов. Таким образом, данная текстовая структура «центр-периферия» нацелена на выстраивание метаописания с опорой на центральные субъекты.

Автор развивает ряд художественных средств, сравнения и метафоры, формируя целостный образ города — который становится сверхтекстом. По сути, В. Г. Сорокин реализует свою метафору город великанша — огромная женщина дальше:

«Для каждого москвича есть свои нежные места на теле столицы. Но надо очень хотеть найти их. Тогда великанша отдастся вам».

При этом автор использует клишированные фразы, словно он пишет некую инструкцию по формированию впечатления от городов в целом, и о Москве в частности. Так, в тексте сталкиваются два начала — индивидуализация и стандартизация впечатления:

«Эрогенных зон на теле Москвы всего семь. Касаться их лучше летом.

Эротику Москвы объяснить не просто трудно, а невозможно. Ее надо почувствовать".

Следует отметить, что число семь также реализует интертекстуальную связь с другим сверхтекстом Москвы — Марины Цветаевой, и в целом это число обладает значительным семантическим потенциалом.

В частности — семь чудес света, семь как число гармонии, семь холмов Вечного Города или Третьего Рима, семь богатырей в сказке о спящей царевне, семь дней в неделе, из которых седьмой — день отдыха, земля Обетованная в Библии разделена на семь уделов, семь ипостасей Будды и т. д. Наконец, именно 7 для Льва из сценария «Москва» является счастливым числом, что также образует связь с предшествующим текстом.

Таким образом, Москва наделяется некими метафизическими качествами, обретает божественную природу. Так и использование в названии очерка слова Эрос, которое изначально было именем греческого божества любви, поддерживает это значение.

Первая точка для автора — МГУ и смотровая площадка на Воробьевых горах. Интересно, что градостроители в Москве также обозначали этот как один из семи холмов, на которых построен город. Представим следующее описание семи холмов Москвы, традиционное в рамках всех текстов Москвы в целом:

1. Боровицкий холм. Обрывистый склон холма хорошо виден из Замоскворечья. Ставший с недавних пор сценической площадкой Васильевский спуск ведет к Москве-реке. Его подъем послужил тормозом воздушному хулигану Матиасу Русту, когда тот посадил самолет у Красной площади. На Боровицком холме стоят и Кремль, и Китай-город. Горбатые переулки с Варваркой прежде спускались с домами к реке. На их месте одна гостиница «Россия» .

2. Тверской холм называют Страстной горкой. По этому холму карабкается Тверская улица. На вершине прежде стояла колокольня Страстного монастыря. Его, как и башню, сломали при Сталине. На освободившееся место передвинули памятник Пушкину с Тверского бульвара.

3. Сретенский, или Сухаревский, холм. По его склону скатываются старинные переулки к Неглинной. Крутой подъем у Трубной площади ведет на вершину холма, где возвышались Сухарева башня, Красные ворота и церковь Успения на Покровке. Все эти уникумы разрушены при Сталине, обещавшем протестующим, что советский народ построит «более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня» .

4. Четвертый холм советская энциклопедия «Москва» называет Таганским и Швивой горкой. Летописец Москвы Иван Забелин без обиняков — Вшивой горкой. Но она лишь часть крупного холма. «Таган» означает по-тюркски гора, холм, вершина горы. Склон Таганской горы к северу называется Лыщикова гора, по нему проходит Лыщиков переулок. Вшивая, или Швивая, горка — другой склон.

По всей России, оказывается, встречаются горки, речки, озера, овраги с эпитетом «вшивый», что значит место пустое, не имеющее хозяйственного значения. О чем-то безнадежном говорят — «вшивое дело». Эпитет «швивый» придумали лицемерные краеведы, увязав его с жившими на холме «швецами», портными. Вшивая горка поднимается от Яузы к Таганской площади. По ней тянутся Гончарная улица и Верхняя Радищевская улица, бывшая Верхняя Болвановская, переименованная в 1919 году в честь автора «Путешествия из Петербурга в Москву», жившего в этих краях. С горки открывался изумительный вид. Третий склон Таганской горы называется Красной горкой.

По ней проходит Народная, бывшая Краснохолмская, улица, не угодившая советской власти, переименовавшей ее в 1922 году в «честь советского народа», в чем тот не особенно нуждался. Тогда в духе времени эпитет «красный» присваивали заводам, фабрикам, пахарям, пролетариям. Власть не желала, чтобы какой-то холм именовался Красным. Но до всего длинные руки не дотянулись. О Красном холме напоминает Большой и Малый Краснохолмские мосты и Краснохолмская набережная. С недавних пор новый Дом музыки привязан названием к Красным холмам.

5. За пределами Садового кольца оказался Лефортовский холм, он же Введенские горы. Они поднимаются над берегами Яузы и Синички, упрятанной, как Неглинка, в трубу. 1-я и 2-я Синичкины улицы напоминают о подземном притоке Яузы. Еще одна улица на холме — Самокатная — названа в честь батальона самокатчиков-велосипедистов, бравших власть в 1917 году. На этой улице сохранилась церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы. На холме за оградой утопает в зелени Введенское (Немецкое) кладбище. В его земле покоятся знаменитый доктор Гааз, Патрик Гордон, генерал и адмирал Петра, многие «немцы», служившие царям. В их числе помянутый профессор Фишер фон Вальгейм и русские люди, бывшие с иностранцами в родстве и без родства, как художник Виктор Васнецов, архитектор Константин Мельников, актриса Алла Тарасова.

6. Трехгорный холм из Трех гор трудноразличим под гнетом каменных строений. Подножие его омывают русла Москвы-реки и Пресни, еще одной речки, текущей под ногами прохожих. «Горы и холмы Москвы суть высокие берега ее рек» — так коротко и ясно определил их Иван Забелин. Мимо крыльца «МК» улица 1905 года идет под гору и упирается в воду, куда не раз, проломив каменный парапет, падали разогнавшиеся машины. На этом холме — Трехгорная мануфактура, церковь Николая Чудотворца на Трех горах, многие производства, чей век приходит к концу. Бывшая заводская окраина превращается в столичный центр, где построен Международный центр торговли, Белый дом правительства России, посольство США.

7. Самый отдаленный от Кремля холм — Воробьевы горы. Как пишет Иван Забелин в «Истории города Москвы»: «Для седьмого холма — местность от Нескучного (сада) до Воробьевых гор». Полвека назад по бровке гор тянулись избы большого села Воробьева, от которого сохранилась церковь Троицы. В ней, по преданию, перед советом в Филях молился Кутузов. Со времен Ивана III в Воробьеве триста лет существовал загородный дворец, где жили великие князья и цари. Александр Первый мечтал на самом высоком месте Москвы построить храм Христа… Будучи студентами университета, Герцен и Огарев однажды, глядя с высоты на Москву, дали клятву посвятить жизнь борьбе с самодержавием, в чем и преуспели.

Имеенно на Воробьевых горах Сорокин в своём очерке предлагает сделать ряд действий, направленных на осязание Москвы — как калейдоскопного шара:

«Там облокотитесь на полированный гранит парапета и всмотритесь в раскинувшуюся перед вами панораму города до слез в глазах. Как только они выступят и панорама сольется в мерцающий калейдоскоп, постарайтесь почувствовать Москву в виде цветного шара, парящего в воздухе. Почувствовав, вытрите слезы и отправляйтесь дальше».

Итак, необходимо некое иное восприятие, не прямое, а через слёзы. В целом Сорокин здесь противоречит ещё одному мифу Москвы — Москва слезам не верит. В сценарии он разрушает миф о Подмосковных вечерах.

Итак, в структуре текста города обнаруживаются моменты сближения с достаточно привычным для читателя художественным текстом. При этом образ города — текста выступает всегда индивидуальным, хотя в то же время он является и типологически маркированным.

Важно подчеркнуть и то, что необходимо проделать некие действия, которые воспринимаются как ритуал или обряд посвящения в нечто. Пройдя через данные ритуальные действия человек трансформируется, обретя новое знание. Первое место Воробьёвы горы, как мы уже отмечали — считается самым дальним местом — это как некий периферийный вход, который должен провести по определённому пути к центру.

Итак, в очерке актуализируется новое для текста Москвы — мифопоэтическое начало. Как пишет Сорокин о первом месте, откуда должно произойти познание Москвы:

«1. МГУ и смотровая площадка на Воробьевых горах Солнечным погожим днем приблизьтесь к сталинской громаде МГУ со стороны Москвы-реки, взойдите по гранитным ступеням и остановитесь перед колоннами входа. По бокам его восседают железный юноша и железная девушка с железными книгами в руках. Если вы мужчина — идите к девушке, если женщина — к юноше. Тихо приблизьтесь к своему объекту, влезьте на постамент и положите руки на железную грудь. Произнеся „Москва, впусти!“, постойте несколько минут, затем спускайтесь и идите к смотровой площадке. Там облокотитесь на полированный гранит парапета и всмотритесь в раскинувшуюся перед вами панораму города до слез в глазах. Как только они выступят и панорама сольется в мерцающий калейдоскоп, постарайтесь почувствовать Москву в виде цветного шара, парящего в воздухе. Почувствовав, вытрите слезы и отправляйтесь дальше».

При том, что две статуи обозначают мужское и женское начало — порождающие Янь и Инь, или Адам и Ева. Сорокин обыгрывает информацию о семи холмах Москвы тем, что начинает путь именно с прследней точки, самой удалённой. Чтоб показать этот мифический путь по локусам от дальнего к самому сердцу города, тем самым воплощая метафору город — «великанша».

Следующий топоним — ВДНХ. В описании этого места также происходят ритуальные действия, а точнее окунание в трёх водах:

" Войдя через главный вход на территорию бывшей Выставки достижений народного хозяйства, идите прямо, пока не увидите первый фонтан «Дружба народов» — пятнадцать позолоченных женских фигур в национальных платьях народов СССР. Перелезьте через бортик, ступите в воды фонтана и обойдите фонтан три раза по часовой стрелке. Затем идите дальше, пока не достигнете фонтана «Каменный цветок». С ним проделайте то же самое — три раза, по колено в воде, по часовой стрелке. И сразу отправляйтесь дальше, в самый конец выставочной территории к фонтану «Золотой колос». Это большой и глубокий фонтан.

Раньше вокруг него катались на лодках. Раздевайтесь и плывите вокруг позолоченного пшеничного колоса. Три раза по часовой стрелке. Если все кончится благополучно…"

Развивается сказочное начало — на этот раз в качестве интертекста используется сказка о Коньке -Горбунке, в которой ставится условие царь, что он должен помолодеть, а для этого:

Слушай: завтра на заре На широком на дворе Должен челядь ты заставить Три котла больших поставить И костры под них сложить. Первый надобно налить До краев водой студеной, А второй — водой вареной, А последний — молоком, Вскипятя его ключом. Вот, коль хочешь ты жениться И красавцем учиниться, — Ты без платья, налегке, Искупайся в молоке; Тут побудь в воде вареной, А потом еще в студеной, И скажу тебе, отец, Будешь знатный молодец!"

Таким образом, вводится сказочный обряд трансформации человека, возвращения его назад во времени к молодости. Для нас важен именно этот смысл, который вводит данный интертекст.

А с другой стороны, автор начинает вводить и реальные события в текст — так он документально доказывает возможность совершения всех этих действий на практике:

«Если все кончится благополучно, как для нас с художником Андреем Монастырским и его женой Сабиной в достопамятном 1986 году, одевайтесь и сразу же отправляйтесь куда-нибудь поблизости выпить и поесть. Открыв для себя эту эрогенную зону родного города, мы тогда отправились в ресторан «Золотой колос».

Третья точка — Бульварное кольцо — также сопровождается ритуальными действиями, на этот раз необходимо три человека, которые соединяются в некое единое целое, чтобы потом разойтись «куда глаза глядят». В целом также в ткань произведения включаются традиционные сказочные мотивы, и при этом для третьего места становится важным именно наличие трёх, выполняющих обряд:

«Пригласите двух своих самых близких друзей, купите три бутылки портвейна, засуньте в карманы пиджаков, возьмите друг друга под руки и отправляйтесь на бульвары. Вы должны молча пройти все бульварное кольцо, держась друг за друга и неторопливо отхлебывая из бутылок.

Путешествие по этой эрогенной зоне рекомендую начинать с Яузского бульвара, что возле Солянки, двигаясь против часовой стрелки — Чистопрудный, Сретенский и так далее. Идти надо молча, с силой вглядываясь в происходящее на бульварах. При встрече знакомых желательно молчать и отводить глаза. Пить следует не спеша, с чувством. Закончив променад на Гоголевском бульваре, следует поставить бутылки посередине бульвара, обняться за плечи и совершить вокруг бутылок медленный танец, завывая и подсвистывая. Затем необходимо быстро, не прощаясь и не глядя друг на друга, разойтись в разные стороны".

Ритуал также подтверждается фактами о реальных действиях автора:

«Все это было проделано мною, Игорем Виноградовым и Сергеем Кутиным в один теплый июньский день лета 1974 года после благополучно сданного нами экзамена по сопромату».

Четвёртым местом оказывается Ваганьковское кладбище, которое потом становится неким переходом к подземному миру — далее автор говорит о пятом месте — Станции метро «Красные ворота».

«Посетив днем жену в роддоме, готовящуюся выпустить в наш противоречивый мир двух близнецов, я отправился бесцельно бродить по теплой, пахнущей газировкой и гудроном Москве с ксероксом романа Набокова «Король, дама, валет» под мышкой. Не помню, как и почему я оказался на Ваганьковском кладбище.

Оно, еще не испорченное аляповатой могилой Высоцкого, смиренно простиралось под сенью лип и тополей, пятна солнечного света скользили по незатейливым крестам, молодая трава пробивалась на холмиках могил. Присев на лавочку возле чьей-то ухоженной могилы, я читал Набокова до самых сумерек и, не дочитав до конца, внезапно встал и пошел между могил, ни о чем не думая. Почему я оставил книгу на могиле? «Это трудно объяснить», — ответил бы все тот же швейцар. Еще труднее передать чувство, с которым я вышел из ворот кладбища".

В данном месте автор постигает противоречивость, контрастность города. С одной стороны, говорится о будущем рождении, с другой стороны — о смерти. Вводится и реальный текст — книга Набокова, а также реальный памятник Высоцкому. Кладбище представлено в проекции из прошлого в будущее.

В метро автор предлагает раздеться до гола и перевоплотиться в некое божественное существо. Таким образом, происходит смерть — а затем рождение нового — обряд инициации.

«Поезжайте туда после полуночи, разденьтесь, встаньте в одну из гранитных ниш и замрите на несколько минут в позе Аполлона (если вы мужчина) или Афродиты (если Господь сотворил вас женщиной)».

Интересно, что автор подчёркивает необходимость определённых различий в ритуале в связи с гендерным отношением субъекта, проходящего обряд, либо к мужчине, либо к женщине.

После метро ряд трансформаций продолжается, субъект, познающий эрос Москвы должен переодеться в лохмотья и прийти на Черемушкинский рынок, а затем, в конце дня на двор Новодевичьего монастыря. По сути человек должен стать сначала убогим и грязным — так развиваются мотивы романа и сценария. А затем включается мотив денег. При этом, здесь уже необходимо принести определённую жертву. Сначала собрать жертвенные деньги — получается мировая жертва, а потом отдать их Богу.

«Войдите на территорию монастыря, встаньте посередине, перекреститесь, поклонитесь и с криком: „На Тебе, Боже, что нам негоже!“ — подбросьте шапку с деньгами как можно выше».

Ритуальные действия сопровождаются и ритуальными репликами, которые звучат как заклинание. Таким образом, усиливается сакральный смысл текста Москвы.

Наконец, последнее место — Капотня. Опять, как и в пьесе-сценарии автор приводит нас к огню и как в романе — к заводу. Таким образом, все три произведения связываются в один гипертекст, повествующий нам о тексте Москвы В. Г. Сорокина.

«Смастерив бумажного змея, дождитесь темноты и отправляйтесь в Капотню. Найдите там газовый факел, встаньте неподалеку с наветренной стороны, запустите змея. Сделайте так, чтобы ваш змей влетел в пламя факела. Как только змей загорится, тяните нитку к себе и зажгите от горящего змея свечу. Прижав свечу к груди и заслонив ее от ветра, громко произнесите: „Огонь, пойдем со мной“. Затем с горящей свечой отправляйтесь пешком к себе домой. Войдя в дом, осторожно загасите свечу, положите под подушку и сразу ложитесь спать».

Снова необходима некая жертва — на этот раз надо сделать её своими руками. Вспомним, что на заводе Марина также работает своими руками, делая детали, и тем самым входит в иное пространство своей жизни. Хотя это некое негативное пространство, в котором растворяется её индивидуальное начало. По сути в некоторых ритуалах также происходит некое растворение индивидуального с целью приобщения к чему-то надындивидуальному.

Также вводится и мотив огня — который имеет одним из символических значений — огонь очищения. Если вспомнить сценарий «Москва», Майк говорит о некоем необходимом разгребании грязи, которое приведёт к очищенному источнику веры. Так и должно произойти в конце пути постижения Эроса Москвы. Но при этом умрёт старый образ города в душе человека:

«Уверяю вас, проснувшись назавтра, вы не узнаете Москвы».

Произойдёт такая двойная трансформация и со стороны субъекта, и со стороны города. В начале автор говорил именно о том, что Москва тогда отдастся. Автор также для достоверности всего ритуального действа приводит сравнения с другими обрядами, по его мнению не действующими. И помимо сказочного зачина, писатель использует и сказочную концовку:

«К сорока пяти годам я, как ни старался, так и не смог почувствовать эроса Красной площади. Зато: в полной мере ощутил его в вышеупомянутых местах. О чем честно свидетельствую».

Автор словно говорит: «И я там был, мёд пиво пил, по усам текло, а в рот не попало». Очерчивая круг, писатель вновь подчёркивает индивидуализм восприятия в целом, говоря, что каждому — своё.

Таким образом, в очерке «Эрос Москвы» мы получаем некий законченный текст города в восприятии писателя. При этом к указанным в предыдущих текстах элементам добавляются сказочные мотивы, усиливается мифопоэтическое начало, развивается интертекстуальность образа, его символичность.

На периферию уходят такие черты как предательство и измена друзей, коллег и любимых, наоборот, наблюдается некое воссоединение с близкими людьми. Помимо этого автор стремится развенчать старые мифы о Москве, заложенные предыдущей культурой.

Наконец важно отметить, что описываемое очерком существует на грани художественной и реальной действительности. Все описываемое подтверждается реальными фактами их биографии писателя. Тем самым в текст Москвы вводятся автобиографические линии. Москва оказывается божественной субстанцией, которая, изменяясь, меняет и самого человека, становится его жизнью. Московский текст в произведениях В. Г. Сорокина передаёт нам особый образ, добавляя в ряд образов, уже представленных в текстах других авторов, Москвы праздничной, бесовской и т. п. — Москву властную, управляющую судьбами людей, требующую определённого ритаульного отношения к себе.

Заключение

Итак, текст в своей структуре подвижен и образует иерархическую структуру. При этом текст может функционировать в интертексте и в гипертексте, что свидетельствует о формировании и сверхтекстовых организаций в целом.

Понятие сверхтекста определяется с позиций таких его основных свойств, как: цельность, синхроничность, иерархичность и т. д. При этом главной отличительной чертой сверхтекста является его стремление соединить в себе текстовое и внетекстовое.

В качестве сверхтекста в науке принято считать явление городского текста. По сути, это подвид одного из типов сверхтекста — локального. При этом в данном случае важно то, что городской текст — это терминологическое сочетание, в котором нельзя отделять лексему «текст» от лексемы «городской». Это сочетание воспринимается только в своей целостности, как обозначение определённого текста, а не «просто» текста, характеризующегося как городской.

Города, в целом, с первого момента их возникновения были пространственными точками, несущими огромную структурирующую нагрузку, не только функциональную, но и смысловую. Город по отношению к деревне изначально мыслился как центр по отношению к периферии, что сформировало особую мифопоэтику города, до сих пор оказывающую влияние на восприятие даже самых современных из них. При этом формируемый городом-текстом цельный образ всегда одновременно и индивидуален и типологически закреплен.

Обзор всех исследований позволяет сделать выводы, что в начале ХХ века несколько определились три тенденции, три литературных лика Москвы: Москва сакральная, часто выступающая семиотическим заместителем Святой Руси; Москва бесовская; Москва праздничная. Мы говорим об этих ликах, так как нельзя рассматривать литературный элемент в отрыве от его литературных традиций.

У В. Г. Сорокина, как мы показали выше, в его городском тексте Москва — властная, телесная сущность, требующая определённых ритуалов для её постижения. Автор развенчивает традиционные лики Москвы, создавая свой индивидуальный городской текст.

В русской литературе московский интерпретационный код также подвержен различного рода изменениям, даже в случае следования традициям устоявшееся у него взрывается изнутри, преобразуя принятую кодификацию.

С другой стороны, как пишет учёный, Московский текст сегодня — сплетение иных текстов, в частности западо-востока, в котором вестернизация, очевидная в городской среде и быту, идет рука об руку с приметной ориентализацией (торговля типа «восточный базар», быстро растущие этнические группы, квазиобщинные структуры, городская власть). Это текст-матрешка, в котором мир либерально-рыночных структур, бирж, фондов, интернета вложен в евразийское идеолого-политическое и средовое пространство, где переплетаются модернизационно-вестернизационные и ориентально-архаические черты.

Таким образом, московский текст достаточно противоречив в диахронном и в синхронном измерении.

Мы рассматривали текст Москвы В. Г. Сорокина в ракурсе особенностей его поэтики в целом. Художественное мышление В. Г. Сорокина глубочайшим образом метафорично, а чересчур «буквальное» прочтение его произведений неизбежно ведет к их неадекватному восприятию.

Его сложно определить к каким-либо ограниченным направлениям модернизма, постмодернизма или концептуализма. Это отаржается и на формировании текста Москвы, как не интертекстуального пространства, насыщенного различногорода интертексатми или концепциями, но это локус, который имеет свою особую природу, вбирающую не только собственно объекты бытия и культуры, но и текстовые уровни.

Отмечается также в исследовательских кругах и такое необходимое условие возникновения городского текста — обретение им языковой общности.

Говоря другими словами, для городского текста необходима общность художественного авторского кода.

Мы старались показать особенности этого кода. Так, в романе «Тридцатая любовь Марины» текст Москвы содержит мотивы некоего своенравия и властности города в целом, а затем растворение индивидуального в череде публицистического абсурда и казённо-бюрократической бессмыслицы.

В сценарии «Москва» в московский текст включены новые темы и образы: тема денег и восстановления города, тема взаимоотношения людей (дружба, любовь, семья, работа), тема реального и нереального, образы-топонимы, определяющие семантические узлы жизнедеятельности людей — жителей города.

В очерке «Эрос Москвы» мы получаем некий законченный текст города в восприятии писателя. При этом к указанным в предыдущих текстах элементам добавляются сказочные мотивы, усиливается мифопоэтическое начало, развивается интертекстуальность образа, его символичность.

На периферию уходят такие черты как предательство и измена друзей, коллег и любимых, присутствует некое воссоединение с близкими людьми.

Важным признаком городского текста является его смысловая цельность. Эта особенность рождается в месте встречи текста и внеположенной реальности, при этом она же выступает и в качестве цементирующего городской текст начала.

Помимо этого автор стремится развенчать старые мифы о Москве, заложенные предыдущей культурой. Наконец важно отметить, что описываемое очерком существует на грани художественной и реальной действительности.

Все описываемое подтверждается реальными фактами их биографии писателя. Тем самым в текст Москвы вводятся автобиографические линии. Москва у Сорокина оказывается божественной субстанцией, которая, изменяясь, меняет и самого человека, становится его жизнью.

Таким образом, три произведения взаимодействуют между собой, представляя эволюционную картину текста Москвы в творчестве В. Г. Сорокина в целом.

Художественные тексты

1. Сорокин В. Г. Москва // Электронный ресурс, режим доступа ;

http://www.srkn.ru/texts/moskva.shtml

2. Сорокин В. Г. Тридцатая любовь Марины // Электронного ресурс, режим доступа:

http://www.srkn.ru/texts/marina_part1.shtml

3. Сорокин В. Г. Эрос Москвы // Электронный ресурс, режим доступа ;

http://www.srkn.ru/texts/eros.shtml

4. Сорокин В. Г. Дух или тело [Электронный ресурс] / ВЛДМР СРКН; беседу вел Б. Соколов. Режим доступа

http://www.srkn.ru/interview/sokolov5.shtml.

5. Сорокин В.

Литература

как кладбище стилистических находок (интервью) // Ролл С. Постмодернисты о посткультуре. М. 1996. С. 113−114.

6. Восковская Т. Интервью с В. Сорокиным. // Электронный ресурс, режим доступа:

http://lib.misto.kiev.ua/SOROKIN/interv01.txt

7. Ермакова И. Владимир Сорокин // Электронный ресурс, режим доступа:

http://www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/SOROKIN_VLADIMIR_GEORGIEVICH.html

8. Ершов П. П. Конёк-Горбунок / Электронный ресурс, режим доступа:

http://lib.ru/LITRA/ERSHOW/konek.txt_with-big-pictures.html

9. Повесть о начале царствующего града Москвы // Русская бытовая повесть XV—XVII вв. М., 1991

10. Шаповал С. «В культуре для меня нет табу…» Интервью с В. Сорокиным // В. Сорокин. Собрание сочинений, Ad Marginem 1998. с. 2−9.

Научно-критическая литература

1. Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь как текст: Пермь в русской культуре и литературе ХХ века.

Пермь. 2000. — 403 с.

2. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М., 1994. 391 с.

3. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества.

М. 1979. 424 с.

4. Бютор М. Роман как исследование: [Сб.] / Мишель Бютор ;[Сост., пер., вступ. ст., коммент. Н. Бунтман].

— М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. X, 191 с.

5. Голубков М. Литературные ретроспекции: вторая половина века. Рубеж 1980;90-х годов: в предвестии постмодерна / Голубков М. // Литературная учеба. 2005. N 1. — С. 160−169.

6. Голынко-Вольфсон Д. Интеллектуальные приключения гипертекста в России // Литературный экспресс Европа 2000: [Сб. / Сост. Д. Голынко-Вольфсон]. — СПб.: Борей

Принт, 2000. 26−39 с.

7. Женетт Ж. Фигуры: В 2 т.- М., 1998. Т. 1. 425 с.

8. Забелин И. Е. История Москвы: Репринт. изд. 1913 года.

М., 1990. 299 с.

9. Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов.

М. 2001. 344 с.

10. Исупов. К. Г. Диалог столиц в историческом движении // Полития. Анализ. Хроника.

Прогноз [Текст]: журнал политической философии и социологии политики. М.: Фонд «Российский общественно-политический центр». 2002, — № 3 — С. 29−67.

11. Катаев В. Б. Игра в осколки: судьбы русской классики в эпоху постмодернизма. — М.: изд-во Моск. ун-та, 2002. — 252 с.

12. Кожевникова Н. А. Язык и композиция произведений А. П. Чехова. -Н.Новгород: Б.и., 1999. 103 с.

13. Колосов Г. В. Поэтика очерка. М., 1977

Герхард М. Искусство повествования.

М., 1984 — 182 с.

14. Купина Н. А., Битенская Г. В. Сверхтекст и его разновидности // Человек — текст — культура. — Екатеринбург, 1994. С. 215−221

15. Курицын В. Н. Свет нетварный // Лит. газ. 1995. 1 нояб. № 5. С. 3.

16. Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа.

М. :Астрель: АСТ, 2002. 366с.

17. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература: в 3 кн. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. Кн. 3: в конце века (1986;1990;е годы).- 160 с.

18. Линч К. Образ города / Перевод с англ. В. Л. Глазычева ;Под ред. А. В. Иконникова. — М.: Стройиздат, 1982. 328 с.

19. Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: Очерки ист. поэтики /М.Н. Липовецкий; М-во общ. и проф. образования

Рос. Федерации, Ур. гос. пед. ун-т. -Екатеринбург: Ур. гос. пед. ун-т, 1997. — 317 с.; 20 см.

20. Лотман Ю. М. Об искусстве.

СПб. 1998. 704 с.

21. Лотман Ю. М. Структура художественного текста.

М., 1970. 384 с.

22. Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Труды по знаковым системам. VIII.- Тарту, 1984. С. 30−45.

23. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Отзвуки концепции «Москва — третий Рим» в идеологии Петра Первого // Художественный язык средневековья.

М., 1982. — С. 236−249.

24. Люсый А. П. Россия на хитром блюде текста. Взгляд на литературу сквозь призму культурологи //

http://exlibris.ng.ru/kafedra/2007;06−28/4_text.html

25. Меднис Н. Е. Венеция в русской литературе.

Новосибирск, 1999. 392с.

26. Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе. 2003 //Электронный ресурс, режим доступа: kniga.websib.ru

27. Москва и «московский текст» русской культуры / Сб. ст. / Отв. ред. Г. С. Кнабе. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, — М., 1998. 226 с.

28. Москва в русской и мировой литературе. М., 2000. 390 с.

29. Набоков В. В. Николай Гоголь. В 2 -ух ч. Часть 2. Электронный ресурс, режим доступа:

http://gogol.gatchina3000.ru/nabokov₂.htm

30. Набоков В. В. Лекции по русской литературе: Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев, [Перевод с английского и французского; Предисловие И. Толстого], — Москва, «Независимая газета», 1996. 438 с.

31. Постмодернисты о посткультуре (Интервью с современными писателями и критиками). Сост. Серафима Ролл. М., 1996. С.

126. Генис. А. Страшный сон. О романе В.

Сорокина «Голубое сало» // Радиосвобода. 1999. [ Электронный ресурс]. — Режим доступа:

http://www.srkn.ru/criticism/genis.shtml

32. Прокофьева В. Ю. Концепт «Москва» в поэзии Серебряного века в его лексическом представлении.// Языкознание. — 2004 — № 1. Электронный ресурс, режим доступа:

33. Пятигорский А. М. Некоторые общие замечания относительно рассмотрения текста как разновидности сигнала // Структурно-типологические исследования.

М., 1962. С. 59−66.

34. Репин А. О «московском мифе» в 20−30-е годы XX века // http:/lit.lseptember.ru/2003/46/6.km

35. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература.

М.: Флинта: Наука, 2001. 608 с.

36.Степун Ф. А. Сочинения.

М.: РОССПЭН, 2000. 609 с.

37. Страда В. Москва — Петербург — Москва // Лотмановский сборник.

М., 1995

Вып. 1 с.- 512−518.

38. Сухих И. Московский текст бродяги Гиляя (1926;1935, «Москва и москвичи» В. Гиляровского) // - Звезда. 2004. № 4

39. Топоров В. Н. Заметки по реконструкции текстов. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Структура текста.

М., 1980. С. 122 -131.

40. Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В. Н. Миф. Ритуал Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического.

М., 1995. С. 255−282

41. Тух Б. Бумага все стерпит: Владимир Сорокин // Тух, Б. Первая десятка современной русской литературы. М.: Оникс 21 век, 2002. С. 280−289

42. Фатеева Н. А. «Петербург»: кто автор плана? // Русская речь.- 1995. № 6. — С. 33.

43. Шаманский Д. В. Абсурд (о творчестве Владимира Сорокина) // Электронный ресурс. Режим доступа:

http://learning-russian.gramota.ru/journals.html?m=mirrs&n=2001;02&id=239.

44. Шулова Я. «Петербург» прорастает в «Москве» // Нева. — 2004. № 5

Шаманский Д. В. Абсурд (о творчестве Владимира Сорокина) // Электронный ресурс. Режим доступа:

http://learning-russian.gramota.ru/journals.html?m=mirrs&n=2001;02&id=239.

Катаев В. Б. Игра в осколки: судьбы русской классики в эпоху постмодернизма. М.: изд-во Моск. ун-та, 2002. С. 226.

Катаев В. Б. Указ. соч. С. 227.

Катаев Д. В. Указ. соч. С. 226.

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М. 1979 С. 292

Пятигорский А. М. Некоторые общие замечания относительно рассмотрения текста как разновидности сигнала // Структурно-типологические исследования. М., 1962. С. 145

Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб. 1998. С. 59−66.

Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970. С. 343.

Денисова Г. В. В мире интертекста: язык, память перевод. М., 2003. С. 56

Смирнов И. П. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака). СПб., 1995. С. 11.

Женетт Ж. Фигуры: В 2 т. М., 1998. Т. 1. С. 282

Женетт Ж. Указ. соч. С. 282

Барт Р. Избранные работы. Семиотика и поэтика. М., 1989. С. 418.

V. Bush The way we think. Электронный ресурс: режим доступа ;

http://www.theatlantic.com/doc/194 507/bush

Субботин М. М. Гипертекст. Новая форма письменной коммуникации. М.:

1994.

157 с

Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе. //Электронный ресурс, режим доступа: kniga.websib.ru

Купина Н.А., Битенская Г. В. Сверхтекст и его разновидности // Человек — текст — культура. Екатеринбург, 1994. С. 215−221

Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе. //Электронный ресурс, режим доступа: kniga.websib.ru

Усманова А. Р. Фокализация // Энциклопедия постмодернизма. Электронный ресурс, режим доступа:

http://slovari.yandex.ru/dict/postmodernism/article/pm1/pm1−0508.htm

См. об этом, например: Меднис Н. Е. Сверхтексты в русской литературе. Новосибирск, 2003

Меднис Н. Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск, 1999

Линч К. Образ города / Перевод с англ. В. Л. Глазычева ;Под ред. А. В. Иконникова. М.: Стройиздат, 1982. 328

Бютор М. Роман как исследование: [Сб.] / Мишель Бютор ;[Сост., пер., вступ. ст., коммент. Н.

Бунтман]. М.: Изд-во Моск.

ун-та, 2000. — X, 191

Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Труды по знаковым системам. VIII. Тарту, 1984. С. 31.

Топоров В. Н. Заметки по реконструкции текстов. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Структура текста. М., 1980. С. 122.

Меднис Н. Е. Указ. соч.

Москва и «московский текст» русской культуры. М., 1998; Москва в русской и мировой литературе. М., 2000; Страда В. Москва — Петербург — Москва // Лотмановский сборник. М., 1995

Вып. 1; Репин А. О «московском мифе» в 20−30-е годы XX века // http:/lit.lseptember.ru/2003/46/6.km; Сухих И. Московский текст бродяги Гиляя (1926;1935, «Москва и москвичи» В. Гиляровского) // Звезда. 2004. № 4.; Шулова Я.

" Петербург" прорастает в «Москве» // Нева. 2004. № 5

Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь как текст: Пермь в русской культуре и литературе ХХ века. Пермь, 2000. С. 8.

Страда В. Указ. соч. С. 504.

Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В. Н. Миф. Ритуал Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. С. 274.

Исупов. К. Г. Диалог столиц в историческом движении // Полития. Анализ. Хроника. Прогноз [Текст]: журнал политической философии и социологии политики.

М.: Фонд «Российский общественно-политический центр». 2002, № 3, С.

29−67.

Топоров В. Н. Указ. соч. С. 278

Меднис Н. Е Указ. соч. С. 25−30.

Повесть о начале царствующего града Москвы // Русская бытовая повесть XV—XVII вв. М., 1991

Лотман Ю.М., Успенский Б. А. Отзвуки концепции «Москва — третий Рим» в идеологии Петра Первого // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 237.

Степун Ф. А. Сочинения. М.: РОССПЭН, 2000. С. 596−605.

Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа. М. :Астрель: АСТ, 2002. С.829

Левкиевская Е. Е. Указ. соч. С. 829.

Прокофьева В. Ю. Концепт «Москва» в поэзии Серебряного века в его лексическом представлении.// Языкознание. 2004. № 1. Электронный ресурс, режим доступа:

Фатеева Н.А. «Петербург»: кто автор плана? // Русская речь. 1995. № 6., С. 33.

См. об этом книгу: Кожевникова Н. А. Язык и композиция произведений А. П. Чехова. Н. Новгород: Б.и., 1999.

Топоров В. Н. Указ. соч. С. 290−291

Меднис Н. Е. Указ. соч. С. 30.

Исупов К. Г. Указ. соч. С. 50−67.

Меднис Н. Е. Указ. соч. С. 33.

Люсый А. П. Россия на хитром блюде текста. Взгляд на литературу сквозь призму культурологи //

http://exlibris.ng.ru/kafedra/2007;06−28/4_text.html

Курицын В. Н. Свет нетварный // Лит. газ. 1995. 1 нояб. № 5. С. 4.

Тух Б. Бумага все стерпит: Владимир Сорокин // Тух, Б. Первая десятка современной русской литературы. М.: Оникс 21 век, 2002. С. 280−289

Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература. М.: Флинта: Наука, 2001. С. 260.

Сорокин В. Г. Дух или тело [Электронный ресурс] / ВЛДМР СРКН; беседу вел Б. Соколов. Режим доступа

http://www.srkn.ru/interview/sokolov5.shtml.

Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература: в 3 кн. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. М.: Эдиториал УРСС, 2001

Кн. 3: в конце века (1986;1990;е годы). С. 54.

См. об этом: Постмодернисты о посткультуре (Интервью с современными писателями и критиками). Сост.

Серафима Ролл. М., 1996. С. 126. Генис.

А. Страшный сон. О романе В. Сорокина «Голубое сало» // Радиосвобода.

1999. [ Электронный ресурс]. — Режим доступа:

http://www.srkn.ru/criticism/genis.shtml

Голубков М. Литературные ретроспекции: вторая половина века. Рубеж 1980;90-х годов: в предвестии постмодерна / Голубков М. // Литературная учеба. 2005. N 1.С. 160

Уайльд, О. Портрет Дориана Грея // Уайльд, О. Избр. произведения: в 2 т.

М.: Республика, 1993. Т. 1. С. 21

Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М., 1994 — С. 385 (384−391)

Сорокин В.

Литература

как кладбище стилистических находок (интервью) // Ролл С. Постмодернисты о посткультуре. М. 1996. С. 113−114.

Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов. М. 2001.

Сергей Шаповал «В культуре для меня нет табу…» Интервью с В. Сорокиным // В. Сорокин. Собрание сочинений. М.: Ad Marginem 1998 С. 4.

Набоков В. В. Николай Гоголь. В 2 -ух ч. Часть 2. // Электронный ресурс — режим доступа:

http://gogol.gatchina3000.ru/nabokov₂.htm

В. Набоков, Лекции по русской литературе: Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев, [Перевод с английского и французского; Предисловие И. Толстого], М., «Независимая газета», 1996, 438 с.

Восковская Т. Интервью с В. Сороиным. // Электронный ресурс, режим доступа:

http://lib.misto.kiev.ua/SOROKIN/interv01.txt

Здесь и далее текст книги цитируется по: В. Сорокин Тридцатая любовь Марины // Электронного ресурс, режим доступа:

http://www.srkn.ru/texts/marina_part1.shtml

Варсонофьевский переулок // Электронный ресурс — режим доступа:

http://slovari.yandex.ru/dict/mos/article/mos/19 000/50450.htm

Пушкинская площадь. // Электронный ресурс — режим доступа:

http://slovari.yandex.ru/dict/mos/article/mos/19 000/50450.htm

Ермакова И. Владимир Сорокин // Электронный ресурс, режим доступа:

http://www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/SOROKIN_VLADIMIR_GEORGIEVICH.html

Здесь и далее текст цитируется по электронному ресурсу: В. Сорокин. Москва // Режим доступа:

http://www.srkn.ru/texts/moskva.shtml

См. об этом, например: Колосов Г. В. Поэтика очерка. М., 1977; Герхард М. Искусство повествования. М., 1984 и др.

Здесь и далее текст цитируется с по: В. Сорокин. Эрос Москвы // Электронный ресурс, режим доступа ;

http://www.srkn.ru/texts/eros.shtml

Забелин И. Е. История Москвы: Репринт. изд. 1913 года. — М., 1990.

Лев Колодный На семи холмах // Московский комсомолец. 20.

04. 2004

Электронный ресурс, режим доступа:

http://www.rusk.ru/st.php?idar=1 001 834

Ершов П.П. Конёк-Горбунок / Жлектронный ресурс, режим доступа:

http://lib.ru/LITRA/ERSHOW/konek.txt_with-big-pictures.html